Говорить о петровской реформе в области костюма и моды легко и сложно одновременно. Легко потому, что историки располагают многочисленными материалами по теме – от законодательных актов до произведений искусства и сохранившихся образцов одежды: всё это находится в свободном доступе. Современный человек в состоянии понять мотивацию русского царя, рискнувшего переодеть румяную боярыню в кокетливое платье с узким лифом и пышными юбками, однако, постигнуть психологию русского человека, поменявшего вместе с платьем привычный образ жизни, гораздо сложнее. Поэтому разговор о петровских реформах в области костюма не может ограничиваться одной только констатацией фактов и описанием одежды. 

Эта тема гораздо шире. Авторы исторических романов, да и вполне взвешенных публицистических работ, из года в год послушно тиражируют образ счастливой красавицы, ещё вчера носившей кокошник, а уже сегодня примеряющей перед «веницейским» зеркалом заграничный убор – фонтанж. Но так ли просто давалась русскому человеку жёсткая и быстрая, что называется «стахановскими темпами», проведённая европеизация? Так ли уж сильно радовался боярин, получая возможность носить парик – аллонж, кружева и туфли с пряжками? Так ли уж просто было его жене сменить многослойную и не приталенную одежду на модное французское платье с тончайшей талией? 




Большинство авторов, даже если и задумываются над этими вопросами, то ограничиваются общими словами, касающиеся, к примеру, попрания «половой морали»: мол, русская женщина испытывала невыносимый стыд, когда ей приходилось оголять то, что скрывалось веками, например, плечи, руки до локтя и верхнюю часть груди. А мужчина, в свою очередь, по той же «сексуальной» причине стеснялся казать свои ноги, игриво обтянутые штанами-кюлотами. К сожалению, «гендерный» подход в изучении костюма, пока превалирует – он прост, понятен читателю и обладает свойствами «увлекательной клубнички». Всё было гораздо сложнее и – интереснее. Помимо стыда, люди могли испытывать…страх. 

Ещё с языческих времён существовала система оберегов, призванных обезопасить все отверстия, имевшиеся в готовой одежде: ворот, низ платья и рукава. Оберегом, как правило, служила вышивка, содержавшая сакральные символы или, например, двустворчатые браслеты, которые были не только и не столько украшениями. Женская одежда имела «долгие» рукава. Их собирали на запястье «обручами» или «наручами» - двустворчатыми браслетами. У Б.Рыбакова можно прочесть, что распускание девушками рукавов имело в славянском мире особый сакральный смысл. (См. рисунок, отображающий так называемые русалии). Европейский костюм, взятый прямиком из Версаля и Амстердама, был лишён всего этого. Скорее всего, именно поэтому дамы петровской эпохи злоупотребляли широкими и часто не подходящими к платью браслетами, а не из-за своей неотёсанности и безвкусия – это было вполне оправданное желание соорудить оберег.




Если проанализировать историю западного костюма XV-XVII вв., то первое, что приходит на ум, так это – постоянные изменения фасонов и стилей. Причиной смены мод могло быть всё, что угодно, вплоть до мимолётного каприза королевской фаворитки или иной авторитетной модницы. Так, известно, что моду на мушки ввела герцогиня Ньюкастл, имевшая безобразную кожу. Вслед за ней все дамы принялись наклеивать на лица маленькие кружочки из чёрной тафты. Модный в конце XVII столетия головной убор, состоящий из кружев, натянутых на каркас, впервые явила миру фаворитка Людовика XIV – Анжелика де Фонтанж. В честь неё это сооружение и было названо «фонтанжем». На Руси подобная ситуация была попросту невозможна.

