В инете периодически возникают всякие виртуальные флеш-мобы, игры, эстафеты. За всю дорогу я участвовала только в одной такой эстафете – «10 книг, которые тебя изменили». Начали ее на Facebook. На ЛиРу буквально недавно появилась эстафета «Игра в ассоциации». Тебе достается буква, и ты пишешь 10 ассоциаций, которые вызвала эта буква.

Мне досталась самая загадочная буква – буква Н. Н – это Ночь, это мистер Н, это город N, это Неизвестность… Но обо всем по порядку.

Н – это та самая загадочная (или загадочный) N, которой посвящается всё: романы, стихи, поэмы, романсы… «Посвящается N…» За что ей это посвящение? Кто он, этот таинственный незнакомец – N? Как завали «Незнакомку» Блока, которая, дыша духами и туманами?.. Какую «Неизвестную» изобразил Крамской – с гордым и печальном взглядом?

Для меня N – простор для фантазии. Можно сочинить таинственного незнакомца или незнакомку, придумать им судьбу и поверить, что они реально достойны посвящений.

Н – это и город N. Именно в этом городе происходят все таинственные и загадочные события, описанные в романах. Какой он – этот город N? Обыденный, скучный, такой, как сотни безликих городов на всех континентах? Или он красив, светел и застроен современным, подпирающими облака башнями из цветного стекла? Или он старый и уютный, и его узкие крутые улочки заставлены горшками с геранью и флоксами? У каждого, наверное, свой город N…

Для меня город N – это как раз последний вариант.

Н – это Ночь. Таинственная, прекрасная… Это время, когда сменяется время. Планета медленно поворачивается, и вот «вчера» уже «сегодня». В какой таинственный миг происходит это превращение? А ведь можно сесть на самолет и улететь во «вчера». Или в «завтра» – не дожидаясь, пока планета повернется ночью…

Для меня ночь – время работы. Никто не мешает, вокруг тишина, в голову приходят строчки… Я полуНочница.

Н – это Небо. Бездонное и манящее человека во все века. Загадочное. Почему мы так стремимся в небо? Что нам там? Может, потому, что наши предки когда-то прилетели на эту планету с Неба? Или потому что Небо – это самая близкая к нам часть Космоса? И далекий и загадочный Космос мы можем легко потрогать, протянув ладошку к Небу?

Для меня Небо – это «синь», которая «сосет глаза».

Н – это Начало. Начало всего – жизни, любви, судьбы… Начало мира. Начало стиха или романа. Знаете, как тяжело найти первую строчку, которая Начало? Иной раз вся вещь пишется быстрее, чем находится самая первая строчка.

Для меня Начало – это всё!

Н – это Настроение. Без Настроения не будет Начала. Без Настроения не случится любви, без настроения ты даже на Небо не будешь смотреть…

Для меня Настроение может быть только хорошим. Настроение не бывает плохим. Плохое настроение – это тоска, депрессия, печаль. То есть совсем другие слова. А Настроение – всегда свет, добро, позитив.

Н – это Норма. Это то, чего я не люблю. Нас так долго и упорно приучали к какой-то норме, к какому-то стандарту, что слово набило оскомину. Норма выработки, норма поведения, норма жизни. Норма убивает творчество, норма убивает любовь. Если бы все всегда оглядывались на Норму, не было бы Начала – ведь начало всегда вызов; не было бы Неба – ведь нужно смотреть перед собой или под ноги, чтобы не нарушить норму; не было бы Ночи – ведь ночью положено спать, спать ночью – это норма.

Для меня Нормы нет…

Пожалуй, Норма – самое НЕ загадочное, что приходит на ум по ассоциации с буквой Н.

Кстати, по  поводу НЕ. Н – это и частица НЕ. Свой удивительной властью она правду превращает в НЕправду, любовь – в НЕнависть, спокойную жизнь – в сплошную НЕрвотрепку…

Как этой частице удаются такие метаморфозы? Может, ее можно было бы отменить, и правда оставалась бы правдой, а любовь – любовью? Ведь если явление не названо, его как бы не существует.

Для меня НЕ – просто частица речи. К которой я отношусь с терпением и во многих случаях стараюсь ее не употреблять. Например, никогда не говорю «Не болей!», а только «Будь здоров!».

Н – это Новости. Которые из СМИ. Новости – очень загадочная вещь! Разобраться в них практически нереально.

Для меня новости делятся на мелкие и крупные. Мелкие, как правило, правдивы. Крупные… Крупные – таковы, каковыми их хотят видеть те, что сидят высоко-высоко… Они вершат наши судьбы, внушают нам всякие далекие от реальности вещи… Новости читают. Многие верят…

Ну, и под конец – немного веселого. Н – это Носки. Оооччччень загадочный предмет! Кладешь в машинку четное количество носков, достаешь нечетное. Но о том, что для меня пропажа носков, я уже как-то писала, однако таинственную страну Носковию, куда убегают носки, так и не нашла.  

Если кому-то понравилась игра - продолжайте! Берите у меня букву, делайте у себя пост со своими ассоциациями, а мне присылайте ссылку на свои пост.

Этот маленький рассказик посвящается Елене Дмитриевне. Она пришла в нашу школу, когда я училась в девятом классе, и была старше нас лет на восемь. Преподавала Елена Дмитриевна литературу и делала это вплоть до половины десятого класса. Потом ее уволили, не дожидаясь конца года. За что? Что такого могла натворить выпускница пединститута? О, она натворила: провела в нашем классе вечер памяти Высоцкого, причем на основе легально изданных пластинок и скудных упоминаний в журналах – «Советском экране» и в «Искусстве кино». (Год на дворе стоял 1982-й. Это для тех, кто не понял, в чем был состав преступления.) Потом был литературный вечер о поэтах Серебряного века, а затем – вечер, посвященный Шекспиру. И Шекспира, и поэтов Серебряного века мы проходили «факультативно» –  в школьной программе для них места не нашлось. Боялась их школьная программа. Вот за эти смертные грехи ее и уволили. Нечего развращать советскую молодежь!

А она развращала, и еще как! Одним из способов нас развратить было слово «общаться». То и дело в ее рассказах нам, избранным, которые были в нее влюблены и оставались после уроков или забегали к ней в класс на переменках, мелькало это дивное, волшебное и совершенно непривычное нам слово – «общаться». Диссидентское какое-то слово. «Мы вчера встречались с друзьями и так замечательно пообщались», – говорила она. Или: «Ну как общаться с этим человеком, если он…» – далее следовало объяснение, почему с ним нельзя общаться. Или: «Давайте пообщаемся не сейчас, а потом, после уроков». Я уверена, что сейчас молодые читатели меня не поймут. Что такого запредельного в этом слове? Тем более диссидентского?

На самом деле, этого слова в советском обиходе практически не было. То есть нет, оно было, конечно, но звучало в другом контексте и с другим смыслом. «Общаться» – оно от слова «общение», которое в советском обиходе тоже, конечно, было. Но в советском обиходе общались, в основном, не люди, а животные. «Они общаются, находят друг друга на основе запаха» – говорили нам про хищников, к примеру. Советская действительность не подразумевала, что из людей тоже кто-то с кем-то может общаться. (А вот «не общаться» – это было. «Я с ним не общаюсь!» – звучало там и тут.) Общение же со знаком плюс подразумевает свободу мыслей, а в советское время свобода мыслей каралась покруче свободы поведения. В советское время люди не общались, а внимали. Решениям партии, объявлениям, различным воззваниям и лозунгам, постановлениям всевозможных органов, судебным исполнениям, лекторам и учителям. А Елена говорила – «пообщаемся после уроков». То есть подразумевалось, что мы не внимать ей будем, как принято, а на равных разговаривать. «Общаться» – оно же и от слова «общее». То есть у нас с учителем может быть что-то общее, представляете?! С другими учителями общими у нас были только нервотрепки – они нам их устраивали, а мы им.

И вот мы, вымуштрованные пионерлагерями и сборами макулатуры, классными и комсомольскими собраниями вдруг слышали непривычное слово, носившее запретный оттенок чего-то не нашего, не вымороченного, нестандартного. Это слово способно было свести с ума! Да оно и сводило. Меня, по крайней мере, точно. Есть, есть, значит, такой мир, в котором люди «общаются»!  

Эту фотографию я помню, сколько помню себя. Она стояла на каминной полке в старой, полученной еще до войны квартире моей бабушки. Потом, когда бабушки не стало, моя мать забрала эту фотографию и поставила уже в нашей квартире на сервант. На ней была изображена старшая бабушкина сестра, но не родная, а чуть ли не троюродная. В общем, какая-то седьмая вода на киселе, я в этих хитросплетениях родства так и не разобрался.

Когда я был маленький, я говорил: «Ой, какая красивая тетя!». Став подростком в интересном возрасте, когда мальчика уже волнуют всякие запрещенные вопросы и он заглядывается не только на девушек, но и на молоденьких женщин, фотография бабушкиной сестры будила во мне горячие мальчишеские желания. Когда я стал юношей, я смотрел на эту фотографию с глубоким вздохом сожаления: вот бы мне такую девушку!

