/Слышим ли мы друг друга?../

* * *

Она сидела, прямая, словно струна. Ее руки нервно комкали краешек льняной скатерти. Он курил, не глядя на нее, словно был один. За окном давно стемнело, а она так и не сказала самого главного. Ей было трудно. Потому что она боялась…
-Ты понимаешь, что кроме тебя – моего любимого человека, мне никто больше не нужен…И это нормально, что я ДУМАЮ о том, будем ли мы всегда вместе! Я думаю о том, не являюсь ли я лишь временным твоим пристанищем в поисках идеала! Для меня главный человек в жизни – ты! И мне никто-никто больше не нужен! Именно с тобой я хочу и настоящего, и будущего!
Ее глаза, ставшие словно еще больше, не моргая, смотрели на него. Слезы, душившие ее, никак не могли вырваться на свободу. Она ждала ответа, и страх сжимал ее сердце своими липкими, ледяными пальцами…
Он вздохнул. Его смуглые пальцы вертели зажигалку. Его взгляд был устремлен куда-то мимо, в одному ему ведомые дали. Молчал он несколько минут, пытаясь справиться с самим собой. Нельзя сказать меньше того, и больше того, чем он в праве. Нужно быть осторожнее в выборе слов. Слова ранят…
-Ты слишком молода, поэтому думаешь, что это истина. Это - максимализм. Есть такая банальная, но верная фраза: «Каждый человек считает, что его первая любовь – последняя, а последняя – словно первая». Так вот по этому суди, что теперешняя твоя любовь тебе лишь ощущается такой: ВЕЧНОЙ и НАВСЕГДА! Хорошо, если я ошибаюсь. И пойми - я не могу любить так, как любишь ты. Моя душа - как рваная тряпка, которую уже штопали миллион раз. Я не могу быть таким же, как ты и не буду. Я люблю так, как могу, в меру своих сил. Требуя от меня большего, ты просто теряешь меня и как любовника, и как друга, и как просто близкого человека...Ты знаешь меня не первый день и должна была уже понять - я не простой человек и никогда простым человеком не буду. Я не могу ЛЮБИТЬ так, как умел раньше.
Я радуюсь тому, что еще могу любить. Хотя бы так…И ты – радуйся. Дорожи тем, что имеешь. Тому, что у тебя есть – здесь и сейчас! Не ищи журавля в небе…Потому как нам не дано знать, что будет завтра. И будет ли оно вообще – это ЗАВТРА!
Ей хотелось обнять его, спрятаться на его груди, ощутить его силу, его любовь, его боль… Но что-то – сильное и упрямое – не позволяло ей пошевелиться. Она молчала, разглядывая его четкий профиль. А он – курил, все так же глядя в никуда…


24 января 2008

-Пару дней... - в горле у меня пересохло, а голос изменился: словно я слышала его со стороны и не узнавала.
Врач покачал головой и отвел взгляд.
-Все зависит от индивидуальных особенностей вашего организма. Возможно, неделю он будет сопротивляться, а возможно - сутки... - его голос подрагивал, словно хрустальные бокалы в шкафу при землетрясении.
Я встала с жесткого, но удобного стула, и подошла к окну: весна была в самом разгаре. Над городом стоял вязкий, розоватый туман. Почти все деревья цвели, выделяя в атмосферу приторные ароматы и пыльцу, которая всенепременно покрывала и одежду, и обувь, и лицо...
Пыльца...
Цветы...
Город...
Через неопределенно-короткое время все это исчезнет.
Я не думала о том, что исчезну я. Нет. Мои мысли странным образом преломились, изогнулись так, что в сознании пульсировало лишь: исчезнет этот мир...
-...с вашими близкими. И не уезжайте никуда из города... - словно из другой реальности до меня доносились слова врача, - У вас нет шансов ... Вы должны понимать всю ответственность, которая лежит нас вас! Изолировать в стационар я не имею права...
-У меня нет близких... - проговорила я не оборачиваясь.
Что-то в интонации моего голоса заставило врача замолчать.
Он лишь нервно крутил ручку и постукивал ею по пластиковой столешнице.
-Я очень люблю этот мир... - почти шепотом добавила я и улыбнулась.
Врач не ответил.

