Тот, Кто тебя Бережет приходит неслышно, становится за спиной. Обнимает, качает тихо - тихо. Приходит всегда, в самые глухие дни, в самые долгие минуты падения куда-то вниз, где разрежен воздух и разбиваются мечты и сердца.
ОН не говорит: "Ты все сможешь", потому, что это не так. Не говорит: "Все будет хорошо" потому, что не всё, и не всегда. И даже: "Я в тебя верю" не говорит, потому что знает, как устаешь от слов.
Знает, что не все можно исправить, да и не нужно. Знает, что в потерях скрыто приобретение.
И еще, что во все времена очень важно найти в себе одну маленькую точку. Точку самого чистого своего звучания, ту, где сходятся все твои смыслы, и где всегда ясно.
И вот за нее - держаться. Когда отлив и когда прилив. Просто держаться за эту точку. И просто плыть вперед, это очень важно - плыть вперед. Туда, где светят звезды и обязательно обретется земля.
Я помню летние дожди своего детства, помню до сих пор.
И как это было необыкновенно – всматриваться, откуда наплывают лохматые тучи,
угадывать, где рождается гром,
поймать в раскинутые руки внезапный тугой ветер – вдруг полетишь?
Жадно вдыхать запах дождя, который где-то еще в пути, но торопится, ликует.
А тебе очень важно его встретить – и страх борется даже не с любопытством,
а с жаждой познания мира – смотреть, прикасаться и
пропускать его через себя. Бежать в садик перед домом со своей лучшей подругой
– нет, мы не далеко и скоро – только поглядеть и успеть вернуться.
Нам уже восемь и бегаем быстро, лазаем по деревьям за яблоками –
успеем их нарвать, а заодно с высоты проверить – насколько приблизилась гроза,
только и всего. Руки дрожат, ноги не сразу находят в ветвях опору,
а волнение природы передается, проходит током,
запускает трепетание какой-то особой жилочки, так,
что почти задыхаешься от собственной дерзости, не узнаешь себя. Или открываешь?
В тенистых двориках поселился Май. Ему там вольготно, как кошке на крыше. Ему мшисто и солнечно, изумрудно и янтарно.
Он заваривает духмяный чай и замешивает запахи — душистые и рассыпчатые, невозможные, упоительные. Он вдыхает жизнь в цветки черемухи — и та кучерявится, словно смеется. Подмигивает озорным одуванчикам — осколкам щедрого солнца и они светят от души — позывными радости.
У Мая есть ключи от всех дверей и сердец, карты от всех городов и все признания в любви.
Он протирает по ночам звезды, а на рассвете будит птиц, заигрывает с локонами и юбками девушек. Те смущаются и заметно хорошеют. И какой-нибудь юноша увидит какую-нибудь девушку словно впервые.
В воздухе разлито майское колдовство. И раздается счастье — всем, без исключения. И делать -то ничего не нужно — только зайти в тенистый дворик, когда там поселился Май.
Пасхальное утро весёлое, радостное. В доме пахнет свежей вербой и куличами – твердобокими, покрытыми белой глазурью и цветной россыпью «муравьиных» палочек, сладко-хрустящих на зубах. Куличи обосновались на блюде, чинно дожидаются своего часа, прикрытые вышитым полотенцем. К ним прильнули крашенки – разноцветным кольцом. Глянешь в их сторону, а на сердце уже тихая радость.
Разговляемся завтраком – поздним и неспешным. По воздуху плывёт колокольный звон, и сам воздух текуч, как вода. Берёзовые ветви подгоняют облака, а те спешат откуда-то и куда-то – лёгкие, беззаботные. Доченька, только открыв глаза, спрашивает: «Ну когда же уже будут накрывать на стол?» – совсем как я в детстве.
И вот уже сама несёт в комнату приборы и салфетки, из стопочки скатертей в шкафу вытягивает белую, льняную. «Мам, какое яичко будем чистить первым?» – «А какое на тебя смотрит?» Хмурит лобик, выбирает серьёзно, обстоятельно. Ей сегодня всё вкусно – и бархатные желтки в белых лодочках, и тающий во рту кулич, и сладкая творожная пасха, и даже обеденный суп – много после. А утро хочется задержать и растянуть, побыть подольше в его светлой мирности – когда чувствуешь своё приобщение к тихой Благодати. Когда всё есть Любовь. Ну вот прямо всё – куда не посмотреть. Сидишь, глядишь и любишь.
Где-то там, на небесных реках,
где-то в пажитях светлых нив,
ещё скрытое от человеков,
но берущее здесь мотив,
среди нашей привычной боли
и молений среди суеты,
и радений о хлебе и доме,
нутряной ослеплённой любви.
Этим крепким замесом дышим,
и рассада пока крепка,
но ночами, совсем не слышно,
прорастаем мы в облака.
И туда, в Вышний край отпускаем
мы встревоженных кровных птиц,
проростаем в любовь, проростаем,
в тихий свет из-под Божьих ресниц...