Собаки

Пес был с копытами. Мохнатый монгольский конь. С отвращением посмотрел на меня — как на кучу чего-то, что хуже дерьма, и, не задержавшись, поковылял дальше. Теперь видно: копыто только на одной ноге, он поджимает ее — это опухоль.

Я приезжал сюда 26 лет назад. Тогда здесь не пустошь лежала, а стояла деревня Коркино. Деревней без стариков в России не удивишь, но та оказалась без старух. Одна молодуха вынесла на руках из дома кошку с раком молочных желез, другая показала за огородом собаку — та тоже была с копытами, лежала. И еще бегал дворовый Граф со вторым желудком (огромной опухолью) на боку. Это бенз(а)пирен и прочие полициклические ароматические углеводороды (ПАУ). Это КрАЗ — Красноярский алюминиевый завод, это оттуда.

Бенз(а)пирен — канцероген, оказывает мутагенное действие, копится в местных почвах и живых организмах, залежах пыли и растениях более полувека, с 1964-го, когда КрАЗ задымил под боком у деревни. Кошки и собаки так устроены, что ходят по этой зараженной земле голыми лапами, тычут в нее носом, спят на ней и пьют из луж.

У коркинских коров, напротив, копыта стирались и рога отваливались. Сами по себе, как сами по себе трескались стекла в окнах и меняли свою структуру — точно не воздух их гладит, а грубая наждачка. Это фтор, гидрофториды. И это тоже оттуда.

Коркино через 10 лет все-таки переселили и сравняли с землей, осталось кладбище. Остались соседние деревни — чуть подальше от завода, дачи. Расплодились многочисленные малые производства и цеха. Убитые напрочь, отравленные пространства, но — всюду, как известно, жизнь, а уж дух точно дышит где хочет. Тут он крепок и веет как нигде. Эти формы жизни надо бы изучать, за ними будущее России.

Советские еще запреты на животноводство и растениеводство в зоне отчуждения успешно похерены, и всегда в городе бытовало мнение, что овощи для прокорма Красноярска за КрАЗом выращивают китайцы. Сейчас вижу надписи на заборах на корейском (возносят хвалу Ким Чен Ыну).

— Я тоже думал, что тут китайцы мутят, — потом мне скажет один из местных. — А это оказались корейские поля. Лет семь назад я разобрался. И вот все эти корейские салаты, вся эта острая морковочка, капусточка, что в магазинах развешивают, — все металлическое. Капуста сразу в фольге вырастает, ага. Они меняют каждый год места, хитрые стали, но они тут стоят. В аренду берут поля за копейки.

(Как раз лет 7–10 назад китайские крестьяне массово исчезали — на родине они уже могли зарабатывать больше, чем в Красноярске. Корейцы, возможно, и перехватили этот бизнес).

Местные сказали, где искать офис аграриев, — недалеко, в Зеленой Роще — жилмассиве металлургов, продолжающем зону отчуждения. Адрес совпал с пропиской группы компаний, первой в России наладившей промышленный выпуск салатов национальной корейской кухни (с начала нулевых, не так давно все эти фирмы перелились в новые структуры). Каким-то образом они еще тогда заняли здание детсада — при острейшей их нехватке в Красноярске. И рядом с этим адресом минувшим летом МВД проверяло погреба и норы по просьбе депутата местного закса Елены Пензиной. Та сообщила:

За КрАЗом сейчас корейцев не видно, на зимних квартирах. Бесконвойных зэков тоже. Остается говорить с псами — но вот с зомбаками все ясно, а собаки-зомби бывают? Сомнамбулически шествуют мимо, на свист не откликаются. Не верят. И в какой-то момент радуюсь этому: на горизонте появляется грузовик, я иду к своей машине, и тут между ней и мной появляется стая. Дворняг издали можно было бы принять за чертей — большие, хромые, с облезшими хвостами, если б не доминирующий пегий питбуль с массивным ошейником и куском цепи — наверное, с нее сорвался. Я ближе к заводу, они с подветренной стороны, они обязаны меня почуять, даже если еще не видят.

Нет, ноль внимания: то ли здесь провоняло КрАЗом насквозь и нюх отбило, то ли люди их перестали интересовать.

За день до этого узнавал детали поиска 13-летнего С. на инсулине, не дошедшего до дома из школы. На горячую линию «Лизы Алерт» поисковая заявка поступила уже ближе к ночи, искали 14 часов: жив. Так вот, мой товарищ общался с ним, и С. рассказал о сне про странную собаку. Из живота у нее росла пятая нога. Они с братом подружились с ней, привели домой, и стала она с ними жить. С. в снах все время кого-то ведет домой и оставляет у себя жить. А сам, значит, из дома сбежал — наяву.

И дом у него, и бегал С. на другом берегу Енисея, правом, но все это — впритык к санитарно-защитной зоне (СЗЗ) КрАЗа: та захватывает оба берега, и Енисей течет через нее. И хотя эта река — граница миров, левый и правый берега не сходны ничем, именно здесь — один на всех пейзаж и одна химия места. И вспомню про беглеца С. вновь уже через пару часов — слушая рассказ одного из сталкеров этой зоны.

