Вычислить Платона

Древнегреческий философ Платон оставил не меньше загадок для филологов, чем Уильям Шекспир. До нас дошло немало диалогов под его именем, но какие были действительно написаны им, а какие более поздний подлог? Кроме того, Платон был умелым стилистом: он хорошо писал в разных жанрах и отлично имитировал речи и тексты других людей, включая женщин того времени. Все это создаёт проблемы в хронологической периодизации его сочинений. С учётом влияния, которое платонизм оказал на всю европейскую философию, культуру и религию, установление подлинного авторства ряда диалогов представляет важную проблему. Как в этом могут помочь статистические методы, такие как стилометрия, рассказывает в своей авторской колонке доцент факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ, основательница телеграм-канала о древних языках, античной культуре и философии Antibarbari HSE, Ольга Алиева.

Что такое стилометрия?

Начало количественного изучения авторского стиля принято относить к 1851 году, когда шотландский математик и логик Огастес де Морган предположил, что споры о подлинности Послания к евреям святого апостола Павла можно разрешить путём измерения средней длины слов. Ведь «один человек, пишущий на две разные темы, будет более согласен с самим собой, чем два разных человека, пишущих на одну и ту же тему», — писал он другу.

Убеждённость в том, что научные подсчёты смогут разрешить любые сомнения насчёт авторства, покоится на представлении о неповторимости авторского стиля. Считалось, что он, подобно спектру химического вещества — остаётся неизменным вне зависимости от того, в каком жанре и регистре пишет автор. Эта убежденность вдохновляла многих: от Томаса Менденхолла, который в 1887 году применил количественные методы к корпусу текстов Уильяма Шекспира, и до Эндрю Мортона, всё ещё искавшего спустя почти сто лет в числах ответ на вопрос об авторстве посланий апостола Павла.

Бурное развитие дактилоскопии в начале XX века ещё больше укрепило веру в то, что у каждого автора есть свой «отпечаток пальцев» (fingerprint). Надо лишь найти подходящий метод, и мы наконец сможем разрешить множество литературных загадок.

Увы, лишь немногие опыты в этой сфере можно считать безусловно успешными. Таков, например, случай романа «Зов кукушки», опубликованного под псевдонимом Роберт Гэлбрейт. Стилометрия помогла раскрыть инкогнито Джоан Роулинг, и она затем подтвердила правильность этих выводов.

А вот ни апостол Павел, ни Уильям Шекспир уже не могут ничего подтвердить. В этих и многих других случаях стилометрия предлагает не более чем «правдоподобный миф» (пользуясь языком платоновского «Тимея»), интерпретировать который всё равно предстоит людям. Например, в случае всё с тем же Посланием к евреям одна из версий гласит, что текст был написан по-еврейски, а затем переведён Лукой на греческий. Увлечение стилометрией не миновало и платоноведение, тем более что в этой области тоже хватает загадок. Однако прежде чем перейти к ним, разберёмся, а что вообще такое тексты Платона?

Что такое платоновский корпус?

Платоновским корпусом принято называть собрание текстов, которые уже в античности приписывались Платону. До нас эти тексты сохранили византийские рукописи, самая древняя из которых относится к IX веку н.э. и хранится в Оксфорде. Помимо рукописей, существуют папирусы с обрывками диалогов и комментариев к ним. Самые древние из этих папирусов, впрочем, тоже сильно позже времени жизни Платона и относятся к периоду эллинизма.

Опираясь на рукописи, папирусы и косвенные свидетельства (то есть цитаты из Платона у разных древних авторов), филологи готовят критические издания текстов. Они представляют собой своего рода реконструкции, которые, в свою очередь, ложатся в основу переводов и исследований.

Непрерывная европейская традиция, идущая от самой Академии через всю Античность и Средние века вплоть до сегодняшнего дня, сохранила для нас все или почти все сочинения Платона. Это большая редкость для древних авторов. Она объясняется среди прочего тем, что за судьбу текстов после смерти Платона отвечали его ученики, которые стремились ничего не потерять. Правда, Диоген Лаэрций упоминает несколько названий, которые ничему не соответствуют в нашем корпусе (в том числе какую-то «Ласточку»), но это, как и многое у Диогена, похоже на ошибку.

