«На острие луча»
Фантастика многолика, многогранна. Автор имеет право ставить своих героев в самые невероятные условия. И я воспользовался этим правом.
Герои повести Фил — человек одаренный сверх всякой меры. Он специалист во всех науках. С какими бы головоломными проблемами Фил ни сталкивался, он их легко решает и осуществляет грандиозные проекты.
Кто не знает барона Мюнхгаузена? Достопочтенный барон вытащил сам себя за волосы из болота. Фил не может этого сделать, но зато он может получить твердый свет и повернуть вспять ход биологических процессов своего организма. Фил имеет смелость оперировать точными цифрами и ссылаться на последние научные достижения. В этом его главное отличие от знаменитого враля. Тем не менее, родство их оспаривать невозможно.
Насколько мне удалось серьезные научные достижения сочетать со сказочными событиями — пусть судит читатель. И если читатель улыбнется, я буду рад. А если у него взыграет воображение и появится интерес к затронутым вопросам буду рад вдвойне.
ВСЕ ГЛАВЫ 
* * *
Глава восьмая
Атомный взрыв. В плену. Трубочист. Ужжаз. Неподдающийся экземпляр. Побег.
Неожиданно загорелся свет. Оказывается, никакого коридора нет – просто большая, круглая и пустая комната, вот я и кружил вдоль ее бесконечной стены. Включая и потолок, все в комнате было обито серым, неизвестным мне материалом. Я взглянул на трубочиста. Здоровый, толстый дядька. Как только он лазает по крышам?!
С тихим щелчком отворилась круглая, незаметная в стене дверь, и один за другим вошли четыре человека в серых, знакомых мне костюмах. И все на одно лицо! Они жестом пригласили нас следовать за собой.
– Прошу объяснить, по какому праву вы напали на нас? – спросил я.
Они и ухом не повели.
– Вас спрашивают, – возмутился трубочист. – И нечего прикидываться дурачками. Вы все знаете. Что как идиоты смотрите?
Лица вошедших оставались неподвижными. Они настойчиво повторяли приглашение.
– Идем, – сказал я трубочисту. – Они либо глухонемые, либо действуют согласно полученным инструкциям.
Из большей комнаты мы прошли в меньшую, потом еще в меньшую, и в круглой серой каморке нам молча предложили поесть. Круглый серый стол, серые тарелки, серая каша, серая вода и все безвкусное.
После обеда нас препроводили в баню и взамен нашей одежды выдали серые в обтяжку комбинезоны. Трубочист перекинул свой новый наряд через руку.
– Они и вправду дураки. Для моей комплекции костюмов в магазинах нет. Даже спецовку шьют по заказу. А они дают мне жалкий комбинезон, который я могу натянуть только на ногу. Что ж, нагишом ходить? Верните мою одежду.
В ответ на его причитания один из сопровождающих небрежно снял с руки трубочиста комбинезон, свободно растянул его и бросил в лицо ошалелому толстяку.
Мы больше ничего не спрашивали: без толку. После переодевания нас провели в круглую клетушку и бесцеремонно впрыснули в тело, прямо сквозь комбинезон, изрядную дозу какой-то светлой жидкости. Когда стали набирать в шприц другую жидкость, трубочист вскипел от ярости и оттолкнул от себя одного человека. Тот взмахнул чем-то желтым, и через секунду толстяк уже корчился на полу в судорогах. Изо рта его шла пена. А они спокойно выжидали, когда он затихнет. Потом привели его в себя, сделали укол и, проведя через две других комнаты, втолкнули нас в обширный круглый совершенно пустой зал без окон. Там находилось около двадцати человек. И все в одинаковых, как у нас, серых комбинезонах. Одни стояли, другие сидели на мягком полу. На наш приход никто не обратил внимания. Все вялые, угрюмые, безразличные к окружающему. Мой трубочист на глазах перерождался – становился апатичным, отвечал невпопад и рассеянно, дальнейшая судьба его уже ничуть не интересовала. Он безропотно покорился своей участи. И, удобно расположившись между двумя молчальниками, весь ушел в себя.