Зэчьё

Вокруг кразовской СЗЗ всегда было много недомолвок, но к прошедшим в октябре общественным слушаниям «Русал» обнародовал ее современный вид и объем. Вопреки всем нормативам, в СЗЗ чего только нет: медицинские учреждения, общежития, самый большой в Сибири спортивно-оздоровительный комплекс «Сокол», одна из лучших в Сибири детско-юношеская спортивная школа по конному спорту «Кентавр». Кроме того, здесь полно объектов, нахождение которых в СЗЗ законодательство не запрещает: авторынок, автосалоны, автосервисы, различные производства. Понятно, прилагается и инфраструктура — столовые, кафе, гостиницы, продовольственные базы и магазины.

Вся эта земля — в ведении муниципалитета. И то, что люди тут живут и работают как ни в чем не бывало — это или взятки, или самозахват (что опять же, если не с ведома властей, то их попустительства). Впрочем, то и неинтересно, и неважно: можно не пускать детей в «Сокол», не ездить на «Рено» или хотя бы не покупать его в том автосалоне, что в СЗЗ, не работать в офисах, что там находятся, вовсе уехать из Красноярска. Но прямо сейчас в зоне отчуждения — тысячи невольников. Людей, лишенных права свободного выбора места жительства, учебы, работы. Они неизвестно с какой стати обречены дышать выбросами КрАЗа круглосуточно на протяжении многих лет.

На улице Кразовской, сразу за заводом и его шламохранилищами с подветренной стороны находятся три колонии: 17-я (строгого режима), 27-я (особого) и 31-я (общего), а также «изолированный участок, функционирующий как исправительный центр» (для осужденных к принудительным работам). «Лимиты наполнения»: ИК-17 — 1203 места, ИК-27 — 1530, ИК-31 — 1154, ИЦ — 100. Здесь же расположен межрегиональный учебный центр ГУФСИН, с запуска в 1995 году (то есть за 25 лет) обучивший почти 25 тыс. сотрудников, штат самого центра — 75 человек. Общежития — тоже здесь. С качелями и песочницами для членов семьи — все условия. О здоровье з/к трогательно заботятся. В группе ИК-17 в «ВК» Нина интересуется: «Подскажите, на свиданиях есть отведенное помещение для курения?» Ольга отвечает: «Курение вообще запрещено! Даже сигареты не пронесете с собой».

Итого непосредственно под факелом КрАЗа постоянно находятся до четырех тысяч з/к, не менее тысячи работающих и обучающихся сотрудников ФСИН, несколько десятков служебных овчарок (здесь обучают кинологов ФСИН из многих регионов).

Колонии сами добавляют копоти — в ИК-17 работает цех по переработке алюминиевых отходов. В Старцево, в 6 км северней КрАЗа, находится ОИК-36 (объединение исправительных колоний) или ИК-5 с лимитом в 1230 мест, и там тоже переплавляют лом и шлак алюминиевого производства. Все эти ИК правильней бы именовать МК (многопрофильные корпорации), там не люди и не заключенные — трудресурс.

В региональном ГУФСИН называют тех, для кого они плавят алюминий: три непримечательных микропредприятия. По документам смешные цифры прибылей, а официальные бенифициары мало что из себя представляют. Постят фотки с острова Самуи, не более того.

Вот что мне рассказывают бывшие заключенные ИК-17. Роман Гарковенко, освободился два года назад, и уже из другой колонии — как жалобщика его из ИК-17 перевели:

— Писал неоднократно и в краевую прокуратуру, и правозащитникам. Есть постановление краевого правительства от 1995 года: все должны быть отсюда переселены. Есть отчет 1998 года краевого правительства перед федеральным: все расселены, территория рекультивирована. Про три колонии — забыли. Но мало того, что их травит КрАЗ, алюминиевый модуль в ИК-17 плавит вторсырье, диски, некондицию, тот глинозем, что КрАЗ недожег, и при этом никаких фильтров, никаких очистных там в принципе нет. Труба маленькая, низкая — специально, чтобы в колонии все оседало. Ну и роза ветров такая, что все тянет именно в зону. Выбросы — по ночам, зимой пораньше начинают жечь — как только темнеет. Рядом — швейный цех, в нем задыхаются. Из средств защиты у литейщиков — только респираторы. Самые дешевые и некачественные. Работают без допусков, разнорабочих ставят литейщиками, ничем не заморачиваясь. Внутри — ничего не видно, садись на корточки, чтобы разглядеть что-то дальше своей руки.

По закону рабочим вредных производств должны молоко давать. Дают — китайское сухое, изредка сгущенку. Хозяева этого производства (их двое, один — из бывших осужденных) присылали гуманитарную помощь. Но оперативникам в колонии — во всяком случае, так было при мне — казалось, что слишком жирно зэкам будет, они ее потрошили, что получше — себе. Зарплаты? 1,5–2 тысячи. Если месяц хороший и много наплавили, 60–80 тонн, то литейщики получали по 2–3 тысячи. Это много. Разнорабочие — по 500–800 рублей. Ну да, доклады идут, что зарплаты не менее МРОТа (это 11 280 рублей — без климатических надбавок, впрочем, в Красноярске их перестали учитывать, МРОТ — как у жителей европейской России, хотя жизнь здесь существенно дороже — А. Т.). Предполагаю, что существует черная бухгалтерия.

