Пытки — это заразно.
Пытки, как бы их не старались скрыть сотрудники колоний, невозможно запереть на режимных объектах. Изверги уходят домой после смены, их жертвы освобождаются после срока. Как они встраиваются в российское общество и влияют ли на жизнь страны в целом — об этом «Вот Так» поговорил с психологом и социологом.
«Эмоциональная инвалидность со смертельным исходом»
Любая пытка оставляет след на человеке. Как правило, она становится последним толчком к тяжелейшей депрессии. Речь идет не просто о плохом настроении — изменения происходят на уровне гормонов и нейромедиаторов головного мозга, говорит «Вот Так» психолог Ирина Голуб.
Голуб уже несколько лет сотрудничает с Комитетом против пыток. В том числе работает с людьми, прошедшими через тюремный ад. Она отмечает, что развитие депрессивного состояния происходит у каждого по-разному. У одних болезнь может протекать легче, у других — осложняться посттравматическим стрессовым расстройством. И тогда люди начинают испытывать флешбеки — острые воспоминания на уровне тела и образов — при виде силовиков.
«Я недавно общалась с одной из заявительниц. У нее такая ситуация произошла: она уже была не в очень хорошем состоянии до всего этого, там были свои проблемы со здоровьем. Случились пытки, начались угрозы, что если она не сделает то-то и это, то пострадает ее сын. Когда я с ней столкнулась, это была погасшая, потухшая… Я даже женщиной не могу ее назвать. Это существо, которое в сорок с небольшим лет тянет лямку жизни», — рассказала Голуб.
Психологическое нездоровье со временем приводит к нездоровью физическому, отмечает психолог. Человек, переживший пытки и не начавший лечение, начинает чувствовать реальную боль в теле. Врачи не могут найти видимой причины — внешне он здоров. Рано или поздно это приводит к летальному исходу.
«При депрессиях, которые длительно наблюдаются и не лечатся, люди доходят до состояния, когда могут впадать в депрессивную кому. Из нее большинство уже не выходит. По сути это смерть», — отмечает эксперт.
После выхода из СИЗО или колонии жертвам пыток требуется помощь специалистов. Не только психолога и психиатра, но еще невролога и других докторов. Иногда необходимо санаторно-курортное восстановление или пребывание в психоневрологическом стационаре. Но на деле редко кто из людей, подвергшихся насилию в тюрьме, идет на реабилитацию. Многие даже не понимают, что она им нужна, отмечает Голуб.
О том, какие бывают пытки, «Вот Так» рассказывал на примере ОТБ-1 Саратова.
Травмированные люди возвращаются в общество, но до конца не могут адаптироваться. У них не получается найти работу, им не хочется никуда выходить из дома. У них пропадают социальные контакты. «Люди в таком состоянии похожи на потерявшихся детей. По большому счету это инвалидность без видимых признаков инвалидности», — заявила психолог.
«Все переживания вины и страха гиперболизируются. Человек рисует свою жизнь в мрачных красках. Для них даже малейшая проблема — крах всей жизни. Они чувствуют себя беспомощными, не в силах что-либо изменить. Они чувствуют свою вину за все на свете», — отметила специалист.
«Если бы мы жили в демократичном обществе, где таких вещей не происходило бы, то я думаю, что и само общество было бы гораздо здоровее», — резюмировала она.
«Для пытающих это вроде и не так страшно»
Тех, кто осуществляет пытки, можно формально назвать более здоровыми в психическом плане. Их действия чаще всего связаны с психопатическим типом личности. Как правило, такие люди нарциссичны или социопатичны, рассказала Голуб.
Они на психическом уровне стремятся к высокому положению в социуме. Их прельщает новая должность, новое звание — или лучшее отношение к себе. Пытки они используют как инструмент достижения «новой звездочки на погоны». Таких людей мы можем встретить не только в силовых структурах, но и во всех органах власти.
«Власть дает возможность развязаться безнаказанно вот этому внутреннему конфликту, который у них с детства хранится. При этом никакого стыда они не испытывают. У них хорошо развит интеллект рациональный и плохо развит эмоциональный интеллект», — объяснила психолог.