Я пытался узнать, где мы находимся, но меня никто не слушал, никто даже не смотрел на меня. Лишь один многозначительно и тревожно произнес: «Ужжаз». Больше я от него не добился ни слова. Взгляд его потух и он стал мрачнее тучи.
Неожиданно все, как по команде, вскочили, построились с интервалом в два метра, прокричали хором: «Ужжаз» и тут же расположились спать. Раздался богатырский храп. Я стоял в стороне и думал, что схожу с ума. Трубочист в построении не участвовал, но спать лег вместе со всеми. Ко мне же сон не шел. Черт те что!
Задремал только к утру. А может, и не к утру. Кто знает? Часы остановились, солнца нет.
Проснулись все одновременно, опять построились, прокричали: «Ужжаз», дверь открылась, и они организованно стали выходить. Трубочист находился в самой гуще. Я окликнул его, но он даже не повернулся в мою сторону. Я не хотел идти, но в последний момент передумал и из любопытства пристроился сзади.
Шли быстро, в ногу, как заправские солдаты. В одной комнате на кольцеобразном столе стояли серые кружки, накрытые чем-то вроде хлеба. Каждый съел свою порцию. Одна осталась лишняя. Значит, моя. Я уничтожил ее: все же голод не тетка. А потом началась какая-то бестолковая, суетливая работа. Понатащили больших серых шаров и давай из них складывать пирамиду. Последний шар на вершину пирамиды положить невозможно, высоко – и при каждой попытке водворить его туда пирамида разваливалась, и все начиналось сначала. И так весь «день». Раз двести складывали ее и столько же раз она разваливалась. Я неоднократно подходил к трубочисту, принимавшему участие в работе, говорил ему про известку, про «инвалида». Но он не обращал на меня внимания. Я дернул его за локоть, ущипнул, потом несильно ударил ребром ладони по шее, а он только отмахивался... Неожиданно работу прекратили, шары унесли, поужинали, построились и ушли. И за все время ни единого слова! Я остался один. И тут передо мной выросли две фигуры с размытыми лицами. Я потребовал объяснений. И что же? Сверкнуло что-то желтое, и я не хуже трубочиста начал дергаться на полу. Казалось, будто меня выворачивают наизнанку. Через некоторое время мне сделали укол и опять втолкнули к молчальникам. Бесноваться и кричать не было никакого смысла. На следующий день повторилась та же история: подъем, построение, сооружение пирамиды. Я в работе участия не принимал, но после ужина ушел вместе со всеми. Кто-то незримо руководил этими жалкими людьми, ставшими настоящими бездумными автоматами. На третий день я вообще никуда не пошел, лежал и обдумывал свое положение. За мной не замедлили явиться двое старых знакомых. При воспоминании о желтом я сжался в комок. Но они молча повели меня куда-то. Мы прошли мимо той группы, которая строила пирамиду, мимо людей, которые с бессмысленным упорством катали взад и вперед толстые гладкие бревна, мимо компании, поддерживавшей за основание массивный конус, поставленный вершиной на пол. И везде я глазами искал Квинта. Несомненно, он был среди этих «работяг». Но серые комбинезоны делали всех похожими один на другого, а я не мог остановиться, чтобы приглядеться внимательней.
Люди в последней комнате поразили меня. Это были близнецы, как есть близнецы. Тридцать человек и никакой эксперт не отличит их друг от друга. И занимались они не бестолковой работой, они изолировали блестящими лентами тянущийся перед ними шланг, который наматывался на алюминиевый барабан.
Лифт поднял нас наверх. Миновав небольшой, с настоящим твердым полом коридор, мы вошли в строго обставленный кабинет. В широкое окно виднелись скалы и кусочек моря. За столом сидел человек неопределенных лет с атлетической фигурой, квадратным лицом, в квадратных темных очках и с квадратным колпаком на голове. Слева от него находился щит со множеством кнопок и тумблеров, перед ним пустая пепельница и стопка исписанной бумаги. От него так и веяло холодной жестокостью.
– Любопытный экземпляр, – сказал он, кивнув на меня, и просмотрел несколько листков. – Интересный случай. Но ничего. Справимся.
Я смело подошел к столу и, глядя в квадратные очки, как можно спокойнее и вместе с тем требовательно, спросил:
– Я бы хотел знать, где нахожусь.