М. освободился в июне 2018-го, последние три года неволи — в ИК-17. Хотя с его онкологическим заболеванием явно бы не тут, под выбросами плавильных печей, срок отбывать: в приговоре у него только лишение свободы, про умерщвление — ни слова. Понятно, никаких особых условий добиться не мог, работал в промзоне, как все. Каждые 3–4 месяца его обязаны были отправлять на обследование, но, «пока не придешь к администрации, пока не напомнишь о себе, пока с ними не поговоришь — вгрызаться надо было в каждый момент». Все противопоказания врачи прописали, например, избегать переохлаждения, но М. годами не давали справку, и стоял на морозе со всеми. Добился справки только перед освобождением, в последнюю зиму, и, когда опускалось ниже минус 20, его отпускали греться с территории в подъезд.

— Помимо алюминия, там производство шифера, древесного угля, деревообработка, столярный, механический цеха. Я работал в швейном цеху во вторую смену, с 16 до 24 часов, потом продлили до часа–двух ночи. Когда шли с работы, бывало, что туман от выхлопа алюминиевого до такой степени, что дальше носа не видно. По ночам — самые мощные выбросы. Да и днем: пыль на подоконнике протираешь — через 3 часа просто слой новой.

Как понимаю, это с вычетами связано, может, и с налоговой. Ну, ищут человека, на ком нет исковых задолженностей (а они у большинства), на него начисляют, а он уже потом делит на всех. Обычно же я получал 40–50–70 рублей, не больше. А на модуле 1–2 тысячи. Это очень много. Владельца модуля или директора мы часто видели — приходил, контролировал. Молоко? Никогда не видел, чтоб им давали, и в столовой не видел каких-то поблажек, диеты отдельной или особого отношения к литейщикам — все то же, что у всех. Но бонусы им были от частного владельца, помощь, там в основном печенье, сгущенка.

Валентин Данилов, ученый, в ИК-17 досиживал срок:

— Эти три колонии, конечно, надо закрывать: положим, зэков не жалко, так ведь и администрация там работает. Жаловаться они не могут: люди в погонах. Какой-то мудрый зэк написал по инстанциям: раз такие вредные условия, уменьшайте нам сроки.

С., освободился в 2017-м:

— Модуль работает непрерывно, в три смены. Завозят с КрАЗа шлак и заново его плавят. Выброс основной идет ночью, потому что днем, сами понимаете, все видно. Встаешь полшестого — дым стоит такой, что на зарядке друг друга не разглядеть. На зубах сразу что-то вроде песка. А службы никакие не шевелятся. Когда проверка, модуль не работает. […] Сначала им шлак с завода надо остудить: растягивают по полу всего цеха — и в метре от себя ничего не видно: он раскаленный, красный, дымит. У здания этого по двум сторонам по четыре огромных вентилятора, вот их врубают, и дым валит. В Великую Отечественную бани были, где людей сжигали — примерно так выглядит. Зарплаты там приличные обещают. Бригадир — тысяч 6–7, простые чернорабочие тоже неплохо получают — по 2 тысячи. Меня звали на 2 тысячи. Но там дикая такая работа, что не каждый подпишется, — только те, кому на здоровье плевать. У меня максимальная за все годы зарплата была 1709 рублей, в две смены тогда пахал.

Для справки: средняя зарплата на КрАЗе — 64 тыс. рублей (данные самого «Русала»). Больше, чем у зэков, но меньше среднего пособия по безработице в США.

КрАЗ выплавляет более миллиона тонн, это 2 млрд долларов ежегодно. И к сведению всех вещающих о какой-то его «градообразующей» и «формирующей бюджеты» важности для Сибири и России: краевой бюджет он пополняет на 0,36 % (в прошлом году — 12,7 млн долларов), а занято на КрАЗе 0,39 % населения Красноярска.

Какие найти причины для того, чтобы вот этот бизнес не давал красивому старинному сибирскому городу жить, обращая его в зону экологической катастрофы?

На КрАЗе работает 4265 человек. Сколько здесь и з/к. Если считать с фсиновцами, в зонах народу больше. Не противопоставляю — дескать, одни за деньги травят других, нет, это сообщающиеся сосуды, один народ, одна каторжная земля. Вот только исчез негласный запрет нулевых из Кремля — не настраивать группы населения друг против друга, не допускать выхода народа с протестами. Теперь, судя по общественным слушаниям планов «Русала», кразовцев настраивают против города, а горожан — против завода.

В представленных к слушаниям материалах «Русал» пока всего лишь обещает: «Достижение технологических и гигиенических нормативов выбросов планируется с 2025 года». Пока не только в СЗЗ, но и за ее границами, в жилой зоне Красноярска превышены, в частности, ПДК бенз(а)пирена и фторидов газообразных и плохо растворимых (По СанПиН уже на границе жилой застройки должно быть не более 1ПДК, а на дачах — 0,8). Ясно, что обещания — лукавые: например, в СЗЗ находятся дачи, а в СЗЗ и после 2025-го ПДК будут перекрыты, в т. ч. на дачах, что явствует из всех представленных графиков и диаграмм.

