"Другой мир" российской тюрьмы. Как работают библиотеки в местах заключения

"Я помню свой первый опыт попадания в библиотеку. Тем более это было в ИК-17 в Красноярске, в такой очень жесткой колонии, где первое время было прямо невыносимо. И тут ты попадаешь как в другой мир, не слышишь никаких команд, не видишь сотрудников, и вокруг только книги, книги, книги…" - вспоминает бывший заключенный Иван Асташин, отбывший в колониях строгого режима почти 10 лет.

Для сотен тысяч заключенных российских тюрем и колоний чтение остается одним из главных развлечений. Право заключенного на доступ к библиотеке прописано в законе - даже если он сидит в одиночной камере штрафного изолятора или в строгих условиях содержания.

Основу тюремных библиотек до сих пор составляют старые советские фонды, которые в лучшем случае пополняются за счет общественных организаций или самих арестантов - у государства не предусмотрен бюджет на их поддержку.

Би-би-си рассказывает, как устроен библиотечный мир российской тюрьмы.

"Способ выйти из тюрьмы"

Невозможно точно сказать, сколько из российских заключенных пользуются библиотеками - такую статистику просто никто не ведет. По оценкам бывших арестантов, с которыми поговорила Би-би-си, в исправительных колониях России активно читает примерно четверть заключенных, в изоляторах - значительно больше.

"Чтение - это классный способ выйти из тюрьмы", - объясняет фигурант "Болотного дела" Алексей Полихович. Он провел в заключении три с половиной года, из них почти полтора года - в ИК-6 Рязанской области.

"Это отвлекает от стресса, ведь тюремная жизнь полна всякого стресса. Начиная с того, что ты находишься в тюрьме - и это не очень приятное переживание. И заканчивая какими-то внутренними переживаниями - это всякие взаимоотношения, конфликты, необходимость жить по каким-то нормам, которые тебе не знакомы или могут быть тебе не близки. И от всего этого абстрагироваться и отвлечься помогало чтение", - живо делится воспоминаниями Алексей.

Алексея Полиховича, тогда 21-летнего студента РГСУ, сторонника левых взглядов, арестовали в июле 2012 года по делу о массовых беспорядках на Болотной площади в мае того же года. Изначально его обвиняли лишь в участии в массовых беспорядках, но позже добавили обвинение в насилии в отношении представителя власти - он якобы ударил ОМОНовца по руке, помогая освободиться из хватки полицейского другому протестующему. Суд приговорил его к 3 годам 6 месяцам колонии общего режима.

Полтора года, пока велось следствие и шел суд, молодой человек просидел сначала в СИЗО-4 "Медведь", а затем в СИЗО-2 "Бутырка". "[В СИЗО] мы даже обменивались книжками [с другими заключенными]: сворачивали в трубочку, если они были в мягкой обложке, перевязывали узелками и отправляли по "дороге", из носка в носок эти книги перекладывали, пока они доходили до адресатов. Такой книжный клуб у нас был", - вспоминает тюремный быт Полихович.

По словам другого бывшего политзаключенного Ивана Асташина, именно в СИЗО читают больше всего: "80, если не 90%, то есть читают практически все, потому что чем еще заняться в четырех стенах?" "Книга позволяет отвлечься, уйти в мир литературы из такой не очень приятной реальности", - неспеша рассказывает он.

Асташин попал на зону в 2010 году в 18 лет по обвинению в участии в восьми терактах - по так называемому "делу АБТО" (серия поджогов, организованных группой молодых людей националистических убеждений) - и вышел 9 лет и 9 месяцев спустя, осенью 2020 года. Он считает дело сфабрикованным. Асташин вспоминает, что поначалу был националистом, но в заключении поменял свои взгляды. Выйдя на свободу, он занялся литературной и правозащитной деятельностью.

В СИЗО он провел полтора рода. "Я старался уйти от реальности", - вспоминает он свое время в изоляторе. "Начинал с художественной литературы", - и, делая паузу, перечисляет: "Перечитал несколько эпопей [Александра] Дюма, "Северные рассказы" Джека Лондона - его герои тоже проходят через какие-то трудности, выживают. Потянуло на это, чтобы как-то приободриться. Потом читал, что попадалось".

