«На острие луча»
Фантастика многолика, многогранна. Автор имеет право ставить своих героев в самые невероятные условия. И я воспользовался этим правом.
Герои повести Фил — человек одаренный сверх всякой меры. Он специалист во всех науках. С какими бы головоломными проблемами Фил ни сталкивался, он их легко решает и осуществляет грандиозные проекты.
Кто не знает барона Мюнхгаузена? Достопочтенный барон вытащил сам себя за волосы из болота. Фил не может этого сделать, но зато он может получить твердый свет и повернуть вспять ход биологических процессов своего организма. Фил имеет смелость оперировать точными цифрами и ссылаться на последние научные достижения. В этом его главное отличие от знаменитого враля. Тем не менее, родство их оспаривать невозможно.
Насколько мне удалось серьезные научные достижения сочетать со сказочными событиями — пусть судит читатель. И если читатель улыбнется, я буду рад. А если у него взыграет воображение и появится интерес к затронутым вопросам буду рад вдвойне.
ВСЕ ГЛАВЫ 
* * *
Глава пятая
Фотонит. Скорость света – не предел. Четвертое измерение. Новая загадка.
– Но-о! Так не может быть. Не-е.
– А помнишь плоских? Они тоже говорили так о своем все уменьшающемся заборе. И мы в таком же недоумении с этой скорлупой. В этом и заключается суть некоего таинственного четвертого измерения. Немного-то мы знаем о нем.
– Что же там профессор делает?
– Ванну принимает, – усмехнулся я.
Квинт принял это за истину и озабоченно спросил:
– Как мы его оттуда вытащим?
– Вот узнать об этом и полетим в космос. Изображение бумаг профессора, где есть формулы и схемы, унеслось в виде световых лучей в космос. Будем догонять это изображение и читать. А по пути свернем и посмотрим, как тебя убили. Когда же вернемся на Землю, тогда и будем вызволять профессора.
– Он же, Фил, за это время умрет. И неизвестно, сделают ли из него четырехмерники мумию.
– Он не умрет. Для него что минута, что тысяча лет – безразлично.
– Надо спасти его, Фил, правильно. Я буду работать... как этот... зверь такой есть. А когда мы вернемся?
– Когда? О-о-о, Квинт, этого я не учел. Мы же перенесемся в будущее. Точно не могу сказать, но во всяком случае вернемся не раньше, чем лет через тысячу. Это самое малое. А может и через сто тысяч, ведь как идет время при сверхсветовой скорости – неизвестно. Ах, как жалко!
– Профессора?
– Супругу его, Лавнию. Детей его. Обнадежил я всех. Садись, Квинт, за станок, а мне нужно зайти к ним.
Я достал бумажку с адресом «Поищнева 12-2». Искать пришлось довольно долго. Я не знал этой улицы, но ведь не в пустыне живу. Спросил у пятого, десятого и нашел нужный мне адрес. Лавнии дома не было. В детской возился с телевизором мальчик лет восьми.
– Где мама? – спросил я.
– Ушла за резисторами и лампами. Сейчас придет.
– Разбираешься? – кивнул я на телевизор.
– Папа научил. Когда он приедет, возьмет мне по списку много деталей. Робота буду делать. А вон мама пришла.
Увидев меня, Лавния вскинула брови и положила сверток на краешек книжной полки.
– Вы?! Что-нибудь случилось?
– Нет. Но сообщение для вас важное.
Она пригласила меня в кабинет Бейгера. Не знаю, как ухитрялся профессор работать за маленьким низеньким столиком, сидя на жиденьком стульчике. В углу стояла пустая проволочная корзина, а три стены занимали стеллажи с книгами. Я бегло пробежал глазами по их корешкам: энциклопедии, справочники, издания по физике, математике, медицине, солидные научные журналы.
– Не любит он комфорта, – как бы оправдываясь, сказала Лавния. – Ограничивает себя в удобствах. Так что у вас? Говорите.
– Очевидно, профессор Бейгер, как ваш супруг, потерян, – без предисловия сказал я.
– Как? Он погиб?
– Нет, мы спасем его. Он будет жить, будет работать. Сядьте, пожалуйста, я постараюсь вам все объяснить.
