То, было... нет, не в наше время, а ту далёкую пору, когда прекрасные дамы (бальзаковского возраста) наряжались в пышные одежды с оборочками и рюшечками, огромными париками с фонтанами, парусниками и дворцами, корсетами и чулками – шелками заморского производства, порчёй и бархатом украшали широкие бока бюста. Подтянутые груди и румяна пухленьких щёчек, привлекали кавалеров. Таинственная улыбка не сходила с их лица, с постоянно затаённым дыханием и томным голосом. Они могли поддержать любой разговор, перебегая от одной стайки щебечущих на балах дам, к другой. Светские сплетни знали обо всем и обо всех. Воспитанные в строгости и запертости, от мира разврата и страстей – свободного общения (без па и реверансов), дамы и мадмуазель с жадностью смотрели на любого проходящего мимо элегантного мужчины или простого мужика; тут же возбуждались от нежного прикосновения к их пальчикам и еле успокаивали сердцебиение в соприкосновении губ какого-нибудь гимназиста с их пухленькой ручкой и, от перевозбуждения, падали в обморок. Как трогательно и необычно...

А, интеллигентный кавалер... Каков он? (был). Статный, желающий и стремящийся держать себя с достоинством и подобающим образом (как это принято в светском обществе), всегда молодой человек, мечтающий о нежности и с озорством обсуждающий мечты и планы с друзьями-однокашниками; солидный мужчина, не уступающий молодости и стремящийся к земным ценностям; не хилый, знающий себе цену старец... Он непременно подавал руку помощи и не смел сидеть (не говоря уже лежать) в присутствии дамы на балах. Не редко случалось так, что: «увидав её нежное плечико, у него захлюпало в левом сапоге». Он краснел и заикался (как впрочем, и она) стыдливо опуская глаза, стараясь не смутить, но смущаясь самостоятельно. Был готов совершить невероятный поступок, ради неё: – только бы заметила и оценила. Держался за шпагу, в готовности нанести удар любому обидчику, и совершенно не важно, каков конкурент в умении и силе. И в то же время; как куклу, наряжал свою возлюбленную, даруя каменья и шелка – заигрывал, шаловливо заводя разговор с давней подругой. Страсть и возбуждение от естественности и запахов. Балдел от всего, что будоражило и теребило разгорячённое сознание в пылкости любовных утех и игр.

Почему «бальзаковского», спросите Вы? Да потому что, нацепив тринадцатилетней девчушки такое количество материи и наловив на лицо глины, в виде масок и пудры, нахлобучив километр конских волос на голову, со шляпкой и вуалью, любое невинное дитя станет выглядеть солидной дамой с пышностью обхвата и томным, задыхающимся голосом.

А вы не задумывались: Почему запрет на секс пронизывает всю мораль современного религиозного сообщества (с момента его основания)? Почему именно моногамные браки поддерживает христианство? Как повлиял на это Константин? И каким боком в данной проблеме Рим, Греция, Византия... -- разность языков и границы?

Она появляется внезапно... после изнурительного труда, а иногда и просто так, стекая желанием и перенасыщенностью терпения.

Запах... Странный – до боли знакомый запах, будоражащий сознание. Это похоже на океанскую свежесть и запах аквариума (не промытого, но хорошо отстоянного старого аквариума с пресноводными рыбками), запах свежих грибов (выращенных в подвале шампиньонов), запах яиц от свежего куриного белка (но где-то вдалеке)... Нет; пожалуй, запах грибов более близок и таинственно манящ.

Но вкус... – иногда нежен и сладок (как фруктоза), а иногда солоноват или даже слегка горок (хотя не так, как хина или жгучая горчица). Порою же всё вместе и много разнообразно (что зависит от съеденного ранее).

Белая, густая и липкая, в консистенции слизи, с оттенком слегка желтовато-кремового или голубоватого цвета, растекающаяся со временем – превращаясь в мутную, никому не нужную жидкость. Потом она высыхает, становясь полупрозрачной плёнкой, и шелушится, трескаясь в труху, сдуваемую ветром.

Жизнь и смерть... – жизнь и смерть одного мгновения вечности, не обретшее будущего.

Вы спросите: Какой это год? Кто его знает; время изменчиво и относительно-абстрактно – подчиняется только внутренним законам социума и не имеет ничего общего с внешним миром: там другие правила и совершенно другое время – своё. Хотя, многие моменты бытия пересекаются. В одном измерении происходят собственно-самостоятельные перемены, зачастую отличные от другого. И так, в многообразии жизни, кто-то забегает вперёд, а другой, замедляя темп движения и, отстав от «звёздного сообщества», нагоняет упущенное (при очередном перехлёсте параллельностей).

Я - ангел... Ангел во хресте. Летаю и, в свободном рвенье, рассказываю, что во мне: пылает, пышет иль... страдает, играет словом озорным, но всё, что в жизни понимает и излогает вам - иным. Выкладывает слог за слогом, накопленные в образАх, понятия земного строга, что космосом дарован нам. А коли Вы, заметили здесь грубость, так то... настроены Вы так во всём. Мы ж -- Ангелы, свободны духом и в слове верном мы живём. И, брея в бризе атмосферы, благую весть(!) для вас несём.

...моё лицо и тело нежнее лепестка розы – благоуханно и величественно красиво могло бы покоиться, лежа на твоих коленях, маленьким шипом тонкого, но сильного и грациозного стебля, с ещё зелёными листьями, прикасаться к детородному органу и, лаская, возбуждать его в пылкой страсти получения удовольствия... и я, совершенно не могу понять, как? можно было сравнивать женщину с этой великолепной розой, способной вонзить свой шип, доставая до самого сердца и души, или соприкоснуться им с телом и шипами такого же чуда.

Что ж ты замолчал, мой прелесный друг? неужели ты считаешь, что это не так и слабое существо может держать такое богатство прелести и аромата на своём хрупком теле -- неужели она может прикоснуться шипами и больно или невзначай уколоть -- вонзиться, войдя внутрь...

Какая благоуханная грациозность и чистота белизны нежной и стройной калы, или лилии. Калу можно сравнить с великолепной и важной особой в строгом наряде с элегантно величаво поднятым воротником и широкими зелёными полами накидки и юбок, в виде больших листьев. А лилия... с её нежным названием созвучным со словом лелеять – сама нежность. Недаром она была символом многих знатных родов, тайных сообществ и народов. А вот и изящные ландыши – маленькие и хрупкие, на первый взгляд -- бубенца, завораживают. Кажется: так и зазвенят они в мелодичной трели колоколец. О; здесь и чопорные розы с пионами – богатые и важные господа мужского достоинства и рода. Бывший символ мужского достоинства, силы и красоты они дарились женщине в знак любви и нежности. Подсолнух – важный простолюдин, но богат... На небольшом озерце нежные кувшинки охаживают величие и грациозность королевского лотоса. Прекрасные лютики, гвоздички и другие полевые созданья сказочно богаты духовностью и скромной красотой, но невидны в гордом одиночестве. Без роскоши и богатства убранства в помпезности величавости они украшают повседневность, даря пищу и аромат. А ведь они могли быть прекрасными королями и принцами (будь чуточку по-больше).