Фотография была сделана в самом конце сорок первого года, а через полгода после того, как армейский фотограф снял ее в легком, воздушном, довоенном платье, сестра бабушки – ее, кстати, звали Анной и она была летчицей, летала на легендарном У-2, – погибла. Об этом бабушка услышала от кого-то из родни. Потом, в пятьдесят третьем, бабушку нашел боевой друг Анны, ее возлюбленный, который потерял Анну в марте сорок второго, и передал бабушке ее фотографию, эту саму, на которую я каждый день любовался и мечтал. Бабушка была не самой близкой Анниной родственницей, но только ее смог найти тот офицер. Потерял он Анну при весьма печальных обстоятельствах: попал в окружение, потом в штрафбат, потом в наш концлагерь… В общем, сами понимаете. Реабилитировали его только после смерти Сталина. Фотографию он чудом сохранил и после освобождения стал искать Анну. Бабушка, естественно, сообщила ему, что Анна погибла. История – просто на приключенческий роман с разлукой, любовью, страданиями, войной и прочими прелестями советской жизни. Но романиста из меня не получилось, так, рассказики пишу.

Пристально вглядываюсь в чужие лица на старых чужих фотографиях,

Черно-белых, потускневших, изломанных и обтрепанных по краям.

Смотрю на замершие на все времена осколки чужой жизни.

На старых фото у всех веселые лица – грустные не фотографируются.

Там счастливые мамы с детьми на руках, у которых уже есть внуки,

За их спиной шелестят облетевшей листвой давно вырубленные липы.

Исчезнувшие автомобили едут по сгинувшим и заросшим теперь дорогам.

Вокруг которых еще строят то, что сегодня уже снесено. 

Там на домах еще нет рекламы, а есть черно-белые красные стяги.

Но старые фото не лгут: мы выросли в черно-белом мире.

В крайнем случае жизнь – все оттенки серого.

Не веришь – открой альбом и посмотри старые фото.

Женихи и невесты у ЗАГСов одеты в черно-белые наряды,

И школьница первого сентября – в черно-белой форме.

И зима на самом деле никогда не была цветной:

Черное-черное небо над белым-белым снегом.

Зачем я смотрю старые чужие фотографии?

Зачем мне знать, как выглядит улица, которой уже нет?

Я всматриваюсь в чужие лица в надежде найти свое.

Я ищу в них осколки своей жизни…  

1

2

Аргентина… Это слово хочется пробовать на вкус, смаковать его, ощущать терпкий привкус не-нашей экзотики. Не избито, не заезжено. Не Канары, в конце концов, какие-нибудь, вдоль и поперек исхоженные русскими мужиками. Аргентина. Где это? Ах, в Латинской Америке? Пляжи, пальмы, ламбада… Ах, ламбада не у них? А где? Как, и у них тоже? Ах, нет, у них танго. Знойное, аргентинское танго. И туфли на шпильках у женщин и белые кружевные рубахи у мужчин… Или у них красные? Нет, красные у испанцев. А впрочем, какая разница. Аргентина!.. Чего не знаем – придумаем, чего не придумаем – прочувствуем, проинтуичим. Главное – там хорошо. Там знойное солнце и красивые женщины, горячие аргентинские парни и тягучий ром. Или ром тоже не у них? На Ямайке? Да не все ли равно! Главное, все это элемент экзотики, волнующей, прекрасной, латиноамериканской экзотики, принесшей нам сериалы из красивой жизни и будоражащие кровь мотивы танго. Это смерть что такое – аргентинское танго! А как двигаются! Да у нас сто лет учиться будешь, так двигаться не станешь. Латиносом надо родиться! Не потому ли туристы со всего мира буквально валом валят в Аргентину? Им просто хочется научиться так же двигаться! А мы-то думали: отели, сервис… Оно конечно, но главное не это. Танго – вот главное! В этом весь секрет.  

Задали мне тут как-то вопрос – а какую литературу вы предпочитаете? Я начала долго и заумно объяснять, что все зависит от настроения, от сиюминутных потребностей либо в философствованиях, либо в развлечении, либо в игре ума… Ну как, в самом деле, можно из всей мировой литературы выделить какое-то одно направление или жанр? Или одного писателя? Бред же полный! Да, в конце концов, от настроения зависит: сегодня поразмышлять хочется, завтра посмеяться, а послезавтра поплакать – качественно так, с надрывом и покраснением носа. В общем, что-то я там такое наотвечала, пришла домой и задумалась: а на самом деле? Есть у меня все-таки какие-то предпочтения? Или хотя бы жанр, который мне все-таки нравится больше, чем все остальные? Задумалась – и через какое-то время призналась сама себе, тихо так, шепотом призналась, что все-таки есть. Это фэнтези.

Как писать о войне? Я на ней не была.

Я не знаю безумства сражений.

Я не знаю, как рота в атаку пошла,

Как взяла высоту, и как вся полегла,

Жизнь отдав, но не став на колени.

Как писать о войне? Я потом родилась,

Я лишь мирное видела небо.

Я не знаю, как кровь на поля пролилась,

Как багряным покровом заря занялась,

Осветив тех, кто пал подо Ржевом.

Как писать о войне? Я не видела слез,

Что застыли в глазах у невесты,

Не забывшей вовек тот букет алых роз,

Что жених ей отдал – черноморский матрос,

Навсегда погрузившийся в бездну.

Как писать о войне? Я не слышала плач

Над сожженным в Хатыни мальчишкой.

Я не знаю, как тот усмехался палач,

Что пьянел от величья нацистских задач…

Это знаю я только по книжкам.

Как писать о войне? Я не видела мук

Матерей, что сынов не дождались.

Я не знаю всей горечи долгих разлук,

И пробитого сердца последний испуг:

«Неужели фашисты прорвались?!»

Как писать о войне? Я не знаю пароль,

Что пропустит меня в те окопы,

Где солдаты навечно обриты «под ноль»,

Где главенствует смерть и где царствует боль,

Где последние срезаны стропы. 

Как писать о войне? Где найти мне слова,

Что лечили бы старые раны

Так, как раны земли вновь бинтует трава…

Где найти мне слова, как найти мне слова?

Все слова бесполезны и странны…

Как писать о войне?..  

Автор: Оксана Буланова

ПРАКТИЧЕСКИ ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РАССКАЗ

Ветки яблони царапали открытую створку окна, издавая противный скрежет. Где-то далеко, на соседней улице, хрипло прокукарекал сумасшедший петух, спутавший ночь и утро. Но Николай проснулся не от этого, а от ощущения неприятной пустоты. Он привычно пошарил рукой рядом с собой, и рука снова повисла в воздухе. Пощупал – постель была еще теплой, значит, недавно ушла. Он скривился, словно от зубной боли, посмотрел на светящиеся в темноте стрелки будильника – два часа ночи, накинул рубашку, натянул джинсы и через пару минут был уже за калиткой. Катерина стояла на том же самом месте, на каком он увидел ее в первый раз месяца три назад, когда проснулся и обнаружил, что жены почему-то нет рядом. Вот и сегодня Катерина маялась в ожидании на их тихой пустой улице, по которой ночью пройдет разве что стайка подгулявших подростков или пара бродячих собак. Ее одинокую фигурку освещал подслеповатый фонарь, чуть ли не единственный в округе. Он вспомнил, как испугался тогда, не найдя Катерину ни в уборной, ни в сарае, ни в огороде. А потом долго допытывался, чего она потеряла ночью под фонарем, чего не спит.

– Катька, ты опять? – вздохнул Николай, подойдя к жене.

– Не опять, а снова, – с вызовом ответила Катерина и отвела взгляд.

– Катька, ну когда же это кончится? Ну сколько можно? Ну что ты как маленькая, ей-богу! Тебе тридцатник скоро, а ты все в сказки веришь.

 


Когда не стало замечательного певца «всех времен и народов» Муслима Магомаева, некоторые исполнители попробовали петь песни из его репертуара – на концертах, на вечерах памяти, в ретро-программах… Таких смелых было две категории: «этрадники» и «оперники». Первые откровенно недотягивали, пищали, хрипели и зачастую не «выезжали» даже за счет драматизЬма и артистизЬма. Короче говоря, были откровенно смешны, нелепы и, кроме смеха, вызывали еще и чувство жалости: ну вот куда ты полез?! Зачем позориться? Вторые обладали хорошими вокальными данными, но вот того обаяния, той энергетики, того магнетизма, которыми обладал великий Магомаев, у них тоже не было, и песни получались плоскими, невыразительными, этакими подобиями былого великолепия, выцветшими репродукциями. Вольно или невольно, но зритель начинал сравнивать – что «эстрадников», что «оперников» – с оригиналом, и сравнение в ста случаях из ста оказывалось не в пользу первых. Когда пели женщины – ну, еще куда ни шло, по крайней мере, женский голос от мужского в любом случае отличается и метод сравнения уже не срабатывал. В итоге у большинства ценителей как хорошей песни, так и у поклонников Муслима Магомаева выработался рефлекс: слышат на каком-то канале песню из его репертуара в другом исполнении – и тут же переключают канал. У меня тоже выработался такой рефлекс. Хотя я и телевизор-то не смотрю – а зачем? Негатив цеплять? Но как-то мой хороший приятель прислал мне ссылку – зная, что телевизор я не смотрю. Там была приписка: «Послушай – не пожалеешь». Открываю: Первый российский канал, шоу-программа «Голос». Я сморщилась. Я от эстрадных шоу всегда морщусь. Еще сильнее сморщилась, когда увидела надпись под видео-роликом: «Методие Бужор и Евгений Кунгуров. «Синяя вечность». «Синяя вечность» ассоциируется исключительно с Муслимом Магомаевым. Эту песню в просторечии еще называют «О, море, море». Опять, думаю, гнусавить или визжать будут, хорошую песню испортят… Но решила послушать, хотя бы секунд десять – почему-то же мне мой приятель прислал эту ссылку?