Будет то же и в колониях, которые «Русал» в своих многостраничных документах, описывая СЗЗ, даже не упоминает, — эти пять тысяч человек вроде как и не люди (колонии обозначены только на представленных картах, поскольку нельзя умолчать, что это за сооружения).

Зато в материалах есть некоторые результаты трехлетнего внутрикорпоративного наблюдения за выбросами: они ведутся на границе СЗЗ (4 контрольные точки), внутри (23), в жилых зонах и на дачах (6). Максимально разовая концентрация загрязняющих веществ в атмосфере в контрольных точках определяется дважды в месяц, среднесуточная — одни сутки в квартал. По данным суточного мониторинга определены средние значения. Так вот, по бенз(а)пирену, например, превышения предельно допустимых среднесуточных концентраций за 2-й квартал прошлого года — в 38 раз.

Масса выбросов загрязняющих веществ также превышала нормативы (ПДВ) по гидрофториду и бенз(а)пирену, а в прошлом году и по фторидам, плохо растворимым и смолистым веществам (возгонам пека) в составе электролизной пыли. Последние наряду с бенз(а)пиреном тоже первый класс опасности .

Еще раз: все это не злобные домыслы, это из материалов самого «Русала».

…Н. освободился и живет теперь за пределами края. Он товарищ того з/к, Артема Чернова, видео с принуждением которого к хозработам с попытками окунуть его голову в унитаз недавно обнародовано. Артем до зоны работал вахтовиком-электриком — тянули ЛЭП, а уже «на подписке» до суда — кочегаром-машинистом в Борзе, в в/ч. В зоне — на алюминиевом модуле. Это я к тому, что перевоспитывать трудом его не требовалось.

В волчьей жизни не бывает субботников. Субботники — это для проституток. Хотите, чтоб народ работал? Так не в унитаз его макайте, а платите. И не рубль рваный. Н.:

— Алюминиевый модуль работает постоянно, выбросы накрывают колонию. Молоко? Давали. Может, и не сухое, обычное. Но какое оно? Разбавленное. […] Много кто и много чего согласились бы рассказать, но никто не верит, что это может что-то изменить.

И это же «никто не верит» слышу от следующего бывшего з/к: по телефону он соглашается встретиться, но потом дает отбой.

Зона отчуждения. Псы просто презирают человека, не ждут от него ничего. Люди специально о том сообщают. «Русаловская» аристократия полагает колонии под своим факелом вовсе не достойными упоминания. А если «кухаркины дети», «чумазые» смеют ее критиковать, им сообщают, что конституционное право на благоприятную окружающую среду не про них. Как и защита персональных данных: вся недавняя история с травлей Михаила Дорофеева — он предъявил «Русалу» смерти и болезни родных, пресс-служба компании в ответ обнародовала его давние судимости — смахивает на состав уголовной статьи.

Ну да, какой разговор может быть меж жертвами естественного отбора и его венцами? У биомусора с социальными санитарами и ангелами?

Что-то модно, что-то вышло из моды, а что-то вечно. В России, во всяком случае. Заканчивается это вспоротыми кишками.

Сталкер

В августе 1997 года в садоводческом обществе КрАЗа (названном незатейливо — «Алюминий») 13-летний подросток, охраняя бабушкину картошку, забил палкой насмерть бомжа. Я писал тогда об этом сезонном убийстве, ходил по этим 4 и 6 соткам, доставшимся металлургам (точней, их вдовам), опускался и облазил теплотрассу у дач, где бомжи из подобранного на помойках и сворованного создали подобие уюта — с салфетками на столах, с вазами для цветов. Войны картофельные (нищих) не отличались по сути своей от войн алюминиевых (буржуев) — только за обладание КрАЗом лупили из калашей и гранатометов, а за ведро картошки лепили гвоздодером.

Вот рассказ человека, знавшего и те теплотрассы, и алюминиевые сражения. Он тут все и всех знает. Опущу ту часть разговора, что о 90-х, о схватках и горах убитых вокруг КрАЗа, — об этих-то жертвах сказано немало. И ничего — о других.

— В 80-х зэков выселяли из Индустриального, там был ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий, зона для алкоголиков — А. Т.), потом снова зэчье вернули. Все детство там провел, все гребаное детство в этом поганом поселке. И на кирпичном заводе, что стоял на (улице) Лазо. Вместо зэков работал — им чая принесешь, конфет, они сидят чифирят, а тебе дадут эту вагонетку, ***[вкалываешь] всю ночь на ней, а тебя родители по городу ищут… Ну а с интерната надо было куда-то убегать — вот туда, к зэкам. С ними интересно было. Батя с мамой развелись, на целый год меня в интернат спрятали, это и было их ошибкой. Тут-то я и стал жуликом. Нельзя детей в интернат отдавать. Только в 27 лет еле отбрыкался, веришь — нет? Прямо реально уверовал во всю эту ***[воровскую идею]. Так вот, сбегали на КрАЗ или туда. Батя наверху в смене работает, а я под землей с зэками шарюсь, нормально.

