VOOBR.LIVEJOURNAL.COM
И.Ю. Бондарь. Архивные документы о голоде на Кубани 1932–1933 гг. (вступительная статья).
И.Ю. БОНДАРЬ ГУ «Центр документации» © 2009 г. АРХИВНЫЕ ДОКУМЕНТЫ О ГОЛОДЕ НА КУБАНИ 1932-1933 гг. I. «Голод на Кубани» - странное
https://voobr.livejournal.com/20106.html
И.Ю. Бондарь. Архивные документы о голоде на Кубани 1932–1933 гг. (вступительная статья).
voobr
May 8th, 2012
И.Ю. БОНДАРЬ
ГУ «Центр документации» © 2009 г.
АРХИВНЫЕ ДОКУМЕНТЫ О ГОЛОДЕ НА КУБАНИ 1932-1933 гг.
I.
«Голод на Кубани» - странное словосочетание. Житница России, освоенная казачеством в конце XVIII – XIX веках в условиях военного закрепления южных рубежей государства, Кубань пережила немало лиха, но такой массовый голод здесь случился однажды – в 1932-1933 гг., на завершающем этапе «сплошной коллективизации». Он охватил и другие зерновые регионы - Нижне-Волжский край, Центрально-Черноземную область, Дон, Украину, Казахстан… Историки справедливо рассматривают голод как порождение аграрного кризиса и беспощадной политики хлебозаготовок, посредством которой сталинское правительство решало задачи форсированного развития тяжелой промышленности, индустриализации страны.
К началу 1930-х годов производительные силы сельского хозяйства в СССР были существенно подорваны насильственной коллективизацией и раскулачиванием. Значительное количество колхозов распалось, а наиболее крепкие хозяйства единоличников были разорены и выселены. Усугублялись и чисто экономические проблемы: в системе планирования, распределения, методике расчета урожайности, раскладах налогообложения и т. д. Неурожайные, засушливые годы в этих условиях неизбежно вели к катастрофе всей системы хлебозаготовок, срыву экспортных поставок зерна, усугублению и без того тяжелого положения в снабжении продовольствием городов. Но эти и другие объективные и субъективные обстоятельства трактовались партийным руководством страны однозначно – как саботаж классового врага. Показательно в этом отношении выступление Л. М. Кагановича (секретаря ЦК ВКП(б), с декабря 1932 г. – заведующего сельскохозяйственным отделом ЦК) на расширенном заседании бюро Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) 23 ноября 1932 г. Процитируем его слова по академическому изданию «Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы» (Т. 3. Конец 1930-1933. Москва, 2001. С. 549-553):
«Нам, представителям ЦК, - рассказывал докладчик о своей поездке в Северо-Кавказский край и на Кубань в частности, - удалось объехать районы, побывать в станицах-селах, детально ознакомиться с работой колхозов, совхозов и МТС, посетить собрания станичных партячеек, колхозников, единоличников, побеседовать в одиночку со многими коммунистами, колхозниками, единоличниками. На местах буквально руками можно прощупать саботаж сева и заготовок, организованный кулацкими элементами. Кулацкая идеология проникла не только в ряды единоличников, но захватила часть колхозников и даже часть коммунистов… На селе, особенно на Кубани, еще остались представители кулачества. Они нами разбиты, потрепаны, потеряли прежнюю мощь, но еще живы. Живы и пытаются использовать всякий наш промах для своей агитации, для разложения колхозов, для организации сопротивления пролетарскому государству. Это, во-первых, часть невыселеных кулаков, во-вторых, - зажиточные крестьяне, перерастающие в кулачество и тесно смыкающиеся с ним; в-третьих, сбежавшие из ссылки и скрывающиеся у своих родственников, а порою и у «сердобольных» членов партии, имеющих партийный билет в кармане, а на деле являющихся предателями рабочего класса. И, наконец, представители буржуазной, белогвардейской, казаческой интеллигенции (а ее много в больших кубанских станицах, в одной ст. Полтавской насчитывается свыше 400 чел. интеллигенции, из них многие с белогвардейским прошлым)…»
В этом же выступлении докладчик привел пример, как следует поступать с «изменившими» коммунистами:
«Например, в колхозе им. Первой Конной – ст. Отрадная Тихорецкого района секретарь ячейки Котов ночью собрал коммунистов и предложил раздать значительную часть хлеба колхозникам, не записывая в книги ни обмолота, ни розданного хлеба. А тем, кто проговорится о такой раздаче, он пригрозил, что пристрелит. Чем такой поступок не измена делу партии, не контрреволюция? Котов и Котовы поступают как провокаторы, используя свое звание членов партии для того, чтобы поссорить колхозников с Советской властью. Краевой суд правильно поступил, приговорив Котова к расстрелу…».