Рассказик-пьеска

(Быль из моей жизни)

Действующие лица:

АНЯ: моя ближайшая подруга, работник турбизнеса, очаровательное, доброе, милое существо, при этом самостоятельная женщина, обладающая довольно язвительным языком, неженским складом ума, резким и независимым характером. Ярая собачница. Одна из главных ее особенностей: она вообще – то есть совсем вообще – не умеет готовить. Вот для собак – для собак умеет.

САША: ее муж, мой старинный друг, практически родственник, художник по свету одного из московских театров. Молчун, меланхолик, в свободное от театра время предпочитает в одиночестве валяться на диване. В крайнем случае – с телевизором в обнимку. Одной из его главных особенностей является то, что на кухне он – бог и царь, фанатик от кулинарии. Блины, например, переворачивает одним взмахом сковороды. Лучший ему подарок – кулинарная книга с какими-нибудь экзотическими рецептами.

ЛЮДА: мать Ани. Современная женщина, подруга своей дочери и просто хороший человек. Готовить умеет прекрасно, но не очень любит это делать.

Ну, и последнее действующее лицо –

Я. Характеристику себя опущу, кто меня знает, тому будет неинтересно, а кто не знает, скажу, что готовить умею, люблю, но без фанатизма.

 Рассказать, как в Баку пару лет назад приезжал одиозный протодьякон Андрей Кураев, я обещала   В_гостях_у_Оливочки,. Мне, если честно, лень пересказывать о Кураеве биографические данные, настолько он несимпатичная личность. Я просто приведу свою статью, которая вышла в газете "Эхо". 

Россия – больной слон?

В рамках Второго российско-азербайджанского гуманитарного Форума, прошедшего недавно в Баку, в РИКЦе (Российском Информационно-Культурном центре) прочитал лекцию довольно известный в Москве протодьякон Андрей Кураев. Первое впечатление от лектора было сугубо положительное: благообразная внешность, приятный голос, прекрасная речь без слов-паразитов. Слушать его было крайне интересно. Правда, очень долго я пыталась понять, о чем, собственно, лекция? (В итоге так и не поняла, и не я одна.) Батюшка начал с того, что стал наводить критику на выступавших на Форуме. Это уже показалось мне несколько неэтичным: хочешь покритиковать – критикуй в глаза, а не за спиной, когда объект критики не может тебе ответить. Второй момент, который сильно меня напряг, касался уничижительных высказываний в адрес малых народностей. Суть была в том, что некая дама, выступавшая на форуме, призвала изучить философию зулусов. Г-н священник в пух и прах разбил выступление дамы, начав с того, что термин «философия» понимается всеми не так, а истинное значение слова он, Андрей Кураев, нам сейчас поведает. Не бывает, мол, никакой философии зулусов, равно как и философии Вини-Пуха. Философия возникла в античные времена как агонистические прения. Термин – по г-ну Кураеву – ведет свое происхождение от слова «агония», которая, как неожиданно выяснилось на сей замечательной лекции, происходит от отрицательной частицы [а] и слова «гон», что означает «угол», т.е. это прения на площади, месте, где нет углов. Соответственно, философия – это прения идиотов, а никак не дисциплина, изучающая наиболее общие существенные характеристики и фундаментальные принципы реальности и познания, бытия человека, отношения человека и мира – согласно словарям и учебникам. Идиот же по Кураеву – чтоб было понятно читателю – человек, не уполномоченный никаким сообществом, чтобы высказывать его точку зрения, а высказывающий исключительно свою точку зрения.

Тут стало понятно, что г-н Кураев великолепно и профессионально манипулирует словами, и с ним следует держать ушки на макушке – дабы не заболтал. Г-н Кураев очень ловко «забыл», что «агония» по-древнегречески означает «борьба», а вовсе не «площадь без углов» – разница в написании на древнегреческом всего лишь в одну букву, но разве могут это знать воцерковленные русские старушки, которые пришли на его лекцию? А смысл слова меняется на противоположный: агрессивные прения-борьба или прения на площади – есть разница? («Агонистический» в словарях толкуется как «агрессивный».) Очень ловко "забыл" они то, что «идиот» на древнегреческом – всего лишь «особенный, не похожий ни на кого человек; частное лицо, не участвовавшее в общественной жизни», который совершенно однозначно не будет ходить ни на какие прения.

Продолжение моих туристических заметок посвящается zumiralda. Я прочитала у нее в блоге пост «Что в Индии тебе моей» и по ассоциации вспомнила один случай.

Это был 2003 год. Я тогда уже ушла из туризма и работала в программе «Неизвестная планета» канала ОРТ. Мы ездили по разным странам, снимали документальные фильмы по принципу «неизвестное об известном».

Среди сотрудников проекта был Денис (фамилию называть не буду, имя подлинное). Однажды он отправился в Индию в район Гоа на съемки документального фильма. Возвращается, и мы с ним созваниваемся, договариваемся о встрече – оченно любопытно мне было как можно скорее услышать рассказ о путешествии!

Ждать его в студии мне надоело, и я вышла на крыльцо. Смотрю, идет мужская фигура. Но какая-то странная. Понимаю, что мужская, но четко уловить абрис не могу. Фигура подходит ближе, вот уже и лицо видно, блондинистые волосы, машет мне сия фигура рукой, но черты лица словно ускользают. Подходит фигура на расстояние метра и говорит: «Привет, ты чего на меня не реагируешь?». И тут только я понимаю, что это Денис. Вот есть такое выражение «Человек светится». Обычно от радости. Бывает, и буквально светится – от какой-нибудь люминесцентной краски. Денис тоже светился. Но свет был… даже не знаю, как и сказать… настоящим. Словно от лица исходили малюсенькие такие лучи и создавалось ощущение нимба. Но не над головой, а над всей фигурой. Что за метаморфозы такие?

Оказалось, Денис просто вернулся с Гоа. Имеется в виду, конечно, не туристическая зона Гоа, а район на шесть километров севернее.

- Нас, - говорит, - было четверо. Двое тут же как слегли со всякими кишечными заболеваниями, да еще искусанные всеми возможными индийскими насекомыми, так и провалялись две недели. А я и еще один товарищ – словно родились там. Ничего нас не брало – ни грязная вода, ни еда с полу, ни букашки-таракашки всякие, которые живут везде, даже в постели. Даже скорпионы нас обходили. И все время исполнялись желания! Не успеешь подумать, что, хочу, мол, этого, так это тут же появлялось. Хотели пить – из джунглей вышли какие-то люди и протянули нам калабас с водой. Просто так, молча. А в воде листочки плавают, букашки какие-то… Взяли потом пустую тару и скрылись в зарослях. Потом мы захотели есть. Идем по деревне, подходит к нам незнакомый мальчик, берет за руку и тянет в дом. Мы, уже понявшие, что сопротивляться тут бесполезно, идем за ним. В хижине циновка, на грязной циновке лепешки. И что-то такое мутное в миску налито. Дальше – больше. О чем ни подумаем – даже вслух не говорим, просто думаем – тут же материализуется. Правда, иногда как-то странно. Сказал я в шутку: «хочу денег». И через две минуты обнаружил на тропинке в джунглях местный тугрик. Новенький такой! Лежит себе и блестит. В джунглях! Потом сказал – вот бы в отеле оказаться, а то ходить уже сил нет. И догоняет нас телега какая-то, такая страшная, что не передать! Едет и дребезжит, вот-вот концы отдаст. На телеге – навоз. Хорошо так пахнет! А возница нам кивает – садитесь, мол. А до города пилить и пилить, а на дороге ничего и никого. Мы, понятное дело, сели в этот транспорт, точнее, на транспорт, и с горем пополам приехали. Вместе с навозом, который этот транспорт вез. Понимаешь, о чем я? Место там такое… странное. Место Силы. Туда всякие личности обираются со всего света, мутные и не очень. А иногда – самые что ни на есть светлые. Живут типа коммуной. Мы с одним из таких «коммунаров» поговорили. Так вот он нас научил: надо быть осторожнее в желаниях. Точнее, формулировать надо четче. Хотели денег – получили денег. Точнее, денежку. Там-то, сверху, – и кивает Денис на небо, – все равно: много денежек, одна – там без разницы. Хотели транспорт попутный – получите. А что крестьянин вез на нем навоз по своим нуждам – так вы не оговаривали в желании качества транспорта. Хотели есть – вот вам лепешка и варево. Можно его европейским людям есть или нельзя – какая разница! Хотели – вот вам. Высшая мудрость – четко понимать, чего ты на самом деле хочешь.

Еще Денис сказал, что уезжает. Обратно на Гоа. И уехал, через два месяца. Сдал каким-то иностранцам свою московскую квартиру и уехал. Надо полагать, нашел-таки свое место на Земле.  

Продолжение следует..

Благодаря моему виртуальному другу zumiralda я решила начать серию туристических заметок. Все-таки восемь лет в туризме – это немало!