Я с детства знал про все эти технические проходы под корпусами КрАЗа. Можно под землей до (улицы) Краснодарской дойти, там уже трубы оголяются. И обратно — мимо садов «Алюминий», там оголяются в конце опять, где КраМЗ (металлургический завод — А. Т.), снова можно залезть и — до КрАЗа. Я все это прошел.

Усс (губернатор — А. Т.) про новую индустриализацию говорит. Первая прошла за счет зэков. И вторая. Все здесь ими построено. Уж потом по коммунистическим путевкам народы переселяли. Надо все своими именами называть. Памятник покорителям Сибири ставите? Зэку ставьте памятник. Всегда, с царской России, сюда толкали вертухаев и зэков. Зэки смешивались с местным населением, страх с собой приносили. Нельзя было скрещиваться с зэчьем.

Что сейчас в лагерях творится? У них есть внутренние, из зэков состоящие, ГБР (группы быстрого реагирования): зэки расправляются с зэками. Как при Сталине была сучья война, сейчас подобная схема, красная ерунда. Вот и за индустриализацию снова ***[толкуют]. Полстраны посадить, сюда привезти? Схема обкатана. На КЛМ зэки давно работают («Красноярсклесоматериалы», ранее одна из крупнейших деревообрабатывающих компаний РФ, последние годы погрязла в исках о банкротстве, учредители — один гражданин РФ, имя которого отсутствует в базах данных, и двое — Бельгии — А. Казарян и Ф. Арутюнянц, в числе бывших владельцев СМИ называли члена семьи Усса — А. Т.). У КЛМ за КрАЗом производство, склады. И моя фирма (я учредитель) работала и с КрАЗом, и с КЛМ. При мне был случай, это я видел на Индустриальном своими глазами:

Твари какие, а? Без руки девка осталась. С нелюдями не могу работать: реально дал по ***[морде] директору временному, вышел, ***[пнул] его мотоцикл, обоссать его еще хотел вернуться — охрана выбежала. В тот день с КЛМ разорвал контракт, и у меня с ними война началась. Они меня кинули на 200 косарей. Я их проклял, и, слушай, проклятие сработало, они потом сгорели.

А с КрАЗом 5 лет работал, пока не увидел, что они китайское оборудование стали ставить. Сперва там русское стояло, в 90-е частично заменили на немецкое, оно крутое, но оно же денег стоит! Лет 7–8 оно и прослужило, может, 10. И всё, при Дерипаске на износе китайским стали заменять. А я как китайцев чувствую — сразу в сторону. Идут китайцы — будет огонь, будет гореть все. Так ведь и есть.

[…] У меня батя перестал детей рожать, когда у меня родилась сестра инвалидом. Было замедление развития плода, неправильное развитие, ну и в дальнейшем. Это от фтора. И в Ачинске (Ачинский глиноземный комбинат производит сырье для КрАЗа— А. Т.) большая проблема, и у нас. Именно от того фтора, который в глиноземе, и от пыли вот этой гребаной. У сестры развитие восьмилетней, на ручки прыгает, а ей 20 с лишним, с меня размером девка. Компьютеры покупаем с телевизорами, вот радость — ни мужа не будет, ни детей.

(О фтористой интоксикации наукой и врачами написаны тома. Например, Т. Шалина, Л. Васильева, ИГМУ, ссылаясь на 6 источников: «У женщин, закончивших беременность родами и проживающих до 3 км от алюминиевого завода и никогда не работавших на нем, было ретроспективно установлено распространение различных осложнений беременности и родов. Достоверно у женщин отмечались гестоз и анемия беременных, фетоплацентарная недостаточность, угроза прерывания беременности, преждевременное излитие околоплодных вод, заболеваемость новорожденных»).

Какая раньше у нас семья была огромная! И все бабки жили по 90 лет — и прямые, и двоюродные. Сейчас что? 65–70 лет, все в жмурки играют. Кто живет в Роще — вымирают. Я уволил всю последнюю команду (я пробил по базам данных компанию своего собеседника — действительно все так, она уже недействующая — А. Т.), сам собираюсь отсюда уезжать. Неинтересно все уже. Мертвый город.

Если б КрАЗ сейчас разбирать начали, рекультивацию проводить, лет 10 только этим можно было бы городу заниматься, он бы ожил. Хотя эти поля за КрАЗом еще лет сто убитыми стоять будут. У мамы там дача, у меня тоже там дом. Я «ранетку» детям не даю есть, «викторию» единственную едим, потому что я землю под нее дважды завозил. Но с кислотой, с водой сверху вся грязь все равно падает. Выращиваем алюминиевые огурцы, но лучше так, чем китайские. А под КрАЗом сколько грязи в технических сооружениях?! А оттуда вся химия — в грунтовые воды, в Енисей.