Следует отметить, что меры борьбы с контрреволюцией, законодательно оформленные, имели к началу 1930-х годов обширную практику. Суровые наказания, вплоть до высшей меры, предусматривались за контрреволюционные преступления статьей 58 УК РСФСР. Статья 61 УК РСФСР в редакции, принятой 28 июня 1929 г., устанавливала наказания – от штрафа (в пятикратном размере от недоимок) либо принудительных работ до лишения свободы с конфискацией имущества и «с выселением из данной местности или без такового» - за отказ от выполнения общегосударственных заданий или работ, имеющих общегосударственное значение. Статьи 111 и 112 УК РСФСР определяли наказания в виде принудительных работ, увольнения и лишения свободы за бездействие должностных лиц, халатное отношение к обязанностям: причинение имущественного ущерба, медленность в производстве дел и другие служебные упущения.
Репрессивный механизм в стране работал безостановочно, перемалывая огромные массы населения, однако для решения задач резкого форсирования хлебозаготовок в 1932 году были изобретены новые карательные меры, беспрецедентные по дикости и жестокости.
7 августа 1932 г. ЦИК и СНК СССР приняли постановление «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности», получившее название – «закон о пяти колосках». За любое хищение социалистической собственности, даже самое малое, устанавливалось наказание 10 лет тюрьмы или расстрел. Прежде всего это постановление было нацелено на решение проблемы хлебозаготовок, положение с которыми к осени 1932 г. стало катастрофическим.
По сравнению с предыдущим неблагоприятным 1931-м годом, когда засуха поразила северо-восток страны, валовый сбор хлебов в 1932 году в целом был больше. Однако по районам Северного Кавказа, Нижней Волги и Украины, где засуха случилась летом 1932 г. (а дожди пошли в разгар уборочных работ, губя и без того скудные урожаи), обнаружилось все нарастающее отставание в сдаче хлеба. Как отмечает И.Е. Зеленин во введении к третьему тому сборника «Трагедия советской деревни…», именно эти регионы, как наиболее благополучные, выполняли в 1931 г. повышенные обязательства по заготовкам (так называемые «встречные планы») и поэтому не смогли обеспечить себя хлебом до нового урожая; «теперь же, в условиях засухи, крестьяне остро ощущали надвигающуюся беду и всеми правдами и неправдами оттягивали выполнение хлебозаготовок, не надеясь на обещанное авансирование в ходе уборки» (Указ. соч. Т. 3. С. 25). По данным СПО ОГПУ, приведенным в спецсводке «О ходе хлебозаготовок и нездоровых настроениях по русским районам Северо-Кавказкого края» от 22 сентября 1932 года, по состоянию на 5 сентября августовский план хлебозаготовок был выполнен на 32%. В документе отмечалось, что в большинстве случаев разверстка планов хлебозаготовок производилась районами механически, в результате «часть колхозов оказалась переобложенной, а другая, сумевшая «сманеврировать», наоборот недообложенной». В спецсводке констатировались упаднические настроения работников колхозов и низовых парторганизаций в сельсоветах, «где колхозы оказались переобложенными (Отрадненский, Белоглинский, Кропоткинский и другие районы)», распространение слухов о неизбежном голоде, увеличение случаев массовых выступлений на почве хлебозаготовок (Указ. соч. Т. 3. С. 488-489).
