Программа каннского основного конкурса в этом году кажется сбалансированной. Классики в этот раз не заняли в ней все места. Их всего несколько: Коппола (85), Кроненберг (81), Пол Шредер (почти 78) и примкнувший к ним полуклассик Жак Одиар (72). Дебют всего один, но есть малоизвестные имена, а основную массу конкурсантов составляют режиссеры в самом расцвете сил и творческой формы: Соррентино, Лантимос, Серебренников, Цзя Чжанкэ, Андреа Арнольд, Али Аббаси, Кристоф Оноре, Мигел Гомиш, Мишель Хазанавичус и репрессированный иранец Мохаммад Расулоф. Фильм последнего вместе с еще двумя был добавлен в конкурс перед самым началом фестиваля — таким образом, выросло до 22 (!) число картин, которые будет обязано посмотреть жюри под предводительством Греты Гервиг.
Жюри 77-го Каннского кинофестиваля: Хуан Антонио Байона, Хирокадзу Корээда, Эбру Джейлан, Надин Лабаки, Пьерфранческо Фавино, Грета Гервиг (президент жюри), Ева Грин, Лили Гладстоун и Омар Си. Канны, 14 мая
Режиссера «Барби» в этом нелегком путешествии сопровождают актрисы Ева Грин и Лили Гладстоун, сценаристка и жена Нури Бильге Эбру Джейлан, ливанская режиссер Надин Лабаки, испанский автор блокбастеров Хуан Антонио Байона, французский актер Омар Си, итальянский актер Пьерфранческо Фавино и японский режиссер Хирокадзу Корээда — единственный, у кого есть моральное право судить вышеупомянутых конкурсантов.
Фильмом открытия стал «Второй акт» — очередная абсурдистская комедия Квентина Дюпьё (сейчас на наших экранах идет его вещь «Дааали!»), снимающего по три фильма в год и на этот раз собравшего плеяду главных французских звезд — Леа Сейду, Луи Гаррель, Венсан Линдон. Фильм представляет собой серию остроумных диалогов, на протяжении которых персонажи (по сюжету один приятель пытается сплавить другому надоевшую ему женщину — в этой роли Сейду) плавно перетекают в играющих их актеров, но не реальных, а тоже вымышленных. И обратно. Исполнители не просто время от времени подмигивают зрителям, а вполне себе по Брехту напрямую обсуждают с ними самые насущные вопросы современной «культурной повестки» — скажем, кэнселлинга за несовпадение с мейнстримом. Всякая «неполиткорректная» оговорка сопровождается миллионом «политкорректных» отговорок — все потому, что актеры тоже люди, которым нужна работа, ничего личного.
Отшутив все шутки по поводу кэнселлинга, харассмента, актерской спеси и готовности на любые компромиссы ради возможности остаться в профессии, фильм заканчивается вполне банальными размышлениями о почти стершейся разнице между реальной и виртуальной жизнью и долгой панорамой по рельсам, по которым во время упомянутых диалогов совершала свой тревеллинг операторская тележка — для тех, кто не понял, что это было кино про кино.
Его актуальность бесспорна, учитывая очередной сексуальный скандал, сотрясающий французскую киноиндустрию прямо сейчас (в нем задействованы и некоторые участники Каннского фестиваля), как очевидна и культурная ценность: картину сравнивают с «Актерами» Бертрана Блие, а можно сравнить и со «Скромным обаянием буржуазии» Луиса Бунюэля, сюрреалистические приемы которого Дюпьё хорошо усвоил. Но что останется от фильма через месяц, тем более через год, будет ли у него второй акт — можно только догадываться.
Герой показанной в «Неделе критики» аргентинской картины Федерико Луиса «Симон с горы» (Simon de la montaña) всеми силами своей юной души стремится примкнуть к группе «ненормальных» подростков — то ли, как в фильме Триера «Идиоты», открыл в себе «внутреннего идиота», то ли испытывает натуральную приязнь к «людям с особенностями» и соответствующую неприязнь к людям без оных. Обзаведясь слуховым аппаратом (при отличном слухе) и принимая внутрь кучу таблеток (которые ему никто не прописывал), Симон на всех парах мчится к осуществлению своей мечты — получить справку о своей психической ненормальности и таким образом оградить себя от окружающего мира, в том числе от родителей. В этом талантливом дебюте тоже несложно углядеть влияние Бунюэля с его «Симеоном столпником».
В той же программе дебютировала и «Саранча» (Locust) режиссера по имени KEFF — фильм, хорошо отражающий настроения в современном Тайване, то ли перед его переходом к Китаю, то ли перед войной с ним. Даже саранча, то бишь члены молодежной преступной группировки, пребывают в депрессии — у их должников нет денег. Впрочем, иногда шанс все-таки улыбается, и, надев маски Обамы и Хилари, они грабят местных инфлюэнсеров и задумываются о том, чтобы разобраться с продажными политиканами. Фильму предпослана цитата из Мартина Лютера Кинга: «Бунт — это язык неуслышанных». Но героя фильма — еще одного парня «с особенностями», и невозможно услышать, ибо он немой от рождения — прозрачная метафора поколения далеко не только тайваньской (надо сказать, удивительно красивой и очень не похожей на китайскую) молодежи.
Кадр из фильма «Саранча»
Еще одна престижная параллельная программа, «Двухнедельник режиссеров», показала в первые дни фильм аргентинца Эрнана Росселли под названием «Что-то старое, что-то новое, что-то заимствованное» (Something Old, Something New, Something Borrowed). Это доку-фикшн, поэтому заимствованы здесь домашние видео детской подруги режиссера по имени Марибель и членов ее семьи, сыгравших в фильме самих себя в вымышленных обстоятельствах. С основательностью, достойной, возможно, лучшего применения, режиссер превращает добропорядочных аргентинских гражданок в матриархат нелегальных спортивных букмекерш: в финале Марибель обматывает свое тело целлофаном с пачками долларов, чтобы транспортировать оные в неизвестном направлении, вслед за чем в ее жилище врывается полиция и переворачивает его вверх дном.
Волшебную силу кино с противоположного ракурса исследуют «Гиперборейцы» (Los hiperbóreos) чилийцев Кристобаля Леона и Хоакина Косиньи: если аргентинский фильм продолжает линию, начатую в кино Люмьером с его фиксацией «сверхреальности», то чилийцы — определенно на стороне Мельеса с его рукотворным и фантазийным миром. Они используют нарисованные задники и совмещают реальных актеров с куклами и марионетками, а в одной из сцен даже используют муляжи собственных отрезанных голов.
В их трактовке гиперборейцы — полубоги с другой планеты, некогда управлявшие Землей, были поражены странной болезнью, вследствие которой от них остались лишь головы, а тела исчезли. Означенные головы создали внутри себя виртуальную реальность под названием Чили, в которой и пребывают тела, которые гиперборейцы считают своими аватарами. В числе аватаров — сбежавшие из Германии недобитые фашисты, собиравшиеся двигаться далее в Антарктиду: здесь чилийский фильм обнаруживает странное сближение с «Новым Берлином» Алексея Федорченко, показанным в прошлом году на российском фестивале «Маяк».