"Что попадалось" в СИЗО приходится читать многим арестованным - их не пускают к книжным полкам. Получить книгу в изоляторе можно примерно раз в неделю, книги развозят на тележке и раздают через "кормушку" гражданские библиотекари.

И в СИЗО, и в колонии чтение может быть больше, чем приятным досугом. Оно нередко становится психологической поддержкой для заключенного, оказавшегося в жестоких условиях.

"Представьте себе ситуацию: вы живете в помещении, в котором живет сто человек. И живет 24 часа в сутки - кто-то спит, кто-то чай пьет, тишины нет. Тишина там буквально час-два ночью, когда все умолкают. Это система ФСИН - тебе должно быть плохо", - объясняет правозащитник "Руси сидящей" Руслан Вахапов, который отбыл в колонии строгого режима 5,5 лет. В 2012 году его обвинили в развратных действиях в отношении несовершеннолетних - он якобы справил нужду на виду у девочек-подростков. Правозащитники обращали внимание на фальсификацию доказательств в деле Вахапова. Сам осужденный говорил о вымогательстве со стороны следствия в обмен на условный срок.

"Читая книгу, ты уходишь на какие-то неведомые острова - там только ты и твой герой. И психологически ты разгружаешься, - продолжает он. - Чтение книги - это и психологическая поддержка, и уравновешивание. Вы даже не представляете, как это помогает".

Не читают только в "черных" колониях - то есть тех, где формальная власть принадлежит криминальным авторитетам - в таких колониях легче достать запрещенные вещества и телефоны с выходом в интернет, говорит бывший тюремный библиотекарь ИК-15 в Норильске Сергей Зубов. "Телефон - это губитель библиотеки намного больше, чем администрация", - объясняет он.

Библиотекарь, или "мужик на должности"

В отличие от СИЗО, библиотека в колонии - это место. Но заключенному туда не так уж легко попасть. Та самая комната с книжными полками из воспоминаний Асташина находится в клубе, отдельном от бараков помещении, и работает обычно с 11-12 дня каждый день. Зайти в нее заключенный может в лучшем случае лишь на пару часов один раз в неделю.

И даже тогда, вспоминает бывший библиотекарь Сергей Зубов, администрация колонии предписывала ему строго следить, чтобы заключенные в библиотеке друг с другом не общались. "Они это объясняли тем, чтобы заключенные не вступали в сговор. [Их беспокоило], видимо, возникновение революционных кружков", - полушутливо размышляет он. "Вообще не нравится администрации, когда заключенные свободно передвигаются [по колонии], им кажется, это какая-то неправильная вещь. Даже если это передвижение в рамках 20-30 метров, они всё равно очень нервничают по этому поводу", - говорит Зубов, проработавший тюремным библиотекарем пять лет из 20 лет своего заключения. Его осудили за убийство по статье 105 ч. 2, он освободился в 2019 году. В разговоре Сергей приветлив и улыбчив, у него аккуратная модная стрижка и очки, про работу тюремным библиотекарем он рассказывает охотно, стараясь не упустить никаких деталей.

Библиотекарями в российских колониях работают сами заключенные. Для того, чтобы стать тюремным библиотекарем, не нужно любить книги. В системе тюремной иерархии они - так называемая "хозобслуга", то есть более низкая "каста", "активисты" или "красные", работающие на администрацию колонии. Такая работа может приносить заключенному 1,5-2 тыс. рублей в месяц и среди тех, кто работает "на должностях", считается довольно простой - расставлять книги на полки, вести каталог, выдавать книги заключенным - и потому "престижной".

По словам Зубова, он не хотел работать на деревообрабатывающем производстве, и ему удалось устроиться библиотекарем, пообещав отдавать "завхозу" всю свою месячную зарплату (2 тыс. рублей) взамен на то, что он замолвит за него слово перед начальником воспитательного отдела колонии, - именно этот отдел заведует библиотекой.

