Чудесный солнечный день. Люди неспешно прогуливаются или торопятся по своим делам. Дети бегают вдоль цветущих газонов, ловят ручонками сверкающие брызги фонтана, смеются…

На самом припеке воркует парочка голубей и задорно чирикают воробьи. Счастливые! Один только я забился под грязную лавку на остановке. Солнца здесь почти не бывает: днем – тень, а вечером - полумрак.

Рядом с хозяйкой в платье с цветочками пробежала белая болонка с красным бантиком на макушке. Какой-то карапуз тащит на поводке черного пуделя. Щенок прыгает, лает, пытается играть, а малыш звонко смеется. А ведь когда-то я тоже умел радоваться жизни. Но тогда рядом был ты, дорогой хозяин…

Вспоминаю себя маленьким неуклюжим щенком – я тогда не знал другого мира, кроме теплого бока матери. Но потом чьи-то руки посадили меня в корзину и куда-то понесли. Было темно, тесно, страшно… Снаружи донесся звук захлопнувшейся двери, гудение лифта. А потом раздался визг тормозов, и я почувствовал тяжелый запах бензина. Откуда я мог знать, что он оставит мне такие тяжелые воспоминания?

Не знаю, сколько мы ехали. Помню только мелодичное пиликанье домофона, кисло-сладкий запах чужого подъезда, звяканье связки ключей и скрип открываемой двери…

Ты вынул меня из корзинки, посадил на полосатый матрасик и сказал: "Ну, вот ты и дома". Я почувствовал терпкий аромат табака и одеколона. Этот запах я помню до сих пор…

Первую ночь я безутешно проплакал, вспоминая родной дом, мать, братьев и сестер. Я даже не успел с ними попрощаться. Ты приходил ко мне, гладил меня и говорил, что все будет хорошо. Я верил тебе и затихал.

Весь следующий день... Да что там день! Ты постоянно возился со мной. Мы играли в мячик, бегали с ним по квартире, выходили гулять в парк. Вместе смотрели телевизор, слушали музыку – если честно, твой любимый рок-н-ролл мне не нравился, я слушал его просто из вежливости.

Потом, когда я подрос, для тебя стало очень важно, чтобы я умел сидеть, лежать, подавать голос и приносить палку по команде. "Фас", "фу", "вперед", "лестница", "барьер"… Какая чепуха! Как ты не понимал, что я готов был отдать за тебя жизнь, не дожидаясь никаких приказаний! Но я слушался и старался. Потому что видел, как ты радуешься моим успехам, и мне хотелось делать все лучше только для того, чтобы видеть твои счастливые глаза и слышать похвалу.

А ты гордился мной, рассказывал друзьям о моих достижениях, любил показывать им мою фотографию – ты хранил ее в своем бумажнике. Они не без зависти восхищались мной, но какое это имело значение? Мы же были вместе!

В один прекрасный день ты привел к нам домой девушку: "Знакомься, это Лида. Теперь она будет жить с нами". Я сразу понял, что чем-то ей не понравился, может, она вообще не очень любила собак. Но я принял ее в нашу семью, потому что ты был счастлив с ней. А я радовался за вас обоих и старался не огорчать по пустякам.

Откуда же я знал, что случайно разбитая ваза в комнате и съеденные бутерброды так ее расстроят? Но именно после этого ты перестал пускать меня на кухню и запретил появляться в комнатах. Теперь я почти все время лежал на своей подстилке, иногда выходил размяться в коридор. Днем бывало скучновато, но вечером ты приходил с работы и мы отправлялись гулять в парк. Вдвоем. Иногда к нам присоединялась Лида. Она играла со мной, радовалась, когда по ее команде я приносил палочку, ложился, вставал… Я слушался ее, она называла меня очень умной собакой, а ты радовался, глядя на нас.

Прошло время, у вас появились малыши – крохотные, беззащитные. Я полюбил их сразу всем сердцем… Если бы вы оба знали, как дороги были мне два хнычущих крохотных существа! Но Лида сказала: "Собака может ревновать", и меня стали запирать в соседней комнате. Чудачка, о чем она говорила? Какая ревность? Я же их так любил…

Крошки росли. Ты пропадал на работе, Лида хлопотала по дому, гулять с малышами было некому, и иногда мы выходили во двор втроем. Летом детишки строили в песочнице крепости, играли в мяч, зимой лепили снеговиков… А я постоянно был рядом.

