BBC Russian

Серые зоны кавказской войны

В магазине «Атлас» на Кузнецком Мосту продавец, потупив глаза, сообщила, что карт Грузии у них больше нет. Раньше были, а теперь нет: «Вы же понимаете, ситуация теперь такая. События все эти…» На уточняющий вопрос, значит ли это, что и самой Грузии на карте просто больше нет, девушка улыбнулась: «Можете считать и так».

В реальности же все не так плохо. Грузия на карте остается, но ее придется перекрасить. Заместитель руководителя Федерального агентства геодезии и картографии Радмил Шаяпов недавно сообщил, что на издаваемых в России политических картах мира территории Абхазии и Южной Осетии теперь будут обозначаться цветами, отличными от цвета Грузии.

Однако если быть последовательными, надо признать, что после августовской войны на карте появились места, которые можно закрасить только одним цветом – серым. Новые «серые зоны» - территории, de-facto не контролируемые никем. Одна из них – Ахалгорский район Грузии, или иначе - Ленингорский Южной Осетии. Территория одна и та же, а вот название зависит от того, с какой стороны конфликта туда заезжаешь. Употребив однажды неосторожно название «Ленингори», я получила раздраженный комментарий грузинского дипломата: «Нет такого места - «Ленингори». Ленина уже сколько нет!»

В 20-х годах прошлого века, когда Грузия стала одной из союзных республик, эта территория вошла в состав Югоосетинской автономной области, а райцентр получил название Ленингори. К Южной Осетии этот ее восточный район относился лишь формально – из-за горного хребта, отделяющего его от Цхинвали. Единственная дорога шла на юг, в сторону Тбилиси, и чтобы проехать в Цхинвали, нужно было вырулить на центральную грузинскую трассу. Население на восемьдесят процентов состояло из этнических грузин, а осетины жили в основном в смешанных семьях. Потому в начале 90-х против переименования города в Ахалгори и передачи почти всей территории в административное подчинение Мцхетскому району Грузии не возражал никто: ни в Тбилиси, ни в провозгласившем независимость Цхинвали.

В 2006 году власти Грузии попытались разрешить югоосетинский конфликт, создав на территории отделившейся республики альтернативное протбилисское правительство, во главе которого встал бывший премьер-министр сепаратистов Дмитрий Санакоев. Указом Саакашвили была восстановлена бывшая Юго-Осетинская автономная область. А для увеличения численности избирателей на альтернативных выборах в ее состав был включен и Ахалгорский район. Временная администрация автономной области располагалась в подконтрольном Грузии селе Курта, в шести километрах к северу от Цхинвали. После августовского конфликта прогрузинские чиновники были вынуждены перебазироваться в центр Тбилиси, во «Дворец шахмат».

А в Ахалгорский район, признанный самим Тбилиси в рамках внутриполитической игры частью Южной Осетии, 16 августа вошли российские военные. Одновременно оттуда начали уезжать местные жители. Сначала немногие, а к концу августа – когда по телевизору показали села Горийского района, выжженные и разграбленные идущими вслед за российскими военными осетинскими ополченцами – число беженцев из Ахалгори перевалило уже за две тысячи. Сейчас район, в котором всего жило не больше девяти тысяч человек, покинули почти две трети населения.

После ввода российских войск регион оказался фактически отрезанным от остальной части Грузии. На дороге, идущей со стороны Тбилиси, было выставлено три блок-поста – один российский и два осетинских, - проверявших документы и досматривавших все проезжающие машины. С начала октября стараниями военного коменданта Южной Осетии полковника Анатолия Тарасова проезд для жителей был облегчен – число постов сократилось до двух, и прекратились массовые проверки. Но в район по-прежнему не допускают ни международных наблюдателей, ни представителей гуманитарных организаций. Все грузинские чиновниками, с которыми довелось пообщаться накануне поездки в Ахалгори, уверяли, что попасть туда не удастся.

…Через пару километров после грузинского полицейского поста нас встретила свежеустановленная табличка «Осетия». В Алхагори над зданием районной администрации развевался осетинский флаг. Правда, выяснилось, что в качестве основной валюты сейчас здесь ходят все-таки не рубли, а лари. Но равновесие восстановили сотовые операторы: карточку грузинского «Билайна» в телефоне пришлось менять на российский «Мегафон».

Директор Ахалгорского детского дома Манана Махарашвили на вопрос, кому они сейчас подчиняются, растерялась: «Кажется, министерству просвещения Грузии – никто не говорил еще, что нас переподчинили». В детском доме до августа было 73 ребенка из разных районов Грузии, к концу октября осталось 56 – всех, у кого были хоть какие-то близкие, забрали. С 15 октября начали работать школы, но отпускать детей туда страшно – вооруженные осетинские ополченцы и российские военные не вызывают доверия ни у кого. В три работающие школы райцентра сейчас ходят не больше 150 детей.

Педагоги детского дома боятся даже думать, что будет дальше. Недавно российские и осетинские посты отказались пропустить машину с гуманитарной помощью, а имевшихся запасов должно было хватить не больше, чем на месяц. Газ, поступавший ранее со стороны Грузии, теперь отрезан – значит, детдом остался без отопления. Еще не знают что делать, если осетинские власти все-таки решат перевести районные школы на российские учебники, как в остальной Осетии – здесь по-русски не говорит почти никто.

