"Ну заражусь я, но если не пойду на похороны - в Дагестане это позор"

Дагестан входит в пятерку регионов России, где больше всего болеют и умирают от коронавируса. Почему именно эта республика стала российской Италией?

С балкона квартиры 34-летней Патимат Магомедовой видна центральная площадь Махачкалы. Каждый день в апреле и все майские праздники Патимат видела, как там гуляют семьи с детьми, катаются велосипедисты, болтают в компаниях подростки. Скамейки и аллеи заполнены людьми.

До балкона, дальше которого Патимат уже год не выходит из-за травмы спины, доносится смех, детский плач и музыка из портативных колонок. На площади пахнет кофе: недавно ставшие модными в Махачкале кофейни в нерабочие дни, объявленные президентом Владимиром Путиным вместо карантина из-за коронавируса, стали продавать кофе на вынос - и молодежь из помещений просто вышла на улицу рядом с заведениями.

"Тусовка, которая собиралась там всегда, никуда не делась. Просто встали у кофеен и у аппаратов по продаже кофе и так же общались. Вообще народ во всю ивановскую здесь гулял. Ни один день эта площадка не пустовала. Никаких масок, никакой дистанции, ничего", - говорит Патимат.

Сквозь листву ей видно, как площадь патрулирует полиция, но это не помогает. "Их же дубинками, наверное, не будут разгонять? Но я видела, как подходили, делали замечания, но все равно - народ там гулял вовсю. Сейчас чуть-чуть меньше стало".

По состоянию на 26 мая в республике, по данным Роспотребнадзора, заболели 4 294 человека, с подтвержденным вирусом умерли 118. Кроме того, как заявил министр здравоохранения Дагестана Джамалудин Гаджиибрагимов в прямом эфире "Инстаграма" одного из местных блогеров, от внебольничной пневмонии скончались 700 человек.

Махачкалинская газета "Черновик", которая ведет счет погибшим в эпидемию дагестанским медикам, сообщает, что сейчас таких 58. А местные жители говорят, что в почти каждой знакомой семье есть заболевший, который не чувствует запахов и сильно кашляет.

"Все разговоры с клиентами - о вирусе"

Когда в начале апреля в Дагестане вслед за всей страной объявили режим самоизоляции и предупредили о штрафах за его нарушение, магазины одежды, кафе и салоны красоты официально закрылись, но "изоляция" и "социальная дистанция" остались для большинства дагестанцев только словами. Например, салоны маникюра и педикюра начали впускать посетителей через черный вход - со стороны подъездов.

"Так мы принимали своих постоянных клиентов, которые звонили, хотели записаться на процедуру. Людей "с улицы" не принимали", - рассказывает мастер маникюра 35-летняя Зарема.

Часть парикмахерских в Махачкале, по словам местных жителей, до сих пор работает по этой схеме, а большинство мастеров просто стали ездить к клиентам домой. "Они звонят, просят, некоторые готовы двойную цену заплатить, потому что маникюр им надо обновить, покрытие снять", - говорит Зарема.

Думающих о красоте ногтей оказалось столько, что она почти не потеряла в заработке: "У меня сейчас работы стало намного меньше, но по деньгам я не сильно теряю, потому что ни с кем не должна делиться. В салоне же я половину отдавала хозяйке". Многие клиенты ещё и доплачивают, зная, что Зарема содержит детей и платит за аренду квартиры.

Привыкать к перчаткам и маске Зареме не пришлось - в салоне она в них работала всегда. Ее клиенты дома маски не носят. "Хотя все разговоры у нас с ними о вирусе. У каждой есть кто-то, кто заболел", - добавляет мастер.

Двое недавно отменили запись, потому что попали в больницу с подтвержденным Covid-19. Правда, по словам Заремы, позже одна из клиенток попросила ее приехать в инфекционную больницу: сильно поломались покрытые шеллаком ногти. "Но я, конечно, отказалась, - вздыхает мастер. - Я не хочу заразиться, я боюсь, и так я с таким страхом выхожу из дома, боюсь подцепить вирус и заразить детей. Моя тетя две недели в реанимации, у неё и всей ее семьи нашли этот вирус. Заразились все, наверное, от неё, потому что она до последнего не верила и торговала на рынке. Говорила, что у нее нет возможности дома сидеть, что деньги нужны".