Он разразился громоподобным смехом.
– Я Ужжаз! С тебя этого достаточно. Ты забудешь все, кроме этого имени. Ха-ха! Экземпляр выкопался! Неподдающийся!
У меня судорогой стянуло губы. Надеюсь, он принял это за улыбку. И тут же я подумал, а не тот ли это Ужжаз, которого я искал? И внешне похож, и имя совпадает. Я раскрыл было рот, чтобы спросить, но Ужжаз расхохотался:
– Да ты веселый парень! Ха! Приятно побеседовать с таким человечком. Земле подходит срок смены паспорта и фамилии. Через год она будет называться – Ужжаз. Уразумел, человечек? Чувства, таланты, идеалы – блеф! Хо-хо. Отныне на Ужжазе будут думать так, как велю я! Я! Общество на планете давно нуждается в упрощении! Настала эпоха стандартизации человечества. Но я великодушен и нации оставлю. За исключением мелких. Каждая нация будет иметь свой стандарт, вся нация на одно лицо. Каста рабочих, каста инженеров. По чести, долгу, справедливости, любви и прочей чепухе давно соскучилась свалка. Вот так. Убрать! Через сутки обработать или...
Он закончил фразу на незнакомом мне языке. Я поднял руку:
– Подождите. Вы знаете профессора Бейгера?
– Бейгера? О, это враг номер один. Убрать!
– Стойте! – крикнул я. Но мне заломили руки и вытолкнули из кабинета.
На обратном пути я запоминал дорогу, раздумывал и искал Квинта. И я увидел его.
Бедный мой фараон вместе с десятками его товарищей по несчастью сидели каждый перед своим круглым баком, наполненным водой. Лицо Квинта пока не изменилось, но каким оно стало матовым и безжизненным! Вечно бегающие задорные глаза его сейчас были холодными. Бедняга трудился. Из круглого бака вода через отверстие в днище выливалась в другой бачок, меньшего объема, и был этот бачок всегда полон до краев. В обязанность Квинта входило не допустить, чтобы вода вылилась через край. Вот он и черпал ее ковшом и выливал в большой бак. Как только выльет, нижний бачок опять наполнится. Снова черпать и выливать, и так весь день.
Меня привели в лабораторию и начали колоть, брать анализы, облучать, а я все смотрел и запоминал надписи на этикетках.
Затем меня снова отвели в мою группу. Я улегся и начал размышлять. Далеко замахнулся этот Ужжаз. Он всерьез занялся стандартизацией человечества. Дело поставлено на широкую ногу, отлично организовано. Судя по всему, Ужжаз имеет агентов, в задачу которых входит похищать людей и отправлять их на остров. Анализируя все, что мне удалось увидеть и услышать, я стал разгадывать планы и методы его работы.
Вновь прибывшим вводили в кровь специальный раствор, парализующий высшие отделы мозга. После этого люди легко поддавались любому внушению. Вторым этапом предусматривалось стандартизовать внешность пленников. Ужжаз выбрал единственно правильный путь – гены. В ядре клетки любого живого организма находятся в виде нитей молекулы нуклеиновой кислоты, осуществляющие запись наследственной информации. А отрезки нитей – гены, управляют развитием определенных признаков. Ужжаз, воздействуя специальным препаратом на ядра клеток разных людей, хотел отождествить все гены. А раз у всех одни и те же гены, значит, у всех будут развиваться одинаковые признаки, все станут «близнецами». И у него это получилось.
Третий этап – заключительный, массовая обработка всех людей планеты путем распыления в атмосфере особых химических веществ. Теперь-то я понял назначение гигантской цистерны. В ней Ужжаз накапливал и хранил под давлением эти сжиженные химические вещества.
Что и говорить, голова у него работала здорово, но как-то односторонне, однобоко. Мне до сих пор не ясно, почему он не мог понять такой простой вещи, что погубил бы цивилизацию, что человечество вернулось бы к каменному веку и что в конце концов он все равно потерпел бы крах.
Каждый подумает, а почему на меня не подействовали препараты Ужжаза?
