Томас Бекет, бунтарь и мученик: история дружбы, закончившейся убийством

21 декабря 1119 года в семье состоятельного лондонского торговца родился мальчик, которого назвали Томасом. Через 14 лет по другую сторону Ла-Манша, в графстве Анжуйском родился другой ребенок, которого назвали в честь деда - Генрихом.

Одному из них было суждено стать первым королем из династии Плантагенетов, второму - главным церковным иерархом Англии, а после смерти - христианским мучеником. История сковала их намертво, так что, говоря об одном, невозможно проигнорировать другого.

Вообще-то, даже если отринуть "высокий стиль", все равно придется признать, что отношения этих исторических персонажей достойны как минимум пера Шекспира, или какой-нибудь древнегреческой трагедии. Но начнем по порядку.

Небольшое примечание: По некоторым источникам, Томас Бекет родился в 1118 году, другие же туманно говорят, что это произошло где-то в районе 1120 года. Так чтодавайте возьмем среднее арифметическое.

Король разоренной страны

Генрих Плантагенет, он же король Англии Генрих II, который также носил титул графа Анжуйского и, благодаря удачному браку, герцога Аквитанского, был по воспоминаниям современников человеком со взрывным характером и бешеной энергией.

Английская корона ему вроде бы полагалась по праву, но заполучить ее было совсем непросто. Дело в том, что мать Генриха, Матильда, была последним оставшимся в живых законным ребенком Генриха I, но трон захватил ее двоюродный брат Стефан. Прав у него было поменьше, зато он был мужчиной, что по тем временам было большим преимуществом.

Стефан с Матильдой так долго молотили друг друга (в английкой историографии этот период называется "анархией"), что английское королевство фактически превратилось, говоря современным языком, в недееспособное государство. Каждый богатый землевладелец строил замки покрепче, набирал солдат посвирепее и жил тем, что попеременно грабил одних соседей и отбивался от других. Так что к тому моменту, когда Генрих получил корону, а был ему всего 21 год, его главной задачей было привести эту свою вотчину в относительный порядок.

На самом деле он значительно опередил свое время, потому что упор в управлении делал не на силу, а на закон. До него любые споры решались либо королем, либо мордобоем (рыцарским или не слишком рыцарским поединком). Способ, конечно, действенный, но далеко не всегда справедливый.

Генрих ввел институт судей, которые разъезжали по стране и разбирались со всякими нарушениями и диспутами. Бароны, конечно, были от такой смены курса не в восторге, но как-то все стало постепенно налаживаться.

И налаживалось бы и дальше, если бы не церковь, которая общим законам подчиняться категорически не хотела.

Богу - Богово, а кесарю - кесарево

Духовенство светским королевским судам не подчинялось. Все его представители были подсудны исключительно церковному суду. И самым страшным наказанием, даже за убийство, было в худшем случае лишение сана, но, если повезет, можно было отделаться простым перемещением из одной епархии в другую.

Генриха это страшно раздражало. Судите сами: практически пятая часть подданных ему совершенно не подчинялась. И власти над главным представителем церкви в королевстве, архиепископом Кентерберийским, у него не было никакой. И вообще архиепископ был подданным не короля, а церкви и папы. Генрих скрежетал зубами, но ничего поделать не мог.

Восхождение к власти

Томас Бекет сделал невероятную карьеру, причем не только по тем временам, но и по нынешним. Особой знатностью он не отличался. Вроде бы где-то в его родословную затесался какой-то рыцарь из Нормандии, но ничего выдающегося. Этого ему хватило для того, чтобы слегка пообтесаться в верхних эшелонах общества, но не для того, чтобы войти в них, скажем, с парадного входа.

Какое-то образование Бекет получил, но, например по-латыни (а это было обязательным условием для образованного человека) и читал, и писал очень приблизительно. Да и особых возможностей для углубленного постижения наук у него не было, поскольку у отца его начались проблемы с деньгами, и он дал понять сыну, что тот должен сам как-то зарабатывать.