О чем хочется рассказать? Ну, прежде всего хочу поделиться вумной мыслью о туристах как явлении. Согласно моим наблюдениям, с этой категорией граждан происходят потрясающие, удивительные метаморфозы! Пока они обычные граждане – ходят на работу, общаются с родными и сослуживцами, – они нормальные люди. Как только превращаются в клиента турфирмы, они почему-то теряют адекватность. И окончательно они ее теряют, когда добираются до места отдыха. Мозги, что ли, на отдыхе выключаются?..

Но выключаются они у всех по-разному. Одни начинают пытаться переставить зонтик на пляже – вместо того чтобы переставить лежак. Если это происходит около бассейна, где зонтики вставлены в такие специальные пластмассовые штуки, наполненные водой для утяжеления, и могут передвигаться, то на пляже, где зонтики вкопаны, перестановка их на другое место превращается в надцатый подвиг Геракла…

Другие с голой попой выскакивают в коридор с криком «У меня в номере туалетная бумага кончилась!»… А потом почему-то удивляются, что их забирает полиция нравов. А еще удивляются словам горничной, что запасная туалетная бумага в размере энного количества штук стоит в ванной комнате – где-нибудь на бачке или в шкафчике…

Третьи пытаются открыть шкаф-купе как обычных шкаф – то есть на себя. А потом опять же удивляются, во-первых, тому, что зеркальная створка падает им на голову, а во-вторых, их опять же забирает полиция, только уже не нравов, а обыкновенная.

Четвертые, поклонники фэн-шуй, изводят турменеджера вопросами, в какую сторону растворяется окно в номере и в какую сторону света повернуто изголовье кровати. Эти тоже удивляются, что не получают внятного ответа на свой вопрос.

Пятые с криками «Гитлер капут!» бегают за немецкими туристами 9 мая. И тоже попадают в полицию…

Шестые, седьмые и восьмые перевыполняют план по выпиванию спиртного в отельных барах. Ладно бы если они это делали за деньги, но нет! Они это делают в отелях системы «Все включено». Однажды менеджер отеля «Летуния», что в турецком Фетхие, жаловалась мне, как на майские праздники за два дня группа из четверых русских туристов выпила спиртного на… только не падайте!.. девять тысяч евро! И ведь отказать им было нельзя, вот в чем дело-то! Все включено!!!

И таких примеров – масса. Но начну я цикл с позитивного рассказа.

Этот рассказ – о семейной паре из Томска. Или Омска – я сейчас уж и не помню. Работала я в тот период в российско-турецкой фирме. С отелем «Али бей» в Белеке у моей компании, где я была исполнительным директором, были свои, очень теплые отношения, мы отправляли туда клиентов напрямую, без посредничества турецкой принимающей фирмы. Отправили туда и этих милых людей из Омска или Томска. Очаровательная пара, люди средних лет, наивные, не испорченные цивилизацией, хорошие, одним словом.

            Через три дня, как мои томичи или омичи отправились на выстраданный в течение года отдых, в Турцию отправилась и я. Но не на отдых, а на каторгу – я повезла туда инфотур. Инфотур – это такая специальная поездка, когда две фирмы-партнера – российская и турецкая (ну, или не турецкая, а любая другая жутко импортная) – отвозят сотрудников российских турагентств на какие-нибудь курорты, чтобы те по возвращению не на пальцах объясняли туристам, что да как, а на основе личных впечатлений. И, понятное дело, «Али бей» мы им тоже показываем. А так как отношения у нас с тем отелем, напомню, теплые, мою физиономию там прекрасно знали. И девочка Таня с ресепшн, завидев меня во главе галдящих турменеджеров, бросилась ко мне и вместо приветствия затараторила, что с нашими клиентами из Омска-Томска большая проблема. Повесили на свою дверь табличку «Не беспокоить!», и она, табличка эта, висит там уже четвертые сутки. А персонал в Турции вымуштрованный, сказано – не беспокоить, значит – не беспокоить. Но убираться-то горничной надо? Надо. И тут вступили в противоречия долг и уважение к желанию клиентов. Поэтому если я начну тарабанить в эту дверь, это будет корректно, а если они – то не очень.

            Я выслушала все это, вздохнула и пошла тарабанить в указанную дверь. Дверь оказалась на первом этаже. Долго никто не открывал, я уж думала, что придется выйти наружу и искать вход в их номер с улицы – номера на первом этаже выходили не на балконы, а в маленькие персональные палисаднички. Но дверь минут через десять все-таки открылась – я, надо думать, громко тарабанила.

            - Ой! – сказала эта милая женщина из Омска-Томска. – И вы, получается, отдыхать приехали! Я так за вас рада, здесь так хорошо, вы прекрасно отдохнете.

            Я, видя, что с ней все в порядке, потому что у людей не в порядке не бывает таких счастливых физиономий, строго спросила:

            - Что ж вы такую панику в отеле подняли? Зачем четвертый день эту табличку с двери не снимаете? – и показываю на сакраментальное «Не беспокоить!».

            - Ах, вы про это? – смутилась женщина. – А мы как-то и не подумали… Мы заселились, увидели, что такие таблички у всех на дверях висят, а наша на полу валяется, вот мы ее подняли и повесили. А что, не надо было поднимать?

            Н-да… А то, что таблички эти двусторонние, и на одной стороне написано типа что все в порядке, можно входить, а на другой это пресловутое «Не беспокоить», так это ж для советского человека, с аглицким языком знакомого только на уровне «он есть», это ж тайна за семью печатями.

            - Дело не в том, что вы ее повесили, а в том, что повесили вы эту табличку той стороной, на которой написано, что вас нельзя беспокоить, - объяснила я.

            - Ну, и что? – удивилась эта милая женщина. – А зачем им нас беспокоить?

            - Горничная должна убираться, каждое утро, - терпеливо начала объяснять я, уже поняв, с кем имею дело.

            - А зачем ей убираться? – с глубочайшим недоумением спросила женщина.

            Я офигела:

            - Как, зачем?! У нее работа такая: убраться, шампунь новый поставить, туалетную бумагу повесить. Белье, наконец, поменять, полотенца новые дать…

            - Ой, да зачем ей так напрягаться? – всплеснула руками женщина. – Я утречком встаю, простынки простирну, мы ж в бассейне с хлоркой купаемся, вот простыни химией и покрываются. Так я специально порошочек с собой привезла, простынки простирнула, повесила их вон там, в садике, они и сохнут днем. До вечера высыхают

            Я чуть пополам не сложилась.

            - Это должна горничная делать! Это все-таки пятизвездочный отель, тут так положено, это ее работа, а не ваша. Ваша работа – отдыхать.

            - Ну, если так, если положено, – смутилась женщина, - тогда, оно конечно, пусть меняет. Только и мне не трудно…

            - Вы табличку-то все-таки снимите, а то мало ли что, - напомнила я, тем временем осматривая «садик». Перед «садиком», этой персональной маленькой территорией природы перед каждым номером первого этажа, я увидела бассейн, а за ним – ресторан. Точнее, один из ресторанов этого огромного пятизвездочного клуба, застроенного множеством двух- и трехэтажных коттеджей, увитых цветами и лианами. Белекские пятизвездники такие огромные, что до моря можно идти минут десять, не меньше. Его иногда даже не видно с территории – такая она обширная. Поэтому лично я в такой роскоши отдыхать не люблю, мне б чего попроще – «трешку» какую-нибудь, но чтоб на самом берегу.

            - Как вам вообще-то отдыхается? – спрашиваю. – Претензии какие есть?

            - Ну что вы, деточка, какие претензии? – включается в диалог муж, возлежавший до этого на шезлонге в «садике». – Кормят прекрасно, вон ресторан, бассейн чистят каждый вечер, все отлично, вы нас отправили в прекрасный отель!

            - А по вечерам не скучно?

            - Нет, мы чудесно отдыхаем. Книжку возьмем, в садике сядем и читаем. Или в карты играем.

            - А дискотеки, аква-аэробика, аквапарк, другие развлечения вам нравятся?

            - Да у нас как-то не очень много денег, - смутились эти милые люди. – Мы ж весь год копили, откладывали. Мы уж как-нибудь без танцев и этой, кваробики, обойдемся.

            - Так это же все входит в стоимость! – вскричала я. – Вы же купили отель, работающей по принципу «Олл инклюзив», то есть «Все включено». Всё, понимаете?

            - Понимаем, - послушно кивнули эти люди. – Мы завтра же пойдем. Или даже уже сегодня.

            - Море-то хоть вам понравилось?

            - Как, а тут еще и море есть?!

            А вот интересно, если бы ресторан и бассейн были вне видимости из их номера, они бы четыре дня сидели сухими и голодными?! Господи, спаси и сохрани провинциалов! Только в провинции еще и можно отыскать таких – нормальных, не грызущих другим глотки и с радостью принимающих все блага, кои им дает жизнь.

P.S. Через лет пять я услышала эту историю от совершенно постороннего человека. Она стала туристической байкой!

Продолжение следует… 

Вчера буквально моя знакомая пригласила меня на презентацию чего-то там – она сама не знала толком, чего именно. Презентация носила очень хорошее название: «Семь миллиардов добрых дел». Проводить ее должно было какое-то общество из Санкт-Петербурга на базе бакинского общества «Раджа-Йога» (Раджа-йога – своего рода духовная йога, основная цель которой – контроль ума посредством медитации, осознание разницы между реальностью и иллюзией и достижение освобождения. На раджа-йогу я не среагировала – я знала, что они просто предоставляют место).