Облачение воспринималось как незыблемая часть традиции, посему любое изменение фасона читалось, как нарушение этой системы. Изменения, если они и происходили, то крайне медленно. Например, у поляков был заимствован высокий воротник-козырь, который прижился и даже стал неким символом русской традиционной одежды. Все сказочные Иваны-Царевичи всегда рисовались с таким воротом. Но козырь ничего не менял в общем строе костюма! В связи с этим можно вспомнить знаменитую историю (или это просто страшная байка?), связанную с невесткой Ивана Грозного. Молодая беременная женщина, страдая от жары, отдыхала в лёгкой (нижней) одежде. Свёкор, увидев жену царевича в непотребном виде, то есть не в трёх положенных одеждах, а только в одной нижней, жестоко избил женщину. Вступившийся за жену Иван-младший, получил посохом удар в висок… 




Правда, есть версия, что причиной царского гнева было не само облачение женщины, а отсутствие на ней головного убора (простоволосая женщина, как мыслилось, способна навести порчу). Но, как бы там ни было, этот эпизод красноречиво говорит о том, чтодля русского человека одежда являлась не одним только средством самовыражения. Итак, важной характеристикой одежды на Руси была многослойность, и дело тут не только в сакральных смыслах и в холодном климате. Многослойные одежды позволяли, так или иначе, достигать идеала дородности, а, кроме этого, каждая из последующих одежд выполняла свои традиционные функции и не могла существовать одна без другой. Важным было и то, что большое количество одежд всегда указывало на богатство их обладателя. Чем более многослойным было одеяние, тем зажиточнее считался человек.

Итак, одежда и привычки, связанные с её ношением в допетровской Руси менялись крайне медленно. Описания русских царей и приближённых бояр, сделанные иностранцами в разные века, поразительно похожи. Везде встречаются одни и те же упоминания о длинной золотой одежде, о драгоценных каменьях и знаменитых боярских шапках из меха чёрно-бурой лисицы. Английский мореплаватель Р. Ченслер, побывавший при дворе Ивана IV в 1553-1554 гг. писал: «Когда великий князь занял свое место, толмач пришел за мною во внешние покои, где сидели сто или больше дворян, все в роскошном золотом платье…» В тексте «Подлинного известия о русском и московском путешествии герцога Иогансена» И.Вебера и М.Лунда, которое датируется 1602-1603 гг., можно прочесть:




«Шла толпа бояр и князей, по трое в ряд, очень нарядно одетые, все в высоких шапках из чёрных лисиц. За ними следовал царь в бархатном с цветами платье и в чёрной лисьей шапке с посохом в руке. Спереди кафтан его был сверху донизу вышит жемчугом и золотом, также по всему подолу». А вот свидетельство Б.А. Кунратса, голландского посланника, который посетил Москву с дипломатической миссией в 1630-1631 гг.: «Все в парчовых одеждах и в высоких шапках из чёрно-бурых лисиц. Купцы в золотых кафтанах». За это время моды при дворах западных монархов изменились до неузнаваемости, тогда как в России перемены шли крайне медленно, а некоторые фасоны не менялись и вовсе на протяжении столетий.

Одной из интереснейших особенностей русского платья была идентичность кроя некоторых видов простонародной и боярской одежды – посадский человек носил кафтан или однорядку, в целом сходные по силуэту с облачением важного господина. Различия были только на уровне ткани и отделки. Аналогичным был покрой и нижней рубашки – сорочицы. Иначе говоря, сам царь носил рубаху того же покроя, что и крестьянин, хотя рубаха эта была из дорогой материи и расшита золотом. В Европе же наряды высшего сословия отличались, прежде всего, покроем. К примеру, французский дворянин второй половины XVII века носил короткие штаны-кюлоты, а крестьянин – длинные холщовые штаны. Отделение «своих» от «чужих» в Европе было гораздо сильнее – оно шло от беглого визуального восприятия одного только силуэта. Это было, опять-таки, связано с тем, что аристократическая мода Европы не имела ничего общего с народными традициями и развивалась по иным законам.