Судя по всему, Бекет был человеком в административном плане талантливым и вскоре оказался в канцелярии Теобальда де Бека, архиепископа Кентерберийского. Архиепископ его таланты заметил, всячески его продвигал и в какой-то момент рекомендовал своего подчиненного королю, которому как раз в то время требовался канцлер.

Король и канцлер были друг на друга совсем не похожи. Бекет был высоким и худым, Генрих - среднего роста и плотно сбитым. Бекет обожал роскошь, дорогие наряды и прочие аксессуары власти и богатства, Генрих на них особого внимания не обращал.

Что не помешало им стать близкими друзьями. Уильям Фицстивен, который позднее стал одним из близких соратников Бекета, рассказывал, что эти двое вместе охотились, развлекались и друг над другом подтрунивали, как мальчишки.

Обоим эти тесные отношения были на руку. Бекет фактически занимался повседневной рутиной управления государством, король же вел себя по-королевски и в такие мелочи не влезал. Так бы, вероятно, эта дружба и продолжалась, если бы не смерть архиепископа Теобальда.

Генрих явно решил, что самой лучшей кандидатурой на вакантный пост будет его канцлер и друг, который будет на все соглашаться и положит конец "несправедливой" практике отдельного суда для служителей церкви.

Духовенство от такого предложения просто взвыло в негодовании! Мало того, что король пытался им навязать своего "счетовода", но архиепископу Кенберберийскому вообще-то полагалось быть монахом, а Бекет им никак не был.

Однако спорить с королем было и сложно, и опасно, Генрих включил на полную катушку свой плантагенетовский темперамент, и монахи пошли на попятную.

А что думал по этому поводу сам Бекет? Жизнь у него была более чем комфортная, положение - более чем высокое, друг - самый что ни на есть главный в государстве. Опять же, если верить современникам, Бекет был невероятно прозорлив и сказал королю, что если тот будет на своем настаивать, дело кончится тем, что они возненавидят друг друга.

Но Генрих был уверен в обратном: теперь, когда ему удалось посадить в главное церковное кресло страны своего человека, все будет просто замечательно.

Не тут-то было.

Восхождение к вере

Сейчас уже никто не может точно сказать, почему архиепископская митра сделала из недавнего гедониста сурового аскета. Правда, в XII веке отношение к вере было существенно более серьезным. Бекет начал с того, что отказался от поста канцлера, сказав, что не может одновременно управлять и духовными, и светскими делами. Для короля это стало первой неприятной неожиданностью.

С Бекетом же произошла полная метаморфоза: он отказался от богатого стола, облачился во власяницу, которую носил под епископскими одеяниями, и, несмотря на то, что ему по должности полагалась удобная кровать, спал каждую ночь на каменном полу.

И если раньше он всеми силами отстаивал интересы короля, то теперь с такой же страстью стал защитником интересов церкви и духовенства.

Современники недоумевали и по поводу еще одной перемены: если раньше Бекет с удовольствием вел легкие, приятные и остроумные беседы, то теперь его взгляд оживал, а голос приобретал особую звучность только когда он говорил о господней славе и спасении человеческих душ.

Король-то думал, что получит ручного церковного администратора, а оказалось, что он сам, исключительно по своей воле посадил себе на шею воинственного проповедника. Генрих отличался энергией и терпением атомного реактора и, судя по всему, у него в голове началась цепная реакция.

Не прошло и нескольких месяцев, как пламенная вера столкнулась с не менее пламенным оскорбленным величеством. Последствия не заставили себя ждать.