Коронавирус пришел в республику в апреле, когда в Дагестан, по оценкам директора дагестанского отделения российского общества "Знание", писателя, преподавателя Саида Ниналалова, приехали около 100 тысяч человек из закрывшейся на карантин Москвы и других регионов России. Официально такой статистики в республике нет.

Лишившись работы, они решили переждать пандемию дома. По местной традиции, вернувшихся домой обязательно надо посетить и позвать к себе в гости - узнать, как у приехавшего дела, что нового. На карантин вернувшихся никто не сажал, тем более что в Дагестане в коронавирус мало кто верил.

Даже главврач "Дагестанской противочумной станции" в Махачкале вместе с коллегами смеялся над эпидемией, работая с анализами без респираторов и костюмов, говорит Ниналалов. В итоге на станции переболели все сотрудники, а им на смену пришлось выписывать коллег из Ставрополя - о приезде ставропольской бригады сообщали местные и федеральные СМИ.

Одна из дагестанских инфекционистов скончалась: коронавирус осложнился диабетом, спасти не смогли. Она же уверяла знакомых, что Covid-19 - это обычный грипп, и его нечего бояться, рассказывают знакомые ее семьи.

"Сначала в болезнь никто не верил, все поддерживали конспирологическую версию, что, мол, Дагестан хотят уничтожить, нас всех собрать и прочипировать, а с вертолетов распыляют яд, - объясняет Ниналалов. - Масла подливали в огонь блогеры и пользователи "Инстаграма", которые говорили о политическом заговоре, а не о действии вируса на легкие и сердце. Мне написала знакомая из Москвы: Саид, что у вас творится, Москву вон как закрыли, а вы там гуляете? Я стал всем писать и говорить, кому мог, просить объявить карантин, проверять всех приехавших из Москвы, изолировать их - но ничего этого до конца не сделали".

Самый популярный мем у дагестанцев в это время был такой: "Из всех моих знакомых заболел только Лев Лещенко". Мол, сами мы коронавируса не видели - не знаем, где там эта Италия с Испанией, а где мы, говорит Ниналалов.

Когда о своем диагнозе написал один из первых заболевших ковидом в республике, общественный деятель Тимур Гусаев, в соцсетях обсуждали, что он якобы получил 12 млн рублей за распространение дезинформации. Сам Гусаев это опровергал.

Даже когда муфтият с 1 апреля начал рекомендовать не посещать мечети для молитвы, сотни людей расстилали коврики на улице возле зданий и молились там, рассказывают махачкалинцы.

Когда в начале апреля в родное горное село писателя Ниналалова Кубачи привезли хоронить умершего в Москве от коронавируса дагестанца, на прощание собралось все село. А через неделю многие заболели. Остановить людей было невозможно: они "ни в какую не понимали опасность", добавляет писатель. "И таких волн было несколько, через неделю-полторы после похорон в моем родном селе, например, - сразу вспышка вируса", - говорит он.

О такой же волне говорит Ахмед из села в Гунибском районе республики: через 10 дней после проводов соседа жители стали болеть. Матери Ахмеда, медсестре, звонили по 10 человек в день с жалобами на температуру и просьбами помочь.

"У народа это на генетическом уровне, что если праздник - я обязан посетить родственников, если похороны - надо дань уважения отдать. Не вывести это из дагестанца. А министерство печати сработало плохо, никого толком не информировало", - сокрушается Нинанилов.

Руководитель информационного штаба по недопущению распространения коронавируса, сотрудник администрации главы и правительства Дагестана Юрий Гамзатов сказал Би-би-си, что "информирование населения проводилось с первых дней". "Во всех выпусках новостей рассказывали об этом вирусе, были призывы общественников, в соцсетях распространялась информация. Полное освещение было", - утверждает он.

"Не пойти на похороны - это осрамление рода будет"

Поэтому дагестанцы продолжали ходить на похороны. Были в апреле и немногочисленные свадьбы. На одной из них каждому входящему брызгали на руки антисептиком, надеялись, что он защитит.

