А.Г.Дугин | Русская Вещь | Город Курехин | 1996

А.Г.Дугин

ГОРОД КУРЕХИН

Тайна имени

Cанкт-Петербург навсегда останется в моем сознании его городом. Улицы, станции метро, набережные, концертные залы, книжные магазины, аудитории институтов, мастерские художников, репетиционные базы музыкантов, Пушкинская 10… На всем этом печать Сергея Курехина, его интонация, его присутствие, его походка. Его дух, его стиль, его взгляд.

Мы шли по набережной осенью 1995. Внезапно остановившись, Курехин говорит:

— Александр Гельевич, нам необходимо ввести такую важную тему — имя города.

— ?!

— Если город постоянно переименовывают, если его имя не очевидно, то все имена не настоящие. Если бы Питер точно назывался Питером, то его не стали бы все время называть по-разному. А раз так, то у него нет имени.

— Не может быть города без имени.

— Да, конечно, значит, его имя — тайное. Какое-то секретное, еще не найденное, не озвученное.

— Может быть, он не «Санкт-Петербург», а просто «Санкт»? — предположил я.

— Нет, скорее всего, сложнее… Надо найти имя города… Для этого надо устроить какой-то сногсшибательный сеанс.

К этой теме мы возвращались еще не раз. Имя города. Город без имени. Город-призрак. Город- мерцающая тревожная возможность. Бросок России к Северу (положительно), но и к Западу (отрицательно). Город огромной Империи (положительно), но Империи светской, профанической (отрицательно). Питер, двойственная реальность, город-перевертыш.

В наших прогулках с Сергеем Курехиным, которые были одновременно перипатетическим политическим заговором, философским дискурсом, планированием макропроцессов в современном искусстве и обменом магическими формулами, мы заметили, что реальность Питера воспроизводит лабиринт. Даже при ходьбе по самой прямой улице, прочерченной по голландской линейке, остается ощущение, что двигаешься по спирали. Какой-то темный дух заворачивает шаги в причудливые траектории, не имеющие ничего общего с евклидовыми законами. Постоянное смещение, раздвоение пространства. Но пространство формирует мысль (а мысль — пространство), поэтому семантика Питера — такая сложная, мерцающая, двусмысленная… Семантика спирали.

Сергей Курехин немыслим без Питера. Его дух связан с этим городом глубочайшими узами. Никто так ясно и объемно не понимал его, не выражал его, не воспроизводил его парадоксальных, спиралевидных парадигм. Я подозреваю, что Сергей и был «духом Питера», как бывают духи священных рощ и ручьев, рек и холмов, лесов и полей. Этимологически слово «гений» некогда означало у римлян именно«дух», подразумевая «дух места». Гений Курехина — питерский гений. Тайна имени города без названия, города гниющего и веселящегося, болтливого и насупленного, тонкого и болезненного, лабиринтно-тупикового и непрерывно ищущего выхода за свои расплывчато-тюремные невидимые границы. Сергей унес с собой на ту сторону секрет невероятной важности. И по всей видимости, делу его нет подлинных наследников — он был настолько выше и глубже коллег, что с его исчезновением пропала волшебная ось.

Нераскрытая тайна имени.

Путешествие из Москвы в Петербург

Курехин, зная все нюансы и детали питерской интеллигенции, видимо, давно разочаровался в ее магистральной ориентации. Во всяком случае, своего скепсиса он не скрывал. Но стремился изменить такое положение дел, вдохнуть в мозги города новые темы и сюжеты, новую энергию и новые концепции. Он чувствовал кризис — не только городской, но национальный — и искал иные пути. Питер — важнейшая точка русской истории. «Культурная столица». Поэтому — как в лаборатории — там должны были быть осмыслены и реализованы новые модели, открыты новые горизонты.

Известно, что питерцы не любят москвичей. Так же, как романовская Россия не любила Московскую Русь. Питерцы — западники и либералы, интеллигенты и рационалисты, модернисты и апологеты светской культуры. То, что Курехин был инициатором моего вторжения в Питер, имело символический смысл. Я — коренной москвич, патологически люблю Москву и московский период истории. Я — последовательный и радикальный противник западничества, либерализма, профанического уклада. Следовательно, я представляю собой символическую антитезу всему питерскому настрою, его исторической ориентации. Сергей же, напротив, плоть от плоти именно Питера. Наш союз, наша предельная солидарность призвана была нарушить базовые клише, открыть внимательным созерцателям и активным деятелям — интеллигенции, властям, людям культуры, администрации — новый путь невозможного альянса: авангардизма и традиционализма, постмодерна и премодерна, национальной идеи и аристократического космополитизма, глубокой трагической серьезности и легкой иронии, «правого» и «левого» (если эти термины еще вообще что-то означают). Питер должен был отыскать свое тайное имя через обращение к своей матрице — к Великой Москве, центру мира, полюсу Святой Руси. В этом — пространственный символизм кампании. Сознательная наша стратегия по смещению банальных клише. Сергей ожидал, что она будет понята и принята довольно легко, он верил в сообразительность питерской элиты, не сомневался в своем авторитете, доверял интуиции и проницательности друзей. Но все случилось иначе.

Змея вокруг сердца

Курехин рассчитывал, что большинство будет ошарашено. Так и было. Что зашевелятся его давние недоброжелатели и завистники. И так было. Что никто поначалу ничего не поймет. И так было. Но при этом он ошибся в одном: он был уверен, что небольшое ядро наиболее проницательных и авангардных людей Питера схватит идею, солидаризуется с ориентацией «поиска имени», «нового курса». Конечно, кое-кто — больше из доверия к Сергею, чем из понимания — его поддержал, но критическая масса не сложилась. Это, на мой взгляд, было чем-то большим, чем банальное недоразумение. Какие-то странные, малопривлекательные силы (но очень серьезные и очень негативные) восстали на сложный и тонкий наш план.

Курехина не поняли, Курехина предали. Вызов не был расшифрован. Все свели к эпатажу, скандалу, эскападе, экстравагантности, заблуждению.

Светлый дух города столкнулся с темным духом, который имел множество лиц. Болотные испарения подавили утонченное пламя. Тупиковые лабиринты улиц, не ведущих никуда, одержали триумф. И скоро тьма подступила к Курехину, к его сердцу, к человеку-звезде, к тонкому духу понимания и тайны.

9 июля 1996 Сергея не стало. Страшный диагноз — саркома сердца… Когда Курехин последний раз приезжал в Москву, мы говорили с ним о древнем гностическом символе — змее, обвившемся вокруг сердца, сердца Осириса, умирающего и воскресающего бога. Тревожное предвидение, хотя Сергей еще и не догадывался о своей болезни. Змей, обвившийся вокруг сердца. Ночь непонимания и пассивности, жестокий ритуал погашения светильников.

После смерти Сергея Курехина его памяти было посвящено множество программ и статей. Но последний период то стыдливо обходился молчанием (о мертвых либо хорошо, либо ничего), то сквозь зубы бормоталось что-то невразумительное. Я еще не встречал ни одного материала, ни одной передачи, где была бы предпринята попытка осознать и осмыслить его путь и его вызов, его идеи и его миссию, логику его судьбы и концептуальное содержание его творчества. Это, по меньшей мере, подозрительно.

А ведь это вы убили его. Не стройте иллюзий. Вы.

Этот город должен был бы носить его имя, если не был бы городом тупиков.