Восхождение к мученичеству

Серьезные проблемы начались все из-за того же вопроса: кто будет судить духовенство? В 1164 году король и группа епископов пришли к компромиссу, согласно которому светское правосудие получало какую-то власть и над клиром. Бекет был не в восторге, но поначалу, хоть и ворча, вроде бы согласился. Однако, когда пришло время поставить под согласованным документом подпись, архиепископ закусил удила. Честно говоря, этот компромисс был не так уж и плох, и даже тогдашний папа Александр III против него особо не возражал и даже посоветовал Бекету документ подписать.

Но тот уперся, сказав, что подпишет только в том случае, если папа сам лично издаст соответствующую буллу, в которой этой подписи потребует.

В результате строптивый архиепископ поставил в неудобное положение и тех епископов, которые пошли на компромисс, и даже папу римского. Одно дело - устно и по-семейному увещевать слишком активное чадо, и совсем другое - официально подтвердить свое согласие на ущемление церковных прав. Папа не стал идти официальным путем, а Бекет не стал подписывать.

Генрих пришел в бешенство, епископам стало сильно не по себе, но Бекет в глазах простого английского люда быстро становился героем и святым, который не поступился принципами даже под угрозой королевского гнева.

Разозленный король сделал еще одну большую глупость и привлек Бекета к суду за... растрату средств в его бытность канцлером. Бекет на суд явился, но вел себя гордо и неуступчиво. Говорят, что Бекет юрисдикцию суда не признал, обозвал своих противников словами из лексикона жителей лондонского Ист-Энда (их можно недвусмысленно перевести на русский язык, но приличия и редакционная политика не позволяют), покинул суд, сообразил, что жизни его угрожает опасность, и сбежал во Францию.

Там он и провел семь лет, и все это время они с королем обменивались гневными письмами и угрозами. Как ни странно, но Генриху в этой ситуации было хуже. Потому что Бекет, благодаря занимаемой должности, имел право отлучить короля от церкви. В Средние века это грозило таким количеством неприятностей, особенно в политике, что король всеми силами старался такого исхода избежать.

В конце концов, стороны договорились о встрече, и Генрих отправился во Францию. Во время личной беседы король, как говорят, с тоской вспоминал их прежнюю дружбу и даже пообещал Бекету выполнить практически все его условия. В том числе он дал свое королевское слово, что не будет чинить никакой расправы над теми людьми, светскими и церковными, которые выступили в этом споре не на его стороне.

И Бекет получил разрешение вернуться в Англию. Но, ступив на родную землю, повел себя совсем не по протоколу.

Для начала он отлучил от церкви тех епископов, которые приняли сторону короля. Казалось бы, любое джентльменское соглашение должно соблюдаться по принципу "ты - мне, я - тебе". Но Бекет уступки короля принял, а сам не сдвинулся с занимаемой позиции ни на дюйм.

Он не просто вернулся в Кентербери, но его путь превратился в настоящее триумфальное шествие. Простой люд выстраивался вдоль дороги, плача от радости и крича от восторга при виде этого героического священника, который не побоялся пойти против самого короля.

Когда Генриху доложили о триумфальном возвращении архиепископа и проведенном им отлучении, король взорвался как тот самый перегретый котел: "Я взрастил в своем королевстве и приблизил к себе слабаков и жалких людишек, которые настолько не преданны своему королю, что позволяют какому-то низкородному священнику над ним насмехаться!"

В дальнейших пересказах гневный вопль короля стал гораздо короче: "Неужели не найдется человека, который бы избавил меня от этого непокорного попа?!"

Восхождение к святости

Эти неосторожные слова Генрих гневно прорычал в Нормандии. Что не помешало четырем королевским рыцарям их услышать и интерпретировать соответствующим образом. Реджинальд Фицерс, Хью де Морвиль, Уильям де Треси и Ричард ле Бретон не стали терять времени и прямиком, хотя и через Ла-Манш, направились в Кентербери, чтобы с архиепископом разобраться.

Судя по всему, далее события развивались следующим образом. Поначалу рыцари потребовали, чтобы Бекет признал свои ошибки и незамедлительно отправился бы в Винчестер, чтобы объяснить свои предательсткие действия по отношению к королю. Бекет ехать в Винчестер отказался и вернулся в собор к своим обязанностям.

