Судья Замоскворецкого районного суда Москвы Юрий Рахматов удовлетворил ходатайство следователя Дмитрия Полещука и оставил режиссерку Женю Беркович и драматурга Свету Петрийчук под стражей до 10 января 2024 года.
«С Новым годом! С новым годом, Дмитрий Геннадьевич» — с такими пожеланиями Женя Беркович обратились из стеклянного аквариума к следователю, после того как судья зачитал решение, продлевающее срок ее ареста еще на два месяца.
Женя Беркович и Светлана Петрийчук встретят новый 2024 год в СИЗО. И это очень плохая новость для них, для их семей, их друзей и для всех нас. Это — ужасная новость для двух приемных дочерей Жени Беркович. Эти две девочки, усыновленные Беркович из детского дома, ждут ее возвращения домой. Об этом на суде со слезами и отчаянием в голосе говорила сама Женя, об этом с профессиональным знанием дела говорила психолог Дарья Дмитриева, которая свидетельствовала об ухудшении психологического и психиатрического состояния младшей дочери Жени — Киры.
«У меня дома двое детей, которых на полгода оторвали от мамы. Для них это пытка. И вы, ваша честь, надеюсь, вот этими двумя руками — правой и левой, либо вы эту пытку прекратите, либо вы ее продолжите!» — выступление Жени Беркович было очень эмоциональным. Но, судью Юрия Рахматова они не тронули — так же, как и его коллег в Замоскворецком и в Хамовническом судах, где раньше рассматривались ходатайства следствия о продлении ареста Беркович и Петрийчук. Все эти судьи остались безучастны и к крикам о помощи, и к доводам адвокатов, и к словам Светланы Петрийчук, которая, в отличие от эмоциональной Жени, спокойно, и аргументировано объясняла суду, что их шестимесячный арест — «позорен, абсурден, несправедлив».
Петрийчук спрашивала судью:
«Почему нужно, чтобы мы сидели в СИЗО, в камерах с женщинами, совершившими страшные преступления, которые убивали детей и мужей, почему с ними должны находиться режиссер и драматург, спектакль которых кому-то не понравился?
Нет никаких доказательств, что мы можем куда-то скрыться. Полгода — достаточный срок. Никакого оправдания терроризма нет и быть не может».
Так кто заказал-то?
И да, Светлана Петрийчук произнесла очень важную фразу: «Спектакль, который кому-то не понравился…»
В течение трех часов, что длилось заседание в Замоскворецком суде, которое началось с четырехчасовым опозданием, меня мучил один-единственный вопрос: кто тот самый таинственный персонаж, которому не понравился спектакль «Финист Ясный Сокол» или другое произведение Беркович и Петрийчук? Чей это «заказ», что заставляет следователя, прокурора и различных московских судей продлевать раз за разом меру пресечения режиссерке и драматургу без каких-либо законных оснований — напротив, при наличии серьезных препятствий продлевать их содержание под стражей?
Адвокаты Беркович и Петрийчук блестяще доказывали, что держать их подзащитных в СИЗО нет причин, предложили двухмиллионный залог, просили назначить домашний арест…
Следователь Полещук беспомощно мямлил про то, что дело «особой сложности», надо дождаться экспертизы, надо еще кого-то допросить не в Москве. Экспертиза будет закончена в ноябре.
Фото: Светлана Виданова / «Новая газета»
Адвокат Беркович Ксения Карпинская обратила внимание судьи, что аргументы следователя несостоятельны:
ничего не мешает следователю закончить все эти процессуальные действия, переведя обвиняемых под домашний арест или под залог.
Адвокат Петрийчук Сергей Бадамшин подвел итог: «Четыре тома уголовного дела, 12 допросов, 10 следователей — уже полгода ареста».
Ксения Карпинская сказала, что следователь специально назначил новую автороведческую экспертизу не в Москве, чтобы затянуть следствие, и один из вопросов, который там поставлен: «сравнение пьесы "Финист Ясный Сокол" с приговором по делу Вари Карауловой».
Как пребывание Беркович под домашним арестом может помешать ответу на этот вопрос?» — удивилась адвокат.
«Может создать ложные доказательства невиновности»
Адвокат Елена Орешникова обратила внимание на один из аргументов следствия для продления ареста — Беркович де может создать «ложные доказательства своей невиновности».
«Что может сфальсифицировать обвиняемая, а ее обвиняют в ролике (видеозапись спектакля. — Ред.), который защите даже не представлен? — возмутилась защитница. — Спектакль продолжают демонстрировать, а Беркович находится под стражей? Почему следствие этому не препятствует? Продление ареста и следствия — грубая волокита».
Защитник Светланы Беркович Серей Груздев (в прошлом судья Мосгорсуда. — Ред.) обратился с пламенной речью к судье Рахматову. Он вышел к свидетельской трибуне и произносил свою речь, то глядя на свою подзащитную, то глядя на судью.
Груздев говорил, что все, что происходит в суде, — издевательство над правосудием. Материалы, представленные следователем, «пустые»: постановления, допросы, ордера адвокатов, экспертиза, которая признана Минюстом не соответствующей закону…
«Я понимаю, если бы они вышли с пикетом на Красную площадь (Груздев имеет в виду, что здесь можно было бы усмотреть состав какого-либо преступления. — Ред.), но они пишут пьесы, получают государственные награды, две «Золотые маски»… Зачем им сидеть под стражей?»
