Svoboda | Graniru | BBC Russia | Golosameriki | Facebook
Уважаемые читатели! По этому адресу находится архив публикаций петербургской редакции «Новой газеты».
Читайте наши свежие материалы на сайте федеральной «Новой газеты»

«Били по-всякому, но он, гад, не сознается»

4 февраля 2019 11:47 / Общество

Рассказавшего о пытках в ФСБ арестовали по новому делу — за «публичное оправдание терроризма» в стихах из СИЗО

Павла Зломнова, рассказавшего о пытках в ФСБ, арестовали по новому делу: ему вменяют стихотворное «публичное оправдание терроризма» в камере СИЗО. Дело инициировал майор Зык — после поданной на него жалобы о понуждении к лжесвидетельству

36-летнего Павла Зломнова задержали в январе-2018 по групповому делу о незаконном обороте оружия. Оно расследуется возглавляемой Даниилом Саблиным группой следственной службы регионального УФСБ.

Руководил задержанием майор Алексей Зык. О том, как оно проходило, будет рассказано в заявлении Зломнова и сводном докладе членов ОНК Петербурга «Как пытают в ФСБ».

Люди в масках, выколачивание признаний в минивэне: «…били по голове, били по почкам, печени, выкрутили ухо и засовывали со всей силы палец в ухо, прыгали по мне. На мой вопрос, кто они, один ответил: я твой император». (Из заявления Павла Зломнова.)

Впоследствии Зломнов опознает в продавившем ему барабанную перепонку «императоре» оперуполномоченного Романа Андреева. Он же, со слов родителей Павла, при обыске в их квартире «сидел на диване, подтягивал ноги, как ребенок, к груди и подбородку, хихикал и приговаривал: «Сидеть будет ни за что! Сидеть будет ни за что!»

Видимые последствия задержания будут таковы, что два изолятора откажутся принять Зломнова. В больнице, куда его доставит майор Зык, выдадут справку: «ушиб мягких тканей лица, грудной клетки, спины, правого плеча, почек». Но оставить там Павла для лечения майор не позволит. Через неделю Зломнова придется привезти в больницу Гатчины, откуда (несмотря на заключение «на данный момент принимать участие в следственных действиях не может») определят в СИЗО-6 с пыточной репутацией.

О пытках при задержании расскажет и «подельник» Зломнова Роман Гроздов. Членам ОНК Ленобласти удастся посетить его лишь 15 мая, зафиксируют: «Все еще видны следы ожогов от электрошокера, они расположены в области паха, […] также есть проблемы с чувствительностью левой руки от локтя до пальцев».

В возбуждении уголовного дела по заявлению о пытках Зломнову будет отказано.

Павел Зломнов после  инцидента 21 августа 2018, адвокатская съемка Павел Зломнов после инцидента 21 августа 2018, адвокатская съемка

Защищают Павла его отец и брат — члены Адвокатской палаты Санкт-Петербурга Андрей и Михаил Зломновы. По их мнению, дело строится на выпытанных показаниях одного из фигурантов, Дмитрия Бажина.

Павел окончил Институт культуры (направление — музейное дело), диплом защитил по теме экспонирования старинного оружия. В составе легального поискового отряда участвовал в раскопках на местах сражений Второй мировой, где и познакомился с Романом Гроздовым. До задержания семь лет работал водителем в транспортном ГБАУ «Смольнинское», возил депутатов. Там о Павле отзываются положительно — что отражено и в приобщенной к делу характеристике.

В октябре родным Павла позвонил охранник «Смольнинского» Кирилл (имя изменено) и попросил о встрече. Информация, которой он поделился, зафиксирована актом адвокатского опроса (копия есть в редакции).

Кирилл сообщил, что после февральского обыска, проведенного сотрудниками ФСБ в служебном автомобиле Зломнова и помещениях «Смольнинского», ему стал названивать оперативник майор Алексей Зык. Разговор вел по-свойски (со слов Кирилла, он сам до начала нулевых служил в ФСБ): «Сначала рассказывал, как у них идут дела, а именно: что следствие особо не продвигается, доказательств нет, что Павла Зломнова они «били-били, били по-всякому, пиз…ли, запугивали, но он, гад, не сознается». Эти звонки продолжались до июня, потом уже Алексей Зык просил меня дать какие-нибудь показания против Зломнова или назвать лиц, которые могли бы его оговорить».

В июле звонки Зыка продолжились — с периодичностью раз в неделю.