Попытка осознать, что жить осталось считанные дни, была мною задушена на корню. Я не желала думать об этом.
Но те изменения, которые начались в моем организме, нет-нет, а напоминали мне о скором завершении всего...

-Почему вы пришли ко мне? - этот врач был моложе и симпатичнее предыдущего.
-Тот доктор умер... - улыбка искривила мои некогда розовые губы.
-Хм... И когда он вам сообщил?
-Во вторник...
Глаза врача округлились.
-В прошлый... - добавила я, радуясь произведенному эффекту.
Лицо врача побледнело, брови буквально поднялись на лоб, глаза лихорадочно засверкали.
-Немыслимо!! Поразительно!! Вы так долго сопротивляетесь! - он осекся, - Я хотел сказать...
Его растерянность лишь подхлестывала меня.
-Вчера я потеряла кишечник...думаю, теперь недолго осталось...сутки... - я была спокойна.
-Могу я предложить свою помощь?
Я улыбнулась: кожа на лице натянулась.
-Какую?
Он отвел взгляд.
-Провести с вами последний день и быть рядом, когда...
Я взяла его за руку. Он побледнел.
Сила моя возросла втрое.
-Помогите... - прошептала я, не отводя от него взгляда и ломая кость его руки.

Красота деревьев наполняла меня изнутри: в лучах солнца цветы отливали серебром, а листья переливались ртутью.
Я шла по бульвару, наслаждаясь теплым воздухом и ароматом.
Мир исчезал, а я - наоборот - становилась новым...новым миром!

Небо накрыло меня так неожиданно. Я даже не поняла, что упала.
Раскинув руки, я молча смотрела за медленно плывущими облаками. Они были нежно-сиреневого цвета. А само небо стало красным.
-…помогите! Что вы…девушке плохо!!
-…лучше не трогать…
-…кровь идет изо рта… Вызовете скорую!!!
-Постойте…
Словно из тумана выплыло лицо.
Это был тот самый молодой врач, которому я сломала руку.
Я ощутила, что он прикоснулся к моей голове.
-Расходитесь…Я – доктор! Я смогу помочь…
Голоса не затихали, но немного отдалились.
На фоне красного неба лицо врача было похоже на луну.
-Я не мог оставить вас… - его губы были бледными.
Ответить я уже не могла, но попыталась улыбнуться.
Он гладил меня по голове.
«Мне не страшно…Это мир умирает, а не я… просто мир…»
Пыльца с цветущих деревьев тихо скользила по моему лицу.
Врач печально улыбался мне.
А я ждала, когда же …


© Copyright 2008

/из незаконченного/

Порой они забывают, для кого предназначены. Это выражается в быстром беге их глаз: от двери к окну и обратно, в неожиданном вздохе или в нервном облизывании нижней губы...Что обычно и нормально для нас. Но не для них.
Да, они забавные.
Сначала были такие мелочи, что не очень бросались в глаза: подумаешь, левая туфля на тридцать пять градусов левее или стакан с молоком чуть-чуть отдает лиловым со стороны донышка. Не заметно с утра или глубоким вечером. Но однажды...
Утром я не нашел свои туфли для душа. На завтрак в кофе мне положили не сливки, а, извините, сметану... К обеду они совсем расшалились и растоптали мой вишневый пудинг своими узкими, белыми ножками...
Вечером я уже никак не мог с ними справиться: в доме все было вверх дном и единственное, что (а точнее - кто) еще сохранялось почти в нормальном виде – это я!
В шелковом халате,шлепанцах, с мундштуком между указательным и средним пальцем левой руки и с растерянным выражением на лице.
Представьте себе мое недоумение и, прямо скажем, некоторую раздраженность!
Но им, этим маленьким бестиям, этого казалось мало и они устроили мне веселую ночку! С вашего позволения, я не хотел бы вдаваться в подробности. После этого я твердо решил объяснить, кто в доме хозяин и, если они опять примутся за свое, потребовать, чтобы они покинули меня. Но получилось все совсем по другому. Утром одна из них умерла...


