Я лечу на самолете и мне предлагается на выбор несколько фильмов. В основном российских. По понятным причинам. Я и не против. Что там нового у нас сняли? Времена уже третий год особенные. Чем ответил российский кинематограф? Пробежался по аннотациям и понял, что главный предполагаемый наш блокбастер рассказывает о путешественнике Федоре Конюхове, который, между прочим, еще и православный священник. Играет Конюхова Федор Бондарчук. Я настороженно включаю. Все снято очень профессионально, по всем шаблонам верно, играют все, как положено. Профессионально – как это принято в лучших американских блокбастерах, по всем шаблонам Голливуда, играют, как принято в современном развлекательном мировом кинематографе. Я выдерживаю минут 30 и выключаю.
Наше русское эстетическое пространство разорвано. В нем живет сразу несколько очень разных явлений. Тут, с одной стороны, вполне себе оформленный условный «русский Голливуд» – и это вовсе не кино, я имею в виду искусство в целом. Крепко сложенные культурные продукты на западный манер в музыке, кино, моде, театре, дизайне, архитектуре. Все действительно на хорошем уровне, но совершенно лишенное национального, родного. Шагать в строю глобального человечества в сторону его расчеловечивания мы вроде бы уже не собираемся. Но получается, что все еще шагаем. Или плетемся в конце колонны.
С другой стороны, в том же русском эстетическом пространстве до сих пор живо-здорово, слава Богу, все то, что родилось когда-то в прошлом и несет в себе истинно национальные черты. Иконопись, храмы, отголоски фольклора, русское классическое искусство, Пушкин, Кремль, патриарх и вообще одеяния русского духовенства, конные военнослужащие президентского полка, которых мы недавно видели на инаугурации, Тарковский, парад на 9 Мая. Все это вызывает родные теплые ламповые чувства, но не кажется тем, что ведет нас куда-то в светлое русское будущее. Нам все это очень нужно, но в прежние времена при всем желании никто вернуться не может.
С третьей стороны, тут же обитает какой-то эстетический гибрид, который формально вроде бы пытается соединить миф о русском «добром прошлом» и миф о западном «прогрессивном будущем». И шагать куда-то в русское будущее. Получается не очень. Условные чат-боты Святославы в лаптях, Инстасамка, Шаман, в общем, более-менее все то, что называется современной российской поп-культурой.
У философа Владимира Соловьева есть замечательная притча о прогрессе. В ней добрый русский молодец в лесу на болотах встречает старуху, которая просит его перенести через топи. Молодец жалеет старуху и соглашается. Старуха тяжелая и ему трудно, но он шагает дальше и с каждым шагом начинает чувствовать облегчение, а потом и вовсе невероятную легкость. Старуха уже не тянет его вниз, а как будто приподнимает ввысь над болотами. А потом обращается прекрасной девицей и они устремляются в дальнейший путь уже по лугам и полям вместе. Вот это и есть здоровый прогресс. Нам нужно так же, как этому соловьевскому молодцу, взять все накопленное предками в охапку и идти в будущее. Но легко это осознать и сформулировать в виде отдельной мысли. А что это значит в практическом эстетическом смысле?
Мы должны родить актуальный, консервативный и одновременно прогрессивный, может быть даже революционный русский метаязык. Нам нужна эстетическая консервативная революция, которая обернет старую добрую Святую Русь молодой и полной сил, но не теряющей святой мудрости страной.
В Российской империи был свой крепко сбитый стиль, он менялся от эпохи к эпохе, от императора к императору. Авангард постреволюционной России – сильнейший и узнаваемый стиль страны, мощнейшее эстетическое высказывание на тему коммунистических смыслов. У сталинского СССР тоже был свой метаязык, который ни с чем не спутаешь. Даже у позднего СССР был свой цельный способ эстетизации реальности. Что такое эстетика современной России? Тот самый не слишком съедобный и не очень органичный коктейль.
У меня есть один приятель, который на полном серьезе предлагал завести в стране эстетическую полицию. Воспитывать цельное, умное, красивое, национальное. Холить и лелеять. И карать за глупое, некрасивое, фрагментарное. Его мысль проста: в стране, как и в человеке, всё должно быть красиво. Фактически мой приятель говорил о введении в стране эстетической цензуры. Или даже диктатуры эстетики. Предложение может показаться экстремальным. Но на самом деле оно, если немного поразмыслить, совсем не такое.
- Русский государственный стиль
- Дело доктора Буяновой – важный прецедент
- Спор «красных» и «белых» отстал от жизни
Ну вот смотрите. Сейчас мы все с вами, включая интернет, телевизор, радио, отправляясь в магазины одежды, выставочные залы, просто выходя на улицы и глядя на рекламные постеры, здания, шагая по городам – ежесекундно в своей жизни сталкиваемся с эстетикой реальности, которая сложилась по причине того, что какие-то люди именно так ее и сложили для нас. Люди эти – продюсеры кино и телевидения, архитекторы, режиссеры, дизайнеры, музыканты – руководствуются некоторыми представлениями о том, как всё должно быть. И это тоже цензура. Иногда и просто их внутренняя ограниченность, их способ мыслить – это всё тоже цензура. Они разговаривают с нами на том языке, который считают возможным и правильным в данных условиях. Поэтому идея эстетической цензуры моего приятеля не экстремальна – она фактически легализует тот подход, который и так уже сложился. Только в нынешнем нет единого подхода, он фрагментарен. И отсюда весь этот эстетический разброд вокруг нас. От бесконечных заборов из профнастила, гетто-человейников до попсы во всех ее проявлениях в искусстве – в том числе странного голливудского Федора Конюхова в кино, которое мне показывали в самолете.
И ведь сам Федор Конюхов – настоящий и живой – он в эстетическом смысле безупречен. Путешественник, аскет, священник, одиночка, покоряющий стихии Земли, настоящий русский герой. Вот где-то тут и зарыто то, что нам скорее надо найти для русской консервативной эстетической революции. Настоящий, живой, традиционный – и одновременно устремленный в будущее русский стиль!
Поэтому – да. Нам нужна диктатура эстетики.