Я себе тут же представила этакую передвижную тимуровскую организацию, которая занимается конкретными добрыми делами. Естественно, вдохновилась и пошла. Наверное, ребята хотят создать какую-нибудь структуру типа патронажа за стариками и инвалидами, или что-то типа «Зеленого патруля» – чтобы своими силами приводить город в порядок и поддерживать экологическое равновесие, или организовать приют для бездомных животных, или еще что-нибудь такое же полезное, приятное и доброе. Мало ли на свете вариантов!..   

Пришла. Роскошный зал в центре города, большой круглый стол. За столом сидят приятные милые люди с хорошими добрыми лицами. Рядом – проектор для показа слайдов, вокруг на тумбочках – книги с хорошими названиями типа «Путь к самосовершенствованию», «Доброта спасет мир», «Давайте делать добро» и так далее.

Началась презентация. Милая молодая женщина из Санкт-Петербурга долго рассказывала о том, как ей нравится в Баку, как ей нравятся азербайджанцы, как она поражена их гостеприимством и насколько этот визит не похож на другие визиты в другие города. Она подчеркнула отзывчивость и доброжелательность местных жителей и выразила уверенность, что вот теперь они точно смогут сделать много добрых дел. Говорила о том, что если каждый из семи миллиардов жителей нашей планеты будет делать добрые дела, то все на планете будет очень хорошо. Говорила о пользе добрых дел для самосовершенствования души, для ее саморазвития, подчеркивая настоятельную необходимость добрых дел для такого самосовершенствования. Первое и самое важное Доброе Дело – по словам ведущей презентации – состоит в том, чтобы осознать и принять свою истинную сущность.

А чтобы начать делать добрые дела, нужно зайти на их сайт, зарегистрироваться там, заполнить специальную форму и письменно пообещать делать не менее трех добрых дел в день. А в конце проекта будет подведение итогов – кто сколько добрых дел совершил.

Потом выступал еще кто-то, много и пространно говоря о том, как полезны добрые дела, что их нужно делать всем и каждому, что только таким способом мы спасем нашу планету, восстановим добрые и хорошие отношения между людьми. Говорили и о том, что такие вот встречи и беседы о добрых делах нужно сделать регулярными.

После этого и других выступлений некоторым активистам предложили встать в почетный полукруг и возжечь свечи, символизируя этим начало, старт программы «Семь миллиардов добрый дел» в Азербайджане. Каждый из стоящих с зажженными свечами в руке коротко рассказал, что он думает о добре и о том, как нужно делать добрые дела.

Когда активисты расселись по своим местам, ведущая презентации объявила о своеобразной викторине. «Буду, – говорит, – задавать вам вопросы, а вы – коротко на них отвечать». Первым вопросом, с которым она подошла к ближайшей даме, был вопрос: «Что такое добро?». Дама стала многословно делиться своим мнением на этот счет…

Через полтора часа многословных рассуждений о добре я «вспомнила», что у меня назначена встреча и мне необходимо уйти, и, извинившись перед знакомой, тихо выскользнула из зала. Мое воображение услужливо нарисовало картинку. Штаб тимуровцев. Очередное заседание посвящено теме: «Как правильно переводить старушку через улицу и в чем доброта данного поступка». Аккуратно подстриженные мальчики два часа обсуждают, с какого бока подойти к старушке, какими словами лучше предложить ей помощь. Отдельного внимания заслужил доклад, в котором детально исследовался вопрос доброго поступка для самосовершенствования души и осознания собственного «я».

А рядом, буквально за стеной роскошного Дома пионеров, стояла одинокая полуслепая старушка. Она не могла прейти улицу… 

Эту публикацию я посвящаю люба63.

Счастье

(сказка-притча)

            Когда-то, очень-очень давно, в маленьком старинном городе жили Юноша и  Девушка. Их звали…Впрочем, все это было так давно, что теперь мало кто помнит, какие были у них имена.

            Юноша жил в большом, старом замке. Больше всего на свете он любил сидеть в маленькой комнатке под самой крышей и читать толстые древние книги. Он читал их целыми днями и иногда записывал что-нибудь в большую тетрадь лебединым пером. А еще он рисовал картины, странные и загадочные, и никогда никому не показывал, даже Девушке.

            А Девушка обитала в маленьком светлом домике с голубыми занавесками на окнах. Домик стоял на берегу тихого тенистого пруда, заросшего ивами. По утрам ее будила ласточка, стуча клювом в оконное стекло. На подоконнике всегда сидел большой белый кот. Он и ласточка были большими друзьями и часто подолгу вели тихие умные беседы.          

            Больше всего на свете Девушка любила сидеть у окна и вышивать цветы. Однажды она вышила дивную алую розу, да такую красивую, что ласточка, приняв ее за настоящую, села на ее лепестки и принялась искать нектар. И, о чудо! Вышитая роза ожила и превратилась в настоящую, живую, с капельками росы на бутоне.

            Девушка обрадовалась и решила подарить розу Юноше. Но когда она пришла к замку, ей сказали, что Юноша уже много дней не выходил из своей комнатки.

            Девушка долго поднималась по узкой крутой лестнице, пока не нашла Юношу в глубокой задумчивости над кипой книг, рассыпанных по полу.

            – Почему тебя так долго не было? – спросила Девушка. – Я принесла тебе красивую розу, смотри.

            – Я думал, – ответил Юноша, – я понял, что я не знаю самого главного. У меня нет самой древней, самой умной книги, книги, в которой написано, как сделать всех людей счастливыми.

            – И что ты теперь будешь делать? – спросила Девушка.

            – Я пойду по свету, буду искать эту книгу. Я найду ее и узнаю, как принести людям счастье.

            – Всем сразу? – спросила Девушка.

            – Всем сразу! – ответил Юноша. – Если надо, я буду искать эту книгу год, десять лет, всю жизнь, но я найду ее и всех сделаю счастливыми.

            – И меня? – с надеждой спросила Девушка.

            – И тебя, – ответил Юноша.

            – Но чтобы сделать счастливой меня, не надо всю жизнь искать какую-то книгу, – тихо проговорила Девушка, но Юноша перебил ее:

            – Прощай! Мне пора! Я и так уже потерял слишком много времени!

            Он взял с собой в дорогу только самое необходимое – несколько книг, перекинул  через плечо котомку и зашагал по дороге прочь из города. Девушка стояла на пороге и долго глядела ему в след. Очень долго. Так долго, что роза завяла в ее руке.

Автор: Оксана Буланова 

            Времена меняются. И вместе с временами меняются цитаты. Раньше мы цитировали культовых писателей, сатириков типа Райкина и любимые киноленты вроде «Джентльменов удачи». Теперь мы цитируем рекламу, потому что она, как выяснилось, тоже формирует мировоззрение. В рекламе нам подспудно внушаются некие ключевые понятия. Самые характерные – «защита» и «безопасность». В нашей жизни они применяются практически ко всему – начиная от бритвы и подгузников и кончая едой и автомобилями. С их помощью нам опять же подспудно внушается мысль, что мы живем в крайне опасном мире, и только вот этот или тот товар сделает его чуточку безопаснее или сможет нас защитить. Но речь пойдет не о товарах, а именно об опасном мире.

В связи с тем, что нас окружает крайне опасный мир, возникает совершенно законный вопрос: а как мы вообще дожили до сегодняшнего дня, если нам сорок, пятьдесят или даже шестьдесят? Как мы, такие незащищенные, смогли выжить в мире, где брились опасными бритвами, ездили на «Жигулях» не только без подушек безопасности, но даже и без ремней, пили газировку в автоматах и соки в магазинах из общих стеклянных стаканчиков, а продукты покупали у сомнительных и не очень бабулек, торговавших без всяких сертификатов качества.

            Мы в нашем далеком детстве постоянно рисковали отправиться на тот свет –практически каждую минуту. Судите сами. У электрических розеток не было никаких пластиковых затычек. У газовых плит – «стоп-крана», который прекращал бы подачу газа, если пламя задувалось каким-нибудь сквозняком. Пузырьки с лекарствами не имели специальных секретных «антидетских» крышечек, да и сами лекарства не запирались в шкафы. Потому что шкафы в принципе не запирались. Как в принципе не запирались и входные двери в квартиру. На улицах с нами то и дело заговаривали незнакомые взрослые, а нас никто не предупреждал, что заговаривать с незнакомыми взрослыми, особенно если это мужчины, нельзя ни при каких условиях. Мы уходили из дома рано утром и приходили поздно вечером, и никто не сбивался с ног, звоня нам каждые пять минут по мобильному телефону. Как мы смогли выжить без мобильных телефонов?! Точнее, как без них выживали наши мамы и папы?

Мы дрались до крови, ломали носы, руки и зубы, ходили с глазами, украшенными «фонарями», но наши родители не подавали в суд на родителей наших обидчиков – мы как-то сами разбирались.

Как нас вообще рожали те самые родители – без УЗИ и кесарева сечения каждой второй узкобедрой мамаше?! Как мы не прели в вечно сырых пеленках и таких же вечно сырых самодельных ватных подгузниках, и наша кожа не покрывалась раздражением – это же ведь так вредно!

