Писатель, драматург, театральный критик Артур Соломонов, несколько лет назад уехал из России. Сегодня его пьеса «Как мы хоронили Иосифа Виссарионовича» идет в московском Театре.dоc, при этом гастроли в нескольких российских городах оказались отменены. Но читки этой пьесы с успехом проходят в разных городах Европы, в них участвуют не только артисты, но и общественные деятели. Мы говорим о том, существует ли сегодня проблема отмены русской культуры на Западе, как быть с чувством вины и каково эмигрировавшим деятелям культуры начинать все с нуля.
расшифровка
Зоя Светова. Всем привет! Это подкаст «Совещательная комната». И мы, его ведущие. Я — журналист Зоя Светова.
Вера Челищева. И я — журналист Вера Челищева.
Светова. Сегодня наш гость — писатель, драматург, театральный критик Артур Соломонов. Артур уже несколько лет назад уехал из России. Его пьеса «Как мы хоронили Иосифа Виссарионовича» идет в московском Театре.doc, хотя гастроли в нескольких городах, кажется, запретили. Потом ее поставили в Тбилиси, в русском театре, и с успехом проходят читки этой пьесы в разных городах Европы. В читалках участвуют не только артисты, но и общественные деятели, и это вот такая очень интересная форма театральной деятельности в русской западной диаспоре.
Артур, расскажи, пожалуйста, вкратце содержание своей пьесы и объясни, чем вызван ее такой, в общем-то, вполне необыкновенный успех, почему известные люди — журналисты, артисты, политологи соглашаются участвовать в читке пьесы? Ведь не только потому, что эта пьеса так хороша, талантлива и так далее, есть же в этом какой-то высший смысл?
Артур Соломонов. Такой вопрос немножко принуждает меня к какому-то самовосхвалению. Попробую объяснить.
В большом крупном театре типа Малого и Александринского или МХАТ ставят смелый либеральный спектакль о Сталине, с либеральными ценностями, о свободе, отрицающий сталинизм. И так получается, что на превью (превью — это такой предварительный показ для друзей, для журналистов) невидимым
зрителем этого спектакля оказывается президент России. Он не появляется на сцене, он реагирует на происходящее один раз только кашлем, потому что спектакль ему не понравился.
Он считает, что смеяться над властителями нельзя вообще, в принципе над властью смеяться нельзя. И второе — его смущает, что Сталин умирает. Ему это не нравится в спектакле, и с его подачи начинаются мучительные переделки спектакля.
В итоге спектакль, который был смелым, меняется на совершенно конъюнктурный и по смыслу довольно убогий. И в процессе того, что происходит на сцене, главный режиссер театра, который одновременно исполняет роль Сталина, а также его коллеги, которые исполняют роли Берии, Хрущева и других деятелей советской политики, — они превращаются в своих героев, и постепенно внутри театра воспроизводят некие элитарные практики. В театре появляется карцер, начинаются издевательства. Выстраивается вот эта тоталитарная структура. Внутри одного отдельного театра возникает структура сталинизма.
Мне кажется, что, когда я писал этот текст (не в этом году), такого наступления сталинизма во всех его проявлениях еще не было. Я описал трагифарс. Это мне кажется самым важным. Очень много произведений об ужасах сталинизма, который действительно ужасен, и такие произведения сами по себе очень тяжелы для восприятия. А здесь я попытался в форме трагифарса, то есть с иронией, со скепсисом, с юмором рассказать об этой довольно тяжелой проблеме для страны. И актуальность этого все больше и больше увеличивается.
То есть я как автор, конечно, рад. Но как гражданин я бы хотел, чтобы актуальность этого текста когда-то была утрачена полностью и постановку перестали бы ставить. Но исходя из того, что происходит в России, я думаю, что этот текст и ему подобные вряд ли потеряют злободневность.
Светова. То есть ты хочешь сказать, что он сегодня так востребован, потому что он отражает ту ситуацию, которая происходит в России? И те, кто участвует в этих читках и в спектаклях, они хотят об этом в очередной раз сказать, как-то сигнализировать о том, что происходит?