Однако сохранность корпуса наследники Платона изначально понимали не как его неизменность. Корпус постепенно расширялся, включая в себя сочинения других академиков. Среди них мы знаем по имени Филиппа Опунтского, которому приписывается «Послезаконие». Но создание диалогов продолжалось вплоть до конца эпохи эллинизма. Лишь позже, в период, который мы сегодня называем неоплатонизмом, платоновский корпус стал для платоников своего рода священным писанием, и деятельность школы свелась к комментированию.

Корпус окончательно сложился к I веку до н.э. За его организацию отвечал придворный интеллектуал императора Тиберия по имени Трасилл (иногда в этой связи упоминается также некий Деркиллид, но о нём мало что известно). Он объединил известные к тому времени диалоги в тетралогии, то есть группы по четыре. Всего таких тетралогий у него получилось девять, итого 36 текстов.

Предлагались и другие деления, но тетралогическое оказалось наиболее влиятельным. Возможно, сыграла свою роль магия чисел, обеспечившая стабильность коллекции. Византийские рукописи, за редкими исключениями, дают диалоги именно в установленном Трасиллом порядке.

Несколько диалогов у Трасилла не поместились в тетралогии, и он их оставил в качестве приложения (в современной литературе его называют Appendix Platonica). Это приложение тоже есть в византийских рукописях, и оно включает в себя «Определения» и несколько других произведений сомнительного авторства: «Сизиф», «Аксиох», «Алкиона», «Эриксий», «Демодок», «О добродетели» и «О справедливости». Эти диалоги, кроме двух последних, упомянуты у Диогена Лаэрция как подложные — νοθευόμενοι, то есть «бастарды». Их принято обозначать латинским словом spuria (букв. «внебрачные»). Некоторые из них, как сегодня считается, могли быть созданы в Академии ещё при жизни Платона или вскоре после его смерти, но ни один не признаётся платоновским.

От этой группы отличают группу спорных текстов (dubia), вошедших в состав тетралогий. Некоторые dubia попали под подозрение уже в античности: таковы «Гиппарх», «Соперники», «Алкивиад 2» и некоторые другие. Ещё ряд диалогов был поставлен под сомнение филологической критикой XIX века. В качестве примера можно упомянуть Фридриха Аста, который в 1816 году признавал безусловно подлинными лишь 14 диалогов, и Карла Шааршмидта, уменьшившего этот список до девяти.

Сегодня исследователи ушли от подобного гиперкритицизма, однако полного согласия относительно авторства отдельных диалогов нет. В числе спорных остаются, например, «Феаг» и «Алкивиад 1», которые, согласно свидетельству платоника Альбина, использовались как введения в курс платоновской философии.

В чём заключается загадка стиля Платона?

Количественные методы стали применяться в платоноведении уже в конце XIX века, однако они редко поначалу привлекались для решения вопросов об авторстве. Так, Вильгельм Диттенбергер в 1881 году, Ганс фон Арним в 1896-м и Винценты Лютославски в 1897-м прямо говорят о том, что подложные диалоги их не интересуют. В других работах dubia и spuria часто опускаются безо всяких пояснений.

Начиная с исследования Льюиса Кэмпбелла в 1867 году, исследователи Платона начали прибегать к стилометрии для датировки диалогов и построения их сравнительной хронологии. Приняв в качестве ориентира свидетельство Аристотеля о том, что «Законы» позже «Государства», учёные надеялись выделить некоторые закономерности в развитии стиля Платона и тем самым упорядочить диалоги в определенной последовательности. Сам Кэмпбелл сумел выделить группу поздних диалогов (среди них «Софист», «Филеб» и «Политик»). Развитие вычислительной техники и статистики лишь подтвердило его правоту.

В 1975 году У.Ч.К. Гатри писал об «общепризнанном успехе» стилометрического метода, который состоял в разделении диалогов на три стилистические группы. В литературе очень рано утвердилось представление, что эти группы отражают этапы развития стиля Платона: ранний (сократический), средний и поздний. Таким образом, количественные исследования поддержали предложенную ещё Шлейермахером «эволюционную» интерпретацию платоновского творчества.

