«С Pussy Riot Церковь зашла слишком далеко»

Диакон Сергий Баранов (в миру Сергей Викторович Баранов) из Тамбовской епархии в открытом письме Его Святейшеству Патриарху Кириллу попросил снять с себя священный сан из-за неправосудного приговора Pussy Riot, «вынесенного при прямом подстрекательстве священников». Он также заявил, что приговор Хамовнического суда Москвы по делу Pussy Riot базируется на решении церковного суда по данному вопросу. Представители РПЦ тут же назвали слова Сергия Баранова о внутрицерковном суде «бредом». Они также выразили свои сожаления относительно решения диакона отказаться от своего сана.

В интервью «Известиям» о. Сергий объяснил, почему он больше не хочет «находиться в одной Церкви с лжецами, стяжателями и лицемерами», и призвал Церковь к благоразумию и прекращению дальнейшего сращивания с властью.

— Как к вам сейчас обращаться — о. Сергий или Сергей Викторович?

— Сан с меня может снять только патриарх, пока он его не снял. Но, в общем, как вам угодно.

— РПЦ уже заявила, что вы давно выведены за штат, и о том, что официальное обращение они не получали. Даже появились сообщения, что это письмо — фейк. Почему вы избрали именно такую форму обращения к патриарху — через свою страничку в Facebook и сделали всё публично?

— Я диакон, и это письмо — не подделка. С 2003 года я почислен за штат с правом перехода в другую епархию, каких-либо канонических препятствий и взысканий у меня нет. Рукоположен я был после окончания духовной семинарии в 1994 году. Служил в храме Иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость при Вознесенском женском монастыре г. Тамбова, в Покровском храме, в Казанском соборе — служил диаконом и преподавал в воскресной школе и еще по совместительству преподавал основы духовной нравственности в медицинском колледже Тамбова, тогда это было лишь в плане эксперимента, а потом уже стало чуть ли не повсеместно.

— Почему же вы вышли за штат?

— Почислен по своему собственному прошению — у меня умирал отец в Волгоградской области и позвал нас к себе, мы всей семьей к нему переехали. Восемь лет я жил в затворе в Волгоградской области и полгода назад, перехоронив всех близких, мы с мамой вернулись на родину. Сейчас я получаю светское образование — заканчиваю юридический факультет, в этом году защита диплома. В Волгоградской области я помогал священнику, я мог бы служить, но тогда меня могли бы дернуть и перевести в любую область, а мы не могли тогда никуда уехать, потому что ухаживали за больным. Помогал в качестве редактора газеты «Урюпинский благовестник», там печатались мои статьи, курировал православное молодежное движение «Хопер православный».

—  Почему вы написали письмо патриарху Кириллу и решили выйти из РПЦ? Ведь девушек из Pussy Riot судил не церковный суд, а светский…

— Все мы прекрасно понимаем, какую роль сыграла в этом процессе церковь. И Андрей Кураев, и я сам это подчеркивал, что самая страшная беда, к которой может привести этот процесс, — это раскол церкви. Так и случилось. Раскол произошел в обществе. Среди верующих мнения  тоже разошлись.

Естественно, никто не одобряет этот поступок («панк-молебен» в храме Христа Спасителя. — «Известия»), но то, что произошло на процессе, и сам приговор заставили нас всех задуматься о реальном сращивании Церкви и государства. Церковь очень далеко зашла. И скандал с патриаршими часами Breguet и пылью в квартире — это такая мелочь! Закончилось всё давлением на следствие — это уже совсем выходит за рамки. И протест против такого поведения Церкви я выразил таким вот образом. Я считаю, что Церковь не должна была инициировать уголовный процесс и быть инициатором возбуждения уголовного дела.

— Вы первый из клириков, кто публично высказался на тему давления РПЦ на следствие. Вас хоть кто-нибудь поддержал из коллег?

— Сейчас в РПЦ больше 35 тыс. служителей — от диаконов, священников до иерархов — и ни один не сказал, все промолчали! Хотя я знаю, что внутри Церкви очень многие не согласны с официальной позицией Церкви. 25–30% — это точно, а после приговора Pussi Riot таких стало еще больше, процентов 40. Конечно, они молчат — у многих батюшек жены, много детишек, и они прекрасно понимают, чем для них закончится подобное выступление, но они не согласны.