1 октября 1932 г. Комитет заготовок с/х продуктов при СТО СССР принял постановление о сокращении годового плана хлебозаготовок урожая 1932 г. по Северо-Кавказскому краю в связи с недородом на 606 тысяч тонн, но это не привело к сдвигам в темпах хлебозаготовок. В целях «усиления хлебозаготовок» 22 октября 1932 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о создании на Украине и Северном Кавказе чрезвычайных комиссий. Северокавказскую возглавил Л.М. Каганович, в состав комиссии вошли М.А. Чернов (комитет заготовок), Т.А. Юркин (наркомат совхозов), А.И. Микоян (наркомат снабжения), Я.Б. Гамарник (политуправление РККА), М.Ф. Шкирятов (ЦКК ВКП(б), Г.Г. Ягода (ОГПУ), А.В. Косарев (ЦК ВЛКСМ). Архивные источники позволяют историкам сделать обоснованный вывод о том, что «столь представительный и масштабный состав северокавказской комиссии предопределил ее ведущее положение. Разработанные ею под руководством Кагановича меры по слому саботажа хлебосдатчиков являлись своего рода эталоном и для других комиссий» (Указ. соч. Т.3 С. 28). Эти меры были применены на Кубани с 4 ноября 1932 г. (раньше других регионов) и стали основным механизмом возникновения искусственного, рукотворного массового голода.
4 ноября 1932 г. при активном участии членов комиссии ЦК ВКП(б) Северо-Кавказский крайком ВКП(б) принял постановление «О ходе хлебозаготовок и сева по районам Кубани». В преамбуле его говорилось о «позорном провале плана хлебозаготовок» и «боевой задаче» - сломить саботаж и уничтожить сопротивление. Далее объявлялось о занесении на черную доску трех кубанских станиц: Новорождественской Тихорецкого района, Медведовской Тимашевского района и Темиргоевской Курганинского района.
Первыми приговоренные к массовым репрессиям, эти станицы имели различное происхождение (и соответственно состав населения): Новорождественская была бывшим крестьянским селением, переведенным в 1848 г. в составе Тихорецкой волости из Ставропольской губернии в Кавказское линейное казачье войско; Медведовская – из первых черноморских станиц, основана в 1793 г.; Термиргоевская – закубанская линейная станица, поселена в 1855 г. На черной доске их объединил «саботаж хлебозаготовок».
Что такое «черные доски»? Синоним «доски позора», элемент агит-пропработы. Под такими заголовками в газетах публиковались сведениях об отстающих. Была и другая подобная символика: «орден верблюда», например, а для передовиков – «красные доски». Но в постановлении крайкома от 4 ноября 1932 г. термин «черная доска» приобрел новое, зловещее содержание.
Постановлением предписывалось:
«В отношении станиц, занесенных на черную доску, применить следующее:
а) немедленное прекращение подвоза товаров и полное прекращение кооперативной и государственной торговли на месте и вывоз из кооперативных лавок всех наличных товаров;
б) полное запрещение колхозной торговли, как для колхозов, колхозников, так и единоличников;
в) прекращение всякого рода кредитования и досрочное взыскание кредитов и других финансовых обязательств;
г) изъятие органами ОГПУ контрреволюционных элементов, организаторов саботажа хлебозаготовок и сева.
Предупредить жителей станиц, занесенных на черную доску, что в случае продолжения саботажа сева и хлебозаготовок краевыми организациями будет поставлен перед правительством вопрос об их выселении из пределов края в северные области и заселении этих станиц добросовестными колхозниками, работающими в условиях малоземелья и на неудобных землях в других краях». (Указ. соч. Т.3. С. 522-524).
Фактически это означало блокаду чернодосочных станиц. Но репрессиям подвергались не только эти, но и другие населенные пункты. Вторым пунктом данного постановления предусматривалось – «в качестве последнего предупреждения» - полностью прекратить завоз товаров в 10 районов края (в том числе 8 кубанских), а еще из 10 районов (все кубанские), прекратив завоз, «вывезти все товары со складов райпотребсоюза и товарных баз промышленности и кооперации». В отношении единоличников, отказывающихся от сева, устанавливались такие меры, как лишение усадебной земли, выселение за пределы края, а к злостно невыполняющим планы хлебозаготовок – применение взысканий по ст. 61 УК РСФСР.