Когда я строил ядроскоп и плазмотрон для получения плазмы, то подолгу находился в магнитном поле чудовищной напряженности. Оно и спасло меня. Еще в старину люди пытались лечиться от некоторых психических заболеваний магнетизмом и небезуспешно. Поле благотворно повлияло на мою психику и укрепило ее. Это что-то вроде психологического иммунитета.
Конечно, после встречи с Ужжазом я сделал вид, что меня обработали. За ночь у меня созрел план спасения. Я встал со всеми, громко проорал «Ужжаз» и добросовестно «строил» весь день пирамиду. Я знал, что за мной сейчас внимательно следят и старался вовсю. Через два дня восемь человек из моей группы увели для опытов. Вернулись они полублизнецами, а через сутки их невозможно стало отличить друг от друга. Когда по моим расчетам контроль за мной прекратился, я начал действовать. Ужжаз так слепо уверовал в неотразимое действие своих препаратов, что не считал нужным запирать комнаты с подопытными или ставить охрану.
И вот однажды ночью я сделал вылазку. Я знал, что многим рискую, но иного выхода не было. Первым моим желанием было найти Квинта. В ту ночь я осмотрел всех спящих в четырех комнатах. Квинта я не нашел, зато появилась уверенность: меня не заметили и можно продолжать. Я осмелел. В следующую ночь Квинт был найден. Он спал на спине, подложив одну руку под голову. Будить я его не стал, он не узнал бы меня. Я только погладил его волосы и прошептал:
– Ничего, Квинт, мы еще посчитаемся с Ужжазом.
На третью ночь я настолько осмелел, что проник в лабораторию. Химические формулы завладели мной. Уходя оттуда, я вытащил из мусорной корзины два огрызка карандаша, несколько смятых чистых листков бумаги и прихватил с полки флакончик красного реактива. По пути «домой» заскочил к Квинту и вымазал его подошвы этим реактивом. Следующие две ночи я разрабатывал рецепт препарата, который вернул бы Квинту память. Работа днем на строительстве пирамиды стала невыносимо муторной. Я уставал и изматывал себя, стараясь не допустить оплошности и не вызвать подозрения. Когда рецепт был готов, я снова пробрался в лабораторию и приготовил препарат. Готовую темно-синюю жидкость я набрал в тонкий шприц и собрался было уходить, как увидел на краешке стола за пустой мензуркой белый цилиндрик, поставленный на «попа». Я взял его. На торце глянцем переливалось мелкозернистое стекло, а на боку виднелась кнопка. Я поводил цилиндриком перед глазами и вспомнил: этой штукой усыпили нас с Квинтом. Это было оружие, я не мог пренебречь им и, сунув цилиндрик под комбинезон за пазуху, поспешил в комнату Квинта.
Хорошо, что я догадался вымазать его подошвы реактивом, потому что Квинта успели уже обработать, и он стал непохож на себя. Приплюснутый нос, корявые плоские щеки, белесые брови. А под ухом красовалась сочная бородавка. Я впрыснул ему приготовленный препарат и прилег рядом. Выждал часа полтора и начал тормошить.
– Проснись, Квинт.
Он потянулся, что-то пробурчал и, открыв глаза, радостно завопил:
– Ф-и-ил!
– Тише, Квинт. Вставай и ни о чем не спрашивай меня. Не время сейчас. Следуй за мной.
Я вытащил белый цилиндрик и заторопился к выходу. Квинт шагал рядом. Лифт бесшумно вынес нас наверх, и мы очутились в коридоре с твердым полом.
Я шел в кабинет Ужжаза. Поворот налево, и перед нами предстали две фигуры со стертыми лицами. Увидев нас, они отпрянули и сунули руки в карманы костюмов, но я опередил их и взмахнул цилиндриком, одновременно нажав боковую кнопку. Оба тюфяками повалились на пол. Я толкнул дверь и мы вошли в кабинет Ужжаза. Наступал рассвет. Ни шпингалетов, ни ручек на окне не оказалось.
– Бей стеклину, – сказал я.
– С удовольствием, – ответил Квинт.
– Бежим!
Гигантская цистерна была отличным ориентиром, и довольно быстро мы нашли свою машину.
* * *