Случайный характер назначения тюремных библиотекарей в колониях подтверждает Светлана Ефимова. В 2016 её мужа, бывшего мэра города Ярославль Евгения Урлашова приговорили к 12,5 годам колонии строгого режима за получение взятки в особо крупном размере. "Новая газета" называла его приговор "самым жестким из всех приговоров осужденным мэрам". Защита Урлашова и его сторонники считают дело политическим.

"Как правило туда [на работу в библиотеку] попадают за взятки. Это считается такое место жирное, вкусное", - говорит Светлана. По ее словам, Урлашов был бы не против работать библиотекарем в ИК-2 в Рыбинске Ярославской области, тем более, что чтению он решил посвятить длительный срок своего заключения.

"Мы с Евгением Робертовичем это обсуждали с самого начала,"- говорит она о муже. "Он сказал, что если ему предложат работать в библиотеке, то он согласится. Но это его [деятельность]!" - вздыхает Ефимова, интеллигентная женщина с мягкими интонациями в голосе. Последние восемь с половиной лет своей жизни она посвятила себя помощи и поддержке супругу в колонии. Светлана также ищет общественные организации, которые были бы готовы отправлять в ИК-2 в Рыбинске посылки с десятками книг в качестве "гуманитарной помощи".

Но работу библиотекаря её мужу получить не удалось. Светлана считает, что "у системы нужно чем-то заслужить такую замечательную должность".

Тем не менее хороших библиотекарей, добросовестно выполняющих свою работу, в тюрьме по-человечески уважают, вспоминает Иван Асташин. Ведь зачастую именно от них, а не от администрации колонии, зависит то, какие книги можно будет найти в тюремной библиотеке и насколько они помогут скрасить заключенному его тюремный быт, поясняет он. "Мужик на должности", - объясняет это явление на тюремном жаргоне правозащитник Руслан Вахапов.

Зубов рассказывает, что за его счет велась подписка на газеты ("Казенный дом", "Литературную газету" и "Российскую газету" - последняя пользовалась очень большой популярностью у заключенных, поскольку в ней публиковались новые законы) и пополнение библиотечных фондов - он оставил в тюремной библиотеке около 150 личных книг.

Ефимова также не без тени гордости замечает, что все фонды колонии, в которой сидит её муж Евгений Урлашов, "были пополнены фактически за счет него" - она называет цифру около 2,5 тыс. книг.

На запрос Би-би-си о поддержке тюремных библиотек во ФСИН ответили, что "целевое финансирование библиотек исправительных учреждений не предусмотрено", а пополнение книжного фонда осуществляется за счет благотворительной помощи и взаимодействия с общественными библиотекарями. О том, что книжные фонды часто обновляются самими заключенными, там не упомянули.

"Библиотеки в аду"

То, что представляют из себя российские тюремные библиотеки сегодня, - практически полностью советское наследие, начиная с организации и заканчивая устаревшими фондами. За 30 лет они претерпели мало изменений, говорят те, с кем пообщалась Би-би-си.

Но история тюремных библиотек началась еще в XVIII веке, когда вся уголовная и тюремная система западного мира под влиянием идей Просвещения реформировалась в сторону гуманизации. Как писал в своих работах Александр Шапошников, профессор Московского государственного института культуры и один из первых исследователей тюремных библиотек в России, книги - а, точнее, одна книга - Библия - появились в российских местах заключения в конце XVIII века - то же время, что и в США.

Тогда тюрьма превращалась из места временного содержания до суда, после которого осужденных казнили, высылали или отправляли на каторгу, в место их изоляции от остального общества с возможностью морального "исправления" через принудительный труд и "духовное попечение". Предполагалось, что чтение Библии как раз способствует "нравственному преобразованию" осужденных преступников.

Тренд на внедрение исключительно религиозной литературы в тюрьмах в первую очередь Санкт-Петербурга сохранялся всю первую половину XIX века - вплоть до того, как пишет Александр Шапошников, что декабрист Батеньков, содержащийся в Петропавловской крепости, в 1845 году просил шефа жандармов графа Орлова разрешить ему выписывать газеты и журналы, ведь Библию он прочел уже свыше ста раз.

