Со мной расставались, и я расставалась.
Так в море с судами судьба расправлялась.
Кто спасся — в награду нагретый песок
И волны, что кошками трутся у ног.
Наталья Новохатняя
ПРАКТИЧЕСКИ БЕССМЕРТНЫЕ
***
Между тьмой и фонарным светом
пролетать мотыльком бесцветным,
балансировать канатоходцем
в неизбывной тоске по солнцу.
Что ж, хороший мой, разве мало.
А иного не обещалось.
Из иного — лишь на орехи
за небрежности и огрехи.
Нас, таких, наберётся стая,
балансируем и взлетаем,
лбы сияют, как алебастр,
губы цвета увядших астр.
***
Ты помнишь школьный двор? Там тополь серебристый
С небесной высоты ронял устало листья.
Его давно уж нет, повержен страшной бурей,
Но вижу как сейчас, едва глаза зажмурю.
Знакомый антураж: портфели, банты, лица.
Казалось бы, они должны мне чётче сниться.
Но нет, всего ясней древесные морщины,
Хоть помнить мне о них нет ни одной причины.
А тополь всё стоит, раскидистый и важный,
У детства моего всегда надежным стражем.
Стоустый хор листвы и ствол колонной строгой.
Ни войнам, ни беде ко мне не знать дороги.
Защитник мой силен, я это точно знаю.
Но почему опять со страхом просыпаюсь.
***
Бомбят одну, потом вторую.
А помнишь время без войны?
Тогда мы говорили всуе,
пугаясь звука тишины.
О, что мы понимали в страхах,
наивно пестуя слова.
Они как ветхая рубаха
изъяны прятали едва.
И первый же серьёзный ливень
порвал защиту в лоскуты.
Брели не пряча пилигримы
почти библейской наготы.
Но тишины обетованной
не обрести ни им, ни нам.
Ах, эти капли вкось и прямо
свинцовые по головам…
ПЕРЕЧИТЫВАЯ ТОЛСТОГО
«Война и мир». Французский текст и сноски.
От блеска бала кругом голова,
с Ростовой вместе я едва жива,
но лишь одну на вальс зовёт Болконский.
Ночник покорно пялится во тьму,
страница марширует за страницей:
бездонно небо над Аустерлицем,
и не спасти горящую Москву,
с княжною Марьей впору помолиться…
Ночник вконец умаялся, погас.
На паузе герои и сюжет.
Печально с неба смотрит лунный глаз —
ни мира, ни любви в помине нет.
***
О линиях грежу в реале, но чаще во сне я.
Едва головой утомленной касаюсь подушки,
Как в небо взлетают колонны друг друга ровнее,
А купол над ними с лазурной палитрою дружен.
Борьба света с тенью на каждом отдельном оконце
Давно решена в пользу света — да, так однозначно.
И светит, и светит, и светит настойчиво солнце,
Глаголом не жжет, лишь собой упрощает задачу.
Но стоит проснуться, как всё превращается в хаос.
Не сводки, так списки погибших, руины и стоны.
И линии гнутся, со страхом опять не справляясь.
Не путь — перебежки, такие вот нынче законы.
Я их распрямляю, шепчу что-то нежно на ушко.
Не веря в слова и в мою голубиную кротость,
Но всё же надумав, на старт выползают послушно.
Никто в целом мире за них не осилит работы.
Я с вами, родные, я тоже, увы, прогибаюсь.
Не надо искать объяснений (читай: оправданий).
Но в точку сжимая и страхи свои, и усталость,
Мы будем сильнее, чем сами порой ожидали.
КЕСАРИЯ
Вглядись в эти стёртые камни.
Ушедших столетий зрачки,
В истории вязком тумане
Бессрочные маяки.
Нет, камни с судьбою не спорят,
Лишь вдаль отрешенно глядят
На синее-синее море,
На алым горящий закат.
А если нахлынут украдкой
Приметы из прожитых дней —
Дворцов белокаменных кладка,
Привольный размах площадей,
В ответ не раздастся ни звука.
И жмется с тревогой волна,
Нечаянная подруга,
Она, как слеза, солона…
Я камень, так мнится порою.
Былого черты не храню.
На жизни разлитое море
Чужими зрачками смотрю.
***
Со мной расставались, и я расставалась.
Так в море с судами судьба расправлялась.
Кто спасся — в награду нагретый песок
И волны, что кошками трутся у ног.
Иные тонули без стона, без крика.
Разлука смертельна? Разлука двулика.
А кто-то монеты приметит на дне —
Сквозь водную толщу блеснут при луне.
С упорством ныряет моряк одинокий,
Монеты ему станут в жизни подмогой.
А той, что скучая сидит на песке,
Колечко снесет в огрубевшей руке.
МАРТ
Март словно хозяин радушный
небесной плеснет синевы,
и в первой попавшейся луже
растают морозные сны.
По веткам налеплены, почки
пьют жадно живительный сок,
заботной наседкой хлопочет
жизнь, пестуя каждый росток.
Глядят синеоко пролески
на щедро струящийся свет,
и птица, чей род неизвестен,
легко подтвердит: смерти нет.
АПРЕЛЬ
Привет тебе, апрель. Лазурь и бирюза
Теперь напополам раскрашивают небо.
За улицею вслед идти куда глаза
Глядят. В пути сомлев, смешать и быль, и небыль.
Но абрикосов цвет — нежнейший ориентир.
Разменивать дожди на птичьи перепевы.
Привет тебе, апрель, ты вновь явился в мир,
Шаги твои легки, прикосновенья вербны.
Мы плыли по Днестру, апрель опережая.
И лебеди — смотри! — взлетали не спеша.
И мы считали их, и облака считали,
И чем-то неземным всё грезила душа.
Но, господи прости, зачем нам неземное,
Когда везде вокруг такая красота.
И пенилась волна, шипела за кормою,
Молчанием сковав смущённые уста.
Мы плыли по Днестру, и сотни отражений
Преследовали нас, как прошлое порой.
Мне профиль тот знаком до головокруженья.
Не медли же, волна, от памяти сокрой!
Так уплывали мы, судьбы своей не зная.
Крутой изгиб холмов, что шеи лебедей.
А те куда-куда — в неведомые дали?
Нам их не перечесть, как непрожитых дней.
***
весенней зелени растрёпанность,
чувств оживающих растерянность
по-мартовски усердно вскопаны,
а остальное дело времени
трепещут лёгкие, как лопасти,
когда идёшь аллеей парковой
подальше бы от зимней пропасти
в июньские объятья жаркие
а рядом спутники зелёные
заметно хорошеют ветками
февральской стужею крещёные,
мы все практически бессмертные