Изменения во внешнем облике повлекли изменения в психологии – в платьях, сшитых «на новый манер», уже нельзя было «плыть лебёдушкой», сам покрой наряда и колодка туфель предполагали, что дама должна кокетливо семенить, поддерживая бока широких юбок. Мужчина тоже оказался заложником новых форм – отныне следовало изящно, манерно выступать в тесных туфельках и узких штанах, учиться орудовать тросточкой и табакеркой, снимать треуголку так ловко, чтобы не смахнуть большую часть пудры с парика… Да. Политес давался с трудом. Но если русские становые (в талию) кафтаны, которые носила в XVI-XVII веках молодёжь, по покрою были несколько близки к западному мужскому платью, то старикам и зрелым мужам, испокон веков ходившим долгополых одеждах, было куда как сложнее.

Да. Традиционный русский костюм имел возрастную дифференциацию. По платью можно было определить возраст и семейное положение. Так, молодой мужчина носил относительно короткое платье и мог быть гладко выбрит, что было совершенно невозможно для человека в зрелом возрасте. Очень важное замечание делает историк Р.Кирсанова: «Долгополые одежды были знаком возраста и степенства. Открытые ноги у мужчины свидетельствовали о том, что он не достиг брачного возраста». Иначе говоря, западное платье, не подразумевавшее подобной дифференциации, делало всех одинаково молодыми, то есть пригодными для государевой службы! Что, собственно, и требовалось. Таким образом, юный отрок и пожилой боярин одевались в одинаковые костюмы, и это было очень мучительно осознавать.




Как известно, и облачение замужней русской женщины всегда отличалось от той одежды, которую носила юная дева. Теперь же все были в равном положении – и девицы, и зрелые матроны выезжали на ассамблеи в платьях одного и того же фасона, с одинаковыми причёсками и – непокрытыми волосами. Не считать же «покровом» головные украшения из жемчуга, лент и искусственных цветов, которые были тогда в моде. Иначе говоря, западный костюм лишал русского человека привычных знаковых образов, происходила неминуемая дезориентация. Психологи отмечают, что человек гораздо тяжелее переносит смену внешних атрибутов своего бытия, чем даже перемены в самом образе жизни. Вслед за введением европейского платья, автоматически менялся и привычный эталон красоты. Вместо плавных линий – чёткая геометрия, создаваемая самим покроем мужского и женского костюмов. 

На протяжении многих столетий эталонной европейской красавицей слыла женщина с осиной талией, прямыми плечами и умеренно длинной шеей. Русские женщины испокон веков славились статью, с возрастом переходящей в дородство. Их мужьям полагалось обладать осанистостью, степенностью, а под старость – и барственной ленью в движениях. С воцарением новой моды идеалом сделался вёрткий вельможа – стройный, узкоплечий, с нежным лицом (которое полагалось постоянно брить!) и тонкими запястьями. Но самым большим испытанием для мужчины было даже не бритьё подбородка («срамное лицо»), а ношение на голове «бабьего волоса», то есть версальского парика-аллонжа (в начале XVIII века букли аллонжей достигали талии). Ещё один немаловажный фактор – этопреемственный переход одежды из поколения в поколение. Сложно себе представить, что английская или французская королева могла бы носить убор своей почившей свекрови. Русская же царица иной раз получала в наследство от царицы-матери всё парадное облачение. 




С другой стороны, нельзя сказать, что русские люди допетровской эпохи жили в «медвежьем углу», целомудренно дичились иноземцев и начисто отрицали любые западные наработки. Так, в домах зажиточного населения в XVI-XVII вв. были венецианские («веницейские») зеркала, немецкая серебряная посуда, часы «аглицкой» работы и даже кресла. Не говоря уже о том, что боярыни шили наряды из того же генуэзского бархата, что и придворные дамы Генриха IV! Француз Ж. Мажерет упоминает, что русские женщины носят верхнее платье, сшитое «…обычно из французского алого сукна». Интересное замечание оставил иноземец И.-Г. Корб в конце XVII столетия – как раз перед самым началом петровский реформ: «Прежде одевались они так, как татары, после их платье было более изящно, по образцу польскому, теперь же одежда москвитян схожа с угорской» (то есть, с венгерской – Авт.). См, например изображение молодого Петра в венгерском кафтане. То есть никакого суеверного отторжения европейские вещи (как таковые) тоже не вызывали. 