На тип личности, по ее словам, больше всего влияет воспитание. «Чаще всего такие люди росли в семье, где правил бал треугольник Карпмана: жертва, спасатель и тиран. В большинстве случаев у таких людей было достаточно неблагополучное детство. Дети, которые были жертвами своих родителей-тиранов, со временем вырастают в таких же тиранов. Но в их голове укладывается, что своих трогать нельзя», — рассказала она про взаимоотношения.
«Я скажу на собственном примере. У меня бывший муж, его нет в живых, он тоже работал в полиции и тоже страдал такими вещами. Он мог применять силу чрезмерную к тем людям, которые к нему поступали по каким-то преступлениям. Вот у него была очень жестокая мама, которую он до определенного возраста боялся», — объяснила Голуб.
Специалист также объяснила, почему пытки, как правило, связаны с сексуальными практиками. Во-первых, в сексе люди проявляют пассивную агрессию. Во-вторых, в голове пытающих это вроде как и не насилие.
«Допустим, я не могу ударить человека по голове чем-нибудь, но изнасиловать его я могу. Потому что я вроде бы ничего такого не делаю. Вроде как и не так страшно», — сказала она.
От конфликтов до массовой беспомощности
Когда люди, прошедшие через пытки, и организаторы подобных истязаний встречаются в быту, происходит конфликт. Он развивается по тому же треугольнику Карпмана. В нем жертва, которая в силу депрессивного расстройства чувствует себя виновной во всем, получает ожидаемое наказание. «А вина ждет наказания», — отметила Голуб.
«Вот кто-то где-то в очереди встал. Жертва обязательно получит в свою сторону порцию агрессии за то, что не так тележку поставила в магазине. А те, которые тираны, у них возникает непреодолимое желание за эту тележку что-то высказать. И это встречается постоянно», — привела пример психолог.
Депрессивное состояние, в котором находится жертва, распространяется среди людей. Голуб буквально называет это «психологическим вирусом».
«Если в окружении человека, испытавшего на себе пытки, находятся достаточно эмпатичные, сопереживающие люди, у которых есть проблемы с границами, то срабатывают зеркальные нейроны в мозге. Грубо говоря: плохое настроение — это заразно. Эти люди точно также могут заболеть депрессией, у них также наблюдается тревожное расстройство», — описала эксперт.
«Вирус» распространяется не только через общение с пострадавшими от насилия. Самочувствие людей, никогда не сталкивавшихся с тюремными нормами, может ухудшиться от новых сообщений о пытках и даже от самого понимания, что их практикуют в колониях. «Это формирует неосознанный страх перед будущим, перед тем, что любой из нас может оказаться в такой ситуации. Тем более если человек не виноват», — рассказала о механизме Голуб.
«По сути, общество живет в колоссальном страхе, и как бы хорошего ничего нет. Давайте смотреть правде в глаза. Русские люди очень депрессивны по своей сути. А плюс еще все эти нехорошие новости, негативные рассказы, ситуации, которые не дают ощущения безопасности, приводят к тому, что люди просто-напросто уходят в сонный анабиоз. Они не могут нормально думать. По большому счету это выгодно власти. Ведь люди, которые боятся, — ими легче управлять», — объяснила собеседник «Вот Так».
Социальная ловушка
Социолог, глава исследовательских программ фонда «Общественный вердикт»* Асмик Новикова считает, что пытки не особо отражаются на обществе. По крайней мере, они не переносятся на общественные отношения напрямую. Другое дело, что из колоний в общество просачивается тюремная культура. А ее частью в том числе являются пытки.
«Заключенный после того, как он отбыл наказание, возвращается в общество. Он не улетает на Марс и не находится на подводной лодке. Общество должно быть заинтересовано в том, чтобы у людей в заключении были нормальные условия, чтобы их права соблюдались, чтобы их лечили, не били ровно потому, что мы хотим, чтобы из тюрьмы вернулись люди, способные найти силы после заключения стать приемлемыми членами общества. Эта идея кажется банальной, но она не звучит в информационном поле и редко высказывается властями. Систематическими пытками и издевательствами исправление, заявленное как основная цель всей системы ФСИН, не достигается», — сказала она.