[…]Когда батя работал, у них бывали ЧП — «ванна на минус уходит». Что это такое? Прожгло ванну ***[напрочь], и все содержимое вылилось. Всей этой хрени давали два часа остыть. Ломом дырку пробивали, крючком цепляли за трактор, и он по асфальту эту лепешку с грохотом тащил. Куда? Есть целые огромные разломы, засыпанные мусором КрАЗа, гигантские расщелины — по детству помню огромные овраги, метров по 70 глубиной — до Енисея. Где они? Полностью отсыпаны. Но рано или поздно металлисты туда полезут рыться, металл всем нужен. Вокруг КрАЗа-то уже все обрыли. И из-за этого тоже людей в 90-х мочили — я не полез в эту тему. А меня звали рощинские, они на этом поднялись.

Алюминиевые модули в колониях — это присоски к заводу: когда Петровича (А. Быкова — А. Т.) выжили с КрАЗа, те, кто был при нем, уходя, откусили, что могли, от завода — всякие базы. Ну и те, кто помойки вокруг КрАЗа копал, они и плавят металл, помоечники свою чушку делают.

Все почти знакомые из Красноярска *** [сбежали], сам не понимаю, что я тут. Меня держит вон, Бадалык (главное красноярское кладбище, самое большое в азиатской России — А. Т.). Каждую весну надо поехать могилки убрать, все дела. У меня пол-Бадалыка родни лежит. Надо разрывать эту цепь. Она как черная магия, раньше в Сибири сжигали мертвецов, а сейчас мы привязаны к ним, уехать не можем. В Таиланде за 14 дней я больше заработал, чем потратил, по нефриту тут же договора сделал. Для них это камень, а для меня — *** [ерунда], под ногами валяется. А какое там отношение к людям! Своими глазами видел, как нищеброды выбегали и *** [дубасили] ментов палками. А у нас сильные выходят, и их гасят по мусарням. Здоровье отнимают, и всё. Как в песне Высоцкого. Я — буйный, но свою буйность контролирую теперь: кто детей кормить будет, маме помогать? От них отдачи — минуса. У мамы пенсия 14 тысяч, до сих пор не приватизированы квартира и дача — гребаный коммунизм в душе. Насколько башка забита у людей этим поносом, и не переубедишь, вот как коммуняки вбили. Батя слезы лил — жизнь КрАЗу отдал, народное достояние. Отдал, ну и че? Я тоже чуть под это все не попал — в короедке (пенитенциарное учреждение для несовершеннолетних — А. Т.) сидел, думал: кабздец как хочу пионерский галстук. Пришлось два года стихи читать, и меня в пионеры приняли. В 13 лет второй раз меня приняли. Первый раз выгнали. А потом перестал верить.

Детство хорошее у меня было. Столько раз не умер. На Енисее под лед ушли: и сам вылез, и интернатовских вытащил, они в пальто — рыбу пошли ловить, ломом долбить лунки… На всю жизнь запомнил, накупался. А из-за этого ублюдка, которого вытащил, я и сидел. Нельзя в чужую судьбу влезать — это я точно знаю. Поэтому в жизнь кразовцев не будем соваться, свою бы защитить. И в жизнь зэков не надо бы лезть. Но они точно не при делах. Хотя бы молоко им давали. Их ведь умышленно убивают. И считать надо не только зэков и вертухаев в Индустриальном, три зоны эти, но и «пятерку», (ИК-5) — ее накрывает эта вонь поганая каждое утро. Ветры как раз между двух гор несут выбросы КрАЗа на Старцево, на «пятерку».

Зэк должен сидеть в тюрьме. Я сам сидел. Раз попался, сиди, дура, иди и тяни лямку, конь ты дурной. Но что их — приговорили КрАЗ нюхать? За что? Зэки — они ведь чьи-то отцы, братья, сыновья. В советские времена как зэков уничтожали? Вот меня — в тубик посадили, благо организм молодой, здоровый, ничего не подхватил. Именно ломали так, я помню. А сейчас все гораздо жестче, сейчас все руками самих зэков, сдают друг друга, красная настолько система, что туда вообще нельзя попадать.

Вернуться бы — вытащил бы тогда из Енисея сам себя за шкварник, а этого бы — плыви, сука, буду я лучше коммунистом и КрАЗ приватизировать буду. И замочу тут всех. А так — я не добился своего, я не могу разрушить эту систему, я ее, конечно, хорошо подточил, ту, в детстве. А с этой я не боролся, с этой системой я жил, выживал как-то, все было нормально, пока не настало вот это[…]

«Мухи у нас»

В СПАРК-Интерфакс — документы о трехстах проверках трех колоний органами госвласти за последние годы (с 2015-го): чаще всех — МЧС, потом — Россельхознадзор (большое количество мух в зоновских свинарниках, не те семена картошки для посадки и т. д.). Еще, единичные, — Минобрнауки, Роструд, Ростехнадзор, Ространснадзор, ГИБДД, сама ФСИН.

И — ни одного упоминания о проверках Росприроднадзора и Роспотребнадзора.

Кто, как, с какой регулярностью проверяет выбросы алюминиевых цехов ФСИН? На каком основании они введены в эксплуатацию и какими документами регламентируется их работа? Кто дал разрешения на выбросы и сбросы загрязняющих веществ? Рассматривается ли вопрос о переносе ИК-31, ИК-17, ИК-27 из-под факела КрАЗа?

«Новая» разослала запросы.