Соломонов. Ну, во-первых, эти читки раньше были просто читки. Мы собирались, читали с разными людьми, известными, менее известными общественными деятелями и журналистами. И всегда был полный зал, успех, аншлаг. А потом это изменилось. Теперь эти читки собирают деньги, и они идут в помощь населению Украины, буквально на еду. То есть вот мы собрали в читке в Риге, где участвовал Филиппенко, Набутов, Долин*, Монгайт* (может, кого-то забыл, прошу прощения), около 10000 €. В Вильнюсе тоже около этой суммы примерно собрала читка. Я, к сожалению, не помню точных цифр. Мы купили около семи тонн еды для Херсонщины и Харьковщины. Приходили благодарности оттуда. И это, конечно, производит сильное впечатление.
Я, честно говоря, когда мне сказали, что мы будем собирать на еду, как-то не воодушевился. А оказывается, там все логистические цепочки уничтожены. И получается, что еда сегодня для украинцев одна из самых важных вещей. И едой нужно помогать. Поначалу я думал, может быть, как-то по-другому поддерживать, а не кормить, а оказывается, проблема еды тоже существует.
Я думаю, в России сталинизм везде: на любой бензоколонке, в школе, в редакции СМИ — где угодно, руководитель постепенно начинает считать себя владельцем времени, личности, свободы своих подчиненных.
Это почти всегда происходит в России. Ну в театре-то это понятно. Это такая традиция, это немножко другая история. Но в разных организациях в России возникает вот такой маленький сталинизм.
В пьесе показано постепенное возникновение вокруг Сталина его группы поддержки, в данном случае это актеры, которые играют Берию и Хрущева. Этот воспроизведенный механизм я наблюдал в разных ситуациях. Дело не только в отрицании конкретной фигуры Сталина. Это пьеса про сегодняшний день. У нас всегда начальник в коллективе постепенно тем или иным способом становится маленьким Сталиным, маленьким, в зависимости от размера организации.
Челищева. Мы все слышали, и вы, конечно, тоже. Во Владивостоке Владимир Путин заявил, что из России уехали в том числе и деятели культуры. Он даже назвал цифру: где-то 160‒170 человек. По его данным, они якобы уехали не только потому, что не согласны с политикой российских властей, а чтобы сохранить свои дома и активы.
Я процитирую: «Накупили за последние годы домов, квартир за границей, имеют счета за границей. Люди хотят это сохранить, боятся потерять». И конечно, сказал, что в России никто им не мешал высказывать свое мнение. В общем, классика жанра.
У меня такой вопрос. Вы как человек культуры и человек, который не живет уже в России, можете объяснить, что чувствуют эмигрировавшие деятели культуры? Режиссер, исполнитель, артист, который вот в таких условиях уезжал из страны, когда не мог оставаться в ней, не мог соглашаться с тем, что происходит, и начинал жить совсем в другой реальности?
Может быть, у них и больше средств, чем у какого-то рядового гражданина России, который уезжал от той же мобилизации, но все равно, каково это — начинать свою творческую жизнь, по сути, заново? Когда в России тебя все так называемые патриоты поминают «добрым словом», обвиняя в предательстве. Насколько это сложно с моральной точки зрения?
Соломонов. Ну, вообще любой переезд сложен. Но особенно для деятелей культуры. Если человек владеет каким-то ремеслом — или айтишник, или там, не знаю, даже банковский служащий, им тоже сложнее. Надо учить язык и немножко финансовую систему конкретной страны. Но в случае с деятелями культуры, с теми, кто занимается культурой, это, конечно, гораздо более сложная история. И эмиграция — это, конечно, не то, как описал Путин, сохранение своих домов и активов.
Я встречал и продолжаю встречать сейчас все больше и больше людей, которые никакого финансового запаса не имеют, никаких квартир, нигде ничего у них нет. Они просто уехали, каждый по своей причине, но скорее от отрицания происходящего в России, нежелания участвовать в [частичной] мобилизации, от понимания того, что если они останутся, то им так или иначе, как деятелям искусства, придется идти на компромисс.