Кирилл внес его номер в черный список. Последний разговор пришелся на 20-е числа сентября. Зык, дозвонившийся с нового номера, просил приехать в УФСБ и дать показания против Павла. «Я ответил, что никого оговаривать и лгать не стану, — описывает ту беседу Кирилл, — на что Зык спросил: «А тебе что, жалко?»

19 октября Кириллу позвонил человек, представившийся следователем ФСБ Саблиным Даниилом Олеговичем. Заявил, что «устал за ним бегать», и безапелляционным тоном потребовал утром следующего дня приехать в управление дать показания против Зломнова. Грозил, что в противном случае доставят приводом и собеседнику будет плохо. Кирилл его осадил — сказал, что если надо, пусть вызывают повесткой.

Адвокатский опрос Кирилла будет приобщен к заявлению в ВСО СК России, которое Михаил Зломнов подаст 22 октября. По результатам проверки, в ходе которой Кирилла даже не опросили, будет вынесен отказ в возбуждении уголовного дела.


После поступления в СК жалобы на следователя Саблина и опера Зыка вдруг «обнаруживается» бумажка со стишком. И майор Зык активно принимается за проверку «инцидента»: опрашивает сотрудников и арестантов СИЗО-6, получая от них объяснения о том, как Павел Зломнов «оправдывал терроризм».


В ноябре Павел сообщит родным, что Дмитрий Бажин во время прогулки в гатчинском ИВС рассказал ему, как следователь Саблин «хвастал»: мол, скоро Пашке придется новых адвокатов искать — в декабре Зломновых будем отводить, они слишком заинтересованы.

«Тогда мы с отцом ломали голову: как они собираются это провернуть? — вспоминает Михаил Зломнов. — 21 ноября рассматривалась моя жалоба в Гатчинском городском суде. После заседания в коридоре возле зала нас караулил другой фигурант уголовного дела — Савицкий О. С. (по имеющейся информации — бывший сотрудник ФСБ, сотрудничает со следствием) и начал какой-то бессмысленный разговор. Мы предположили, что это делается намеренно — дабы потом обвинить адвокатов в давлении на свидетеля. 23 ноября в судебном заседании по продлению меры пресечения я предал эту историю огласке, а потом еще и подал жалобу в прокуратуру. Я был уверен, что предотвратил провокацию. Но оказалось, это была не последняя попытка скомпрометировать нас и создать условия для нашего отстранения».

В декабре Саблин подает жалобу на адвокатов Зломновых — вдруг вспомнив, что они его публично оскорбили в августе «при исполнении». Следственное управление СК РФ по Санкт-Петербургу оперативно выносит постановление о возбуждении двух уголовных дел: в отношении Андрея и Михаила Зломновых, по ст. 319 УК (оскорбление представителя госвласти).

Из постановления следует, что 22 августа каждый из них, «действуя умышленно, незаконно, на почве неприязненного отношения, возникшего к Саблину Д. О. в связи с исполнением им своих должностных обязанностей, публично, в присутствии двух посторонних лиц (…) неоднократно выразился оскорбительными выражениями в адрес личности и служебной деятельности следователя Саблина Д. О., чем унизили его честь и достоинство как представителя власти».

Те методы, которыми 26-летний старший лейтенант Саблин пытается снискать профессиональное признание и продвинуться по службе, пожалуй, способны вызвать неприязнь. Но с обвинениями в оскорблении следователя Зломновы категорически не согласны. Суть обвинений им не ясна.

По словам Михаила Зломнова, 21 августа Саблин пришел к Павлу Зломнову в ИВС и, взяв на себя функции конвойного, пристегнул его наручниками, намереваясь препроводить на соседнюю улицу в следственную службу УФСБ. Велел расписаться, что тот предупрежден — в случае попытки к бегству будет застрелен. При этом у следователя и сопровождавшего его сотрудника были при себе пистолеты. Павел испугался. После истязаний и долгих месяцев прессинга в СИЗО он с трудом удерживается на грани безумия. Когда увидел, как Саблин вносит какие-то записи, подумал, что следователь за него расписывается. А все происходящее — провокация с целью его убить. Павел впал в истерику, забился под стол.

«Мы с отцом были на это время приглашены в следственную службу на Шпалерную, — рассказывает Михаил. — Звонит Саблин, говорит: приходите срочно в ИВС, тут проблемы. Мы поспешили в ИВС, поднялись на третий этаж, еще из-за массивной металлической двери услышали истошные крики. Зайдя, увидели Павла под столом, лицо красное, его всего трясет как в лихорадке, нас не слышит, а Саблин тянет его за наручники… Я сказал следователю: как вам не стыдно, мы же предлагали в СИЗО провести следственные действия, а вам надо по улице его протащить, унизить? После препирательств наручники с Павла сняли, он сел на стул, я сделал фото его руки, которая была серьезно повреждена. Мы потребовали врача и медосвидетельствования. Саблин буркнул: «Да он сам под стол залез!» — и ретировался вместе со своим напарником, велев приходить завтра.