Я же не могу молчать, наоборот, я хочу, чтобы меня услышали. Хотя бы потому, что я хочу жить в мире со своей совестью. Мне стыдно за то, что творили во время расследования и процесса так называемые псевдоправославные, признанные потерпевшими по делу. Оскорбить чувства истинно верующего невозможно, это только у маловерующего чувства могут пошатнуться, а истинно верующего — его ничего не сломит.

Как в первые христианские века мученики были — их ничего не могло сломить. А их раз — и вдруг сломали. На суде те же потерпевшие терялись в показаниях — потому что не по своей воле пришли. Не душа у них болела, а болело самолюбие наших иерархов. Все язвы и нарывы были вскрыты на этом процессе, все скелеты из шкафов повылазили. Если бы вовремя остановились и проявили мудрость, может быть, этого безобразия сейчас и не было бы. Но пошли до конца.

И что меня еще убило и стало последней каплей — спустя час после приговора появилось открытое заявление высших руководителей Церкви, которые в это время были в Польше. Это же получается, что они заранее знали об обвинительном приговоре и заявление тоже подготовили заранее. Они сами себя этим заявлением выдали. 

— Вам не звонили из Тамбовской епархии, из РПЦ, не просили письмо отозвать?

— Нет, но не сомневаюсь, что они придумают, как мне за это отомстить. Столько на меня сейчас льется грязи — от проклятий до обвинения во всех смертных грехах, уверен, что будут искать компромат, начнут просто меня уничтожать. Вы знаете, я даже из квартиры не выхожу на улицу, живу в затворе и провожу время в домашней молитве. Меня поддерживает мама, она инвалид, часто ходила в храм, но теперь у нас обоих желание ходить в храм пропало, веры к священникам нет.

— Почему вы решились именно на такую форму выхода из церкви — сделать все публично?

— Если бы я послал прошение по почте, его могли потерять, объявить меня дебилом или сумасшедшим, лишить меня сана заранее, задним числом — да что угодно сделать, я бы уже ничему не удивился. Моя цель — призвать Церковь к благоразумию: как было при патриархе Алексии, как было до этого. Церковь была благоразумна в поступках, и не было такого сращивания с властью — и так не должно быть. Это нездоровая обстановка.

— И все-таки странно винить РПЦ в приговоре, который вынес светский суд.

— Обратите внимание: суд использовал всю мотивировочную часть внутрицерковной документации — остался Лаодикийский собор, Архиерейский собор 2011 года, письмо ключаря ХХС и памятка поведения в храме, и на основании всего этого вынесли приговор «именем Российской Федерации». Как юрист я понимаю, что это настоящие мракобесие и приговор беззаконный, с юридической точки зрения он просто невозможный. А как священнослужителю мне стыдно и печально, что Церковь поспособствовала и инициировала этот процесс.

— Объясните, пожалуйста, что за церковный суд был перед Хамовническим судом?

— Меня неправильно поняли. Речь шла о том, что на церковном суде можно было бы решить, как наказать богохульниц и кощунниц — например, наложить на них епитимью. Ведь внутри церкви есть свой суд. И — я убежден — не надо было передавать это дело светским властям.

— Как вы считаете, Церковь могла из этой истории выйти достойно?

— Я думаю, что перед Прощеным Воскресеньем их можно было простить и войти в Великий пост и встретить светлое Христово Воскресение в мире. Нет, весь Великий пост провели в этих распрях, в этих обсуждениях, даже в самих приходах люди начали раскалываться — на тех, кто считал, что надо простить и тех, кто считал, что прощать нельзя. Зачем всё это? Но после приговора все уже забыли о самом проступке, потому что все просто возмущены реальным сроком, который дали этим женщинам, возмущен им и я.

— Вы не боитесь за свою семью, детей?

— Я не женат, детей нет, живу с мамой. Она следила за процессом над девушками и поддержала меня, когда я решил выйти из Церкви. А веру мою и веру моей мамы никто не погубит, никто над ней не надругается и никто ее не уничтожит.