Детская площадка располагалась прямо напротив подворотни – было видно, как за ней по проезжей части туда-сюда носятся машины… Совсем как здесь…

…Меня поражали детское любопытство и невероятная активность. Раза три они пытались удрать от меня, чтобы посмотреть, что же делается на дороге. Но когда до подворотни оставалось пять малышовых шагов, я в два прыжка догонял их и за воротник оттаскивал назад к детскому грибочку. Вскоре они поняли, что дальше песочницы я все равно их не пущу, и больше убегать не пытались…

Зато полностью переключили внимание на меня: ездили верхом, заплетали из шерсти косички, девочка пыталась раскрасить меня цветными мелками, а мальчик запрягал в тележку. Я терпел все. И не забывал смотреть по сторонам. Здорово я тогда отогнал серую собаку, которая попыталась на них напасть! Откуда она появилась в нашем дворике, я не знал – она всех сторонилась и злобно рычала, когда кто-то подходил к ней слишком близко. В тот день она сбесилась окончательно и понеслась по направлению к песочнице, где сидели малыши… Мне удалось сбить с ног и повалить ее. Пару раз рыкнул для острастки и отпустил – она поднялась, убежала и больше в нашем дворе не показывалась…

Тогда мы сразу пошли домой. Карапузы прижимались ко мне с двух сторон, и я чувствовал, как они дрожат от страха. Как мне хотелось сказать, что пока я с ними, никто не посмеет их обидеть! Дома ребятня рассказывала вам о моем подвиге, вы хвалили меня, а я чувствовал себя героем. Кто же знал, что скоро все переменится?...

Ты стал замкнутым, чаще говорил с Лидой, реже заходил ко мне. На прогулках в парке мы по-прежнему бегали по знакомым дорожкам и занимались на площадке, но я понимал, что ты не радуешься нашим прогулкам, как это бывало раньше… Никак не мог понять причины твоего беспокойства. Дети взрослели и умнели на глазах, Лида заботилась о них, о тебе… и обо мне тоже. Но и она отчего-то смотрела на меня то ли жалеющим, то ли извиняющимся взглядом.

А потом случилось самое страшное. В один солнечный день (такой, как сегодня) ты подошел ко мне и скомандовал: "Гулять". Мне тогда показалось это странным – днем мы гуляли либо по выходным, либо в те дни, которые ты называл чудесным словом "отпуск". Лида усиленно наводила порядок, ребята пытались ей помогать: для начала они разбили две чашки, а когда у них отобрали посуду, принялись складывать свои игрушки в огромный короб. Я помогал им, поднося то мишку, то зайчика, то машинку...

Очень не хотелось оставлять ребят, но я привычно принес тебе свой поводок. Как сейчас помню, он лежал за вешалкой, у самой двери… Ты, почему-то не глядя мне в глаза, пристегнул поводок к ошейнику, мы пошли…

"Папа, куда ты повел Рекса?" - закричал сынишка. "Гулять", - угрюмо ответил ты, и мной овладело смутное беспокойство. Почему-то очень не хотелось идти в парк… Вслед за захлопнувшейся дверью в голову полезли ненужные воспоминания… Да и обстановка была уж очень похожей, только меня не надо было сажать в корзину, я твердо стоял на своих лапах… Мы спустились вниз под монотонное гудение лифта, подошли к машине, ты открыл дверцу… И снова накатил безотчетный страх…

Я забрался на заднее сиденье, ты сел за руль, и мы поехали. Я смотрел по сторонам, видел незнакомые улицы и никак не мог понять, что происходит. Неужели ты забыл дорогу в парк? Или нашел местечко, где побольше просторных площадок?

Наконец мы остановились. Ты вышел, я тоже выпрыгнул наружу. Осмотрелся – мы заехали в совершенно незнакомый район. Что нам здесь нужно? "Ну, брат, извини, у меня дела есть. Подожди немного", - с этими словами ты погладил меня по голове и вынул из пакета большой кусок колбасы, моей любимой, вареной, и положил его на землю.

Я увлекся любимым лакомством и вдруг услышал шорох отъезжающей машины. Я забыл обо всем на свете и бросился вдогонку. Бежал, пока не упал без сил. А когда пришел в себя и посмотрел по сторонам, понял, что совсем заблудился.

…Не помню, как прошли первые дни без тебя, Лиды и малышей. Но с тех пор я постоянно искал вас. Только совсем недавно забрел в знакомый парк, где мы гуляли с тобой когда-то. И мне показалось, что я могу вновь увидеть всех вас и снова быть рядом. Дорогу я помнил и быстро прибежал к нашему дому. Три дня просидел в том дворике, где мы играли с малышами, где я берег и защищал их… В наш подъезд входили знакомые, соседи, но я не видел никого из СВОЕЙ семьи. Многие узнавали меня, сочувственно смотрели... и проходили мимо. Впрочем, какое мне было дело до их сожалений или
равнодушия?

Лишь соседка по лестничной площадке остановилась рядом, грустно посмотрела на меня: "Все, Рекс, уехали твои, здесь они больше не живут…" Почему говорят, что мы не понимаем человеческую речь? Я сразу понял все. И где-то внутри стало очень пусто.

"Взяла бы я тебя к себе, - продолжила она, - да ко мне дочка с зятем приехали, собак оба на дух не переносят… А они у меня насовсем остаются – постарела, силы уже не те, память подводит…"

…Я попятился и убежал. Идти было некуда, и я вернулся сюда, на то место, где ты оставил меня несколько лет назад. Может, ты вспомнишь обо мне и вернешься? Посмотри, сегодня такой же солнечный день, как и тогда… Как тогда…"

Люди радовались солнцу, и никто не обращал внимания на старую собаку с сединой на морде, неподвижно лежащую под грязной лавкой.