Новикова отметила, что масштабных исследований о влиянии пыток на российское общество либо нет, либо их результаты не публиковали в открытом доступе. Однако фонд проводил онлайн-опрос о пытках. Он показал, что многие люди в зависимости от ситуации либо одобряют применение силы со стороны силовиков, либо считают, что это крайняя необходимость и ее нужно регламентировать.
«Последний наш замер зафиксировал одну социальную ловушку. Чем больше появляется информации о жестокости и пытках, тем больше возникает эффект “опривычивания” насилия. Оно становится обыденным, оно становится в социологическом смысле нормативным. И люди постепенно это усваивают. Есть риск, что когда информации становится больше, хотя это правильно, все больше людей будет реагировать так: “Да, это есть, но зачем вы нам в очередной раз это показываете?”» — сказала социолог.
За «опривычиванием» насилия следует повышение уровня толерантности общества к насилию в целом. «Когда говорим о проблеме пыток, мы говорим не только о колониях. Просто сейчас эта тема заново актуализировалась. И в детдомах, и в психоневрологических интернатах проблема жестокого обращения, пыток сохраняется. Любое закрытое учреждение рискует превратиться в конвейер издевательств и пыток, если не будет никаких барьеров», — сказала Новикова.
Исследователь Антон Олейник в комментарии «Вот Так» сказал, что тюремная культура, в том числе пытки, все же находит отражение в обществе. По крайней мере на уровне ощущения безопасности. Этим и объясняется парадокс: сидельцев по сравнению с 1990-ми годами стало меньше, а интерес к тюремной тематике лишь возрос.
«Тюрьма ассоциируется с бесправием и бессилием, отсутствием свободы и возможности что-то поменять. Хотя перспективы оказаться собственно за решеткой не так велики, как раньше, ощущение бесправия, бессилия и отсутствия возможности что-то изменить остается и даже усиливается. Отсюда сохранение актуальности тюремной тематики, на мой взгляд», — сказал он.
Что с этим делать?
Психолог Ирина Голуб говорит однозначно: всем, кто почувствовал тоску или беспомощность из-за пыток, нужно обратиться к специалисту. Особенно это касается тех, кто общается с жертвами тюремного насилия.
В глобальном плане, считает Голуб, нужно «начать возвращать обществу духовность». В первую очередь стоит иначе воспитывать детей. «Надо прекратить их наказывать в тех случаях, где можно с ними договориться. Надо психологию детям в школе преподавать. Я работала с подростками и была в тихом шоке от того, что в нашем обществе происходит. Настолько дети разделились на жестоких и чувствующих себя без вины виноватыми», — сказала она.
Специалист также предложила проводить регулярные психологические профосмотры.
Новикова отметила, что колонии и тюрьмы должны стать прозрачнее. Туда должны пускать не только представителей ОНК, но и правозащитников с журналистами. Кроме того, можно создать барьер для пыток, передав социальные и медицинские функции гражданским ведомствам.
«Сотрудники ФСИН не захотят брать ответственность за, например, халатность врачей, а врачи не захотят разделять ответственность за “перегибы” сотрудников колонии», — объяснила социолог.
Но пока ситуация, по ее оценке, не исправляется. По ее мнению, нынешнее возмущение, связанное с публикацией видео из ОТБ-1, тоже затихнет. И затем вместо реальных планов реформы наступит «тишина и пустота».
«В 2018 году, когда закрутилось ярославское дело, когда были опубликованы пытки нашего подзащитного Евгения Макарова, то чиновники вплоть до самых высоких официальных властей требовали реформы. И уже планировали что-то, совещания проводили. Что-то изменилось? Нет. Запрос на реформу, на то, какая должна быть тюрьма, — отсутствует. И власти никакого разговора с обществом не ведут», — резюмировала она.
Иван Маслов
