История Древней Руси, древнерусская книжность, история русского летописания

Важнейшей чертой религиозной жизни в русских монастырях допетровской Руси являлось почитание святых. Однако конкретные проявления такого почитания остаются слабо изученными. В русле данной проблематики рассмотрим историю почитания русских святых в Соловецком монастыре середины XV-XVI веков, за исключением культа местных подвижников Зосимы и Савватия. Работа построена на основании анализа двух групп источников. Первую составляют рукописные книги, отражающие богослужебную практику Соловецкого монастыря, точнее, за одним исключением, не сами эти источники, а их научные описания, содержащие данные о почитании святых. Вторая группа включает в себя пять описей Соловецкой обители: 1514, 1549, 1570, 1582 и 1597 годов.

В статье исследуется «время после» как «литературный факт» романа Тынянова «Смерть Вазир-Мухтара» (1927). Неудача декабристов 1825 года, являясь историческим фоном романа, делает понятной проблему «постреволюции». Автор выявляет  типы времени, их функции в разных главах романа; считает, что измена – главная его идейная тема; доказывает, что Грибоедов – «внутреннее Я» героя романа, экзистенция трагической личности, выбирающая верность себе при сопротивлении «времени после». Автор полемизирует с критиками романа Тынянова.

The article discusses the issue of the dangers of uncritical perception of historical reconstructions created by reputable historians, ignoring the actual content of the historical sources. As examples, the author analyzes the fi ctitious biographies of boyar Peter Borislavich and certain Kuzma Kijanin to whom B.A. Rybakov attributed “The Word about Igor’s regiment” (Slovo o polku Igoreve) and “The Story of the murder of Andrey Bogolyubsky” (Povest’ ob ubijstve Andreja Bogolubskogo).

В монографии рассматривается один из крупнейших памятников древнерусской книжности Книга Степенная царского родословия, которая создавалась на рубеже 50–60-х гг. XVI в. ближайшим к Ивану Грозному лицом по поручению митрополита Макария. В работе рассматриваются ключевые аспекты в изучении Степенной книги: ее датировка, источники, вопрос о личности ее составителя, представленные в произведении историко-политические взгляды, а также вопросы о цели написания произведения и его адресате. Изучение Степенной книги ведется на широком фоне памятников древнерусской оригинальной и переводной литературы XI–XVI вв. Выполненная с учетом основных известных в настоящее время работ и источников по данной теме монография существенно расширяет знания о развитии древнерусской литературы и русской истории времени Ивана Грозного.

Tsypkin D. The notion of handwriting in studying the Russian historical writing. On the problem of developing the methodology of the analysis of handwriting.
Статья была передана в Редакцию «Трудов Отдела древнерусской литературы» в 2014 г. и отражает уровень разработки проблемы, существовавший на момент подготовки её текста. По независящим от авторов и Редакции причинам публикация данного тома ТОДРЛ стала возможной только в 2016 г. The article was submitted for print in 2014 and reflects the state of research in that time. For reasons not depending neither upon the author nor upon the editorial board, the volume went to print only in 2016.

"Приведено описание старинной русской системы мер длины за исключением саженной системы (см. материал "Система русских саженей: мифы и загадки") в динамике ее развития.
25.05.2013 в статью внесены небольшие дополнения и стилистические доработки"
16.01.2014. В статью внесены существенные изменения.
12.10.2014. Сделаны небольшие уточнения по данным. Добавлен раздел про предшествующие исследования русской метрологии. Раздел про версту выделен в отдельную статью (и принципиально переработан).
19.10.2014, 04.11.2014, 24.11.2014, 15.12.2014, 24.02.2015, 13.04.2015, 27.04.2015 - внесены небольшие уточнения и дополнения.
03.06.2015 - доработана тема турецкого влияния на русскую метрологию.
27.07.2015 - небольшие доработки
07.12.2015 - небольшие доработки и уточнения

Bo прилог на овој милениумски континуитет е несоборливото сведоштво на Јорданес од 551 г. во неговата „Гетика", каде тој многу децидно и недвосмислено го сумира овој непрекинат континуитет на Македонскиот јазик:
„...секој знае и забележал дека племињата се навикнати да преземаат (едни од други) многу имиња. Римјаните преземале македонски имиња, „Грците“ - римски, Сарматите - германски, Готите - претежно Хунски".