Мэрия: не ее компетенция. Учреждения ГУФСИН — федерального подчинения, и в администрации Красноярска просто нет сведений о наличии у них разрешительной документации на выплавку алюминия. И. о. замглавы Красноярска Е. Жвакин посоветовал по вопросу загрязнения идти в Росприроднадзор, по вопросу выноса колоний из СЗЗ — в Роспотребнадзор, а вообще — во ФСИН; сам Красноярск — хотя травят именно его — ничего, выходит, с этим сделать не вправе. Даже с СЗЗ — хотя вопросы, с ней связанные, — как раз к муниципалитету.

Из представленных «Русалом» к общественным слушаниям материалов явствует, что и КрАЗу, предлагавшему вывести дачников из СЗЗ, мэрия «сообщила об отсутствии установленных полномочий». По Земельному кодексу — это именно ее полномочия.

А что до позиции природнадзора и потребнадзора, она известна по их ежегодным госдокладам и повседневной деятельности — первый констатирует экологическую катастрофу в Красноярске, вторая свидетельствует о бессилии надзорных органов или нежелании действовать. Но вдруг? Поэтому конкретные запросы ушли и туда.

Росприроднадзор: три колонии, оказывающие негативное воздействие на окружающую среду, поставлены на госучет в Енисейском межрегиональном управлении. Однако, как ответил и. о. руководителя В. Нетребко, в функции Управления не входит ни рассмотрение вопросов о выносе колоний из СЗЗ КрАЗа (компетенция ФСИН), ни мониторинг воздуха и контроль за превышением ПДК в жилой зоне Красноярска за границей СЗЗ (компетенция потребнадзора).

Далее Нетребко дает понять, что, может, и рад был бы проверить выбросы алюминиевого модуля в ИК-17, но у него для этого нет оснований. Хотя при поступлении информации от Роспотребнадзора и Госгидромета об аварийных ситуациях на предприятиях, о высоких и экстремально высоких загрязнениях воздуха в жилой зоне (и если эти сведения «подтверждены аналитическими исследованиями») проводится «анализ поступившей информации и определение потенциального источника» выбросов, а далее «организуются контрольно-надзорные мероприятия», но они строго ограничены 294-ФЗ.

Так вот, такой информации об алюминиевом модуле в ИК-17 в прошлом и этом году не поступало.

Нетребко также ответил на вопрос о бесхозном и разрушенном канализационном коллекторе, собирающем стоки трех колоний с их свинарниками и производствами (все течет прямиком в Енисей): «Коллектор как на балансе «Краском», так и на балансе ГУФСИН не числится, является поврежденным. Управлением неоднократно указывалось администрации города о постановке на учет бесхозяйного объекта и передаче на баланс гарантирующей организации, однако мер не принято. Ситуация взята под особый контроль».

Роспотребнадзор: контроль за коллектором осуществляет ФСИН, а контроль за выбросами алюминиевого модуля отнесен к полномочиям края и Росприроднадзора (см. выше — так замыкается круг). Что до нахождения в СЗЗ дачных хозяйств, кафе, гостиниц, общежитий, продовольственных баз, магазинов, автосалонов, колоний и учебного центра ФСИН, то и тут у замруководителя Управления по Красноярскому краю М. Аккерта все в порядке: это не противоречит законодательству. Правительство запретило (правила утверждены постановлением № 222 3 марта 2018 года) размещение в СЗЗ жилья, объектов образования, медицины, спорта, отдыха детей и их оздоровления, рекреационных зон и дач.

21 декабря того же 2018 года постановлением № 1622 дачи из запретного списка исключены — это подарок специально «Русалу», поскольку нормативная СЗЗ у КрАЗа 1 км, а дачи СНТ «Янтарь» — в 950 метрах, и, кто знает, вдруг попросили бы денег на снос, как было с Коркино?

ФСИН: единственное ведомство, что, как это у него заведено, не ответило, нарушая федзакон «О СМИ».

Прокуратура: нарушений не выявлено, права осужденных соблюдаются. Это не ответ на запрос, это зампрокурора края С. Белогуров сообщает «Новой», что в трех учреждениях ГУФСИН, включая 17-ю и 31-ю колонии, органы проверили опубликованные нами ранее сведения. До этого также проверялись видеоролики и жалобы з/к ИК-31 на пытки в едином помещении камерного типа (ЕПКТ), «факты, изложенные в жалобах, не нашли своего подтверждения»; по «отдельным нарушениям» обещали меры дисциплинарного воздействия.

Красноярский Роспотребнадзор еще в прошлом году зафиксировал в реестре заключений на проектную документацию несоответствие госнормативам новых нормативов выбросов «Русала». То есть завод не только нарушает федзаконодательство о санэпидблагополучии населения, он планирует это и в дальнейшем. И что?

Прокуратура среагировала и остановила его?

Или, может, подала иск в защиту если не всего миллионного города, то хотя бы пяти тысяч сограждан, которых медленно, но верно убивают? Это ли не пытка?

И как нарушений нет, если они зафиксированы?

Или прокуратура, как и пресс-служба «Русала», полагает, что ст. 42 Конституции на Красноярск (и уж точно на его зэков) не распространяется?