Беллетристика и научные издания начали появляться в российских тюрьмах уже во второй половине XIX века, причем довольно быстро. Во многом культура чтения за решеткой тогда развивалась благодаря известным заключенным-литераторам, отстаивавшим право читать и получать книги и газеты. "Так, в камере Н.Г. Чернышевского находились произведения не менее 25 писателей. Д.И. Писарев написал в одиночной камере свои лучшие статьи", - пишет Шапошников.

После Октябрьской революции тюремные библиотеки продолжали существовать - многие из них с богатыми фондами, сформированными в дореволюционные времена. Причем до тюремных библиотек, в отличие от библиотек обычных, советская цензура порой не доходила. Александр Солженицын в "Архипелаге ГУЛАГе" вспоминал, что в библиотеке тюрьмы НКВД на Лубянке, собранной из конфискованных книг, заключенные могли читать запрещенные в то время произведения Замятина и Мережковского.

"Существует жизнь в кипящих гейзерах, и существуют библиотеки в аду", - писал в 1993 году финский исследователь советских тюремных библиотек сталинской эпохи Илкка Макинен. Библиотеки, по его замечанию, существовали и в нацистских концлагерях, и в советском ГУЛАГе.

Именно в ГУЛАГе, в его "культурно-воспитательной части" появилась должность тюремных библиотекарей среди заключенных и сформировалась их особая позиция. На эту должность, пишет Макинен, попадали только уголовники - "они были социально близки к пролетариату", и заключенные стремились к ней, потому что она спасала от изнуряющего физического труда. Как пишет Солженицын, такая работа считалась "золотой", но получить ее можно было лишь взамен на доносы на других заключенных. Соотечественник Макинена, финский писатель Тайсто Хуусконен, который провел в советских лагерях около трех лет в конце 1940-х, называл библиотекарей "аристократией", которая в свободное время "гуляла по лагерным переулкам, курила хорошие сигареты и обсуждала свои важные дела".

Макинен пишет, что библиотечные фонды советских трудовых лагерей были весьма скромными - в Озерлаге, по его сведениям, насчитывалось до 50 томов книг, в других - на Колыме или в Воркутлаге - книг не было вовсе.

"Чистота вылизанная, на полках белибердень"

Сейчас, по свидетельству ФСИН, в России существует 1 126 тюремных библиотек, а их фонды насчитывают суммарно 5,3 млн экземпляров книг. Но, по словам самих заключенных, эти фонды в большинстве наполнены еще советскими изданиями.

Бывший тюремный библиотекарь Сергей Зубов жалуется, что фонды библиотеки норильской колонии, собранные еще в советские времена, были безнадежно устаревшими. "У меня была вся библиотека "Дружбы народов" [прим.: книжная серия, в которой в переводе на русский язык издавались литературные произведения писателей советских республик], порядка 5 тысяч томов, их никто не брал никогда из заключенных читать", - приводит он пример.

"Вообще по большому счету из 17 тысяч томов [в библиотеке ИК-15 в Норильске] было, наверное, порядка 200-300 книг, которые люди читали", - оценивает Зубов. Из них около половины - то, что оставляли библиотеке другие заключенные, в том числе он сам.

Пополнялись фонды в основном за счет книг, списанных из общественных норильских библиотек, в основном в колонию отдавали старые издания, которые в течение 10 лет никто ни разу не затребовал. По словам Зубова, большинство из них приходилось сжигать за неимением места для хранения - так что из нескольких сотен пожертвованных с воли томов в тюремную библиотеку могло попасть в лучшем случае 15-20. Асташин же, тоже сидевший в ИК-15 в Норильске, вспоминает, что единственным качественным пополнением на библиотечных полках были пожертвованные колонии частные коллекции книг.

"Администрация не очень любит это место, ей было бы удобней без него, - считает Зубов. - Но они ничего не могут сделать, у них записано, что у них должна быть библиотека, у нее должен быть фонд, и ее комиссии время от времени проверяют".

Любая комиссия, которая приезжает в колонию, обязательно идет в библиотеку, говорит он. "У них чеклист, видимо: ШИЗО, бараки, библиотека", - полушутливо, полусерьезно размышляет Зубов. Зачастую ради комиссии, а не ради заключенных, администрация колонии инициирует какие-либо изменения к лучшему, говорят бывшие сидельцы.