А какие предметы нас окружали? Газеты с высоким содержанием свинца, которые мы использовали когда для «почитать», а когда и для тыла. Краски с таким же высоким содержанием свинца, которыми раскрашивались спинки наших кроваток, игрушки и те же детские книжки. Детская посуда была стеклянной и могла разбиться, а мы, соответственно, могли пораниться об осколки – вплоть до полного истечения кровью. Спички, ножи и другие острые предметы валялись в квартире на каждом углу, а в аптеке – о ужас! – продавался эфедрин и марганцовка.

Мы поднимали с земли упавшее яблоко или бутерброд, пили из ручья при помощи «ковшика» из грязных ладошек, грызли неспелые груши из соседского сада, жевали какие-то травинки – и никаких расстройств желудка! Мы глотали вишни с косточками, и они почему-то не прорастали у нас в животах, а косточки от абрикосов не доводили нас до больничной койки, а то и до могилы – в них же синильная кислота! Мы разбивали коленки о землю, повально зараженную столбняком, нас кусали наверняка бешеные собаки, но нас никто не тащил на прививки от бешенства или столбняка. Мы лазили по заборам, катались на самодельных самокатах, сделанных при помощи подшипников со свалки, на таких же самодельных санках из труб… И не ломали себе голову. И никому в ту самую голову не приходило кататься на велике в специальном шлеме! Как никому не приходило в голову надевать налокотники и наколенники, катаясь на роликах.

Разбитые коленки мазались йодом и зеленкой, температура сбивалась мокрой тряпочкой на лоб, горло лечилось молоком с медом, а нарывы – мазью Вишневского. Как мы выжили без импортных антибиотиков, чудо-мазей и витаминов, которые жизненно необходимы – ведь вокруг повальный авитаминоз!

Мы купались в речках и прудах, вода в которых кишела кишечной палочкой, а так же другими палочками, но мы купались и иногда даже пили эту самую воду. В лучшем случае мы пили ее из водопровода или колонки, но никак не из фильтров и не из магазинных пластиковых бутылок. Из бутылок мы пили лимонад, иногда из одной бутылки – человек семь, и никто не заражался! Как никто не толстел от мороженого, не приобретал забитых холестерином сосудов от куриной кожи и сливочного масла и диатеза от бабушкиной клубники. Почему?! Ведь вокруг был сплошной холестерин, калории и прочая пакость типа шлаков в кишечнике. Как мы не умерли от интоксикации от этих самых шлаков?!

Мы играли самодельными игрушками из тряпочек и дерева, сделанных нашими мамами и папами, сражались в «классики» при помощи простого мела и банки из-под гуталина, скакали в «резиночку»… Как мы не скучали с этими примитивными игрушками?! Как не зарабатывали депрессию, детские стрессы, нервные расстройства от невозможности иметь дорогую игрушку, что есть у соседа? У нас – о кошмар! – не было айфонов и айподов, игровых приставок, компакт-дисков и МР3-плейеров, интернет-клубов со «стрелялками» и «бродилками», собственного ноутбука и двухсот двадцати пяти каналов спутникового телевидения. У нас иногда не было даже телевизора, и смотреть мультфильмы мы собирались всем кварталом к счастливчику, у которого телевизор был. Как мы не переубивали там друг друга из-за стула, стоящего наиболее близко к «ящику»?

Мы не понимали, что такое «Барби» с купленным гардеробом, мы сами шили своим куколками одежки из старых тряпочек. Мы играли консервными банками, палками и колесиками от велосипеда, приделанными к этим самым палкам. У нас был один любимый плюшевый мишка, одна любимая кукла, ОДНА, а не целый мешок дорогих, красочных, но совершенно холодных игрушек.

Ничего этого у нас не было. Зато у нас были друзья. (Как и у наших родителей, кстати.) Мы болтали днями на пролет, сидя на какой-нибудь поленнице, на заборе, в крайнем случае – на школьном дворе. Мы заходили друг к другу в гости без приглашения и предварительного созвона. Мы часами бродили по лесу, пускали по весенним ручьям кораблики из тетрадного листа… Мы пели песни у костра – не под караоке, а под гитару или под «ля-ля». Мы лазили по горам, ходили в походы… Одни! В этом страшном, опасном, безумном мире! Как мы там все не умерли, не простудились, не потерялись и не стали жертвами маньяков?!

А еще у нас были книги. Мы читали их сидя за обедом, лежа в постели, под одеялом с фонариком – и никто не заработал гастрит, слепоту или сколиоз. Ведь читать за едой, лежа или с фонарем жутко вредно!

Когда мы подросли, мы знакомились друг с другом на улицах, и никто не становился жертвой маньяков или брачных аферистов. А ведь они на каждом шагу, так и ждут, чтобы доставить нам кучу неприятностей. Так почему мы выжили?!

Ответов три. Первый – простой и лежит на поверхности: мы загадили собственную планету до такой степени, что вода превратилась в смертоносный коктейль; мы девальвировали отношения между людьми, и теперь любой мужчина – потенциальный враг для нашего ребенка; мы так усовершенствовали свою технику, что в наших руках она стала напоминать гранату в руках обезьяны.

Второй – тоже простой: большинство наших страхов надуманы, внушаются нам продавцами подушек безопасности, антибиотиков и электронных маячков, которые нужно навешать на детей, как колокольчики на коров – чтобы не потерялись.

С третьим ответом сложнее… Мы выжили, потому что все решали сами. Нам не за кого было прятаться. Наши родители не только не подавали в суд на наших обидчиков, поставившим нам фингал под глазом, но и не «поступали» нас в институт, не откашивали от армии и не платили ментам, чтобы на нас не заводили дела за мелкое хулиганство. Нам – наоборот – еще и влетало от родителей за мелкие нарушения закона. За крупные нам иногда вообще устраивали полную обструкцию. Мы привыкли сами отвечать за свои поступки. Право на свободу выбора, право на риск и неудачу научили нас нести ответственность за себя, любимых. Ребенок никогда не поймет, что пламя жжется, пока не сунет в него свою ладошку. Зато когда поймет – никогда этого не повторит. И другого варианта – кроме как обжечься в первый раз – просто не существует!

По идее, мы должны были бы вырастить такое же поколение. Но почему-то не сделали этого. Наши дети обвешаны модными шмотками, у них есть сникерсы и памперсы, мобильники и навигаторы… И вокруг них совершенно другой мир – ужасный, опасный, ощерившийся кучей разных пугалок. И навигатор почему-то не помогает… А все просто: мы сами превратили наших детей в полных инфантилов, наши дети лишены свободы выбора и возможности учиться на собственных ошибках. Лишены. Для их же собственного блага…

А еще мы позволили безнравственным коммерсантам купить у наших детей свободу выбора в обмен на прибамбасы, и пугать их опасностями мира без новых и новых прибамбасов. А сами? А нам просто повезло. Мы выжили. С чем я вас и поздравляю.

Статья была опубликована в газете "Эхо" в марте 2014 года.

http://www.echo.az/article.php?aid=59417 

Интересно проследить, как рождаются посты. Есть у меня на ЛиРу виртуальная подруга. Мы с ней "спелись" на почве сходных интересов и нелюбви к политике. И вот она публикует пост под названием: "На майдане яблоки некуда девать". Я, честно говоря, конкретно напряглась при слове "майдан". С замиранием сердца захожу и... вижу фотки роскошных яблок в саду. Выдохнула. И тут же поняла: она живет в Чебоксарах, тюркское слово "площадь", все нормально)))) Потом еще и песню в свое время известную вспомнила: "На майдане яблоки зреют ароматные". Решила слова погуглить, ибо кроме той строчки ничего не помню. И что? Киевский майдан и яблоки на снегу! ((((( До чего дожили, а?!

Совершенно не собиралась ничего сегодня писать, но зашла на страничку к одному своему местному другу - почитать пост об Останкино. В итоге написала там коммент, который решила сделать своим постом.

Однажды меня пригласили на передачу Малахова, посвященную дню рождения Андрея Миронова. Почему пригласили, я и сама не поняла: он умер, когда мне был 21 год, и знала я его шапочно. Может, потому, что я писатель, журналист, то сё... Ладно, пошла. Приглашенные делятся на несколько типов: те, что сидят в креслах - герои передачи, "эксперты" - это те, кто сидит в первых рядах и к кому Малахов иногда подходит, "крикуны с места" - те, кто по согласованию с администратором в нужных местах что-то говорит или выкрикивает, и просто публика. Тем, которые "эксперты" и "крикуны", платят деньги. Речь идет о годе примерно 2007-м, 2008-м, не помню. Сколько платят "экспертам" (кем меня и пригласили), я так и не узнала - ибо от этой "почетной" роли отказалась. "Крикунам" заплатили по 500 рублей.

Почему отказалась... Администратор Галина (их там вообще-то несколько) собрала нас вместе - "экспертов" и "крикунов" - и стала с нами «репетировать»: кто что скажет, кто что спросит. Забегу вперёд и скажу, что "репетировали" мы около двух часов. Когда где-то через полчаса после начала "репетиции" очередь дошла и до меня, то мне уже все стало ясно: готовится очередная стирка грязного белья. Одна собиралась рассказывать о его первой жене, вторая - о второй, третья - о первой любовнице, четвертая - о второй любовнице и так далее. Спросили меня, о чем буду говорить я. Я сказала: о том, что Андрей Миронов - это, прежде всего, великий актер, и зачем через двадцать лет после его смерти перетрясать историю его любовных отношений? Вот об этом, мол, и скажу. На меня только что не заорали: "Об этом говорить не следует! Вы должны рассказать какую-нибудь пикантную историю". Тут я начала прикалываться: "Ну да, с учетом того, что умер он, когда мне было чуть больше двадцати", то история будет о том, что Миронов - педофил))) Что я могу рассказать пикантного? Не собираюсь я ничего пикантного рассказывать! У меня не было такого опыта общения с ним, мне что, выдумывать?!". Не надо выдумывать, - ответили мне. - Вот примерный текст. Учите слова". И тут мне вообще все стало ясно. "Нет уж, говорю, не дождетесь!" И собралась уйти. Так меня не выпустили! Сказали: «Сядете в зале, будете "крикуном". А иначе пропуск не подпишем!"