Не может не быть этого компромисса в России, потому что культура полностью сейчас зачищена, кроме двух-трех организаций. Один из них — Театр.doc. Поэтому, конечно, на слова Путина даже реагировать как-то смешно. Он давно уже разговаривает и произносит свои речи очень низкого качества. Поэтому его слова уже вообще никакого смысла не имеют.
Я даже не читаю больше его высказываний, потому что они одинаковые, они всегда для меня бессмысленны.
Но я понимаю задачу властей — им нужно консолидировать общество, сказать, что уехали 160 человек (спасать свои активы), а я лично знаю, что 1000 уехали и у большинства ничего нет. Может быть, для человека, не знающего и не понимающего ситуации, — это приятная новость, что те, кто убежал, это предатели. А как президент должен был сказать? Мы жалеем, что талантливые люди уехали и культура потеряла многое? Ну, он же не может сказать такого.
Светова. Эти читки пьесы и другие спектакли вы с коллегами ставите все-таки для русской аудитории на Западе. И не секрет, что существует так называемая отмена русской культуры на Западе. Как ты к этому относишься и возможно ли, например, ту же пьесу про Иосифа Виссарионовича перевести на какой-то другой язык и показывать уже для западной аудитории?
Соломонов. Месяца два назад была премьера в Америке. Не было никакой отмены культуры. Я, к сожалению, не смог попасть. Но в Восточной Европе были ситуации, когда… высказыванию помешали. Русский ставит о Сталине, о сталинизме, зачем это нам в Варшаве или в Праге?
Это все происходит внутри общества, которое категорически против вообще любого российского влияния сейчас. Я думаю, что в странах типа Германии и Западной Европы это проще. Я просто там какие-то предложения уже получил, пока не буду про них говорить.
Я много читаю z-патриотов, которые пишут о том, что в Европе и в Израиле нет зрителей, нет публики, все русские побираются, все в несчастном положении просто. А все совсем наоборот, набираются огромные залы, приехало огромное количество публики. Так что мечты z-патриотов в данном случае совсем не соответствуют действительности.
А что касается сути дела — вины, то я пока не читал, например, каких-то глубоких исследований по поводу вины немецкой культуры, которая бы создала эту страшную катастрофу.
Очень много разговоров, но конкретное влияние там Гете, Шиллера, Бетховена, Баха и так далее не изучено. А времени прошло очень много. Германия давно свободная страна, эти исследования должны были бы появиться, потому что это очень сложная тема.
Влияние конкретно Достоевского, Пушкина и других великих людей. Я думаю, нужно просто школе, когда все будет нормально, когда мы придем в какую-то норму, без воплей, что мы великие или что мы несчастные, надо объяснять, что все, что написали Пушкин, Достоевский и Толстой, это совсем не Библия. Но при этом это люди своего времени, с огромными заблуждениями, как у Достоевского и у Пушкина.
Великолепный роман Достоевского, а вот есть его дневники писателя, где излагаются мысли, которые надо подвергать критике. Или почему в «Братьях Карамазовых» и антисемитизм, и антипольские настроения? Это все нужно просто нормально оценивать. Великий писатель, отменять его не надо. Но надо понимать, что он нес в себе какие-то вирусы, какие-то заблуждения своего времени и сам был не идеален.
Поэтому надо как бы отделить взгляды от творчества, но отделить на каком-то начальном этапе, моменте школьного образования, и тогда не надо будет никакие памятники сносить. Нужно прийти в чувство, что ли.
Эта великая русская культура никаким образом не более великая, чем немецкая или французская, или итальянская, просто одна из очень больших крупных культур. Отрицать этого не надо, но делать вид, что она самая уникальная — это тоже комедия. Она просто уникальной кажется и такой удивительной на фоне странной политической и социальной жизни народа. А она просто одна из европейских культур, и все.