"Я помню, когда начальник воспитательной работы перед тем, как должна была приехать очередная комиссия из Красноярска, зашел ко мне и увидел, что уголовный кодекс у меня был то ли 2000-х годов то ли 1990-х годов (а это был 2015-й год), то есть очень старый. Он спросил: а почему у тебя нового нет? А я говорю: а где бы я его взял? - Ну закажи, пусть тебе из дома пришлют. Вот я и заказывал [за свой счет] новый уголовный кодекс, который я не должен был никому давать, и он должен был лежать вот такой новенький. Я должен был выкладывать все эти кодексы именно перед приездом комиссии. Они должны были быть новые и аккуратные, чтобы ими не особо часто пользовались, чтоб комиссии было на них приятно смотреть", - рассказывает бывший тюремный библиотекарь.

"Библиотека - это основной показатель для проверяющих. Потому там чистота вылизанная, порядок шикарнейший. Пускай там на полках стоит всякая белибердень, но она стоит, она присутствует", - вспоминает Руслан Вахапов.

Достоевский, Оруэлл и Донцова. Что читают за решеткой

Большинство заключенных, чтобы отвлечься и разгрузиться, читает за решеткой в основном фантастику, приключенческие романы и детективы, говорят бывшие и нынешние заключенные.

"Вот эти покетбуки, которые читаешь, а через полчаса не помнишь, о чем. Это отвлекает. Это, наверное, не очень маленькая категория [заключенных]", - рассказывает жена бывшего мэра Ярославля Светлана Урлашова. "Есть в колонии те, кто читает то, что считает нужным", - объясняет Ефимова, имея в виду, конечно же, мужа Евгения Урлашова. Есть и те, кто вообще не умеет читать, упоминает она в разговоре с Би-би-си.

Литературные вкусы арестантов разнообразные и непредсказуемые. Хорошо читают Джека Лондона, Александра Дюма, а также русскую классику - Чехова, Горького, Булгакова. Очень популярен роман "1984" Оруэлла, а прочитав его, арестанты приходят за Замятиным и Хаксли, вспоминает Сергей Зубов. Просили у него поэзию и переписки - вероятно, предполагает бывший библиотекарь, по ним заключенные пишут письма любимым и близким на волю.

По воспоминаниям бывших арестантов, за решеткой отлично читается Достоевский - его, говорит Зубов, всегда не хватало, так что приходилось лично заказывать дополнительные книги с воли. "Это единственный из авторов русской классики, которого читают большинство заключенных. Я это испытал на себе, это правда. Когда я попал в тюрьму, "Записки из мертвого дома" Достоевского каким-то образом были очень [кстати]", - рассказывает он. Но вот Кафка, по его словам, заключенным совсем не приходится по вкусу, хотя его романы как нельзя лучше описывают то, что происходит в закрытом мире тюрем.

Традиционно популярны боевики и любовные романы. "Донцову, слава богу, не трогают, потому что клиенты моей библиотеки сократились бы в два раза точно. Донцова была основной целью посещения библиотеки", - качает головой Зубов.

Но самым большим спросом в колонии пользовалась книга Михаила Зыгаря "Вся президентская рать". По словам Асташина, книгу передавали из рук в руки сначала в камерах, потом между камерами - так что её прочли чуть ли не все заключенные. Похожей, хоть и не столь феноменальной популярностью пользуются также романы Виктора Пелевина и Владимира Сорокина.

А вот учиться в российских колониях общего и строгого режима удается не часто - отчасти из-за режима доступа в библиотеку, отчасти - из-за качества фонда собранных в них книг. По словам Полиховича, учиться в колонии удавалось немногим. "Это точно было меньшинство", - прикидывает он.

Какое-то время, вспоминает Сергей Зубов, в его библиотеке занимались заключенные, подписавшиеся на дистанционные курсы "Ешко", "человек пять или шесть". "Учили в основном английский, кто-то французский, а один парень арабский", - говорит он. "Какой маркетинг? - смеется он на вопрос . - Языки это был максимум. Кто-то по моему какие-то швейные [курсы] изучал".