Так я очутилась в зале. "Крикуном" не стала. Всю передачу просидела молча. Деньги мне, тем не менее, выдали! Я их потом отдала бабушкам-нищим на улице.

Это был не первый мой визит на запись разных передач, но первый опыт узнавания такого неприкрытого цинизма. С тех пор я больше не уважаю Малахова, хотя признаю его талант ведущего.

Вот такая совершенно несмешная история...

ПыСы. С тех пор я не верю ни одному слову, что слышу с экрана телевизора. Впрочем, этого экрана у меня уже несколько лет просто нет - я избавилась от зомбоящика. 

Человек, создающий счастливые миры 

Это эссе посвящается моему дружку Али Шамси. Лет восемь назад я шла в Баку по Ичери-Шехер (это нечто среднее между московским Кремлем, древней цитаделью и древними же жилыми кварталами) и щелкала фоВ­тоаппаратом налево и направо. Тихо подкрадывался вечер, такой, знаете, с восхитительными розово-золотистыми длинными теВ­нями – художники или фотографы меня поймут. Мое внимание привлекла открытая дверь одного безумного строения. На фасаде красовалась старая палитра с номером дома вместо банальной таблички, древние деревянные башмаки – да-да, на фасаде, а рядом с ними ультрамодные красные туфельки, и все это добро бодро шло по фасаду, как по мостовой. Рядом обнаружились осколки стаВ­ринной керамики, вцементированное керамическое же блюдо и весело раскрашенный кондиционер. Дверь в этот волшебный дом была открыта. Она мне по задумке, чтобы сдеВ­лать нужный кадр, мешала, и я спустилась по ступенькам вниз с вопросом, можно ли ее на минутку прикрыть. Спустилась… и осталась там. Я тут же поняла, что знаю этого человека уже примерно лет этак сто пятьдесят.

Я вошла в его мастерскую – и окунулась в удивительный, завораживающий и таинственный мир. Немного пафосно получается с этим описанием, зато – правда. Вместо одной стены была старинная каменная кладка, на ней висели и стояли разные заВ­гадочные вещи – древние кинжалы и осколки амфор, рогатый коВ­шачий череп (ага, именно рогатый и именно кошачий) и рогатый же коровий, старинные весы, корабельная рында, камень-след и камень-дельфин... Еще там была пещерка, в которой постоянно горели свечи. Язычник, что ли? – подумала я. Особенно в сочетании с черепами. Но у язычника вряд ли будет столько картин. Потому что вокруг всех этих черепов и прочих загадочных предметов были картины. Этакий вернисаж пяти-шести разных художников, причем все – мастера такого уровня, что завидки брали.

Какие там были горные пейзажи, с ума сойти! ТаинстВ­венные и завораживающие. Горы – нежные, прозрачные и мудрые, такие мудрые, какими могут быть только горы. Я рассматривала поразительной психологической глубины портреты, классические натюрморты, городские сюжеты, словно написанные в парижских кафе в конце девятнадцатого века, морские пейзажи… Куда до них Айвазовскому, да простят меня его поклонники! Там были жанровые сценки, перед которыми Малые Голландцы просто отдыхали и нервно курили в углу; там были поля маков, перед которыми так же отдыхали импрессионисты. Я с восторгом внезапного пониВ­мания чего-то запредельного разглядывала неподражаемые абстВ­рактные работы, этакий то ли символизм, то ли то ли еще какой изм… А еще там были женщины. Много прекрасных женщин с поразительными глазами, спрятанными за вуалью. Они завораживали даже меня, тоже женщину, хотя я до отвращения банальна в вопросах нетрадиционной ориентации.

А когда я узнала, что все (!) эти работы написаны одним-единственным Алишкой, моему удивлению не было конца. Художник, абсолютно свободно и профессионально пишущий в таВ­ких разных стилях, не может не вызвать восхищения. Видимо, ему от Боженьки по какому-то недосмотру досталось таланту не на одного художника, а сразу на полдюжины. А, может, и не по недосВ­мотру, Боженька по недосмотру ничего, как известно, не делает, а вовсе даже специально, чтобы радовал мир этот человек по полной программе. Сам он как-то сказал, что он просто озорной, ему и это хочется попробовать, и то. Просто любоВ­пытно.

Так, «просто», Али в свое время увлекся иконописью и в соВ­вершенстве изучил эту технику (которая кардинально отлиВ­чается от обычной живописной техники). На мой вопрос, как такое может быть, ведь он же мусульманин, Али ответил:

– Да, муВ­сульманин, но увидел один раз иконы Андрея Рублева, и так они были просто сделаны, что мне захотелось сделать так же. Это такая красота была! Это я потом уже понял, что чем проще сделано, тем бóльВ­шая глубина в этой работе, настоящее искусство всегда очень проВ­стó. Я написал с благословления батюшки отца Василия в городе Губкино икону Николая Чудотворца. Никогда не забуду эту маленькую церквушку на краю географии! Висит там моя икона, и на нее молиться старенькая русская бабушка…

Многие его работы написаны мастихином. На мой очередной вопрос, почему, я получила уникальный ответ:

– Мир мастихина – удивиВ­тельный мир. Кисточка – это от мозга. Глаза видят, передают в мозг. И рука кисточкой выполняет миссию мозга. А мастихин – это непосредственно контакт с душой. То, что твое подсознание хочет – делает мастихин.

Мастихином написано и много горных пейзажей.

– Горы – это вершина, которая недоступна. Это вершина мысли, это вершина удачи, вершина неудачи… Очень многое я там видел. Одна гора непохожа на другую, у каждой свое лицо. Камни в горах – это как люди. Миллиарды людей на земле, и все вроде похожие, а все же разные. Так и камни, так и горы. Есть свой характер, свои шрамы, свои лики. Я былинка на этой земле, я в этом там, в горах, убедился. Чем выше поднимаешься, тем ярче и четче это поВ­нимаешь. Все, что мы здесь о себе воображаем, там превращается в былинки.

Он любит горы и женщин и не стесняется в этом признаВ­ваться. Горы и женщины – это его музы. И каждая имеет свое лицо. У каждой свой характер: мягкий или гордый, грозный или ласковый. Или неприступный. Или романтический. Или таинственный. Как понять, какой? Как вообще правильно смотреть на картину, как научиться видеть ее? Он научил меня смотреть картины. Я, типа художник по первому образованию, не умела до встречи с ним смотреть и видеть картины! А нужно всего-то взять листок бумаги, свернуть его и чрез эту импровизированную подзорную трубу смотреть на удивительный мир, который создает Художник. Просто смотреть, разглядывать фрагмент за фрагменВ­том, путешествовать по живописному миру. Поразительное чувство при этом возникает! Самое удивительное и мистическое, что действительно получается эффект подзорной трубы. Словно простой лист бумаги превращается в увеличительное стекло, через которое видно то, что не увидит простой глаз, если будет как обычно расВ­сматривать полотно. Словно каждый фрагмент приближается к тебе и поражает своей четкостью, близостью и законченностью. Картина словно увеличивается. Во всех смыслах: и в масштабности размера, и в масВ­штабности замысла. Возникает этакий мир Запределья, в коВ­торый хочется уйти и бродить там часами, а, может, и неделями. Я боюсь долго так разглядывать его картины: боюсь просто не верВ­нуться.

Алишка – человек удивительный, человек-солнце, человек-раВ­дость. Попадая в его мастерскую, с изумлением замечаешь, что все твои проблемы куда-то ушли, стали мелкими и неважными. После общения с ним хочется любить весь мир, так заражает и заряжает он своей люВ­бовью. Любовью с большой буквы. Ко всему: к природе, к людям, к Жизни. Он удивительно цельный, глубокий, непосредственный чеВ­ловек, обладающий поразительным в наше время даром, которого я пока в других людях в такой полной мере не встречала – жить в полной гармонии с самим собой и с окружающими, с вечной природой и сиюминутной ситуацией. Он ни на что не злится и не разВ­дражается, все, что его окружает – для него живое, начиная от деВ­ревьев, с которыми он разговаривает, и кончая последней букашВ­кой, с которой он тоже разговаривает. Даже камни – и те для него живые. Если и бывают на свете абсолютно счастливые люди, то это Али. Он, наверное, знает какую-то тайну, нам, простым смертным, неведомую, и это позволяет ему видеть в окружающей жизни только прекрасное. Его глаз вычленяет только яркие краски, в его сознании живут только светлые образы. Среди его картин я не нашла ни одной мрачной или вгоняющей в тоску. Все его работы были очень светлыми и радостными. И мудрыми. Как он сам. Были работы, подернутые легкой грустью, но ведь легкая грусть – необВ­хоВ­димая составляющая настоящей радости. В глазах этого человека светится самое настоящее, ничем не прикрытое счастье. Он счастВ­лив так, как бывает счастлив цветок, растущий на солнечном склоне горы, как море, ласкающее берег, как птица, кувыркающаяся в прозрачном небе. Он воспринимает мир с непосредственностью реВ­бенка, которого еще не успел испортить наш лицемерный мир взрослых.

