- Тимур, для начала расскажите читателям о себе поподробнее...
- Я родился в Питере. Мне было пять лет, когда семья переехала в Киев, потому что там открыли профильный институт. Дело в том, что отец занимался наукой – как говорят теперь, он был «секретный ученый». В Киеве нужны были научные кадры, а он был уже «остепененный» давно, то есть имел учёную степень. И как уже потом, через много лет я узнал, он создал научную школу гидроакустики. Так что в Киеве я учился, жил – с небольшими отъездами. И потом стал актером.
- Как актером стали?
- Забавная ситуация была. Так как жена заканчивала писать диссертацию, совершенно не относящуюся к искусству, я не мог никуда уехать и взял свободный диплом. Меня уже брал к себе удивительный совершенно режиссер Виталий Малахов в свое «братство Моники» (это был легендарный спектакль в 1978 году в театре имени Леси Украинки, на который прилетали со всего Союза). Я там тогда работал мальчишкой и присматривался к профессии актера, думал, поступать или не поступать. И тем временем меня начали задействовать в спектаклях.
Потом пришел Рушковский, мой мастер, народный артист Украины и спросил: «Так ты собираешься поступать?» И я ответил: «Да, Николай Николаевич». В результате я закончил театральный институт, и Малахов меня брал с распростертыми объятиями. Я в театре был редактором «Комсомольского прожектора», а художником у меня был Боря Ройтер, который, уехав в Москву, стал легендарным эстрадным сценографом Борисом Красновым. Я писал тексты с определенной издевкой, Боря отличные карикатуры рисовал и... в 1987 году мы ушли из театра!
Я пошел открывать для себя новые театры. Так сказать, стоял у истоков создания Экспериментального театра-студии, театра «Колесо»,«Центра Арс», фестиваля «Киевская пектораль». А потом наступили новые времена, и я создал собственный продюсерский центр, занимался зарабатыванием денег на выпуск спектаклей. В 1995 году плюнул и занимался разнообразным бизнесом. А потом занялся т.н. общественной деятельностью, стал протестовать против застройки парков и сноса памятников архитектуры, создал первый независимый в Украине общественный сайт, пытался сотрудничать с «РИА-Новости», причем, они неоднократно предлагали мне стать директором своего пресс-центра в Украине.
Параллельно меня звали на съемки и с 2010 года снялся в более, чем пятидесяти проектах. У меня доходило до 250-280 съемочных дней в году. И наряду с этим меня позвали в независимый театр, что очень хорошо, потому что кино – это погонажный процесс, один проект на 722 серий был, а театр – это хорошее противоядие от того, чтобы ты не стал просто технарем. И это удивительное противоядие.
А потом начался Майдан...
- Там в 2013 году вы получили ранение...
- По счастью, легкое, 19 января осколок в ногу попал. И вот тогда я понял, что надо жить каждой секундой, прямо сейчас – когда вокруг взрывы на площади, стреляют. И тогда же, в 2014 году, я пошел добровольцем в военкомат, но... меня не взяли. Я отстоял в очереди среди таких же добровольцев полтора часа, но меня фигурально говоря, послали, потому что я уже в возрасте был и не имел военного опыта. Далеко не всех берут. В любом случае, я абсолютно на стороне Украины.
- Объясните, почему, учитывая, что родились в России и не украинец...
- Выступая на митинге после Майдана я сказал: «Вот вы знаете, во мне нет ни капли украинской крови, но я считаю себя украинцем». То есть, я крымский татарин, украинского происхождения – у меня в крови есть крымские татары, а это один из коренных народов Украины.
Но почему я за Украину... Хотя в прежние времена я бизнесом занимался, в том числе и Питере, у меня там родня, там у меня был филиал четыре года. Вы знаете, есть фундаментальное понятие, которое фактически отсутствует в России – это свобода. А свобода – самое важное. Это то, за что я, за что мы. У нас сейчас война и естественно,
есть какие-то ограничения, но даже при этих обстоятельствах у нас в Украине свобода.
- Как для вас начался день 24 февраля 2022 года?
- Меня разбудила жена, а потом сразу был телефонный звонок: «Война? Да, это война!» Это было в Киеве, где мы услышали взрывы. Причем, живем в том районе, куда в самом начале войны прорвалась пара российских танкеток – наши их потом сожгли в пятистах метрах от дома, где мы живём.
- Какими судьбами именно в Латвии?
- Совершенно случайно. А уехал только потому, что у меня, несмотря на пенсионный возраст, двое маленьких детей. Я бы придумал, как себя применить в Украине, но уехал только из-за детей. И все равно – успел в свободное время быть волонтером, гонял машины из Латвии для ВСУ в Украину. А так – сперва эвакуировались на машине во Львов и там сокурсник, который много лет был солистом Пражской оперы и сейчас обучает китайцев в Каунасе оперному пению, уговорил поехать к нему в Каунас. Мы приехали туда, но там ничего не сложилось – все-таки все были в состоянии шока. И мы собрались к моей очень дальней родственнице в Данию, сказав, чтобы просто дети пришли в себя.