Но большинство пар праздник отменили, пожертвовав уже потраченными деньгами: свадьба не так важна, как похороны, несмотря на то, что банкетные залы бронируют за год. Но перенос даты считается плохой приметой, так что церемонию многие ограничили никяхом - мусульманским обрядом бракосочетания - и хинкалом (дагестанское блюдо - Би-би-си) в кругу семьи.

А вот прощание с умершим - одна из главных традиций в культуре республики, ее нарушать не стали. Раньше типичные похороны шли неделю, иногда месяц подряд родные и соседи приходили в дом умершего и читали молитвы. Последние годы после кладбища проводы умершего длятся еще три дня. На поминки приходят от 200 человек и больше.

Если село маленькое, то приходят все. Приезжают и родственники из других регионов: не посетить похороны - это бесчестье. "В нашем селе собирается около тысячи человек. Они максимально близко контактируют как минимум три дня, говорят, обнимаются, едят. Поэтому, я считаю, похороны сыграли в распространении вируса в Дагестане главную роль", - объясняет Ахмед, житель одной из деревень.

"Даже если знают, что это вирус, что можно заразиться, 90% все равно пойдут, потому что не пойти - это осрамление рода будет. Люди думают, ну заражусь я, вылечусь, но если не пойду, - это будет позор, это надолго. Вот такое понятие у людей", - говорит 35-летний Расул Асад из Хасавюрта.

На поминках мужчины и женщины собираются отдельно. Мужчины стоят во дворе дома или под навесом на специально выделенной площадке рядом с мечетью. Все должны выразить соболезнования, пожать руку родственникам умершего, провести как минимум несколько часов, сидя бок о бок, в разговорах и воспоминаниях об ушедшем.

В это время женщины собираются дома, плачут, провожают. Похороны для них могут быть поводом выйти в люди, пообщаться с родственниками, которых давно не видели. Чтобы сварить достаточно баранины, напечь на всех хлеба и приготовить мучной халвы, соседи могут предоставить свой дом - и туда приглашают всех пришедших на прощание.

В родном селе Ахмеда, как и во многих других в Дагестане, на улицах пусто. У местных принято ходить друг другу в гости, а не гулять. "Представьте, после похорон часть уехали в другие села, а остальные остались в селе и стали ходить по другим домам", - говорит он.

У 32-летней учителя Мадины Гасановой в апреле умерла двоюродная сестра отца. Матери она запретила ходить на похороны, но все ее сестры на поминки пошли - как не пойти, неудобно. "И выясняется, что там на похоронах, где зикр читают, где толпа людей, сидела женщина с подтвержденным covid! Я всем своим теткам позвонила - они с мамой соседи - и велела не заходить после этого к маме. Мама никак не соглашалась запереть ворота, не пускать гостей. Я каждой позвонила, кто был там, на этих похоронах, сказала, чтобы они не смели к маме заходить. Я на них орала - вы что, с ума сошли, вы же нормальные женщины, умные, взрослые, вы чего туда пошли? Вы знали, что она болеет, как вы могли вообще туда пойти?"

По словам Гамзатова из оперштаба, в республике с начала апреля "были жесткие указания от Роспотребнадзора не проводить массовых ритуальных мероприятий". В середине апреля муфтият угрожал закрыть мечети, если верующие по-прежнему будут активно участвовать в религиозных обрядах. А 27 апреля муфтий официально попросил "ускорить процесс похорон и привлечь к участию в погребальном обряде как можно меньше людей, не собираться на соболезнованиях (тазиятах), подвергая опасности себя и других". В конце мая на похороны в Дагестане уже не приходят сотни людей. Умерших провожают два-три самых близких члена семьи, а поминки не устраивают.

"Впервые в жизни я согласна с Кадыровым"

В конце апреля в больницы Дагестана стали обращаться все больше пациентов. Жители нескольких сел рассказывают, что не могли дождаться скорой помощи. Некоторые бригады предлагали лечиться дома или давали телефоны врачей, которые консультировали, как можно лечиться самим.

