Шедевр позднего творчества Льва Толстого, и самый необычный роман автора, так мне отрекомендовали «Воскресение», когда я обратила на него внимание. И кто я такая, чтобы спорить с уважаемыми людьми? Это действительно шедевр. Потому, собственно, и классика.

Как и положено, в книге поднимается не одна и даже не две проблемы. Целый пласт проблем в книге поднимается. Поднимается, анализируется, разбирается скрупулёзно и дотошно, как это и принято при изучении человеческих душ и общественных пороков. И нельзя выделить ни одной проблемы, чтобы сделать её проблемой номер один. Всем уделено достаточно времени и места, каждая выделена и рассмотрена со всех углов и в совокупности факторов.

Не смотря на то, что из названия как бы следует, что главнейшей из поднятых проблем является перерождение одного из членов высшего общества, князя Нехлюдова, для меня довлеющей оказалась описываемая автором во всех подробностях судебная система и система исправления и наказания. Отдав на заклание главную героиню, чиня ей всяческие препятствия к достижению свободы, ведя её путём неимоверных испытаний, автор показывает читателю все закоулки и закрома системы. От самого начала – судебного заседания, со всеми его нелепостями, ошибками, равнодушием судей, меркантильностью, тщеславием и прочими всеми отрицательными качествами людей, до системы этой допущенных, до самого почти конца – каторги, к которой героиня была приговорена.

Толстой подробнейшим образом рисует условия содержания осуждённых – приводит примеры судеб, идёт с осуждёнными от самого начала – предварительного заключения – до самого конца – места отбывания наказаний. Описывает всю эту антисанитарию, вонь, переполненность тюрем и пересыльных пунктов, грязь, болезни, блуд, смерть. И описывает также подробно обратную сторону, адвокатскую работу, с прошениями в сенат и на высочайшее имя, со всеми препятствиями из равнодушия чиновников и отказа видеть за уголовными делами людей.

В общем, как вы уже поняли, легкого чтения не будет, но зато очень наглядно можно узнать, как оно было в начале прошлого века.

Итак, на первое место я бы поставила подробнейшее живописание пенитенциарной системы. А также рассуждения и размышления всяких и всяческих персонажей по её поводу. Плюс богатейшую галерею характеров отталкивающих и приемлемых. Плюс рассуждения главного героя обо всех встретившихся ему на этом пути проблемах и их решении.

На втором месте без сомнения тот самый процесс перерождения главного героя из равнодушного, пресыщенного жизнью франта проживающего доходы от имений. С самого начала и до самого конца, препарируемого автором как на прозекторском столе, со всеми его благородными мыслями и грешными мыслишками. За этим наблюдать иногда было больно. Потому что ну, неудобно было за него, слишком уж он вёл себя наивно, категорично, безапелляционно. К тому же не очень верилось, что подобный сюжет в жизни мог случиться вдруг. Трудно было избавиться от ощущения некоторой фальши и обмана. В то время, как в его падение очень даже верится, в его «воскресение» верится с трудом, потому что ну не бывает такого в жизни. И он и в правду иной раз создавал впечатление немного душевнобольного. Хотелось временами зажмуриться и спросить у него – «что ж ты делаешь?», и «кто ж так делает-то?». А главное, зачем? Если ты на своём месте, со своими связями мог бы столько пользы принести.

Третьей, не менее значимой линией идёт возрождение падшей женщины – Масловой. Причём тоже с самого начала – с самого её рождения, через падение, и до духовного возрождения через немыслимые испытания и при поддержке не только главного героя, но и других «благородных» людей, в круг общения которых она попала по протекции Нехлюдова – так называемых политических.

Плюс целый ряд типажей уголовно осуждённых. Плюс целая палитра типажей политических. Плюс подробный разбор того, как все эти люди попадают в ссылку и на каторгу. Плюс, рассуждения, почему эти попадают, а другие, делающие не только то же самое, а в разы более страшные преступления, не попадают.

Вообще, Толстой тут как будто из крайности в крайность впадет. То обрушивается с негодованием на правящий класс и представляется чуть ли не революционером, то с насмешкой рассуждает о революционерах, подвергая сомнению полезность их деятельности, то презрительно описывает церковные отправления, обрушивая град критики на служителей культа, то с упоением цитирует нагорную проповедь и утверждает, что в ней только спасение. То ли революционер, то ли праведник, проповедующий своё непротивление злу насилием. В любом случае, вопросы в его книге затрагиваются самые, что ни на есть фундаментальные, и согласен ты с автором, или не согласен, читать его рассуждения и «спорить» с ним интересно.

Читается, кстати, книга легко. В другом проблема – не хочется к книге возвращаться. Парадокс такой. Читаешь, оторваться не можешь, но после перерыва очень трудно вернуться, из-за общей атмосферы мрачности происходящего на страницах, когда наблюдаешь за героями, попавшими в тяжёлую ситуацию, как за своими знакомыми и сочувствуешь им, и сопереживаешь.

Как водится, у Толстого не обошлось без предложений, размером в абзац. Раз уж я всё равно расписалась, то не могу не поделиться. С третьего раза только прочитала:

«Он знал ее девочкой-подростком небогатого аристократического семейства, знал, что она вышла за делавшего карьеру человека, про которого он слыхал нехорошие вещи, главное, слышал про его бессердечность к тем сотням и тысячам политических, мучать которых составляло его специальную обязанность, и Нехлюдову было, как всегда, мучительно тяжело то, что для того, чтобы помочь угнетенным, он должен становиться на сторону угнетающих, как будто признавая их деятельность законною тем, что обращался к ним с просьбами о том, чтобы они немного, хотя бы по отношению известных лиц, воздержались от своих обычных и, вероятно, незаметных им самим жестокостей».

Кроме того, упомянута «повесточка». Она и тогда была, ага:

«Это было дело директора департамента, пойманного и уличенного в преступлении, предусмотренном статьей 995. – Какая мерзость, – с гадливостью сказал Бе. – Что же тут дурного? Я вам в нашей литературе укажу на проект одного немецкого писателя, который прямо предлагает, чтобы это не считалось преступлением и возможен был брак между мужчинами, – сказал Сковородников, жадно, с всхлюпыванием затягиваясь смятой папиросой, которую он держал между корнями пальцев у ладони, и громко захохотал. – Да не может быть, – сказал Бе. – Я вам покажу, – сказал Сковородников, цитируя полное заглавие сочинения и даже год и место издания. – Говорят, его в какой-то сибирский город губернатором назначают, – сказал Никитин».

Ну и трэш от автора, дошедшего в рассуждениях своих до уверенности, что телесные наказания и смертная казнь гораздо лучше всех этих ваших тюрем, будь они хоть в тыщу раз комфортабельнее, чем есть теперь.

А. И ещё, конечно, как в любой классике, иной раз поражало, насколько ничего не меняется в человеческом социуме, сколько бы времени ни прошло, и как далеко не зашёл бы технический прогресс.

В общем, я ещё долго могу тут разливаться соловьём, потому что хочется ничего не упустить. Но я больше не буду. Просто порекомендую к прочтению. Книга как раз из тех, при чтении которых, душа, которая обязана трудиться –  трудится, а извилины, которые должны шевелиться – шевелятся.

P.S.: а ещё это книга о любви. История Золушки, можно сказать. Переосмысленная, исправленная и дополненная. 

P.P.S.: читайте в библиотеках страны! А также на Литресс, где книга лежит совершенно бесплатно.