Hа стр.111 од првиот том на „Атласот на Светската Историја" од светски познатата едиција Пингвин читаме: „Овој Хомеров Македонски јазик (Коине) се збогатувал и постепено се развивал во модерен јазик, ширејќи се како посебен дијалект од којшто подоцна настанаа Рускиот, Полскиот, Хрватскиот, Србскиот, Бугарскиот, и други јазици, денес познати како „Словенски јазици“, засновани врз Македонскиот.“

Нo, и покрај несомнениот милениумски континуитет, Македонскиот како еден од
модерните јазици на денешнината доживеа да биде стандардизиран релативно касно, дури во 20-от век. За тоа P. Г. А. де Бреј [ R. G. A. de Bray] вели: "Со иронија на историјата, луѓето чии предци им го дале на Словените првиот литературен јазик, биле последни на коишто им беше признаен нивниот современ јазик како посебен словенски јазик, различен од соседниот српски и бугарски. Во средновековно време, Македонците биле дел од Ромејското Царство, сè додека конечно не биле проголтани од Турците Османлии во 15-от век. Поголемиот дел од нив остана под Турција сè до почетокот на 20 век, кога конечно Турците беа протерани од Македонскиот Полуостров во 1912 година. Тогаш македонскиот народ беше разделен меѓу трите (нови) соседни држави - Србија, Бугарија и Грција - состојба на работи која сè уште делумно опстојува и денес, бидејќи сè уште има околу половина милион Македонци и во Грција и во Бугарија и во Србија. Македонците, иако поделени и малку на број, и покрај тоа што беа
искористени економски и политички, сепак успеаја да ги зачуваат своите карактеристични (антички) дијалекти и култура, главно во нивните села и во помалите градови. Поголемите центри беа во претходните векови во најголем дел латинизирани, потурчени, барем површно. Нивните поети и научници, како што се браќата Миладиновци во 19-от век, Б. Конески, В. Иљоски и К. Тошев во нашево време (т.е. 20 век), како и научниците од Русија и Западна Европа, како А.М. Селишчев, А. Мазон и А. Ваилант, собрале многу убави народни песни и пријатни фолклорни приказни, богатства на фолклорот зачувани од македонскиот народ. Мелодиите на нивните песни, по убавина и суптилност, рамноправно се споредуваат со кој било на Македонскиот Полуостров, кој е еден од најбогатите региони во Европа во овој поглед. Така, Македонците, иако угнетувани и сиромашни, го сочуваа својот национален идентитет и својата
културна и уметничка индивидуалност. "

Существует два подхода к решению борисоглебской проблемы: традиционный, сторонники которого особо доверяют отечественным источникам, и альтернативный, в котором приоритетностью может обладать любой из имеющихся исторических источников о смуте 1015-1019 гг. В статье сделана попытка дополнить методологию изучения борисоглебской проблематики. Поскольку очевидна искусственность внедрения в летопись житийного рассказа, разорвавшего бывшее там повествование, в котором Борис и Глеб не упоминались, можно выделить три базовых источника: Хроника Титмара Мерзебургского, Сказание о Борисе и Глебе (консонирующее с Чтением о Борисе и Глебе) и Сага об Эймунде. Особое внимание следует обратить на жанровые особенности этих памятников. Поскольку сага – эпическое произведение, то ядром ее смыслового наполнения будет расстановка сил, противостояние действующих персонажей, которым мы можем доверять. Назначение жития состоит в этическом поучении. Главное этическое содержание житий Бориса и Глеба – беззлобие по отношению к убийцам и заказчикам убийства, готовность подобно Христу пожертвовать собой и согласие уступить первенство старшему брату, который не только посягает на него, но и имеет на это право. Жанровые характеристики скорее свидетельствуют о правоте альтернативного подхода в изучении проблемы, что подчеркивается сходностью внешнеполитических предпочтений Бориса, Глеба и Святополка.