Но параллельно с этим я дружу с драматургом и сценаристом Андреем Курильчиком, и он мне сказал: «Подожди, ты же деятель искусств!» И у жены, кстати, второе образование – режиссура. Есть фонд, который поддерживает актеров, фонд дал грант, который оказался в Латвии. Жена Таня написала пьесу, в которой я написал один монолог для себя, приехали сюда на фестиваль нового театра Homo Novus. Татьяна поставила прекрасный спектакль – естественно, связанный с сегодняшними событиями в Украине. И как-то мы здесь осели. И так как надо существовать, я пошел работать на производство. В Риге есть замечательное предприятие, которое выпускает для производителей обоев пигмент и поставляет его во всю Европу. Я совершенно случайно, чуть ли не на улице, познакомился с президентом этого предприятия, и он меня взял к себе в цех рабочим. Это достаточно нелегкий труд и сейчас я на больничном – сорвал спину. Бывает – несколько тонн в день надо перегрузить.
- Не пробовали устроиться по профессии?
- В театр ваш я пошел – в Рижский русский... По приезде заполнил там анкету, ответа не было, через полгода познакомили с главным режиссером Сергеем Голомазовым, и он очень сожалел, что я не сразу пришел к нему в театр. Он мне потом предложил монтировщиком сцены работать, но я уже работал на производстве, а там, что немаловажно, немного больше денег, чем в театре. Чтобы работать в профессии сейчас – не знаю, что делать. Хотя успел сняться здесь в нескольких проектах. Например, в сериале «Советские джинсы», я там играл какого-то криминальщика. Перед этим снялся в фильме «Моя свобода», который был выдвинут на «Оскар», играл отца главной героини.
Но все-таки, если сравнить прежние 250 съемочных дней в год с нынешними пятью-семью... Я понимаю, что в Латвии это просто невозможно в силу различия с Украиной в количестве людей, фильмов, киноиндустрии. Но... если есть возможность, согласен на предложения. Более того: у меня есть оригинальные проекты, которые не просто на уровне идеи, а уже расписаны в сценарном плане диалоги (я, кстати, в начале 1990-х стал лауреатом международного конкурса драматургии). У меня друг очень хороший наш режиссер Антон Гойда (отец его вообще живой классик) просто в восторге от уровня идей, но, как правило продюсерские компании на новые проекты боятся рисковать.
- Говорят, вы с нынешним президентом Зеленским снимались?
- Да. В Киеве же масса продюсерских кинокомпаний, которые снимают разнообразные проекты. Но из всех продакшнов одно из первых мест, конечно, занимает «95-й квартал». И у всех кинематографистов мечта работать в проекте, который продюсирует именно «95-й квартал». Я в нескольких проектах там был занят. И там разительное отношение, в отличие от большинства кинокомпаний – по отношению к людям, по тому, что происходит на площадке. Как-будто ты попадаешь в другой мир. Так вот, я в комедии «Восемь первых свиданий» снимался в одной сцене непосредственно с Зеленским – если интересно. Он профессионален, он понимает, что есть действие.
- Как дети акклиматизировались в Латвии?
- Дочка пяти лет ходит в детский садик, а сынишка в первый класс музыкальной школы пошел. Кстати, на латышском языке уже щебечут. Осознанно отдали детей в латышский детский садик, потому что понимаем, что необходима интеграция, но дома говорят на русском и украинском. Жена моя абсолютно билингвальная – говорит на русском и украинском, я, конечно, больше на русском говорю, но украинский освоил.
- Я часто на себя примерял ситуацию – не приведи Господь война, чтобы я делал? Как вы выдерживаете все эти пертурбации?
- Я родился в 1957 году, еще до полета человека в космос – мы совершенно другие люди (улыбается). Так что... только сила воли помогает. А вообще, помогает еще то, что я когда-то активно боролся за сохранение культурного наследия и у нас иногда были достаточно серьезные стычки с противниками. Меня даже в тюрьму пытались посадить. У нас было колоссальное движение «Сохранить старый Киев». И когда начался Майдан, то это наша группа первой захватила стеллу на площади, мы противников Майдана отгоняли пинками от стеллы. Я лично туда привез флаги Украины на своей скоростной машине, чтобы стягами завесить стеллу – при этом по пути оторвались от «хвоста». Вы считаете, что это подвиг?.. Я вас умоляю...
- Мне понравилось, что вы за Украину и при этом защищаете музей Булгакова в Киеве, который некоторые хотят закрыть. Киев достоин музея великого писателя, который там родился и жил?
- Абсолютно. Очень многие из наших активистов, которые вот не сейчас стали за Украину, а которые всегда боролись за сохранение культурного наследия, в том числе которые сейчас с оружием в руках защищают Украину – за то, чтобы Булгаков остался в списке культурных явлений Украины. Почему мы его должны отдавать?
Нелепо приписывать слова героя из «Белой гвардии» или «Дней Турбиных» или из какой-то статьи самому автору. Самое грустное, когда люди не учитывают исторический контекст и вырывают из событийного ряда фрагмент, удобный для себя. Если бы вы в то время жили, то разве вы бы знали, что будет ОУН/УПА и многое то, что случилось уже после событий, которые пережил Булгаков? Нельзя исторический контекст рассматривать с позиций сегодняшнего дня. Так любого можно препарировать, в том числе и Шевченко, но это не происходит, потому что есть у кого-то «мнение». Я читал заключение наших экспертов о музее Булгакова, так там большая половина экспертов никакого отношения к искусству не имеет. Это дико, это бред. Я таких называю современными хунвейбинами.
- Вы думаете о будущем, строите какие-то планы?
- Конечно, думаю. Думаю и о возвращении, но есть проблема – многое в Украине заминировано и детям не нужна война. И еще – я же из среды активистов. Уже девять моих коллег с оружием в руках погибло, защищая Украину. Кроме активиста Макса Левина, нашего замечательного фотографа, которого российские поймали и
расстреляли. Его замучили, тело нашли. Такие дела. Но верим в победу Украины!