13 ноября 1932 г. было издано еще одно постановление, принятое Северо-Кавказским крайкомом ВКП(б) совместно с представителями ЦК – «О ходе хлебозаготовок и сева по районам Кубани». В нем, в частности, определялись задачи комсодам – комитетам содействия хлебозаготовок, по указаниям которых в каждой станице предписывалось провести процессы над саботажниками хлебозаготовок, «обеспечив конфискацию имущества не позднее одного дня по вынесению приговора». Объявлялось о проведении чистки всех сельских ячеек в пяти кубанских районах (исключенные из партии в семидневный срок подлежали высылке из пределов края). А также содержалась просьба в адрес ЦК партии санкционировать высылку из станиц Кубани 2000 хозяйств, срывающих хлебозаготовки и сев (ЦДНИКК. Ф. 1361. Оп.1 Д.130. Л.80). Эта просьба была исполнена быстро: 22 ноября ЦК вынес соответствующее решение, а к 8 декабря 1932 г. из 13 районов Кубани было выслано 1008 кулацко-зажиточных и 998 единоличных хозяйств (Указ. соч. Т.3. С. 549, 612). Следует заметить, что мнения местного руководства о других подходах к форсированию хлебозаготовок комиссией ЦК отвергались. Секретарь Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) Б.П. Шеболдаев, предлагавший сначала снизить планы, а потом бороться за их выполнение, был обвинен «в отсутствии революционной бдительности». «Мы не можем пойти на скрупулезные расчеты баланса хлеба, - выступал Л.М. Каганович. – Это будет означать отказ от хлебозаготовок».
Разработанные комиссией ЦК меры массовых репрессий были приняты «к неуклонному исполнению». Положения постановлений крайкома ВКП(б) от 4 и 13 ноября 1932 г. продублированы и получили развитие в многочисленных дальнейших решениях краевых и местных партийных комитетов, а также документах ЦК ВКП(б) и партийных органов других регионов СССР, обеспечивающих хлебозаготовки. По Северо-Кавказскому краю на черные доски было занесено 15 станиц (из них 13 – кубанских), а также целый ряд отдельных колхозов, ферм и бригад. Черные доски стали символом смерти. Развернутые под флагом слома саботажа репрессии целенаправленно обрекали на гибель от голода целые станицы и колхозы; многие многодетные семьи вымирали полностью, от младенцев до стариков. В устной истории Кубани зафиксированы многочисленные свидетельства этой трагедии.
А что сохранилось из архивных источников? Вопрос этот очень важен для объективных исторических исследований.
II.
До недавнего времени источниковая база по данной теме считалась неполной и узкой, исследователи сталкивались с пробелами и ограничениями в источниках, многие из которых находились на закрытом хранении. На наш взгляд, после выхода в свет многотомного академического сборника документов «Трагедия советской деревни» этот этап историографических проблем остался, в основном, в прошлом. ...
«Основное, что характеризовало в январе положение колхозов, - писал Н.П. Петров в этом отчете, - это саботаж в хлебозаготовках. В целом МТС выполнила план хлебозаготовок 72 %. Но целый ряд колхозов всего сдал 44-48-56%, (им. Буденного, Кр. Партизан, Нестеренко и др.). Нечего и говорить, что эти проценты колхозы сдали не добровольно, а через ямы и черные амбары. Больше 6000 ям, из них 3500 с зерном были разрыты. Весь район МТС наводнен уполномоченными, которые руководили не колхозами и бригадами, а группами комсодов. При таком руководстве роль правления, бригадира, роль бригады совершенно стерлась. Формально колхоз существовал, а фактически его не было… Колхоз как организация был стерт. Бригады перемешались, поразбегались…
Состояние людей было… жутким. За январь-апрель по ряду колхозов умерло от 365 ч. до 290 ч., итого по четырем колхозам свыше 1000 человек».
Далее автор приводит страшные примеры людоедства, похищения трупов с кладбища, пишет, что «людей даже не хоронили, а просто сбрасывали на кладбище или на улицу», характеризует психологическое состояние голодающих (апатия, безразличие к своей участи). Особое внимание уделяет фактам сокрытия зерна не только отдельными колхозниками, но и целыми колхозами. Так, в колхозе им. Буденного, по его свидетельству, - «самом саботажном» - «даже опухших от недостатка питания не было» и «маленький штрих – даже собаки (огромные овчарки) здоровенные полностью сохранились. Ясно, что колхоз разворовал, довольно крепко спрятал и понемногу питался до госпродссуды…».