В заключение адвокат Груздев напутствовал судью в духе американских сериалов про правосудие: «Когда уйдете в совещательную комнату, если встретите закон, скажите, что я спрашивал о нем».
«Бессмысленная жестокость» — так охарактеризовала Женя Беркович полгода их пребывания в СИЗО-6.
Светлана Петрийчук и Евгения Беркович. Фото: Светлана Виданова / «Новая газета»
Правосудие как месть
Я бы сказала, что это не просто «бессмысленная жестокость», это какая-то изощренная месть.
Когда смотришь на следователя, прокурора и судью, понимаешь, насколько они отдают себе отчет в том, что нет никаких законных оснований продолжать пытку тюремным заключением этих молодых женщин.
«Почему же они это делают?» — спросите вы.
На одном из судебных процессов по другому делу я как-то подошла к прокурору и спросила, почему вы не попросите отпустить этого подсудимого под домашний арест или залог, ведь закон это позволяет (речь также шла о ненасильственном преступлении. — Ред.), прокурор мне ответил: «Я не могу это сделать, меня тогда самого «расстреляют». Он имел в виду, конечно же, что, если он ослушается вышестоящего начальства, его уволят.
Да, они не хотят рисковать своей карьерой, работой, они не станут просить домашнего ареста для обвиняемых в «оправдании терроризма». Сама суть обвинения — «черная метка», присланная кем-то Беркович и Петрийчук.
И здесь никакие обстоятельства, даже опасность гибели детей и разговоры про сильно пожилых родственников, — ничто не поможет. Для следователя, прокурора и судей режиссерка и драматург — «прокаженные».
Для нас, журналистов, для коллег обвиняемых, их друзей и сочувствующих, которые приходят на заседания, ждут начала процесса несколько часов, чтобы прокричать в коридоре: «Мы вас любим», когда Беркович и Петрийчук проводят в зал, этот процесс — очередной пример мужества подсудимых, абсурда и деградации и позора российского правосудия.
И — пример нашего общего бессилия. Мы можем ужасаться тому, что происходит, и ждать развязки. В данном случае — приговора. Остается только писать Жене Беркович и Свете письма поддержки и не терять надежду, что история все расставит по местам. И уж точно станет известно, кто решил использовать правосудие как месть, кто и почему прислал талантливым молодым женщинам «черную метку».
Фото: Светлана Виданова / «Новая газета»
Речь Жени Беркович на суде
(печатается в сокращении):
«У меня дома двое маленьких детей, которых на полгода оторвали от мамы (Женя говорит о психологическим возрасте своих усыновленных детей, реально им 17 и 18. — Ред.). Для них это пытка. Возможно, какое-то решение уже принято. Я понимаю, что в целом я могу сплясать, спеть, встать на голову, рэп прочитать — решение какое-то принято. Господина Полещука (фамилия следователя. — Ред.) не очень волнуют дети, состояние которых ухудшается с каждым разом. Он переживает, обижается, ему очень сложно. «Невероятно запутанное дело»…
Почему нельзя допрашивать директора ТЮЗа Екатеринбурга в тот момент, когда я нахожусь дома, на Ленинградском проспекте, и не даю дочке выдвинуться в окно?
Я не понимаю, каким образом я в этот момент помешаю допрашивать директора Екатеринбургского ТЮЗа? Ну вы на меня смотрите с глубоким таким осуждением. Расследуйте!
Я понимаю, что крокодил назад не ходит, но крокодил может немножко хотя бы остановиться… Нам все равно еще придется судиться. Много чего есть сказать по этому делу, по существу. Скажем мы, вы скажете, скажут какие-то еще таинственные свидетели. Никуда мы не денемся, не убежим, не улетим, если бы мы хотели уехать, мы бы уехали.
Можно посмотреть по сторонам в нашем театральном пространстве и понять, что если кто-то из присутствующих отсюда хотел в ужасе сбежать, в ужасе сбежал бы.
Вы пытаете людей. Это пытка, это живые люди.
Вы говорите, ваша честь, что исследуются материалы. Если бы я так исследовала материалы, когда я ставлю спектакль, то никогда бы ни одного спектакля не поставила.
Пожалуйста, обратите внимание на экспертизу, которая у вас есть, экспертиза психологического состояния здоровья детей. Причем это было в прошлое продление, сейчас состояние ухудшилось. Кроме сложных психологических диагнозов, психиатрических диагнозов, которые я не оглашаю, поскольку открытое заседание, но, честно говоря, уже не важно, — а важно, чтобы я просто могла этих несчастных детей за руку взять.
Знаете, есть хорошее латинское выражение, которое на русский переводится как «Бог сохраняет все», а на еще более русский переводится как «Бог— не Микишка, у него своя книжка». Так вот, у нас в СИЗО был шмон, это такой тотальный обыск. У меня изъяли Тору, сослались на то, что есть такая статья, ст. 205, вы понимаете, террористическая, и вот «мы должны разобраться». Я понимаю, что Тора, книга священных текстов для христиан и иудеев, — это именно то, что читают проповедники исламского фундаментализма. Конечно, логично. Так вот это — та самая книжка, которую даже на фсиновском шмоне отобрать нельзя. И то решение, которое вы, ваша честь, примете, оно тоже там, в Книге Судеб, будет записано. Надеюсь, что оно будет хорошее, и да продлятся ваши дни».