«Русал» констатирует: «Красноярск часто упоминается в рейтингах как один из лучших городов России по привлекательности для бизнеса».

И действительно. Технологии Содерберга в этом году ровно сто лет: анодную массу обжигают прямо над электролизером, и смолистые соединения (те самые канцерогенные ПАУ) выделяются прямо в воздух. Их не поймать и не очистить. Они выходят в мир через аэрационные фонари электролизных корпусов («фонарные выбросы»), через крыши, двери, окна. Факельные (через дымовые трубы) выбросы как-то очищаются, низковысотные фонарные — нет, ими красноярцы и дышат. Лекарство против морщин. Когда КрАЗ только запустили, мир уже начал отказываться от технологии Содерберга, переходя на предварительно обожженные аноды. Они не выделяют ПАУ. И в СССР тоже это планировали, но не успели. А в России от «Русала» этого не требуют, Путин для решения проблемы красноярского воздуха постановил строить почему-то метро.

Итого. Рекреационные зоны в СЗЗ, еще раз, — размещать нельзя. А натуральные, с тысячами живых душ, — можно.

Что это? Логика сословного общества? Колониальная? Теневых секторов?

Ну, или наркотическим действием фтороводорода в сочетании с деменцией.

Для справки: в разрушении личности и слабоумии роль алюминиевой интоксикации, очагового накопления металла в лобной доле мозга всеобъемлюще и недвусмысленно подтвердилась 5 лет назад. К. Эксли и Т. Викерс из университета Киля (Стаффордшир, Англия) получили образцы мозговой ткани умершего пациента с ранней и агрессивной формой болезни Альцгеймера для элементного анализа и провели самый тщательный анализ содержания алюминия в одной области мозга у одного человека из всех когда-либо предпринимавшихся. Их статья опубликована в Journal of Medical Case Reports (№ 41, 2014): мужчина контактировал с порошком сульфата алюминия на производстве 8 лет (так себе срок, под КрАЗом з/к сидят и больше), но уже через короткое время после начала этой работы он жаловался на головные боли, усталость и язвы во рту. В 54 года появились проблемы с памятью и депрессия, в 58 ему поставили диагноз: Альцгеймер.

Красные сандалии

Есть, правда, еще одно — что ничего не объясняет и объясняет сразу всё. Уж эту лунность пейзажа точно.

КрАЗ стоит на расстрельных рвах Большого террора. Размечая территорию завода, роя котлованы под корпуса, рабочие несколько лет вскрывали массовые, с сотнями трупов, захоронения. Вызывали солдат, те грузили всё в самосвалы. «Мемориал» собрал десятки свидетельств: люди помнили куски женских дох, яловые, комсоставовские сапоги, хромовые куртки и много галош «Скороход», женский гребень, обувь на высоких каблуках, детские игрушки и красные сандалии (на ребенка 2–4 лет), помнили, как в кармане у одного обнаружили квиток прачечной на белье, помнили ребенка с игрушечной коляской, помнили, что у всех был прострелен затылок и что стреляли на этом пустыре в 37–38 годах.

Даже памятного камня нет; родственники расстрелянных просто приходят в эту пустоту, в протяженную, дрожащую, чавкающую, пахнущую кислотой и огнем зону отчуждения.

Все, что сейчас, — функция от того расстрельного полигона, он задает параметры современности, из его рвов поднимается и клубится настоявшееся, застарелое абсолютное зло. Чего не плевать на Конституцию, чего не пытать, не травить, не обращать народ в пыль, если всегда так, если всегда сходит с рук?

По логике вещей «Русал» хотя бы должен арендовать всю им загаженную и изъятую из оборота городскую землю. И платить за нее. По логике вещей он должен бы взять на довольствие и тех, кого он травит, напоить зэков молоком. Вот бы Госдеп на Новый год посылки прислал в зоны с арахисовой пастой, раз его бывшие руководители теперь управляют сибирскими плавильными печами и гидроэнергетикой, и это с их санкции травят Красноярск. А родители детей, больных раком, добывают заграничные лекарства теперь теневыми каналами из Украины, Казахстана, Израиля, Германии, ветеринарных клиник — так что и онкопрепараты были бы кстати.

В конце ноября ветры стихли, и Красноярск вновь оказался под смогом. Главный (!) эколог (!) государственного (!) центра «Природа» Юрий Мальцев: «Сейчас воздух хороший, несмотря на то что дымка. Это традиционная дымка, но это не загрязнения. Сейчас уровень ПДК — 1,1, это нормально, допустимое превышение — до 10ПДК. Сейчас организм может выдержать». Все же режим черного неба объявили.

А тот мальчик с диабетом вновь не вернулся домой из школы. Снова его искали и на этот раз уже отправили в приют. Новое поколение сталкеров подрастает, смена.

Пустыри, хилые рощицы, все эти искривленные, больные, запыленные стволы и сучья. Что так тянет детей на окраины? Чахлые кусты, застрявшие в обломанных ветках тряпки, пластик, фасовка, пакеты-майки. Еще что-то страшное в придорожных кустах — без цвета, без фактуры, то ли сгустки слежалой пыли, то ли… Чего детям не хватает дома, в городе, что они здесь находят, какой компонент?