 – Как можно жаловаться на жизнь? Разве она не счастье? – спросил он как-то с доброй улыбкой. Он никогда ни на кого не серВ­дится, ни о ком не говорит плохо и ко всему относится философски. На вопрос, чего он не любит в этой жизни, я получила спокойный мудрый ответ:

– Все, что происходит со мной, это заслуга только меня самого. Если у меня  проблема какая-нибудь, это моя заслуга. Если у меня бывает радость, это моя заслуга. Если я столько лет лаВ­зил по горам, и ничего, а на ровном месте сломал ногу, это тоже моя заслуга. Я готовился подняться на самую высокую вершину АзерВ­байджана, но, видимо, я что-то не то сделал, и горы обиделись на меня. Я не имею право выносить оценки.

И в этом он весь.

В его мастерской очень часто звучит мугам. На вопрос, что для него мугам, я получила ответ, от которого мурашки побежали по коже:

– Мугам – это крик космический. Это фантастика, честно! Это другой мир. Мугам – это когда тело остается здесь, а душа куда-то уходит, и тела ты не чувствуешь.

Он живет своей жизнью, играет с мальчишками в футбол и между делом учит их писать красками.

– Мои самые лучшие друзья – это дети, – говорит Али. – Детьми правят ангелы.

Дети его обоВ­жают, в его мастерской всегда можно застать парочку ребятишек. О детях он может говорить часами.

– Вот приходит маленький пятиВ­летний человек Абдулла и говорит: «Дядя Али, а можно я буду стуВ­чать?» Стучи, говорю. И вот он сидит, стучит, типа он барабанщик. Те, кто рядом находятся, все ему говорят: перестань, что ты делаВ­ешь, не шуми. А он стучит себе в свое удовольствие. А потом спрашивает: «Дядя Али, тебе понравилось?» Я отвечаю: очень понраВ­вилось. Ведь если я ему скажу, нет, не понравилось, значит, его внутренний мир будет поломан.

Наверное, потому он так бережно относится к детям, что сам однажды испытал очень бережное к себе отношение со стороны отца. А такое редко бывает со стороны наших родителей. Потому что родители, как известно, всегда лучше знают, что нам, их неразумным отпрыскам, нужно. И лезут в нашу жизнь ничтоже сумняшеся, и привет потом нашей жизни! Али рассказал мне, как он стал художником.

– Утром я, как все нормальный дети, брал портфель, уходил со двора, перебрасывал портфель через забор и бегом к речке. И на камнях рисовал… Карандашом. В основном, женщин. Ну, мы с маВ­мой ходили в баню, я там все видел… Отец, я так подозреваю, знал про эти мои «художества», но не запрещал. А мальчишки потом смывали все эти мои творения. И тогда я решил их перехитрить, чтобы мое произведение не пропало. Нашел большой-большой таВ­кой гладкий речной камень сантиметров пятьдесят в диаметре и большим гвоздем нацарапал мою первую обнаженную женщину. Долго цараВ­пал, с мозолями на руках приходил от этого гвоздя. Это была перВ­вая, и я так думаю, самая лучшая моя картина! Этот камень я до сих пор прячу в горах, когда-нибудь на выставку отдам. И вот я закончил и через день возвращаюсь из школы (один раз в своей жизни пошел в школу!) и смотрю: а у нас во дворе столько народу! Не дай Бог, думаю, умер кто. Захожу. Уникальное зрелище! Только грузины смогли бы снять такое! Значит, в середине сидит папа, за папой стоит мама, руки в бок. Вокруг старики… Все что-то говорят. И в середине этого круга лежит мое великое произведение, этот камень. Папа меня увидел, «Алеша, – говорит (он меня Алеша называл), – это что такое?» И все меня толкают, иди, мол, к отцу, все меня позорят, как тебе не стыдно? «Ты нарисовал?» – спрашивает. Ну, я, кто ж еще такое нарисовать мог? Можно было и не сомневаться. «Сколько, – спрашивает, – трудился?» «Месяц где-то», – отвечаю. А вокруг все гудят, как на боксерском ринге, мол, чем твой сын занимается, позор на весь наш род. Отец долго-долго думал… За это я его люблю, я сын мудреца. «Алеша, – говорит, – возьми этот камень и отВ­неси его туда, откуда его принесли». А камень ростом чуть меньше меня, семилетнего. Как мне его нести? И вот дети со двора мне помогли, сперва подняли, положили мне на руки. И вот тогда, кстати, и осознал, что такое друзья. А как мне его нести, он килограммов тридцать весом! И тогда мне его на плечи положили. И я понес. Толпа идет за мной, а там горы, речка, я несу, пыхчу, киВ­лометров пять точно нес. Принес, положил, как было. Так меня заставили рисунком вниз положить. Получается, я его нес как свой крест, на Голгофу. Если б не папа, который в тот момент не пошел на поводу у тех людей, я б, наверное, не стал бы художником.

Али стал художником. Самым необычным из всех, кого я знаю. И если в нем – художнике – соединились несколько соверВ­шенно разных творцов, то в Али-человеке тоже соседствуют рядом друг с другом парочка довольно мало совместимых типов. Есть тиВ­хий, мягкий, ласковый, а есть озорник и хулиган, глаза коВ­торого словно наполнены сумасшедшими искорками, а сам он подВ­вижен как ртуть. Есть спокойный мудрый философ, любящий всех и вся, а есть бунтарь, разрушитель всех и всяческих рамок. Он смело нарушает все возможные стереотипы. Он смело говорит люВ­дям то, что он думает. А это мало кому нравится. Сколько копий было сломано из-за этого его нежелания влезать в общепринятые рамки! Для Али не писаны законы бюрократии, он не состоит ни в каких ассоциациях, ему это просто не надо. Как он говорит, это сковывает его душу. Он добровольно покинул хлебное место – ушел с поста директора художественной галереи. Он не ходит на тусовки и светские мероприятия, ему не нужно на них «светиться» и «пиариться», его и так все знают. За его картины готовы платить бешеные деньги, а он еще может и не согласиться писать на заказ или продать уже готовую работу. Его работы висят во многих музеях мира, в частных собраниях всяких известных личностей – у Ельцина, например, или у Шеварднадзе. Несколько картин даже погибли 11 сенВ­тября вместе с башнями-близнецами…

Он ни разу в жизни не надел пиджак – тесно ему в нем, во всех смыслах, и ни разу не надел ботинки, он постоянно ходит босой. В крайнем случае, зимой надевает шлепанцы. А ноги потом порошком моет, мыло уже не берет. Дело доходило до курьезов: поВ­сле очередной съемки или мероприятия в босом виде ему всякие специально обученные обеспеченные люди предлагали ботинки в подарок, думая, что у него баВ­нально нет денег на обувь. А он просто такой человек – босой во всех смыслах. Стоящий на земле и воспринимающей эту землю боВ­сыми ногами, а не через дорогие подошвы дорогих башмаков. БоВ­сыми ногами проще стоять на земле. Ближе.

Он редко моет свою машину. Не из-за лени или нечистоВ­плотности – просто на ней пыль, а пыль – такая же часть земли, как и он сам. Он этого не говорил, до этого я сама догадалась. Так вот, на его пыльной машине периодически появляются рисунки и надписи. Рисуют соседские мальчишки. Что у нас рисуют на пыльной машине? В лучшем случае фразу «помой меня», но чаще слово из трех букв. И это не слово «дом» – как в том анекдоте. На его же машине дети рисуют глаза. И губы. И машина смотрит и улыбается!

На вопрос, почему он сидит на земле в относительно циВ­вильном виде (в не выпачканном краской свитере и таких же пока не выВ­пачканных брюках), она же грязная, земля, он хитро посмотрел на меня и улыбнулся:

– Она земля, она не может быть грязной.

В общем, Али – это целый мир, живущий по своим законам, и в то же время по законам общечеловеческим, о которых мы в нашем сумасшедшем мире окончательно забыли.

Многочисленные выставки в разных странах не сделали его тщеславным или заносчивым. Эти чувства ему просто незнакомы. Он напрочь лишен суетности этого сумасшедшего мира и очень трезво оценивает свои работы, слегка иронично, слегка отстраненно. Он не боится красок. Они – его продолжение. Он, в отличие от очень многих живописВ­цев, очень умело и смело пользуется цветом, даже таким, как крапВ­лак (художники-профессионалы меня поймут).

Я, пока мы еще не дружили, а просто общались, честно пыталась взять у него интервью, ходила по пятам с диктофоном. Но Али – это тот случай, когда даже самое гениальное и подробное интервью не даст представления об этом человеке: с ним надо общаться, его надо видеть, слышать, наблюдать в разных ситуациях, слушать его мудрые рассуждения на самые разные темы, надо погрузиться в его мир и пожить там немного. И тогда твой собственный мир покажется тебе чуточку лучше, чуточку спокойВ­нее и красивее. Он это умеет – создавать счастливые миры!  

Автор: Оксана Буланова