Однако у этой интерпретации всегда были влиятельные противники, указывающие, в частности, на то, что стилистическая дистанция не обязательно подразумевает дистанцию хронологическую. Платон умел мастерски переключать стили, поэтому установить хронологический порядок написания его сочинений с помощью стилометрии вряд ли возможно с абсолютной точностью. Итак, первая загадка Платона связана со временем создания диалогов: мы не можем быть уверены, что его стиль развивался линейно, как некогда был уверен Гатри.

Можно ли выделить подложные диалоги в корпусе Платона?

В дошедшем до нас корпусе сочинений Платона явно есть тексты, которые основателю Академии принадлежать не могут. Таков, например, диалог «Эриксий»: в нём описываются некоторые реалии более позднего периода, которых при жизни Платона просто не было. Значит, текст написал кто-то из его последователей и добавил в корпус, что, как мы знаем, было распространённой практикой в античных школах.

Чтобы атетировать «Эриксий», то есть отвергнуть его как подложный, нам даже не нужна стилометрия. Но есть и более спорные случаи. Например, диалог «Минос», в котором нет очевидных анахронизмов (нарушений хронологической точности) и отклонений от языка платоновской эпохи. Одни исследователи полагают, что он мог быть написан Платоном как введение к одной из редакций «Законов», в то время как другие считают его подозрительным.

Отсюда проистекает вторая главная загадка Платона — на основании каких критериев можно выделить и исключить из платоновского корпуса подложные тексты? Возможно, что именно в таких случаях стилометрия могла бы помочь?

Описанные в предыдущем разделе исследования сравнительной хронологии послужили источником новых критериев. Их сформулировал Константин Риттер в 1888 году: подложными можно считать те диалоги, в которых либо перемешаны признаки разных временных групп, либо «раннее» содержание и форма сочетаются с «поздним» стилем.

Однако по итогам достаточно подробного стилометрического исследования диалогов из Appendix Platonica сам Риттер пришёл к выводу, что оба критерия могут иметь лишь вспомогательный характер, поскольку стилистическая близость к подлинным текстам ещё не исключает их подложности. Иными словами, искусный подражатель может быть почти неотличим от оригинала. С другой стороны, диалог может вести себя аномально при количественных сравнениях, но это само по себе ещё не делает его подозрительным.

В том же духе спустя сто лет рассуждал и Герард Леджер, в распоряжении которого уже были достаточно сложные инструменты вычислительной статистики. Аномальное поведение «Менексена» не убедило его в подложности, а нормальное поведение «Алкивиада 2» — в подлинности текста.

В чём состоит проблема с диалогом «Менексен»?

Впрочем, всё вышеописанное не значит, что стилометрия не способна дать ответ ни на один из волнующих классических филологов вопросов о происхождении и датировке текстов платоновского корпуса. Как в старой рекламе, стилометрия does exactly what it says on the tin — помогает «измерить» стиль. Что делать с этими измерениями — придётся думать учёным.

В качестве поучительного примера рассмотрим историю попеременного отвержения и принятия диалога «Менексен». В недавнем масштабном исследовании Томаса Кёнтгеса, проведенном с использованием новейших стилометрических методов, «Менексен» оказывается далеко в стороне от прочих диалогов, ближе к Ксенофонту, и Кёнтгес его отвергает. Причём отвергает несмотря на то, что цитаты из «Менексена» встречаются уже в «Риторике» Аристотеля. На рис. 1 видно, почему «Менексен» вызывает подозрения: его ближайший соседом оказывает подложный «Аксиох» — ещё один диалог, наряду с «Эриксием», достоверно не принадлежащий Платону. Считается, что он создан в II-I веках до н.э.