Приехали медики, диагностировали растяжение левого лучезапястного сустава, сделали Павлу перевязку и укол анальгина.

Сразу после этого инцидента члены ОНК и адвокаты Зломновы подали заявления с просьбой расследовать ситуацию, сохранить и приобщить видеозаписи с установленных в ИВС камер. Это требование было поддержано и прокуратурой Центрального района Петербурга. Месяц в ИВС тянули резину, после чего сообщили: видеозаписи не сохранились «по техническим причинам».

«22 августа, — продолжает рассказ Михаил Зломнов, — мы пришли в следственную службу, Саблин явился с двумя понятыми. Обменялись упреками. Отец говорил: нельзя человека избить, а потом еще как животное таскать по улице, так хунвейбины поступают. Может, в силу недостаточной образованности следователь в этом выражении считал что-то матерное, не знаю».

Адвокатская палата Петербурга выразила возмущение действиями следователя Саблина, указав на его ответственность за создание «излишне эмоциональной и конфликтной обстановки» предварительного следствия. Такая оценка дается в письме палаты, направленном руководителю ГСУ СК РФ по Петербургу Александру Клаусу с призывом взять под личный контроль уголовные дела адвокатов Андрея и Михаила Зломновых.

Критически оценивая действия Саблина 21 августа, палата заключает, что при таких обстоятельствах возбуждение уголовного дела в отношении Андрея и Михаила Зломновых выглядит как попытка «уравновесить» допущенные следствием нарушения.


По мнению адвоката Ивана Павлова, следователь Саблин избрал не самый умный способ избавиться от адвокатов, которые своей эффективной работой создавали ему проблемы.


Несколько десятков адвокатов из разных городов уже выразили свою позицию о недопустимости подобных действий. 16 из них приехали на следственные действия в середине января и предъявили свои ордера на представление интересов Зломновых. Теперь, как поясняет Иван Павлов, каждого из них следствие обязано уведомлять и приглашать к участию в таких мероприятиях. Взяв на себя защиту Зломновых (она предоставляется бесплатно), адвокатское сообщество не только выразило солидарность с ними, но и продемонстрировало готовность сообща противостоять беспределу.

31 января, по истечении года заключения под стражей, Павлу Зломнову изменили меру пресечения на подписку о невыезде. Но тотчас вновь задержали — по подозрению в совершении преступления по ч. 1 ст. 205.2 УК (публичные призывы к террористической деятельности, оправдание или пропаганда терроризма). Основание — рапорт оперативника УФСБ, поступивший за три дня до этого, но касающийся событий 31 октября.

Якобы в этот день, когда прогремел взрыв в архангельском ФСБ, содержащийся в СИЗО Павел Зломнов не только каким-то образом сумел оперативно узнать о произошедшем, но и сложить по этому случаю вирши. В постановлении о возбуждении уголовного дела сказано, что Зломнов называл совершившего преступление в Архангельске человека «настоящим героем народным». А еще «публично провозгласил в адрес содержащихся вместе с ним […] (приводятся ФИО четверых сокамерников) и иных лиц обращения, в том числе являющиеся по форме речевой организации стихотворными, о признании идеологии насилия и практики воздействия на принятие решения органами государственной власти, органами местного управления или международными организациями, связанными с устрашением населения и (или) иными формами противоправных насильственных действий правильными, нуждающимися в поддержке и подражании».

Такие выводы сделаны на основе показаний сокамерников Зломнова, которых опрашивал оперативник Зык А. В.


В качестве «вещдока» выступает листок бумаги со стихами — возможно, написанными рукой Павла. Они содержат нелицеприятные высказывания о наследниках НКВД, однако в целом носят скорее обобщенный характер.


После задержания Павел Зломнов ходатайствовал, чтобы и в новом деле его защищали отец и брат. Но следствие подготовилось к обоснованию отказа: 30 января им обоим вручили повестки с требованием явиться в тот же день (одному — через час, другому — через три) на допрос в качестве свидетелей по новому делу Павла. При этом повестки не содержат всех требуемых по УПК сведений, а Михаилу она была вручена перед началом заседания, в котором выступал адвокатом, бросить подзащитного и помчаться в УФСБ он не мог. Несмотря на то что ни Андрей, ни Михаил Зломновы еще не вошли в новое уголовное дело как свидетели, старший следователь СС УФСБ Здорик И. В. постановил отказать в ходатайстве Павла Зломнова, поскольку его отец и брат «ранее участвовали в производстве по данному уголовному делу в качестве свидетелей».

