Толстой, пройдя период нравственного перелома, стал считать писательство несерьезным занятием и очень себя укорял за то, что столько времени отдал такой безделице, как писание художественных текстов. Он жалел, что только во второй половине жизни он начал искать истину и сапоги тачать, что в отличии от писательства считал небессмысленным занятием.
   Зимой 1884 г., вернувшись из Ясной Поляны к семье в Москву, Лев Николаевич усердно начинает шить сапоги. Учит его приходящий сапожник, очень недоумевающий, зачем это нужно было графу, живущему в собственном доме и в такой роскоши. Впрочем, подобное увлечение Толстого удивляло буквально всех окружающих, невзирая на социальный статус. В воспоминаниях С.П.Арбузова, бывшего длительное время старшим лакеем в семье Толстых, читаем:

   У графа было большое хозяйство, были шленские овцы, свиньи, голландские коровы. Но все это надоело ему; он отбросил их и занимается только писанием да пашет, косит, дрова пилит — словом, делает всю черную работу крестьянина и даже шьет сапоги.

 Сын писателя, Илья Львович, отмечает в своих мемуарах:

   Не знаю, откуда он разыскал себе сапожника, скромного чернобородого человека, типа положительных мастеровых, накупил инструментов, товару <…> Я помню, что … в его крошечной, низенькой мастерской всегда было душно и пахло кожей и табаком.   В определенные часы приходил сапожник, учитель с учеником садились рядом на низеньких табуретках, и начиналась работа: всучивание щетинки, тачание, выколачивание задника, прибивание подошвы, набор каблука и т. д.

и далее:

   Сгорбившись над верстаком, он старательно готовил конец, всучивал щетинку, ломал ее, начинал сначала, кряхтел от напряжения и, как ученик, радовался всякому успеху.

  Софья Андреевна в письме к сестре Т.А.Кузминской весьма объективна в оценке сапожных трудов супруга :

   Сегодня Лёвочка сшил калошу, принес мне показывать и говорит: "C'est délicieux!".  А калоша прегрубо сшита и фасон безобразный...

22 марта 1884 г.
    Лёвочка очень невесел последнее время; молчаливо, критически-сурово смотрят его глаза; я уже и не спрашиваю его, что его тревожит, о чем он думает <...> По вечерам он шьет сапоги, по утрам что-то читает, переделывает...

   Еестественно, планов по завоеванию обувного рынка Толстой не вынашивал, а освоил ремесло сапожника, чтобы шить обувь для себя. Но и близким тоже досталось с "графского плеча". В  Хамовническом музее хранятся штиблеты и сапоги собственного производства, сшитые для поэта А.А.Фета и М.С.Сухотина (с 1899 г. - мужа Татьяны Львовны).


   Впрочем, говорят, что Фет свои ботинки носил и очень хвалил как прочные, удобные и легкие. И даже выдал графу шутливое свидетельство:

15 января 1885 г.

Свидетельство

Сие дано 1885 года Января 15-го Дня, в том, что настоящая пара ботинок на толстых подошвах, невысоких каблуках и с округленными носками, сшита по заказу моему для меня же автором "Войны и мира" Графом Львом Николаевичем Толстым, каковую он и принёс мне ко мне вечером 8-го Января сего года и получил за неё с меня 6 рублей. В доказательство полной целесообразности работы я начал носить эти ботинки со следующего дня. Действительность всего сказанного удостоверяю подписью моей с приложением герба моей печати.

А.Шеншин

  Тяга к сапожному ремеслу оказалась не сиюминутным увлечением, а растянулась на долгие годы. И шесть лет спустя все так же читаем в дневниках Софьи Андреевны. Тут просто сама запись настолько замечательная, что её грех обрезать только сапожно-тематическим цитированием:

 9 июля 1891
Вчера и сегодня он шил себе башмаки; по утрам он пишет свою статью, питается очень дурно, ни молока, ни яиц, ни кумыса не пьет. Набивает желудок хлебом, грибным супом и кофе, ржаным или же цикорным. Приготовил себе лопату и хочет копать землю под пшеницу, вместо пахоты. Еще новое безумие — надрываться над вскапыванием сухой и крепкой, как камень, земли...Теперь еще это копанье земли, что-то фатальное в этой новой фантазии. И жара какая! Много он дергал и продолжает дергать меня за сердце своей беспокойной и фантазерской натурой.

Впрочем, сама графинюшка тоже совсем ни разу не любила поработать))

8 октября 1891
Вечером сегодня читала с Сашей, играла с ней и Ванечкой, рассказывала им картинки и истории. Днем сажали за Чепыжем 2000 елочек, завтра будут сажать 4000 берез. Еще я взяла Никиту и Митю и сажала в саду кое-что: сосны, ели, лиственницы, березы и зубчатые ольхи. Завтра буду еще сажать.

  А между тем этот чуть ли не самый переломный период в семье Толстых: Лев Николаевич заявил желание об отказе прав на свои сочинения.

   Но вернемся к сапожной теме. Вернее, к сапогам, которые носил сам Толстой. Зачастую некоторые вегетарианцы упрекали его в непоследовательности, выражавшейся в том, что он пользовался для одежды частями тела животных - носил кожаный пояс, сапоги, даже меховую шапку. На это Толстой отвечал, что он настолько несовершенен, что направляет все свои усилия на исправление более важных недостатков.
   И как тут не вспомнить об язвительно-ироничных миниатюрах Константина Победина))

          Толстого очень легко уличить в непоследовательности. Этому теперь может в два счета обучиться во всякой русской средней школе каждый дурак. Но и при жизни Льву Николаевичу уже как следует доставалось. Например, за то, что, провозгласив принцип ненасилия над животными, он упрямо не желал переобуваться в вегетарианские сапоги.
          Будучи заядлым сапожником-любителем, Лев Николаевич однажды стачал пару сапог из новомодного материала - линолеума. Вышел в них даже разок прогуляться вокруг дома, но вскоре вернулся, крайне смущенный и едва ли не на четвереньках. "Вегетарианские сапоги есть символ отказа от насилия и одновременно мучительнейшее его орудие. Где же правда? Неужели, действительно, в лаптях да в валенках?.." - записал Толстой в одном из своих потайных дневников.
          На склоне дней Лев Николаевич искренне радовался повсеместному распространению дешевой и практичной гуттаперчевой обуви, не раз публично заявлял о том, что только в резиновых галошах человечество наконец получило возможность сделать первый шаг на пути к ненасильственному миру. Но, как мы знаем, "галоши счастья" даже в сказке не всегда шагают туда, куда хочется. Что до изваянных Львом Николаевичем чудо-сапог, то их как драгоценные вериги долго носил и сносил дотла один известный изувер-толстовец, имя которого вошло во все учебники ортопедии.

Лев Толстой на фото С.Прокудина-Горского в невегетарианских сапогах.

Графская повседневная обувь. Частично вегетарианская.