"Администрация запрещала им пользоваться CD-плеерами, а других [вариантов прослушать курс] не было. И они ходили подписывали разрешения у администрации. Эти CD-плееры хранились у меня в шкафчике запертом [в библиотеке], из которого я их выдавал под запись. И они приходили и сидели в библиотеке пару часов в день, занимались", - рассказывает он.

Бывший библиотекарь добавляет, что большая проблема в колониях - это знание заключенными российского законодательства и правовой системы. "Потому что очень многие из них не понимают [правовой системы]. Очень много в этой сфере слухов", - говорит он, сетуя, что право в российских местах заключения не изучается.

"Азбакан и дементоры, которые должны выпить радость"

Библиотека не единственный источник книг в заключении. В СИЗО, объясняют правозащитники и бывшие заключенные, получить книги в обычной посылке невозможно - администрация их изымет, предполагая, что в них могут быть спрятаны запрещенные предметы или вещества. Но можно заказать в изолятор через родственников или друзей литературу из интернет-магазинов.

В колонии получать книги посылками можно, но их вес будет вычтен из разрешенного администрацией общего веса всех передач. Получить книгу из свободного мира можно и через общественные организации - именно так литературу для мужа отправляет Светлана Ефимова.

Но ни один из этих вариантов не даст гарантии, что желаемая книга пройдет тюремную цензуру. Как жалуются бывшие заключенные, решения часто принимаются безосновательно.

Официально запрещены книги экстремистского, порнографического и эротического содержания, а также литература по собаководству, устройству оружия, топографии и единоборству. Но трактовка этих запретов администрацией исправительного учреждения на деле может оказаться весьма свободной.

Так, говорит Иван Асташин, негласно запрещены книги по психологии - якобы потому, что заключенные могут из них научиться манипулировать сотрудниками колонии. Кроме того, тюремная администрация весьма неблагосклонна к литературе, повествующей о тюрьмах. На памяти Асташина цензуре подвергся роман Ольги Романовой "Бутырка. Тюремная тетрадь".

Светлана Ефимова вспоминает, что тюремная цензура однажды не разрешила ей передать книги Карлоса Кастанеды, а в другом случае - несколько книг об истории Третьего рейха. "Я думаю, они [цензоры] по названию [книг] сильно возбудились и запретили", - размышляет она.

Сергей Зубов вспоминает, как однажды администрация норильский колонии "сходила с ума" по книге "Человек в лабиринте" Роберта Силверберга. "Кто-то в красноярской колонии какой-то одной покончил жизнь самоубийством, и у него была эта книга. У нас ее в колонии даже не было. Но меня несколько раз вызывали, чтобы проверить, а точно я уверен, что у меня ее нет из моих 17 тысяч томов", - рассказывает он.

Похожая история случилась и с "болотником" Алексеем Полиховичем: у него еще в СИЗО отобрали книгу "Бусидо: кодекс чести самурая". "Потому что самураи делают харакири, а значит, это склонное к суициду поведение?" - возмущается он логике такого решения.

"Наверное, потому что я сидел, я сторонник скандинавской системы, - продолжает он, размышляя тюремной цензуре и библиотеках. - Мне хотелось бы, чтобы тюрьма не была тем учреждением, которое тебя перемалывает, ломает тебе кости, отбивает тебе печень и дарит тебе ПТСР [посттравматическое стрессовое расстройство]. А чтобы у тебя была возможность обратной интеграции в общество. Чтобы люди могли образование получать".

"Тюрьма по большему счету опирается на обывательскую точку зрения, что преступник - это человек, который страдать должен. Люди воспринимают это как восстановление справедливости.

Если это не волнует людей, почему это должно волновать государство?" - задается вопросом Полихович.

"Люди по 10, по 12 лет сидят - и ничего не меняется, - вздыхает Светлана Ефимова. В январе этого года её муж отозвал прошение о досрочном освобождении из-за негативной характеристики, которую ему дала администрация. Ему осталось сидеть еще три с половиной года.

"К исправлению это мало имеет отношение. Скорее, ограничить и, как в Гарри Поттере, Азкабан и дементоры, которые должны выпить радость. Не дай бог на полкапельки радости больше получится или чего-то человечного".

Иллюстрации Татьяны Оспенниковой.