Тирания, отсидевшаяся за занавесками. Роман Попков о роковой ошибке августа 1991 года

Наверное, честным и внимательным людям стоило напрячься и что-то заподозрить уже тогда, 21-22 августа 1991 года. Но во время всеобщего ликования, когда граждане задыхаются от восторга, когда они уже уверены в победе и поглощены самолюбованием, очень легко не заметить роковых ошибок. Так, например, было у россиян пасмурным теплым днем 10 декабря 2011 года на Болотной площади. Так было у белорусов в жаркий день 16 августа 2020-го, когда они заполнили многотысячными толпами проспекты Минска. Так было и у еще советских людей, у москвичей 21-22 августа 1991-го.

Янаев и Крючков арестованы, хунта повержена, возврата в прошлое не будет никогда, гигантский русский триколор, символ свободы, несут сквозь Москву.

Но победа – это не пафосная языческая богиня. Это маленькая, юркая и скользкая рыбка, она легко уйдет из ваших рук в теплой воде самодовольства, упоения от первых успехов.

Люди несут триколор по улицам Москвы, 24 августа 1991 года. Фото: Magnum Photos / Reuters

Настоящая победа ускользнула 21-22 августа 1991 года. Мало кто из тогдашних убежденных демократов и ельцинистов это понимает даже сейчас, и вообще мало кто способен сравнивать Москву-2011 или Минск-2020 с августовской Москвой-1991. Ведь августовская победа вроде бы настолько очевидна. Она отпразднована на митингах, она закончилась арестами поверженных врагов, а окончательную капитуляцию советский строй подписал через несколько месяцев, когда в Беловежской пуще самораспустился СССР. Россия окончательно вышибла гнилые двери плановой экономики, ушла в рынок. Произошли геополитические изменения континентальных, планетарных масштабов. Разве это похоже на белоленточные протесты, завершившиеся бешеным принтером репрессий, или, тем более, на прошлогоднее белорусское восстание, подавленное террором?

Да, август 1991 года в чем-то похож на окаянную Болотную площадь. Люди не завершили начатое, не сделали главного, решающего шага – и это предопределило будущее, предопределило неизбежность сегодняшних мрачных дней. В 1991-м ситуация была, конечно, сложнее, чем во время Болотной, потому что мало кто понимал, в чем же заключается главное и решающее. Тирания, способная восставать из своей неглубокой могилы – это не Янаев с трясущимися руками, не солдаты Советской армии в неказистой форме на броне БМП и не давно истлевшая, никчемная КПСС. Нет.

Танкист читает заявление, направленное против путча. 20 августа 1991 года. Фото: Георгий Пинхасов / Magnum photo / Forum

Тирания в августовские дни отсиделась за задернутыми шторами в своем монументальном здании на Лубянке – затаив дыхание, не смея пошевелиться. Погрузила себя на время в анабиоз, отдав толпе в качестве жертвы старика Крючкова и памятник Дзержинскому. Тирания ждала. Постепенно оттаивать она начала уже в середине 90-х, а к началу 2000-х пробуждение, в целом, завершилось.

Почему люди, видевшие совсем недавно по телевизору, как берлинцы врываются в здание Штази, никак не спроецировали увиденное на себя? Почему огромная толпа не сделала решающего шага и не заняла практически неохраняемое здание КГБ СССР на Лубянской площади? Почему ограничились плясками вокруг «Железного Феликса» считая, что его демонтаж и есть победа над КГБ?

Народные депутаты, руководившие тем «победным» шествием, сейчас по-разному объясняют произошедшее – успокаивая главным образом себя, себе ища оправдание. Они говорят, что на крышах здания КГБ и «Детского мира», якобы, были снайперы. Они говорят, что занимать штаб-квартиру КГБ толпу призывали чекистские «провокаторы», чтобы, пользуясь хаосом, уничтожить хранившиеся там документы по агентуре, по информаторам, не дать этим документам попасть в руки общества. Получается, план «провокаторов» провалился, документы попали в руки граждан?

Снос памятника Феликсу Дзержинскому на Лубянской площади в Москве, 22 августа 1991 года. Фото: Gueorgui Pinkhassov / Magnum Photos / Forum

На самом деле виноваты не несуществующие снайперы, и не конспирологические «планы провокаторов», и даже не депутаты, ныне озвучивающие такие смехотворные версии. Виноват Борис Николаевич Ельцин, вождь и главный бенефициар августа-1991. Все зависело от его личных решений и действий. Конечно же, толпа, возглавляемая Ельциным, вошла бы в здание на Лубянке – никто бы не попытался ее остановить, и не было ни у кого сил ее остановить. Люди на лубянских этажах и в брошенных кабинетах, трехцветные флаги из окон. Архивы, ставшие достоянием прессы.

Вынудить Горбачева подписать указ о запрете КГБ за многочисленные преступления перед народом. Затем – немедленный роспуск структуры госбезопасности, с гражданским управлением этим процессом роспуска. Превращение лубянского бастиона в музей тоталитаризма и террора. Люстрация. Кропотливая работа по созданию тотально иной службы национальной безопасности – с нуля, из новых людей, на новых мировоззренческих принципах.

Вот то, что нужно было сделать тогда. Вместо этого – октябрьский указ Горбачева об «упразднении» КГБ (на самом деле по факту лишь о переименовании). Потом череда ребрендингов, разукрупнений и слияний – но, по существу, сохранение. Долгая, неприятная, но не смертельная мимикрия чекистского организма под меняющиеся внешние обстоятельства. Отказ от опостылевшей самим чекистам марксистской идеологии и партийной опеки – и головокружительный прыжок в пучину лихой рыночной экономики. Фирмы, «входящие в орбиту влияния». Неформальное «урегулирование вопросов». Тёрки с «ночными губернаторами». Тёрки с олигархами. Примерно с середины 90-х пошли главные, с каждым годом все более увесистые властные бонусы – разворачивалась «борьба с терроризмом».

Борис Ельцин во время митинга, посвященного победе демократии. Москва, 22 августа 1991 года. Фото: Валерий Христофоров / ТАСС / Forum

Вероятно, Ельцин, матерый аппаратчик и византиец, уже 21 августа решил: пусть КГБ остается, он пригодится. Ельцин пришел к власти, вот-вот переедет в Кремль, так как судьба Горбачева предрешена. А значит, у Ельцина теперь появится оппозиция, с которой нужно бороться. Без КГБ и МВД Ельцин себе такую политическую борьбу плохо представлял. Уже зимой 1991-1992 годов он попытался собрать из МВД и структур экс-КГБ странную конструкцию – «Министерство безопасности и внутренних дел Российской Федерации», впервые со сталинских времен объединив под общей министерской крышей милицию и госбезопасность. Ельцина остановили Верховный Совет и Конституционный суд. Но в 1999-м одряхлевший и больной первый президент России в тяжелой для себя ситуации все же решит опереться на того монстра, который отсиделся в августе 1991 года за лубянскими занавесками – пока толпа на площади воевала с бессмысленным истуканом.

Роман Попков, российский журналист – для “Вот Так”