‘LUDIE’ (PEOPLE) AND PRINCE IN CONSTRUCTIONS OF 11th–13th CENTURY CHRONICLERS (in Russian)
The book explores the relationships between people and prince in Rus’, studying the phenomenon of popular assemblies (“veche”). The author focuses on defining the descriptive principles used by the sources when depicting interactions between “people” and prince, and examines these through the prism of the chroniclers’ attitudes and narrative constructions. Attempts at recovering the historical reality behind the texts are also made, with a discussion of the social composition and competence of popular assemblies.
The first chapter surveys aspects of “social” terminology inherent in descriptions of popular unrest in the pre-Mongol narrative sources. The term “veche” and its range of meanings are examined, as are the correlations between the direct accounts of “veche” and indirect allusions to comparable situations. Specific usage of terms in the early chronicle compilations (Laurentian, Hypatian, and the Novgorod first chronicles) is scrutinized, including such terms as “liudie”, “narod”, “ves grad”, “druzhina”, “sbor”, boyare”, and “ot mala i do velika”, and this usage is analyzed against the background of similar terminology present in the Slavonic translations of Scripture, Byzantine chronographic literature, and hagiography. The author stresses that “social” terminology is fluid and lacks fixed meaning in accounts of popular assemblies.
The second chapter (“Narrative modeling in the parallel chronicle accounts”) treats the parallel accounts of conflict situations (i.e. accounts of the same conflict in two or more chronicles) and demonstrates that chronicles do not mirror the historical facts of political and social life. A sample consisting of several dozen parallel accounts enables the identification of three narrative models that guide the chronicles’ presentation: “exoneration or disapproval of a prince”, “conflicts with a prince” and “profile of a prince”. Variations in narration found in the parallel accounts are not random: a series of accounts reveals stable complexes of basic narrative elements (formants). The first two models (“exoneration or disapproval of a prince” and “conflicts with a prince”) exist in two basic versions: one that justifies and one that disapproves of a ruler. At times, these are complemented by the “neutral” version. These two versions mirror each other: formants with positive attributes are being substituted for the formants with negative attributes. For instance, the passivity of a character in one account corresponds to his active role in another; a positive profile is contrasted with a negative one. In two of the models, the chroniclers note disturbances of the “people” only if the exoneration of a prince and his conduct is intended. The general behavior of the town dwellers thus depends on the “pluses” and “minuses” set by the narrative.
The third chapter (“Composition and competence of the ‘veche’”) attempts to outline the competence resulting from the social composition of popular assemblies. Given the limitations imposed by surviving records and the narrative nature of the sources – the nomenclature of social categories is situational and artificial, and the chroniclers are often inclined to manipulate accounts of unrest – the author discusses potential ways of solving the issue of the composition of the “veche” and its competence. Unfortunately, the social composition, the number of participants, and the frequency of the assemblies are all but impossible to establish with any precision. Nevertheless, this bleak outlook is balanced by some positive inferences: one may assume that “veche” (participants in the assembly) and “druzhyna” (the princely retinue) were not isolated groups. It would appear that in times of social stability, these groups included the same individuals, embodying the society’s social elite. The groups only split when two leaders (princes) challenge each other and compete for the popular mandate. Furthermore, designations of large groups are used in the sources as substitutes for minor ones and vice versa. As a result, a prince or several high-ranking lords may represent “the whole realm”. On the other hand, when the chronicler was tasked with concealing the prince’s reprehensible conduct, “people” may stand for a few individuals of high rank.
The last chapter summarizes the chroniclers’ notions of interaction between the ruler and his people. Among the principal findings: in virtually all descriptions of “popular” activity, the chronicler nevertheless focuses on a prince as the central element of the narration; the notions of just and unjust popular assemblies depend on judgments concerning the “loyalty” and “disloyalty” shown by “people” to a ruler; the “veche” theme in the chronicles is marked by anxiety – for these are the moments of discontent that break the bond between the ruler and the people. The surviving records lack authentic statements about “veche” that would enable the recovery of the chroniclers’ attitudes toward popular assemblies. Only the parallel texts, in which the chroniclers’ notions make up the structural core of the narration, enable the retrieval of the ancient authors’ attitudes.

Аннотация: В статье проводится сопоставление фрагментов «Повести временных лет» и ряда древних текстов, оцениваемых в качестве источников летописи или тек­ стов, соотносимых с ней (текстов Священного Писания, литургических книг, творе­ ний святых отцов, переводных хроник). Определяются типовые отношения, сущест­ вующие между ними, – заимствование («чужое слово» в своем тексте) vs. сходство («общее слово» в своем тексте) – и устанавливаются разновидности этих отношений. В качестве «чужих слов» выделяются цитаты, трансформированные цитаты (исследу­ ются разные случаи трансформации цитат при включении их в текст), а также фраг­ менты, со держащие информацию из письменных источников, в том числе и потенци­ альных. Определяя разновидности «общих слов», автор устанавливает следующую типологию отношений, связывающих фрагменты текстов: сюжетное сходство (едини­ ца описания – сюжетный мотив), идеологическое сходство (единица описания – то­ пос), фразеологическое сходство (единица описания – клише). При сопоставлении фрагментов текстов отмечаются случаи, когда данные типовые отношения образуют различные комбинации (отношения сюжетно-фразеологического сходства, идеологи­ ческо-фразеологического сходства, сюжетно-идеологическо-фразеологического сходства). Ключевые слова: «Повесть временных лет», источники летописи и тексты, со­ относимые с летописью, цитата, трансформированная цитата, информация из письменного источника, сюжетное сходство, идеологическое сходство, фразеоло­ гическое сходство, сюжетный мотив, топос, клише Abstract: The article compares the fragments of the «Tale of Bygone Years» and a number of ancient texts, valued as sources of chronicles or texts, correlated with it (texts of Scripture, liturgical books, the Holy Fathers, translated chronicles). Defined types of rela­ tionships that exist between them, – borrowing («foreign word» in their text) vs similarity («common word» in their text) – and set these kinds of relationships. As a «hearsay» stand citations, transformed citations (investigated different cases transformation quotes when you include them in the text), as well as fragments containing information from written sources, including potential. Determining the species «common words», the author esta­ blishes the following typology of relations linking the text fragments: story similarities 73 Stephanos 2014 #3. http://stephanos.ru

