«<...> — Разве же есть где на земле не обиженная душа? Меня столько обижали, что я уже устал обижаться. Что поделаешь, если люди не могут иначе? Обиды мешают дело делать, останавливаться около них — даром время терять. Такая жизнь! Я прежде, бывало, сердился на людей, а подумал, — вижу — не стоит. Всякий боится, как бы сосед не ударил, ну и старается поскорее сам в ухо дать. Такая жизнь, ненько моя!
Речь его лилась спокойно и отталкивала куда-то в сторону тревогу ожидания обыска....
<...>
Мать вздохнула и тепло пожелала ему:
— Дал бы вам бог счастья, Андрюша!
<...>
— Дадут счастья — не откажусь, просить — не стану!..»
«Как много среди нас тех, которые небеса: кто-то день с облаками пушистой сладкой ватой, которой, отрывая по кусочку, лакомится весенний ветер, кто-то вечерний вельвет, бархат, парча и падающая в сердце звезда, а кто-то румяного утра перламутровая краса, но мы видим всё, лишь спрятавшись за пыльным стеклом...
Как много среди нас тех, которые корабли, но сбит маршрут, карта потеряна - залита кофе с коньяком, колой, какао с молоком, и навигаторы врут, дорожные баннеры рекламируют комфорт и уют, советы в толпе скандируют и орут, но в толпе корабли, не плывут, не живут...
Как много среди нас тех, в которых шумят леса, слышны райских птиц голоса, по кромке поля бескрайнего мяты и клевера полоса, но периметр перерыт - трудно преодолеть...
Им нелегко, я знаю, как их небесам нужны восторженные глаза, в которых живёт высота, как кораблям нужны гавань и порт, а парусам - ветра... Я знаю, как их лесам нужна весна, ...»
«...Недвижна тишина. Здесь ни пылинки нет обмана.
Все искренно. Все первозданно. От истока...»
«...Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
Вместо свадеб — разлуки и дым!...»
Б.Окуджава
«...Мины за год, за два обросли цепкими кореньями бурьянов, минные поля шли сплошняком, на десятки и сотни километров. Города, превращенные в развалины, под ними опять мины, на месте деревень и сел — пепелища, в пепле, спрессованном дождями и ветром, тоже мины. Фронт откатился на запад, оставив землю в колючих изгородях, рвы и окопы, воронки и мины, они усеивали каждый клочок земли. Тяжелые — противотанковые, сверхчуткие, — взрывались от движения зайца. С сюрпризами — донными и боковыми взрывателями, и десятками соединенных между собой, запрятанных в книгах, в губных гармониках, в тюбиках крема для бритья.
Надписи на щитах у дорог — нельзя сворачивать в сторону. Пришла весна, оживали обгоревшие деревья, густо зеленели края воронок. В первый же сильный дождь стали оползать траншеи, ячейки, окопы, и где-нибудь в зарослях, возле ненайденного трупа, голубовато-белой россыпью проклевывались подснежники.
Киевский шлях. Раньше по нему брели на богомолье в святые места...»
«...И мало-помалу начинала налаживаться жизнь.
Снова и снова прочесывали минеры землю. Снова и снова находили хитро запрятанные мины-ловушки. Казалось, и конца им не будет. И, бывало, разлеталась в клочья драгоценная корова, одна-единственная на все село, а нередко и человек, уцелевший в десятках боев, умирал на собственном огороде, наткнувшись на мину. Словно для того и вернулся...»
– Я приехал по адресу и посигналил. Прождав несколько минут, я просигналил снова. Так как это должен был быть мой последний рейс, я подумал о том, чтобы уехать, но вместо этого припарковал машину, подошёл к двери и постучал... «Минуточку», – ответил хрупкий, пожилой женский голос. И я услышал, как что-то потащили по полу.