Кроме школ, детского дома и почты в городе больше не работает ничего. Остановился совместный грузино-осетинский пивной завод, продукция которого продавалась по всей Грузии. Хотя остановился – это еще мягко сказано: еще в августе оборудование с него вывозили осетинские ополченцы и российские военные. Тоже своего рода международное сотрудничество.

Вообще, Ахалгорский район – единственное место, где на мародерство со стороны российских военных жалуются многие. Федеральные военные выносят из брошенных домов продукты и вещи. Местные жители рассказывают, что опустевшее после августа село Канчавети почти полностью занято военными: стоит техника, а сами бойцы живут в покинутых домах. Техника прошла сюда напрямую из Цхинвали – еще до войны российские специалисты начали строить дорогу, проходящую по территории Южной Осетии. Но к августу закончить не успели – и тогда-то последние тридцать километров можно было преодолеть только на внедорожнике. А сейчас военная техника угробила дорогу окончательно. И жители всерьез опасаются: если путь, соединяющий с Грузией, перекроют, как это случилось в других частях Южной Осетии, то район останется вообще без связи с внешним миром.

Здесь, в отличие ото всей остальной территории Южной Осетии, российских военных не воспринимают как освободителей – они, скорее, оккупационные войска. Но, как и в остальной Грузии, люди в своем сознании очень четко разделяют принимающих решения политиков и обычных людей. Местный житель Мураз, услышав по телефону, что мы из Москвы, примчался на машине из другого села:

- Как же это хорошо, что вы из самой Москвы приехали! У меня здесь недавно уже были гости из Москвы – геологи.

Выясняется, что «недавно» - это еще пока Союз был. Его сосед рассказывает, что сюда и из Тбилиси нечасто доезжали, пока не случились выборы Санакоева. Сам сосед, хотя и осетин, говорит, что в Цхинвали никогда не был – родственники все в Грузии.

- В 90-е годы про наш Ленингори даже в Грузии почти никто не слышал, а теперь каждый день по телевизору говорят, – замечает Мураз. – Наш город теперь, наверное, переименуют в Путингори. Я недавно слышал, как один военный по телефону его так назвал. Здесь военных теперь много очень, вчера вот опять вертолеты летали, новая техника пришла. В августе русские стояли прямо в нашем селе, Икоти называется. Ну, я пошел на пост познакомиться с ними, спросить, может, нужно что-нибудь этим мальчикам. Там был Дима из Волгограда. Ничего, говорит, не надо, кроме сигарет. И домой бы еще позвонить, маме сказать, где находится. Ну, купил ему блок сигарет и карточку, счет пополнить. Но оказалось, у него грузинской сим-карты нет. Ее я уже побоялся на себя оформлять – что обо мне подумают. Нам ведь сейчас говорят, что лучше бы получить российские паспорта, а то сложно будет здесь жить.

Выдача паспортов здесь пока не происходит, но люди боятся, что она начнется весной. Боятся, что молодых людей будут призывать в армию – в осетинскую или российскую – пока не понимают, но бежать готовы от любой. Полковник Тарасов рассказывал российским правозащитникам из «Мемориала» и центра «Демос», что в Ахалгорском районе действительно есть случаи, когда пришедшие сюда осетинские ополченцы начинали угрозами вытеснять местное грузинское население. И хотя в районе не было случаев поджогов домов или убийств, люди продолжают покидать свои жилища – сначала пробовали выручить хоть какие-то деньги за дома и имущество, теперь уже все просто бросают все и переезжают. Кто куда: одни к родственникам, другие в пункты временного размещения для беженцев.

От беженцев разговор плавно переходит к большой политике: что не исполняются положения плана Медведева-Саркози, согласно которому российские войска должны вернуться на позиции до 6 августа. И что теперь российские военные стоят в 60 километрах от Тбилиси – какой-то час езды. Место это стратегически выгодно для военных – горный район, протянувшийся вдоль Военно-Грузинской дороги.

Сидя за столом, мы поднимаем очередной, традиционный и для осетин и для грузин тост – «За павших» - за всех, кто не дожил до этого дня. Наш хозяин со слезами вспоминает, что волгоградский Дима несколько дней назад умер – выпивши упал с БТРа, в больнице спасти его не смогли…

Мураз с женой долго уговаривали нас остаться ночевать – соседей больше нет, а хочется с кем-то поговорить. Или, в крайнем случае, – непременно приезжать еще. Приехать действительно очень хочется: удивительно красивые места, невероятно гостеприимные люди. Вот только невозможно предугадать, с какой стороны можно будет сюда въехать в следующий раз, какие при этом будут встречать тебя флаги, карточку какого оператора вставлять в телефон и какую валюту пытаться всучить водителю за проезд.

И вообще, неизвестно, будут ли в следующий раз здесь еще жить люди. Люди, главная проблема которых заключается в том, что то одна, то другая сторона берется перепечатывать карты.