Я рассказал ей о своих предположениях, о подготовке к полету в космос за погоней изображений бумаг профессора и затронул часть раздела теории относительности о ходе времени в разных системах отсчета.
– Теперь вы понимаете? – закончил я.
– Боже! Неужели это единственный выход?
– Конечно, можно вести исследования, разрабатывать и пробовать на земле. На это уйдут годы, а то и вся жизнь. А где гарантия успеха? Ведь надо же создать точно такую аппаратуру, что сгорела в лаборатории Бейгера. Имеется прямой риск вообще ничего не добиться. А так я действую наверняка: пусть через тысячи лет, но возвращу профессора в наш мир.
Лавния сокрушенно покачала головой.
– Столько времени. Не выдержит он.
– Что вы! Он даже и не знает, где находится. Для него это миг. Он жив, хотя и не живет в нашем понимании. С какой мыслью он нырнул в четвертое измерение, с такой же мыслью и вынырнет оттуда и даже не заметит, что исчезал. Он просто как бы моргнет глазами. Сейчас его мысль растянулась, застыла на какой угодно срок, без нашего же вмешательства она застынет навечно.
Лавния сдавила пальцами виски и, казалось, не слышала меня. Наконец она стряхнула с себя оцепенение.
– Как страшно. Но я перенесу это. От судьбы никогда не уйдешь. Хорошо. Бейгер будет жить. Без нас. Мне остается только смириться.
– Хочу вам еще одно сказать. Пусть у вас совсем не гаснет надежда. Я в чудеса не верю, но где-то в подсознании у меня сидит мысль, что вы с Бейгером еще встретитесь. Не теряйте надежды. Все может измениться.
Я перевел взгляд на книги и увидел торчащий из звездного каталога уголок бумаги.
– Разрешите, – я взял каталог и, воспользовавшись бумагой как закладкой, раскрыл его. На сложенном вдвое листе была нарисована схема, напоминающая солнечную систему. Планет было двадцать шесть. Под центральным кружком с лучами было от руки написано «Ригель», а под девятым кружком, затушеванным карандашом, – «ПНЗ» и несколько букв с цифрами: «О2 25%, m 3,2x1020, t 297°K, 26 час, 260 лет». Я сразу ухватил суть и протянул лист Лавнии.
– Вам эта схема знакома?
– Впервые вижу. Что она означает?
– Это почерк Бейгера?
– Да, рука, похоже, его.
– Поразительно, как он узнал эти данные. Видите, здесь изображена звезда Ригель. Это в созвездии Ориона. Световой луч от Земли до Солнца идет восемь минут, а чтобы добраться до Ригеля, ему потребуется шестьсот с лишним лет. Представляете, какая даль? Никакими телескопами, никакими измерениями, не то что у Ригеля, а даже у самой близкой звезды в созвездии Центавра планеты не обнаружены. Уж очень они далеки. А тут, смотрите, целая планетная система. Да какая богатая. Мало того, у этой девятой планеты, названной почему-то ПНЗ, есть важные характеристики. Кислорода в атмосфере 25%, масса меньше земной, средняя температура, очевидно, у поверхности, 297° по Кельвину, значит, плюс 24° по Цельсию, продолжительность суток 26 часов, период обращения планеты вокруг светила равен нашим 260 годам. Можно смело предположить, что на ней есть жизнь, может быть, даже разумная. Что вы на это скажете?
– Не знаю. Хотя постойте. Мне Бейгер как-то говорил про эту звезду, про Ригель. Будто она больше и горячее Солнца. Ну почему я такая бесталанная? Я не понимала, шутил он или говорил всерьез. Вообще-то он шутил редко и без улыбки. Про прекрасную планету говорил. Я ничего не понимала. Откуда у него что берется. Если б я знала... ах, если б я знала, что так случится. Когда вернется из больницы мой сын, я с ним вас познакомлю. Он должен что-то знать.
– Буду рад. Это новая загадка Бейгера. Полагаю, что между ней и его исчезновением существует какая-то связь. Может, по ходу дела кое-что выяснится. А пока ничего не меняется. Я готовлюсь к полету. До свидания, Лавния. Я буду вас навещать. А сына сразу же посылайте ко мне.
* * *