В суде по определению меры пресечения Зломнову его интересы представляли адвокаты Павел Ясман и Владимир Медведев. Заседание проходило в закрытом режиме.

Доставленный Павел Зломнов с трудом одолел короткий коридор — его пошатывало из стороны в сторону, он еле передвигал ноги. За год заключения Павел похудел на 30 с лишним килограммов. Мама, увидев его, со слезами бросилась к сыну, ее не решились отогнать, обняла. «Господи, да там под курткой пустота одна, от него почти ничего не осталось!» — скажет она потом. А еще, что сын успел шепнуть ей: «Мама, я прощаюсь с вами».

О том, как проходило заседание, по его окончании «Новой» рассказали адвокаты.

Следователь ФСБ зачитал характеристику из СИЗО-6, где сказано, что за время пребывания там Зломнов П. А. режим содержания нарушает, на замечания сотрудников ФСИН реагирует некорректно, состоит на профучете как «лицо, пропагандирующее экстремистскую идеологию» и как склонный к суициду. При этом, согласно показаниям засекреченного свидетеля, высказывал намерения сбежать из-под суда на Украину — чтобы поучаствовать в боевых действиях против ЛНР и ДНР, «убивать фээсбэшников» и «русских военных». А согласно показаниям свидетеля М. (фигуранта дела о незаконном обороте оружия, которого Павел Зломнов ранее не знал), Павел оказывал на него давление, попутно негативно отзываясь о Конституционном строе России. Представление ходатайства о заключении под стражу следователь завершил доводом о том, что, оставаясь на свободе, Зломнов может угрожать свидетелям и уничтожить доказательства по делу.

«Все основные свидетели находятся под стражей. Как наш подзащитный сможет им угрожать, если в отношении него будет избрана иная мера? — удивляется логике следствия адвокат Владимир Медведев. — Ничем не были подкреплены и прочие доводы в пользу ареста. Мы просили суд обратить внимание на целый ряд обстоятельств. Так, из содержания упомянутого в постановлении о возбуждении дела стихотворения вовсе не следует, что это написано про архангельские события. Еще не подтверждено де-юре, что это был теракт, нет решения суда. Не представлено доказательств, что стихотворение это публично декламировалось. И по нашему мнению, СИЗО не может считаться публичным местом. Пункт 19 постановления Пленума Верховного суда от 9 февраля 2012 № 1 гласит: вопрос о публичности оправдания терроризма должен решаться судом с учетом, в числе прочего, места совершения преступления. Но прокурор [Савина К. Г.], поддерживая следствие, заявила: «Камера порядка 28 кв. метров, 30 лиц там содержится как минимум, чем не публичность?» А судья счел, что с тем, насколько камера является публичным местом, разберутся в суде по существу, когда до него дойдет. Странно выглядит и допрос «секретного свидетеля», проводившийся якобы в помещении СИЗО-6. Он составлен на компьютере и распечатан на принтере, ручкой вписаны только фамилия свидетеля и время допроса — он, согласно указанным данным, длился более трех часов. А на выходе — текста меньше чем на страницу. Похоже на то, что сотрудник ФСБ, опрашивавший данного свидетеля, пришел в изолятор с уже готовым текстом. Следователь в заседании постоянно ссылался на обстоятельства другого, первого дела (по подозрению в незаконном обороте оружия): мол, Зломнов «имеет находящихся на свободе соучастников», «может приискать огнестрельное оружие». Какие соучастники, какое оружие? В рассматриваемом теперь новом деле ничего этого нет. Сейчас он обвиняется в совершении преступления средней тяжести, в данном случае избрание самой суровой меры пресечения — неоправданная жестокость. А наш подзащитный и так доведен до того, что склонен к суициду, как утверждается в характеристике из СИЗО. По сути, никаких обосновывающих необходимость ареста Зломнова доказательств, кроме опросов свидетелей, следствие не представило. Но такие опросы не относятся к тому перечню доказательств, что содержится в Уголовно-процессуальном кодексе».

Судья Ломоносовского районного суда Ленинградской области Летников П. Ю. постановил заключить Павла Зломнова под стражу до 29 марта.