В Махачкале ситуация была не лучше: журналистке Светлане Анохиной, которая пыталась вызвать скорую своей 90-летней матери, сказали, что их запишут в очередь с порядковым номером 401. "У нас творится ад. Люди мрут в огромных количествах, в каждой семье кто-то умер", - говорит она.

По официальной статистике, если 1 апреля в республике было только 15 заболевших, то к 30 числу их стало 1389, а к концу мая - 4294 человека заразились коронавирусом.

По мнению преподавателя Ниналалова, неофициально заболевших коронавирусом и лечащихся на дому в Дагестане может быть в разы больше, чем пациентов с подтвержденным диагнозом. "Многие не верили в серьезность болезни, тянули до последнего. А остальные боялись плохого ухода и еще большего заражения. Отсюда и высокая смертность", - говорит писатель.

"Надо было заставить людей. Вот в этом вопросе впервые в жизни я согласна с Кадыровым. Как сделали в Чечне - впервые в жизни я считаю, что он сделал правильно, - говорит жительница Махачкалы Патимат Магомедова. - Я сравниваю статистику Дагестана и статистику Чечни, и трудно верить - Чечня где-то внизу, а Дагестан в первой пятерке. Да, это ужасно, да, это сложно. Многим, наверное, не на что жить и так далее. Но там смогли же обезопасить людей".

Для сравнения: по официальным данным Роспотребнадзора, в Чечне на 26 мая болели 1133 человек, выздоровели 690 и умерло 13. Республика на 53 места ниже в российском списке по уровню заболеваемости, чем Дагестан.

Как самая большая республика на Северном Кавказе Дагестан - очень разный. "Здесь одни молятся, другие пьют. Чтобы достучаться до разных целевых групп и объяснить им, что нужно сидеть дома, надо было сделать список лидеров мнений и работать через них", - уверена 38-летняя жительница Дагестана Марина Махмудова.

Например, 55% населения живет в горной местности - в аулах и селах, где сильны религиозные традиции. Для них, считает Махмудова, авторитетом был бы муфтият, с которым, по словам Махмудовой, "площадь" - так в Дагестане называют администрацию главы региона - очень долго не могла договориться, дать четких инструкций.

"Еще в селах важны джамааты, такие общественные группы, которые принимают решения. На мнение и на позицию джамаата все жители села ориентируются. Но глава республики посчитал, что для него это, видимо, не уровень - с сельскими джамаатами разговаривать, - считает Марина, - Почти три года он руководит республикой и не слышно, чтобы он выезжал в горные районы, чтобы он общался с главами сельских администраций... Руководство республики - приезжие, москвичи, они считают, что это им не уровень, мол, мы этакие крутые".

Руководитель информационного штаба Юрий Гамзатов в разговоре с Би-би-си сказал, что глава региона регулярно общается с главами районов и сел по видеосвязи: "Нет необходимости выезжать в районы, когда можно по видеоконференцсвязи решить. Тем более у нас жесткая самоизоляция".

Для светских дагестанцев, сидящих в "Инстаграме", ориентир - топовые блогеры, продолжает Махмудова: "А те в начале стали говорить, что вируса нет, это все заговор, никого не слушайте". У них, по словам Марины, тоже "никто помощи и поддержки по-человечески не попросил: мол, грядет беда, помогите людей предупредить".

Гамзатов из оперштаба заверил, что работа с популярными блогерами и лидерами мнений тоже велась: "Мы с ними общались, просили, чтобы они обратились к своим подписчикам с просьбой не нарушать режим".

Марина Махмудова пытается предположить, как все зашло так далеко.

"Почему в Италии случилось то же самое, такая же история? Потому что итальянцы - они тоже пофигисты. И мои, например, друзья в Италии, они рассказывают, что долгое время, когда им уже говорили, что есть опасность, итальянцы продолжали ходить по гостям, чокаться, чмокаться и играть в домино. И мы такие же".

"Я заходил в одну и ту же аптеку, как будто я - три разных человека"

Сейчас, когда эпидемия набрала обороты, дагестанцам помогает то же, что привело к вспышке болезни: соседские традиции и взаимопомощь. Если обедом на поминках соседи, сами того не желая, сделали хуже, то теперь на лекарства и еду скидываются всей республикой и развозят по дальним селам.