В этом же документе приведены такие личные наблюдения автора:
«Зимой деревня была точно мертвая. Попадающиеся тогда на улице люди – это или уполномоченные района или края, или комсоды. Было тихо до противности. Летом и весной появились песни. Часов с 10 вечера колхозные поля летом дрожали от песен, смеха и плясок. Любопытно, такие же вещи были и с тяглом. Уже в апреле кони при виде несущегося автомобиля стали поводить ушами и глазами. В мае и дальше: при виде авто кони брали в карьер и неслись без удержа по степи. Тягло тоже почуяло новую обстановку. Этим я не хочу охаять вчерашнее, я просто констатирую трудности 1932 года…». (ЦДНИКК. Ф. 1689. Оп. 1. Д. 2. Л. 1-15).
Процитированный документ, как уже отмечалось, - исключение. Основной массив источников в Центре документации – протоколы (бюро, пленумов, конференций) с соответствующими постановлениями. Благодаря развернутой преамбуле постановления бюро райкомов достаточно информативны и, как правило, содержат описание повседневной обстановки и изменений в ней с момента предыдущего решения. Документы партийных чисток (протоколы заседаний комиссии и материалы к ним, постановления о вынесении взысканий и исключении из партии) сфокусированы на персоналиях, но, тем не менее, часто содержат детали конкретных событий, ярко характеризуют состояние парторганизаций в ходе хлебозаготовительной кампании и репрессий, противодействие им многих коммунистов, с одной стороны, и разложение ряда членов ВКП(б), занявшихся спекуляцией, присвоением конфискованного имущества, - с другой. Кроме того, в делопроизводстве комиссий по чистке встречаются ценные аналитические доклады и отчеты о состоянии районов и населенных пунктов, которые составляли члены оргпартгруппы, направленные проводить чистку. В таких документах, как правило, приводится экономическая и демографическая статистика в динамике за несколько лет, сообщается революционная и «контрреволюционная» история местности, даются сведения о коллективизации, хлебозаготовках, саботаже, примененных репрессиях, состоянии советского актива, парторганизации и комячеек, комсомола, профсоюза и пр. То есть содержится материал обобщающего характера, который не отражен в «повседневных» постановлениях бюро райкомов ВКП(б).
Физическое состояние архивных документов начала 1930-х годов за немногими исключениями малоудовлетворительное. Часто это третьи, четвертые копийные экземпляры протоколов (оставлявшиеся в собственном делопроизводстве партийных комитетов и комиссий на правах подлинника). Многие документы напечатаны на ветхой или папиросной бумаге, всплошную, без интервалов, с трудночитаемым текстом.
Однако исследователи, которые преодолеют сложности работы с подлинниками, безусловно, получат хотя и мозаичный, но и очень ценный исторический и краеведческий материал.
III.
О чем же предметно рассказывают документы фондов Центра документации, относящиеся к периоду 1932-1933 гг.? Перечислим некоторые вопросы и темы.
О проведении весенней посевной кампании 1932 г.: нехватке семян, сборе семенного фонда в порядке «самообязательств» и займов у колхозников, «мобилизации» семенных запасов единоличников; увеличении посевов пшеницы за счет снижения посевов трав, кукурузы и огородов.
В документах приводятся показатели выполнения планов сева, причины отставания, оргмеры райкомов по обеспечению окончания сева.
О проведении уборки хлебов летом 1932 г. планах хлебозаготовок и ходе их выполнения: приведены цифры основных и дополнительных планов по колхозам, единоличному сектору, кулацко-зажиточным хозяйствам, а также в разрезе сельсоветов и по району в целом; данные об урожайности, срыве сроков и объемов хлебозаготовок; прибытии специальных бригад из края для выявления наличия хлеба; вывозе на элеватор остатков семенных фондов. Отдельными постановлениями райкомов освещается ход выполнения планов о поставке зерна на экспорт. Даны оценки невыполнения планов хлебозаготовок: «саботаж», «оппортунистическое объяснение дождями», «расхищение». Сообщается о дополнительных мерах по обеспечению хлебозаготовок: запрете колхозам образовывать «какие бы то ни было резервы»; вывозе обмолоченного хлеба немедленно на элеватор «без завоза в амбары»; объявлении ночных работ; о взысканиях руководителям хозяйств и комячеек, снятии с должности и предании суду.