Челищева. Несколько месяцев назад вы издали в Австрии на русском языке книгу «Натан». Это сатирическая абсурдистская повесть о нашей российской жизни, такая достаточно утопическая. В центре два героя. Главный — это Натан Эйпельбаум, вполне харизматичный человек, который попадает в Кремль и получает благословение на создание нечто вроде плана спасения России и дискредитации оппозиции, и в результате оказывается в тюрьме, бежит оттуда и потом летит в космос и т.д. Во всех его приключениях и авантюрах его сопровождает говорящий енот. Расскажите, пожалуйста, кто прототип главного героя и при чем тут енот?
Соломонов. Это так пишется. Ты ухватываешься за какие-то фантазии, которые возникают из желания ответить на современные проблемы, но художественным текстом. Я начинал писать еще до <февраля 2022>.
Мне казалось, что
наша реальность сама по себе уже тогда настолько перешла все границы абсурда, сюрреализма, логики, что я подумал, что это может быть написано только как сверхабсурд, сверхсюрреализм.
И поэтому появился енот-политик, который участвует в политической жизни. Появился этот Натан, который не имеет как будто бы собственных взглядов. Он постоянно меняется. Он то либерал, то патриот, то он живет в самоваре, то проповедует, то объявляет войну всему миру. Там есть вот этот заход на войну, которую должна начать Россия. И когда началось то, что называется в России «специальной военной операцией», мне отказало в публикации одно издательство, потом другое — все довольно крупные. Я хотел очень, чтобы это было в России. Но даже электронный вариант они побоялись публиковать. И сейчас это есть на Литрес.
Загадочным совершенно образом австрийское издательство напечатало. Конечно, в живом виде этого нигде нет, кроме Театра.doc. Мы передали какое-то количество экземпляров, хотя тоже смешно — роман сатирический, про говорящего енота и какого-то Натана, который постоянно перевоплощается и меняет маски и облик. Ну чем он-то опасен, этот роман?!
Это тоже продолжение сюра.
Светова. Я прочитала эту повесть, она достаточно занимательна и неожиданна. И я не хочу особенно спойлерить. Но вот хочу остановиться на сцене в Мосгорсуде, которая напомнила мне сцену из «Мастера и Маргариты» Булгакова, когда доллары, которые раздавал Коровьев во время представления, превратились в пустые бумажки. А вот сцена в Мосгорсуде, описанная в «Натане»:
«В тайных папках архива Мосгорсуда хранятся поразительные фотосвидетельства: молодая судья, практически Фемида, яростная и полунагая, зачитывает приговор Эйпельбауму и еноту. Невдалеке по стойке «смирно» стоят полуобнаженные судебные приставы: их взгляды исполнены гнева. …Под восхищенный рев публики (который ощутим даже на фото) Натан и Тугрик получают еще двенадцать лет заключения за «оскорбление чувств верующих во власть».
Что это? Таким ты видишь российский суд? Это такое метафорическое раздевание российского суда? Сбрасывание всяческих масок? Полный абсурд всего того, что с нами происходит? Глупо, конечно, задавать автору вопрос: что ты хотел сказать этой своей повестью?
Соломонов. Я ходил, естественно, на заседания по Серебренникову, ходил на другие заседания, даже сына приводил, чтобы он посмотрел на этот очень плохой, унылый и, в общем-то, бездарный театр. Они же даже не стараются, там нет хороших артистов, они просто бубнят. И это обыденность происходящего. Людей лишают свободы, лишают жизни, лишают здоровья, а в итоге невинных людей просто закатывают.
И сочетание бессмысленности происходящего и какой-то такой банальности. И меня это как-то сильно впечатляло. Мне казалось, что единственная победа, которая возможна над этим, — она какая-то чудесная, мистическая. И я это и показал.
Челищева. Вы слушали подкаст «Совещательная комната», и мы говорили с писателем, драматургом Артуром Соломоновым о его новой книге «Натан», такой сатирической абсурдистской притче о нашей жизни, говорили о судьбе российской культуры в Европе. Говорили о том, как вообще можно выжить людям культуры, которые вынуждены были эмигрировать. Слушайте наш подкаст на YouTube, на Apple Podcasts и на других платформах. Спасибо, что ставите лайки, пишете комментарии. Всем привет! До свидания!
* Внесены Минюстом в реестр «иноагентов».