/1999 год/

Вершина мира – вершина всех существующих чувств во вселенной. Недосягаемая для простых смертных, эта обитель блаженства становится целью для полупрозрачных вечно жаждущих любви богинь, для высоких и сильных героев и гениев, для темных, как пещера на дне океана, и алчных демонов, для глупых и вечно веселых, порхающих как бабочки, юношей с желтыми глазами и черными длинными волосами – амуров, как их почему-то называют смертные, для обманутых и жаждущих утешения любовниц и любовников всех богов и богинь, и для всех остальных созданий, которые наделены вечной жизнью, но не вечным счастьем. Все они стремятся к прозрачным воротам, которые преграждают путь наверх. Но эти ворота, какими бы тонкими и прозрачными они не казались, преодолеть легко и без особых усилий невозможно.
И вот толпятся они, несчастные у этой прозрачной преграды и смотрят на фонтаны чувств и блаженств всевозможных, и не в силах проникнуть через них, или льют безутешные слезы, или гневаются и проклинают богов или молча смотрят на то, что им не дано испытать. И не могут они понять, что лишь отрешившись от себя, от своих желаний и чувств можно будет преодолеть эти ворота, которые станут тоньше паутинки...

/1999 год/

Он смутил меня сперва своей наглостью, а потом – силой. Начал играть моими длинными волосами. Прицепился к пальто – далось оно ему?! Про шарф вообще промолчу – пришлось держать руками. А шляпа, моя шляпа – он схватил ее, сорвал с головы и ринулся прочь от меня!
Что мне оставалось делать?
Конечно, я бросилась за ним вдогонку!
Он долго забавлялся, гонял меня по кругу, играл…
А я почему-то не разозлилась на него. Наоборот, рассмеялась от всей души.
Наигравшись, он вернул мне шляпу.
Проскользнул по моей щеке прощальным поцелуем.
И скрылся.
Видимо, играть с другими.
Забавный такой…
Ветер….

ОЖЕГ
(исповедь самоубийцы)
Читать далее

СИЛА ПРИВЫЧКИ


Он ждал уже два часа. За окном кофейни лил дождь – чертова влажность – он ее ненавидел. Потоки воды текли по дороге, не успевая в водосток. Люди топали по своим делам, прячась за неустойчивые зонтики – и как это изобретение китайцев могло выйти в массы, смысла от зонтика – ровным счетом никакого! И хотя он сидел в теплой кофейне, ему было неуютно даже тут, поскольку от не переставал отождествлять себя с теми несчастными, которые сейчас бегут там, под дождем…
Кофе давно остыл и превратился в отвратительную на вкус жижу. Он лениво помешивал его ложечкой, докуривая неизвестно какую по счету сигарету за этот вечер. Сигареты были хорошие, крепкие, его любимы, но из-за этой влажности отсырели и потеряли свой особенный, терпкий вкус, который так ему нравился.
Дождь лил уже неделю, не затихая ни на минуту.
И как он согласился поехать именно сюда, в эту Богом забытую дыру! Купился на обещания руководства, что эта командировка будет хорошо оплачена! Да, задаток был и правда не плох, но он уже ненавидел эти деньги, поскольку и потратить их тут было не куда. Город был большой, но какой-то серый, неуютный, да и дождь тут лил не переставая. И близость моря, раньше так его радовавшая, теперь только отягощала обстановку. Пронизывающий ветер в перемешку с дождем – что могло быть хуже?
Он устал. Сегодняшний день окончательно укрепил его в этом решении. Он устал работать, он устал жить, он жутко устал. Его уже не волновало, придет ли на встречу агент. Он просто не мог пошевелиться, сидел, помешивал кофе, курил и смотрел в окно. На большее он был не способен.
Он решил, что сегодня же вечером свяжется с руководством и сначала устно, а потом письменно подаст рапорт о бессрочном отпуске. И совсем не важно, как они на это отреагируют – он для себя все решил, и решения его неизменны.
Промелькнула мысль, что они могут применить более действенные методы, чтобы помешать ему. Хотя, смерть, как способ отдохнуть его вполне устраивала. Но он знал – убивать его не станут. Это был бы слишком простой способ получить отпуск, они это знали наверняка.
- Простите, я задержался, не по собственной вине! – голос прозвучал за спиной, он даже не шевельнулся, только процедил сквозь зубы:
- Садитесь, - а потом в сторону официанта: - Два кофе, американских! – и пришедшему: - Вы не возражаете?
- Кофе в самый раз, спасибо.
Мужчина снял плащ, повесил его на спинку свободного стула, раскрыл зонт, расправил его, поставил рядом с собой. Потом сел напротив, достал сигареты, прикурил. Поднял взгляд – пронзительные черные глаза на загоревшей, какой-то пергаментной коже, хотя ему скорее всего было не больше тридцати, но выглядел он старше. Этот взгляд – в нем было столько энергии, столько жизни…
- Перейдем сразу к делу, - он посмотрел на мужчину, - мое задание - передать вам информацию. Как вы знаете, источникам связи мы не доверяем, предпочитая личные встречи.
- Да, я вас внимательно слушаю! – черный взгляд не терял своей цепкости, мужчина курил, как-то очень изящно.
- Ваш убийца …. Его фотографию увидите. Его место жительства - запоминайте, я повторять не буду. Дата убийства – завтра, вечер. Вам необходимо до указанного времени найти его и, сами понимаете…
- Спасибо, - мужчина сделал глоток кофе, - Я вас понял. Это будет не трудно.
Они молча допили кофе.
Черноглазый мужчина поблагодарил еще раз и ушел.
Он закурил – последнюю сигарету в пачке. Достал из внутреннего кармана конверт. Адрес, имя, фамилия и фотография. На цветном снимке надменно улыбался он сам….
22 июня 2005