Об организации: комсодов – комиссий содействия хлебозаготовкам из актива (бывших батраков, красных партизан, комсомольцев) для выявления расхищенного хлеба и содействия в применении репрессий к саботажникам; щуповых бригад (специальными палками – щупами искали тайники с хлебом); буксирных бригад (из соседних колхозов и районов; выезжали в отстающие хозяйства для проверки полей, скирд, повторного обмолота хлебов и пр.); назначении и работе уполномоченных из числа ответственных работников районов, городов и краевого аппарата, ответственных за организацию хлебозаготовок. О применении практики «посылки колхозников одного колхоза в другой» для выявления скрытого хлеба, осмотра всех скирд и полей. О деятельности созданных весной 1933 г. районных комитетов по проведению весеннего сева (посевкомов).
О мерах по усилению хлебозаготовок: массовых обысках, натуральном штрафе мясом, запрещении использовать молочные продукты с колхозных ферм «для местных нужд»; изъятии у «саботажников госполиткампании» всех продуктов питания; о снятии «упорствующих» в сдаче семян (февраль 1933 г.) с колхозного обслуживания (не продавать промтовары, задерживать расчеты по трудодням; не давать лошадей для поездок на базар и т.п.); о начислении пени единоличникам за невыполнение плана и принудительном изъятии недоимок «только натурой». О проверке колхозников, имеющих наименьшее количество трудодней, а также тех, на кого поступили заявления об укрытии хлеба, и аресте виновных. О проведении судебно-показательных процессов с применением высшей меры наказания «в отношении воров колхозного хлеба». Об исключении из колхозов лиц, имеющих не более 20-25 трудодней, и немедленном предъявлении к исключенным требований по платежам как к единоличникам. О вывозе всего хлеба с общественных запашек и проверке всех колхозных амбаров.
О занесении кубанских станиц на черные доски и проведении в них репрессивных мер: прекращении торговли, закрытии базаров, магазинов, ларьков, вывозе товаров и продовольствия, досрочном взыскании обязательств, запрете выездов из станиц, чистке соваппарата и парторганизаций, роспуске сельсоветов, колхозов, бригад, отдаче под суд, организации выездных судебно-показательных процессов, ходатайствах перед крайкомом ВКП(б) о выселении за пределы края и одобрении принятых решений.
О выселении из домов, отобрании приусадебных земель, запрещении всякого убоя и продажи скота впредь до снятия с черной доски. О продаже имущества колхозов, колхозников и единоличников в случае невнесения платежей. Единичные свидетельства имеются и об использовании войск для обеспечения «чернодосочных» мероприятий. Так, 26 ноября 1932 г. бюро Тихорецкого райкома ВКП(б) ходатайствовало перед командованием артполка о стягивании в станицу Новорождественскую «300 человек переменников других станиц района, сохранив руководство за командованием полка» (ЦДНИКК. Ф. 1361. Оп.1. Д.130. Л. 173-174). Воинские части, переменники-резервисты и переведенные на казарменное положение члены партии использовались также для охраны и сопровождения вывозимых из станиц продовольственных и фуражных обозов (ЦДНИКК. Ф. 7943. Оп.1. Д.100. Л. 46).
Всего с 4 ноября 1932 г. до начала 1933 г. на черную доску согласно постановлениям Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) было занесено тринадцать кубанских станиц (в скобках указаны даты постановлений):
1. Медведовская Тимашевского района (4 ноября 1932 г.)
2. Новорождественская Тихорецкого района (4 ноября 1932 г.)
3. Темиргоевская Курганинского района (4 ноября 1932 г.)
4. Полтавская (переименована в Красноармейскую) Славянского
(ныне Красноармейского) района (24 ноября 1932 г.)
5. Незамаевская Павловского района (25 ноября 1932 г.)
6. Ладожская Усть-Лабинского района (26 декабря 1932 г.)
7. Новодеревянковская Староминского
(ныне Каневского) района (26 декабря 1932 г.)
8. Стародеревянковская Каневского района (26 декабря 1932 г.)
9. Уманская (переименована в Ленинградскую) Павловского
(ныне Ленинградского) района (26 декабря 1932 г.)
10. Урупская (переименована в Советскую) Армавирского
(ныне Новокубанского) района (26 декабря 1932 г.)
11. Платнировская Кореновского района (31 декабря 1932 г.)
