— В Киеве вы представляете работы из четырех проектов, в частности, "Danger! Museum", где в картины инсталлированы камеры видеонаблюдения.

Владимир Дубосарский: — Впервые мы показали его в Венеции. Там было совсем другое пространство и народу немного. Зрители не знали, что ведется запись, и потом, спустившись в зал, где стоял проектор, транслирующий ее с задержкой в 15 минут, очень по-разному реагировали, увидев себя на экране. Кто-то снова бежал наверх, чтобы помахать рукой в камеру, кто-то изумлялся своему странному виду — человек ведь всегда воспринимает себя немного искаженно и иногда даже не подозревает о том, как выглядит со стороны.

Александр Виноградов: — К тому же не надо забывать, что пока ты смотришь на картину, она также смотрит на тебя и изучает.

В. Д.: — Есть в этом проекте и важный, как нам кажется, социальный смысл. Современное общество находится под тотальным контролем. Можно отследить по телефону, где ты находишься, в твой компьютер можно залезть, повсюду в офисах видеокамеры. И даже в зоне свободы, зоне культуры, ты находишься под этим контролем. Да что там говорить, если уже и выборы проходят под наблюдением и транслируются в интернете.

— В серию "Ретроспектива" вошли работы, которые были начаты раньше, а завершены лишь в этом году. Таких картин у вас много?

В. Д.: — Всего мы дописали пятьдесят работ. В Киеве экспонируется около двадцати из них. Но главный для нас сегодня — проект "На районе". Для нас это новый взгляд на реальность, в которой мы стараемся исследовать типичные моменты с типичными персонажами.

А. В.: — На самом деле до определенного момента реальность была нам неинтересна, мы вполне могли, не выходя из мастерской, использовать образы из своих воспоминаний или из интернета. Теперь мы вышли на улицу, и она показалась нам достаточно фантасмагоричной. Реальность — неисчерпаемый ресурс, главное настроить собственную оптику, увидеть мир непредвзятым взглядом. Этот цикл — попытка прямой речи, ответ тем, кто утверждает, что реальности больше нет.

— За вами с молодости закрепилась репутация нонконформистов. Уместно ли сегодня использовать этот термин?

В. Д.: — Во времена нашей юности нонконформистами объявляли всех, кто не принимал метод соцреализма. Было не важно, абстракционист ты, концептуалист или, допустим, религиозный художник — всех их маркировали как "нонконформистов", поскольку они были против соцреализма и, условно говоря, против советской власти. А сейчас все же время более свободное и толерантное, и о нонконформизме говорить сложно, скорее, даже невозможно. К примеру, у нас в России сейчас есть группа Pussy Riot, которая оппонирует власти, то есть с точки зрения классической модели относится к нонконформистам. Но если взглянуть в другом ракурсе, можно предположить, что эти девушки действуют в рамках передового тренда мировой культуры, выстраивая очень разумную стратегию, используя медиаресурсы, продвижение через интернет, Facebook, другие международные социальные сети. Вероятно, устарел сам термин "нонконформист", а другого пока не придумали.

— В таком случае какую игру выбираете вы?

А. В.:— В 1990-е годы, когда мы только начинали, по общему мнению, заниматься живописью было бесперспективно. Модно было, скажем, создавать инсталляции или видео. Нас же интересовала возможность существования картины, вещи достаточно трудоемкой, в современном, стремительно меняющемся мире.

— В одну из первых ваших серий вошли картины, написанные для различных стран. Украины среди них не было. Но если представить такой холст, что бы вы на нем изобразили?

В. Д.: — Это все-таки был ироничный проект, эдакая игра с клише, банальными представлениями, согласно которым Россия, например,— это водка, Гагарин, Горбачев, икра, медведи на заснеженных улицах. А Италия — мода. Вот мы и смешали на одном холсте всех тамошних дизайнеров. Во "французском" полотне использовали импрессионистов, а Финляндию показали как родину Деда Мороза. Наверное, на картине об Украине, будь она тогда создана, наличествовали бы сало и гопак. Но наш проект был стебом над подобными поверхностными стереотипами. Как старыми, советскими, так и новыми, связанными с появлением идеологии потребления. Из этих новых штампов мы создавали такую же ироничную картину нового рая, где всего в избытке.

— Расскажите, пожалуйста, о технологии вашего художественного производства. Как вы работаете вдвоем, существует ли у вас разделение труда?

А. В.: — Разделения на обязанности у нас нет. Сначала мы придумываем проект. И очень здорово, что у тебя есть оппонент, собеседник, с которым вы можете его обсуждать.

В. Д.: — А сам проект очень дисциплинирует. Конечно, мы разные люди и не можем думать одинаково. Но проект диктует свои границы, параметры, они, собственно, и определяют поле для нашего диалога.

А. В.: — После обсуждения мы вместе делаем эскизы, а уж сам процесс исполнения задуманного не составляет для нас большого труда, поскольку мы давно друг друга знаем, вместе учились. Споров о том, кто рисует голову, а кто — ноги, у нас не возникает.