Отар Иоселиани верит в возрождение грузинского кино

Известный кинорежиссер Отар Иоселиани приехал в Лондон на фестиваль грузинского кино. О настоящем и прошлом грузинского кинематографа с ним беседовал обозреватель программы "Пятый этаж" Александр Кан.

Александр Кан: Вы привезли в Лондон свой последний фильм – "Шантрапа". Как гласит короткая аннотация, это фильм о молодом грузинском режиссере, который покидает родину и едет работать во Францию. То есть это фильм о вашей судьбе?

Отар Иоселиани: Это фильм о нашей общей судьбе. О том, какой прелестью было существование цензуры в советском кино. Мы сделали картину о том, как все люди из каких-то стран, где стало тяжело жить, куда-то уезжают с надеждой, что там им будет лучше. Одним из чудных людей, которые в свое время уехали из Советского Союза, был Сергей Довлатов. Он попал в очень веселое еврейское сообщество, где все друг с другом перессорились. Веселился он по этому поводу безумно, но при этом очень страдал и писал все время, что он прожил свою жизнь в стране, где ему было тяжело и плохо, но это была жизнь. Мы все выросли в обстановке цензуры. Но мы воспринимали ее как данность. И среди тех, которым было поручено нас пестовать, встречались замечательные люди.

А.К.: Но вот ваша профессиональная судьба сложилась, кажется, очень удачно? Вы стали французским режиссером, ленты которого имеют успех во всем мире. Как вы чувствуете себя во Франции?

О.И.: Ну, во-первых, у меня гораздо меньше друзей, которые говорят со мной на одном языке. Ведь общий язык – это совместно прожитая жизнь в одной исторической эпохе, с общими координатами и точками отсчета. Вполне могу подружиться с кем-нибудь из французов, которые милы моему сердцу, но воспоминаний общих у нас с ними нет, и когда я им что-нибудь рассказываю, они мне говорят, что этого, мол, не может быть. А что они мне рассказывают про свою жизнь – я часто думаю – как все это бедно и тщедушно, с точки зрения нас, испивших весь кубок радостей и горестей в нашей непознаваемой стране.

А.К.:Вы находитесь в Лондоне в рамках фестиваля грузинского кино. Как складываются у вас отношения с родиной?

О.И.: Когда вы прожили в стране 50 лет, то вы не можете изменить образ мышления. Поэтому я продолжаю делать грузинское кино - пусть и во Франции. Слава Богу, что тот общий язык культуры, который существует в Европе и во Франции, он абсолютно тот же, на котором мы все изъясняемся. Возможно, это и есть язык иудохристианской культуры, в котором понятия добра и зла приблизительно совпадают. Недаром Гия Данелия снял свою знаменитую картину "Не горюй" по французскому роману. Хотя, должен вам сказать, что и здесь публика настолько заражена голливудско-советским вкусом - я не случайно свожу его воедино - так приучена к пошлости, что люди оказываются глухи к своему прекрасному кино еще совсем недалекого прошлого. Никто во Франции не интересуется сейчас культурой, молодые люди перестали читать книги.

А.К.: Возрождается ли сейчас грузинское кино?

О.И.: Вы знаете, та эпоха, когда работали Георгий и Эльдар Шенгелая, Тенгиз Абуладзе, Мишико Кобахидзе – тогда грузинское кино занимало особое место в рамках советского кино в целом. Их немного побаивались. И потом это было во многом ироничное кино. Когда власть предержащие обнаружили, что все это серьезно, было уже поздно. А потом закрылся финансовый кран, и весь советский кинематограф, каким бы он ни был отвратительным, но все-таки он породил Параджанова, он породил Глеба Панфилова, Тарковского, Сокурова – он задохнулся. И грузинский кинематограф исчез. Но вот приезжаю я в Тбилиси и вижу чудный фильм - "Уличные дни" Левана Когуашвили. Это тяжелый фильм о болезни всего грузинского общества, он про наркоманов. Недаром его сразу купили в России. Появились еще несколько молодых людей, которые что-то стали делать в кино. И появилась какая-то финансовая поддержка, несмотря на всю коррупцию, которая есть и в Грузии, и в России. Есть люди, которыми владеет странная идея о том, что надо что-то делать, что-то спасать. Ведь 79 режиссеров, которые живут сейчас в Грузии и бездействуют – это безобразие.