В Средние века соборы и церкви обладали правом давать убежище всем, кто в нем нуждался. Убить человека в соборе, и не просто человека, но главного священника всего королевства, было делом неслыханным.

Вот рассказ одного из свидетелей того, что произошло дальше, Эдварда Грима: "…один из этих нечестивых рыцарей бросился на него и ударом срезал часть его головы, там, где была его тонзура, символ посвящения богу. И второй удар по голове тоже не сдвинул его (Бекета) с места, и только с третьим пораженный мученик преклонил колени, предлагая себя как живую жертву, сказав слабым голосом: "Во имя Иисуса и для сохранения церкви я готов объять смерть".

Рыцари не остановились и добили пораженного епископа. Последний смертельный удар рассек ему голову. Он был нанесен с такой силой, что меч убийцы сломался от удара о каменный пол. После чего один из убийц вроде бы сказал: "Мы можем уйти отсюда, господа рыцари, он уже никогда не поднимется".

После смерти

Говорят также, что далеко не все монахи в Кентербери относились к Бекету с должным уважением. И только когда они стали готовить тело к погребению (как будто на заказ в соборе был готовый саркофаг и готовая же вырытая в крипте могила, предназначенная для другого), то увидели, что под монашескими одеждами на теле убитого была власяница, по которой ползали многочисленные вши.

Это у нас с вами такая картина вызвала бы острый приступ отвращения, а для средневекового человека это было наглядным свидетельством того, что всевластный архиепископ денно и нощно умерщвлял плоть, а значит, был человеком святым.

Вскоре пошли слухи, что его кровь исцеляет любые недуги, и в собор потянулись караваны паломников. Некоторые надеялись исцелиться, другие - попросить святого мученика о заступничестве. Они покупали многочисленные металлические бляшки в качестве доказательства своего визита или миниатюрные флаконы, в которые была налита вода вместе с микроскопической каплей святой крови.

Всего через три года после смерти Томас Бекет был канонизирован.

Послесловие

Невольное - или сознательное - санкционирование убийства архиепископа Кентерберийского наложило клеймо на все царствование Генриха II.

Конечно, как и положено средневековому королю, он был отчасти тираном. Но, с другой стороны, именно при нем зародилась система общего права (common law), или прецедентного права, по которому до сих пор работают юридические системы Британии, США, Канады, Австралии и, до некоторой степени, Южной Африки.

Да, он болезненно цеплялся за власть и просто физически не был способен расстаться хоть с самой малой ее толикой, что привело к тому, что против него взбунтовались и сыновья, и жена.

И все-таки именно при нем Англия, разоренная и обескровленная гражданской войной, которую вели его мать и его дядя, стала одной из самых преуспевающих стран средневековой Европы.

История же сыграла с ним злую шутку, и если кто-то, кроме историков, о нем и наслышан, то исключительно в связи с убийством Томаса Бекета.

Честно говоря, объективно мы с вами должны были бы считать Бекета реакционером, который всеми силами противился попыткам короля хоть как-то модернизировать церковь и сделать всех граждан (ну, не совсем всех, а только свободных) равными перед законом.

Но личное мужество человека, который выступил против всесильной власти, не щадя жизни своей, конечно, восхищает. Также как и личное мужество Томаса Мора, который предпочел смерть компромиссу с собственной совестью.

И напоследок самое главное: без Бекета-архиепископа не было бы Бекета-святого, не было бы паломников, стекающихся в Кентербери, и не было бы "Кентерберийских рассказов" Джеффри Чосера. И англоязычная культура лишилась бы первого по-настоящему светского произведения литературы, героями которого были не короли и принцессы, а самые что ни на есть обычные люди. Из среды которых, кстати, вышел и сам архиепископ-мученик-святой, родившийся 900 лет тому назад.