Русское общество само по себе не было настолько закрытым, как это зачастую представляется. Более того, постепенно всё же возникал робкий интерес к западному костюму. Тут важное, точнее главное слово – «постепенно». Собственно, европеизация была неминуема, однако, она могла бы пройти в мягкой форме, как предлагалось антиподом Петра – Василием Голицыным, носившим французское платье и предпочитавшим Расина и Корнеля. Нужна ли была столь быстрая и столь мучительная ломка традиций? Этим вопросом задался ещё князь Михаил Щербатов в своей работе «О повреждении нравов в России». Екатерининский вельможа видел в старинном одеянии тот идеал, который оказался утраченным из-за варварской европеизации. Разумеется, все эти работы издавались при поддержке самой императрицы - восторженной патриотки своего нового Отечества. С тех пор учёные спорят – нужно ли было переодевать русских людей в чуждое им европейское платье или следовало остаться верными самим себе. Николай I вслед за бабушкой Екатериной даже возродил некое подобие русского придворного облачения. 




Несмотря на безудержное стремление Петра поскорее переиначить своих подданных на европейский манер, костюм начала XVIII века оставался эклектичным – западный стиль самым немыслимым образом сочетался с привычными русскими образцами одежды. Эту особенность русской моды петровского времени подчеркнул ещё Александр Сергеевич Пушкин: «Молодые блистали всею роскошию моды. Из пышных фижм возвышалась, как стебель, их узкая талия... Барыни пожилые старались хитро сочетать новый образ одежды с гонимою стариною: чепцы сбивались на соболью шапочку царицы Натальи Кириловны, а робронды и мантильи как-то напоминали сарафан и душегрейку». Сочетание в едином ансамбле элементов русского и европейского костюмов можно увидеть, в частности, на портретах Фёдора Головина – сподвижника Петра I или на портрете Строгановой, где модный головной убор-фонтанж сооружён на манер кокошника, а кружева соседствуют с душегрейкой. Очень часто бояре дома носили просторные «дедовские» одеяния, а на поклон к царю-батюшке выезжали «по форме» - в немецких или французских нарядах…

Интересно, а как бы всё это выглядело, если бы происходило постепенное, а не лавинообразное заимствование европейских бытовых привычек? Скорее всего, русский костюм эволюционировал бы по «польскому типу». Что характерно, польское мужское платье долгое время оставалось традиционным, тогда как полячки всегда облачались, согласно общеевропейской моде. В этой связи интересны семейные портреты аристократических семей XVI-XVII вв. – мужчины одеты в традиционные кафтаны и кунтуши, имеют традиционные причёски, иной раз с «оселедцем», тогда как дамы ни в чём не уступают своим ровесницам из Парижа и Лондона. Достаточно вспомнить изображения несостоявшейся «русской королевы» Марины Мнишек или, например, польской королевы Марии (Марыси), жены Яна III Собеского.




Кстати, в русской купеческой среде, долгое время хранившей верность дедовским обычаям, как раз наблюдался именно этот вид «медленной» европеизации. Женщины гораздо раньше мужчин стали перенимать привычки и фасоны аристократии. Так, в середине XIX столетия, когда купцы всё ещё носили окладистые бороды и плисовые кафтаны, купеческие дочери заказывали новомодные платья на кринолине и хвастались друг перед другом крепрашелевами и буфмуслиновыми нарядами «по картинке». Но история, в том числе история костюма, не имеет сослагательного наклонения – молодому царю Петру было некогда ждать, пока его боярам придутся по вкусу короткие штаны-кюлоты, шёлковые чулки и треугольные шляпы. Великий реформатор спешил в Европу, а люди в долгополых одеждах за ним никак не поспевали…

Иванкина Галина © 2013.
Статья написана для газеты «Завтра».