12. Старощербиновская Ейского
(ныне Щербиновского) района (31 декабря 1932 г.)
13. Шкуринская Кущевского района (дата занесения не установлена в связи
с несохранностью в ЦДНИКК документов Кущевского райкома ВКП(б)
за ноябрь-декабрь 1932 г.; с черной доски снята 1 апреля 1933 г.).
Но масштаб «чернодосочных» мер этими станицами не ограничивался. На черные доски со всеми вытекающими последствиями заносили отдельные колхозы и отдельные бригады в различных населенных пунктах. А к весне 1933 г. появилась и дифференциация по сельхозработам: за хлебозаготовки, за сбор семян, за невыполнение планов сева. Так, например, 10 февраля 1933 года бюро Ейского райкома ВКП(б) постановило: «Занесенную на черную доску по хлебозаготовкам станицу Старощербиновскую занести на черную доску по сбору семян» (ЦДНИКК. Ф. 1297. Оп. 1. Д. 142. Л. 65).
О выселении из станиц: единоличников; колхозников распущенных колхозов, переведенных на положение единоличников; кулацко-зажиточных хозяйств; жителей чернодосочных станиц Новодеревянковской, Полтавской, Медведовской, Уманской, Шкуринской (ходатайства райкомов о выселении, разнарядки по количеству выселяемых хозяйств). Именные списки отсутствуют, за исключением списка на 308 семей по ст. Шкуринской Кущевского района, выселенных в апреле 1933 г. (ЦДНИКК. Ф. 163. Оп. 1. Д. 127а. Л. 13-18).
Об экономическом и политическом состоянии районов и отдельных станиц: численности и социальном составе населения, о колхозах и партячейках, фактах саботажа, настроениях жителей, организации и проведении хлебозаготовок, количестве высланных, привлеченных к суду и т.д.
Эта категория информации содержится в информационных сводках и отчетах оргпартгрупп по проведению чистки партии и докладах о работе райкомов ВКП(б) на партийных конференциях.
О продовольственном положении в населенных пунктах: организации охотничье-рыбацких бригад для охоты и ловли рыбы, употреблении в пищу суррогатов, сурепы, диких кореньев, травленой кукурузы; об объемах, распределении и условиях выдачи продовольственной помощи и продовольственной ссуды (с февраля 1933 г.); организации общественного питания, завтраков в школах; установлении процентов от дневного удоя молока в колхозах, разрешенных использовать на питание детей и больных; введении увеличенных норм выдачи продовольствия для трактористов и колхозников, выполняющих нормы выработки на севе весной 1933 г.
О выдаче продовольствия каждому, указавшему на спрятанный хлеб, в размере 10-15 % от найденного зерна и зачислении 50 % в счет выполнения задания по семенам.
О разрешении правлениям колхозов использовать из средств продовольственной ссуды «по 15-20 грамм пшена на работающего в поле и в минимально необходимом размере мяса для приварка для тракторных и полевых бригад» (март 1933 г. Кореновский район. ЦДНИКК. Ф. 1222. Оп. 1. Д. 214. Л. 236-238). О борьбе с массовыми случаями срезки колосьев на посевах единоличников и колхозников (июль 1933 г.). О помощи в приобретении коров бескоровным колхозникам (август 1933 г.).
Об отходничестве и бегстве из колхозов: мерах по учету и возврату «ушедших на отходные заработки», установлении заслонов на дорогах и контроле за продажей железнодорожных билетов «только по командировочным удостоверениям и с особым разрешением советов»; патрулировании станиц и хуторов; организации силами милиции и актива подворных обходов для выявления беглецов.
О чистке местных парторганизаций: биографические данные коммунистов, различный политический и бытовой компромат, факты противодействия хлебозаготовкам, а также спекуляции, скупки коров и имущества у репрессированных жителей; протоколы собеседования с проходящими чистку; постановления комиссии по чистке о вынесении партвзысканий, исключении из партии.
О прекращении массовых репрессий и исполнении инструкции СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 8 мая 1933 г.: осуждении на бюро райкомов фактов «избиений и пыток колхозников и единоличников, уличенных в воровстве колосьев»; запрещении занесения колхозов и бригад на черные доски, выселений из домов и лишения приусадебных участков колхозников и единоличников. Массовые репрессии и голое администрирование рассматриваются как «грубейшая политическая ошибка». О привлечении к ответственности работников, виновных в перегибах и самосудах.
