НАПЁРСТОК И ГРАНУЛА

ЭТЮД   О  ПОЭТИЧЕСКОМ   СЛУХЕ  И   ЗРЕНИИ

с привлечением докладов   А. Очеретянского,   зачитанных  в  институте  Русского  Языка

[Москва, 2002 и 2007 г.г.],  и элементов локальной полемики с А.О. по поводу синестезии.

Вместо эпиграфа: «Сгусток творческой энергии практически не имеет временной протяженности, он не приписан ни к широте, ни к долготе. Он ночует на розовом клюве секунды, и с каждой секундой он готов упорхнуть, раствориться в противостоящем ему бытии объективности».

( Фрагм. «Сгусток» из статьи М.Б. «ПРОИЗВЕДЕНИЕ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ЕГО НЕЗАПИСАННОСТИ»)

М.Б. Карточки из серии «Современная книга»

Момент возникновения нового в искусстве, момент утверждения и конституирования нового всегда чрезвычайно проблематичен. Чтобы сказать новое слово, приходится иногда десятки раз открывть и закрывать рот, уподобившись рыбе, выброшенной на берег. А ведь на выходе может оказаться и пустота. Имеется также и некое мотивационное противоречие, раздирающее мыслящего художника изнутри, а именно: является ли новизна самоцелью, или итог творческого процесса связан-таки с прозрением истины, а результат, конечный продукт, есть нечто второстепенное и не вполне обязательное? Вопрос цепляется за вопрос.  Далее, между понятиями «новое» и «хорошее» зачастую стоит не знак равенства, но, скорее, отметка взаимоотрицания (тему можно развить: например, новизна эстетического продукта ни в коей мере не является гарантией его «сделанности», качественности…). Безусловно, существуют законы, предназначенные для описания новизны. Так, к примеру, и эвристика, и педагогика, и эстетика – всяк со своей колокольни – затрагивают тему  ПОРОЖДАЮЩЕЙ КОМБИНАТОРИКИ… Существуют и вероятностные модели нового, например, на стыке психоакустики и лингвистики рассматривается так называемый БЕЛЫЙ ШУМ, являющийся источником порождения и новых смыслов, и недоразумений. При этом, отметим, что не существует такого универсального критерия, который бы позволил с уверенностью отпластовать НОВЫЙ СМЫСЛ от НЕДОРАЗУМЕНИЯ.

А как быть с тем фактом, что пьедестал новизны катастрофически быстро устаревает во времени, и явление искусства, будучи классифицированным как «авангардное», «вивристическое», «живое», тут же и перестаёт быть таковым, изымаясь из «чистого бытия» и переходя в разряд музейных экспонатов, рыночных ценностей и наглядных пособий по истории искусства? Вопрос цепляется за вопрос.

Как быть с противоречиями, связанными с распознанием и определением новых жанров? Например, с этим:

 «...Идея визуальной поэзии как самобытного жанра, имеющего веками сложившуюся традицию (хотя зачастую она не воспринимается серьезно), существует практически только в сознании поэтов-визуалистов... Впрочем, на это есть веские причины, и одна из них заключается в невозможности дать законченное определение, что же такое, на самом деле, есть визуальная поэзия. Ситуация ухудшается тем, что большинство теоретиков выдвигают ту или иную парадигму, подкрепленную несметным количеством перцептуальных наблюдений, частных признаков, недифференцированных критериев, которые в конце-концов противоречат друг другу и, собственно, не имеют ничего общего с визуальной поэзией...

       Сложность подобной дефиниции прежде всего заключается в том, что симбиоз визуальных и семантических, логических и эстетических критериев трудно анализируется  как целостность. Да и правомерно ли говорить о феномене визуальной поэзии как некоей целостности, в то время как литературоведы и искусствоведы до сих не могут выдвинуть единого теоретического обоснования, которое было бы в силах охватить все многообразие жанровых проявлений визуальной поэзии..» – Клаус Петер Денкер – Экспериментальная поэзия. Кенигсберг, 1996, с. 117. [Ред. Д.Булатов] – Цитатa почерпнутa из доклада издателя журнала «Черновик» Александра Очеретянского в институте Русского Языка им. В.В.Виноградова (ИРЯЗ РАН) [Москва] 23 апреля 2002 года).