Рисунок 1. Кластеризация текстов платоновского корпуса с использованием «вюрцбургской Дельты» и 200 наиболее частотных слов

Однако для аномального поведения «Менексена» есть по меньшей мере два возможных объяснения. Во-первых, большая часть «Менексена» — это речь, произнесенная Сократом от лица любовницы Перикла, Аспазии. Женские голоса, как показывают новейшие исследования Гарольда Тарранта, обладают у Платона узнаваемым стилистическим сигналом. Платон неплохо умеет «чревовещать»: стиль его Алкивиада, например, обнаруживает те же особенности, которые мы видим в речах Алкивиада у Фукидида. Во-вторых, на результаты классификации нередко влияет жанр произведения, а «Менексен» — это единственная надгробная речь в корпусе Платона.

Как пишет польский исследователь Мацей Эдер (разработчик пакета Stylo для стилометрического анализа на языке R), всякий текст — это «многослойный феномен», то есть на количественных результатах неизбежно сказывается не только авторство, но и, например, дата создания текста, его жанр, тематика, система персонажей и многое другое. Вместо того, чтобы пытаться «отделить» какой-то один из этих сигналов, Эдер предлагает использовать консенсусные сети, лучше отражающие сложную систему отношений между текстами корпуса.

Впрочем, проверить гипотезу о стилизации можно и другим способом. Мы добавили к диалогам платоновского корпуса несколько «самозванцев», в том числе знаменитую речь Перикла из «Истории» Фукидида. Хотя Платон нигде открыто не ссылается на Фукидида, сегодня в основном признают, что текст «Истории» был ему знаком. По мнению известного платоноведа Чарльза Кана, в «Менексене» Платон вступает в скрытую полемику с Фукидидом, и именно поэтому его Сократ приписывает свою речь Аспазии. В диалоге Сократ сообщает удивленному Менексену, что Аспазия была подлинной составительницей речи Перикла, а позже «склеила» кое-какие «остатки» от неё. Результаты повторной классификации представлены на рис. 2.

Рисунок 2. Кластеризация текстов платоновского корпуса и речи Перикла из «Истории» Фукидида с использованием « вюрцбургской Дельты» и 200 наиболее частотных слов

Рядом с «Менексеном» оказываются, помимо того же подложного «Аксиоха», речи Алкивиада, Никия и Перикла из «Истории» Фукидида, а также «Надгробная речь» из корпуса Лисия (спорного авторства). Подобное соседство объясняется отчасти жанром, а отчасти — сознательным подражанием. Мы не можем считать такой результат основанием для атетезы (отвержения подлинности текста), скорее наоборот: необычность «Менексена», если рассматривать её на релевантном литературном фоне, получает своё объяснение. В условиях, когда у нас нет других оснований для отвержения текста, это означает, что мы должны признать его подлинность.

Что всё это значит?

Этот и другие подобные примеры показывают, что авторский стиль — это не уникальный «спектр» или «отпечаток пальца», поэтому автор как творческая единица не всегда совпадает с единицей биологической. Поэт, пишущий под разными именами, может добиться такого различия между своими гетеронимами, чтобы они воспринимались как разные авторы.

С другой стороны, написанные на заказ речи носят имена не их безликих сочинителей, а тех лиц, которые берут на себя ответственность за их содержание. Имя автора, по словам Мишеля Фуко, «не есть такое же имя собственное, как все другие». Оно обеспечивает функцию классификации текстов, а также наделяет эти тесты определённым статусом. Там, где статус не связан с именем создателя, текст вполне может функционировать анонимно, хотя его, несомненно, кто-то записал. Имя Платона вырезает из нашей традиции группу текстов, связанных с Академией как с институтом, объединенным вокруг авторитета своего основателя.

Именно этот авторитет, а не биологическое тождество писавшего, в действительности представляет интерес для тех, кто ставит вопрос о подлинности. Это не значит, что мы не можем осмысленно сомневаться в авторстве; однако полезно помнить, что дискурсивные практики, обособленные при помощи имени автора, не имеют чётких границ. В этом смысле современные количественные методы анализа текста дают нам в руки мощный инструмент для исследования именно пограничных областей, в которых жанровые и социальные приметы текста могут доминировать над индивидуальными. Стилометрия может помочь в выявлении такого рода стилистических фронтиров.

IQ