Isaev B., Lyakhovitskiy E, Tsypkin D., Chirkova A. “Vestigium”, a Software for Examination of Non-Textual Data in Handwritten Documents,
Historical Information Science. Information Technology and Quantitative Methods in Historical Research and Education. 2016. № 1-2 (15-16). Barnaul, 2016, рр.72 – 83. (in Russian)
“Vestigium” is the software for manuscript study that works by means of analysing digital images. The software has the following tools: 1) Measurement is used for fine-tuning curves. It can measure complicated external shapes and angles between the objects in the image with greater precision; 2) Density structure visualises the distribution of density values by means of sorting image pixels according to their density values; 3) Colour is particularly efficient if used to define colour through wavelength reconstruction of the image data; 4) Profile evaluates the frequency and differential of density values within the digital image. It helps to reconstruct the way of sharpening the pen or any other writing instrument. It would evaluate the surface of the writing material; 5) Proportions analyses proportional correlation of different shapes within the image by dimensional modular grid application. The separate utility Vestigium PhotoPlate would rapidly take the specimens of objects (vestiges of wax, fingerprints, ornamental elements, etc.) from the digital images.

Дорогие коллеги! Выкладываю вторую корректуру, в которой еще не исправлен год выхода: на лежащем передо мной экземпляре стоит 2014 год. Примите к сведению! А текст "тот же самый". Может, в окончательном варианте несколько опечаток исправлено...

The paper offers a comprehensive survey of the Arabic transcriptions of Slavic geographical and personal names in the early medieval Arab-Muslim geographical literature. The linguistic structure of Arabic and its orthography are briefly discussed in order to substantiate the relevance of Arabic evidence despite paleographic and systemic shortcomings in the transmission of Slavic names like Rusь, Dirъ, and Kyjevъ  by such geographers and historians as al-Mas‘ūdī, Ibn Faḍlān, al-Iṣṭakhrī, Ibn Ḥawqal and others. The author argues that the transcriptions furnish compelling evidence to be used in the historical phonology of Slavic and some adjacent disciplines

The piece of furniture known in Russian as the Tsar's “Place of Prayer” of the Moscow Kremlin was demolished in the 1960s and had not been studied properly ever since. In this article its form has been reconstructed based on the 19th-century drawings, 20th-century photographs and church inventory records.
The architectural form of the Tsar’s “Place of Prayer” with its unusual 16–faceted star-shaped canopy placed on an octagonal base has analogies with two Russian buildings: the Moscow Cathedral of St Basil the Blessed (1555–1561) and the Murom Church of Sts Kosmas and Damianos (1555–1556). These analogies allow the author to date the Tsar’s “Place of Prayer” in the Annunciation Cathedral back to the mid-16th century, exactly when, after the ruinous fire of 1547, its interior has been reconstructed. Later, this installation was reconstructed many times. Its only original surviving pieces are the three icons of the Holy Trinity, Saint Boris and Saint Gleb. The icons are the work of court icon-painters of the first third of the 17th century and might have been inserted into the gables that framed the base of the canopied top of the Tsar’s “Place of Prayer”.
The article is accompanied with an appendix, which includes all available textual descriptions of the Tsar’s “Place of Prayer” from the inventories of the Annunciation Cathedral.

На пространстве юга Восточной Европы с начала Х в. Набирает силу процесс формирования восточнославянской государственности. Первичные импульсы политогенеза были связаны с проникновением в Среднее Поднепровье скандинавской руси, которая подчинила себе окрестные «славинии», превратив племена полян, древлян и уличей в своих данников. К середине Х в. Система славяно-русских даннических отношений пережила серьезный кризис, для преодоления которого княгиней Ольгой было решено воспользоваться исконно славянским институтом полюдья для упорядочения сбора дани. В итоге сложилась потестарно-редистрибутивная система, использующая трансъевропейские торговые пути для обогащения правящей элиты. Со второй половины Х в. Существующие потестарные структуры начинают трансформироваться в раннегосударственные; а существующие механизмы получения и перераспределения прибавочного продукта позволяют аккумулировать значительные средства для решения государственных задач. Зарождение ранней государственности в Среднем Поднепровье прослеживается по следующим признакам — возникновение столицы как административно-политического и сакрального центра, появление новых локальных центров власти, складывание новой территориально-политической структуры и оформление государственных границ. Указанные явления происходят во время правления Владимира Святославича; при нем политийная структура, возникшая в эпоху Олега и Игоря под названием «Русская земля», превращается в раннее государство, которое можно условно именовать «державой Владимира». Эта «держава», имеющая двухчастную структуру, состоящую из среднеднепровского центра и подчиненной ему периферии, стала основой восточнославянской / древнерусской государственности.