Египет – страна, о которой не расскажешь в двух словах. Каждый раз там находиться что-то такое, чего ранее ты не видел или не знал…
Египет – это солнце – ласковое зимой и беспощадное летом, это шикарные отели где-нибудь в Шарм Эль Шейхе и картонные лачуги на окраинах Луксора, это голая пустыня в районе Хургады и горы на Синайском полуострове, это пальмы и цветы, а так же – иссушенная зноем земля, больше похожая на известку, это море, ласковое, соленое, теплое даже зимой, но – бурное, опасное, если таким оно пожелает быть, это потрясающий подводный мир, рыбки, кораллы, моллюски, это серф, кайт, дайвинг, это рестораны и дискотеки, кальян и фрукты, это рай для туристов и адская работа для египтян, Египет – это невообразимый микс востока и запада, ислама и космополитизации, это музыка, это футбол и громко-орущих телевизоров на улице, это мужики, курящие кальян, это дети, верблюды, торговцы фруктами и пряностями.. Это – Каир – многомиллионная столица на древнейшей реке, пирамиды и Каирский музей древностей, это восход солнца над высоченными домами, это блеск и нищета – вместе, вечно забитые улицы, отсутствие светофоров, это европейцы и египтяне, а так же еще много-много других национальностей … Это – Луксор – самый большой музей под открытым небом, где, вдыхая аромат сухого воздуха пустыни, словно возвращаешься на тысячи лет назад… Это – пустыня ночью – горы, луна, прохлада… Это – курорты – с их пресыщенностью и вседозволенностью, с развлечениями до утра, со всеми мыслимыми и немыслимыми удовольствиями…
Безумный арабский язык, с диалектами, со сленгом, с корявим английским, фотографии на память, посиделки в кафешках, чумовые водители и нереальная архитектура домов, великолепная кухня, национальные блюда такие, что можно есть до смерти – наслаждаясь разнообразием вкусов, надоедливые продавцы, навязчивый сервис, до безумия дешевые сувениры, торг везде и всегда, копеечные ресторанчики, египетские кошки…

Египет – это страна, в которую или мгновенно влюбляешься – и это на всю жизнь, или – нет – третьего не дано!