Об организации детяслей, временных детских домов, детских площадок и пионерских лагерей, борьбе с детской беспризорностью: организации питания «беспризорных детей единоличников за счет общественных запашек» (октябрь 1933 г.), нормах выдачи продуктов в детприемниках, передаче детприемникам одежды и обуви из имущества, конфискованного за недоимки платежей; создании опекунских комиссий при местных советах.
О переселении в кубанские станицы красноармейских хозяйств: количестве переселенцев, подготовке домов и инвентаря, компактном расселении в станицах, организации из переселенцев отдельных колхозов и бригад, «не допуская распыления»; о льготах переселенцам, их бытовых проблемах и взаимоотношениях с местным населением.
О проведении «внутристаничного переселения»: «уплотнении» единоличников для освобождения лучших домов. О передаче изъятого колхозного имущества выселенных станичников (тягло, молочный скот, инвентарь) вновь созданным колхозам из семей красноармейцев.
* *
*
Безусловно, перечисленной тематикой содержание документов Центра документации не исчерпывается. Многие фонды и дела практически еще не поднимались с полок архивохранилищ. Нужно учитывать и специфику партийного делопроизводства, которая заключается в том, что фонды партийных комитетов и комиссий, несмотря на стандартный видовой состав документов, информационно очень неоднородны. На содержательность документов (особенно за период 1920-х – 1940-х годов) влияли и особенности делопроизводства в том или ином райкоме, и личные качества, грамотность работников, составлявших документы, и близость района к краевому центру, и конкретные события в районе. По-разному складывался состав фондов и в ходе их архивно-технических обработок в партархиве. Тематическая разработка документов райкомов и комиссий по чистке не проводилась, каталоги отсутствуют. Поэтому в каждом архивном деле исследователей могут ждать находки.
Для более предметного знакомства пользователей сайта с материалами Центра документации о хлебозаготовках и голоде на Кубани 1932-1933 годы мы предлагаем подборку иллюстраций этих документов и их аннотированный перечень.
Иллюстрации (с краткими заголовками документов и отсылочными данными) систематизированы по трем разделам. Многостраничные документы даны фрагментами. В первом разделе («Исчерпаны все возможности…» ) представлено восемь документов, отражающих назревание кризиса хлебозаготовок в 1932 г. Во втором разделе («За контрреволюционный саботаж…» ) помещено 26 документов о занесении станиц и хозяйств на черные доски и проведении репрессий. Третий раздел («…Уже не нуждаемся в массовых репрессиях» ) содержит 13 документов об отмене черных досок, вселении переселенческих хозяйств, продовольственной помощи районам Кубани и выходе из голодного кризиса. Здесь же представлен типографский экземпляр документа, положившего конец массовым репрессиям - инструкция ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 8 мая 1933 г. о прекращении массовых выселений, упорядочении производства арестов и новой обстановке в деревне.
В аннотированный перечень включен более широкий круг источников по теме - 174 документа за 1932-1933 гг. в хронологическом порядке с кратким описанием их содержания и отсылочными данными. В отдельную часть перечня выделены документы обобщающего характера, относящиеся к началу 1930-х годов.
Подборка иллюстраций подготовлена сотрудниками ГУ «Центр документации» И.Ю. Бондарь (составление) и И.С. Козыренко (электронная версия); аннотированный перечень документов составлен И.Ю. Бондарь и Н.Г. Поповой.
Надеемся, что представленные документы дополнят круг источников по этой теме, опубликованных в последнее время в академических документальных изданиях, а также собранных исследователями в записях «устной истории», и, воссоздав на примере Кубани картину трагического прошлого, помогут историкам, краеведам, учителям в объективном изучении и освещении отечественной истории.
Отзывы и предложения, а также, возможно, записи воспоминаний, сохранившиеся в семейных архивах фотографии и документы для пополнения архивной коллекции по истории Кубани присылайте по адресу:
[email protected] или ул. Академика Павлова, д. 122, г. Краснодар, 350001.
Благодарим Вас за внимание к нашему архиву.
http://www.kubanarchive.ru/golod/bondar/