Итак, что же получается: он остался один.
Этот неутешительный, но столь очевидный вывод он долго не хотел признавать. Пытался придумать какие-то причины, отговорки, но – тем не менее – он теперь один.
Один – во всем мире.
Признать это было равносильно самоубийству.
Почему он выжил? Он не знал ответа на этот вопрос, как и на вопрос: что именно произошло? Теперь неоспоримым оставался лишь тот факт, что более население планеты Земля не существовало.
Только он, один.Читать далее

В колонках играет - "Я - это ты, ты - это я"....

Настроение сейчас - спокойное....

Мои интерпретация одного из любимых фильмов)

* * *

Он смотрел на небо, пытаясь через тяжелые, грязно-серые облака разглядеть хоть кусочек неба. Подставляя лицо холодному осеннему ветру, он надеялся, что где-то там, так далеко, что не разглядеть невооруженным взглядом, солнце все же есть – огромная, раскаленная звезда. Ветер хлестал его небритые щеки, трепал волосы, играл полами его старенького пальто, пробираясь под него, сквозь вязанный свитер, прямо к телу. Но он не чувствовал холода – может быть потому, что в его сердце горел огонь.

* * *

Их дом был старым, большим, таких сейчас не строят, давно уже. Высокие потолки и большие комнаты, камин в гостиной, а напротив - отцовское кресло, где тот неизменно просиживал вечерами, с трубкой и книгой. Мать гордилась им – потому что он не напивался, как сотни других мужиков, и не приползал среди ночи, будя пьяными криками детей. Отец был профессором в университете, ездил на работу несколько раз в неделю, отчитывая лекции по психологии и получая за это те самые деньги, на которые худо бедно жила его семья. Мать иногда тоже подрабатывала – шила свадебные платья, это у нее очень хорошо получалось, но свадеб в городе было все меньше и меньше, и особого дохода это не приносило.
Он рос тихим, замкнутым мальчиком. Его отрада – младшая сестренка – заболела и умерла, едва ей исполнилось пять лет. После этого события он еще больше замкнулся, погрузился в чтение книг и иногда отец вел с ним беседы, посвящая его в тайны психологии и истории, философии и других интересный наук.
Мать, после смерти дочери очень постарела, но интерес к жизни не потеряла, а наоборот – организовала некое подобие женского общества, где собирались все близживущие мамочки, и за чашкой чая обсуждали мировые новости и частные вопросы, начиная с того, как организовать досуг детей и заканчивая тем, где бы их хотелось быть похороненными.
Его звали Майклом, но все привыкли называть его просто Майк. Майк Селлер младший.
Он с отличием закончил колледж и поступил в университет, где все еще преподавал его отец. Но факультет он выбрал иной, поскольку не хотел идти по стопам отца – бунтарство в нем проявилось значительно позже, чем у его сверстников. Университет не привнес в его жизнь ничего особо интересного или экстраординарного: он играл в баскетбольной команде, принимал участие в митингах, встречался с девчонками. Ни любви, ни эмоциональных переживаний он не испытывал. И иногда, долгими бессонными ночами он думал, что возможно он не такой, как все, хотя сам этот вывод был банален, как и окружавшая его действительность. Он тут же старался прогнать такие мысли, прекрасно зная, что проку в них никакого нет.
Когда он сел за диссертацию, мир словно сжался до одной его комнаты с компьютером и ворохом бумаг на столе. Ночами он просиживал перед экраном монитора, его пальцы летали над клавиатурой, словно бабочки. Днем он периодически выходил на свежий воздух, прогуливался по университетскому парку, курил, сидя на скамейке. День шел за днем, месяц за месяцем, диссертация продвигалась.
В начале лета он защитил диссертацию и похоронил мать.
На похоронах были в основном женщины из ее общества, несколько родственников и отец – постаревший, поникший, молчаливый.
Именно тогда, в тот день, Майк заметил облака на небе: до этого момента он никогда не обращал на них внимания. Облака медленно и величественно плыли по лазурному небу, и напомнили ему картинки из детских книжек, тех самый, что читала им с сестренкой мать, укладывая их спать и включая оранжевый ночник.
Вечером он решил, что смотреть интересно и на ночное небо – в ясную погоду звезды, рассыпанные по темной глади небосвода, представлялись ему миллионами далеких миров, где, возможно, обитают разумные и одинокие существа, похожие на него.