Самоорганизация здесь вообще привычный способ решить любую проблему: у дагестанцев не в привычке ждать, пока раскачаются чиновники, новый трансформатор или партию плаквенила они привыкли добывать сами.

Так, с селе Ахмеда люди после первой же вспышки собрали 200 тысяч рублей, сами купили лекарства и отдали местной врачебной бригаде. Сами закрыли село на въезд и поставили дежурных.

Писатель Ниналалов второй месяц развозит продуктовые наборы по семьям врачей и тех дагестанцев, которые "привыкли вечером есть то, на что заработали за день". Последних, сейчас лишившихся какого-либо заработка, очень много, вздыхает Ниналалов. Скидываются всем миром, большую часть дают меценаты, которые не хотят называть свои имена. "Пока там главы районов и главврачи больниц объявляют, что у них все есть и ничего не надо, медсестры говорят, что у них один халат тонкий и все. Нас только это и спасает - привычка к взаимовыручке. Все организовались через группы в вотсапе и спасают друг друга".

В итоге Ниналалов, собиравшийся на карантине поработать над докторской диссертацией и новой книгой, сутками ездит по республике на машине, заваленной пакетами с едой и масками.

В селе Губден тоже поначалу никто не верил в существование коронавируса. Глава села Осман Джалилов признается, что сам лечил двухстороннюю пневмонию чесноком и ставил капельницы с антибиотиком. С 1 апреля в Губдене умерли 53 человека, говорит Джалилов.

Местный житель 46-летний Газимагомед Гарумов говорит, что не слышал ничего о том, чтобы кому-то проводили тесты - кроме компьютерной томографии. Поэтому он считает, что точно назвать причину смерти нельзя.

Гарумов занимался продажей машин в Казани, но когда работа встала, на время эпидемии вернулся домой. У него заболела мать. "У нее была пневмония с осложнением на желчный [пузырь]. У сестры была пневмония. У брата пневмония, а еще у него сахарный диабет, тяжело. Мне сказали - у вас тоже пневмония, но я ничего не сделал. У меня температуры не было, ничего не болело. Но, когда я обследовался, мне сказали - на 20% поражены легкие, пневмония", - рассказывает Гарумов.

Услышав слова доктора о том, что "если так продолжится, не успеем похоронить", Гарумов лечиться не стал. Вместо этого спросил главврача, какие лекарства нужны, взял у племянника машину и поехал закупаться.

"70-80%, наверное, заболели у нас. Я знаю, потому что с первого дня занимаюсь лекарствами, раздаю. Привожу с Махачкалы, с Краснодара, с Ростова - с любого города, с любой республики привожу, заказываю и раздаю вот так с первого дня. Очень много лекарства я раздал".

Из Казани он привез 80 тысяч рублей. Сначала потратил 10 тысяч: "Боялся, если честно, все ставить". "Ставить" - местное словечко, означает в этом случае "тратить".

Потом к нему пришли односельчане, сказали - с деньгами проблем не будет, только покупай лекарства. Глядя на них, Гарумов отдал на медикаменты и свои оставшиеся 70 тысяч. Сейчас, по его словам, он купил антибиотиков и противовирусных больше, чем на 800 тысяч рублей: "Около 9 тысяч уколов я раздал, если не больше".

"На складах, в Махачкале, в аптеках, когда узнали, что я их раздаю, а не продаю, они мне продают больше, чем другим. Другим они одну пачку продают, а мне 20. Вначале я заходил в одну и ту же аптеку, как будто я - это три разных человека, чтобы мне побольше продали. Сначала в маске заходил, 20 упаковок брал, потом снимал маску, еще 20 брал, потом в капюшоне…"

У въезда в Губден стоит шлагбаум с приютившейся сбоку будкой охраны. В ней Гарумов открыл что-то вроде аптеки, только бесплатной: "Антибиотики, капельницы, уколы, аскорбиновая кислота, много лекарств". Сначала хранил лекарства в машине, завалив салон и багажник, раздавал прямо оттуда, потом устал. "Люди в два часа ночи, в три часа ночи, из соседних сел, из Буйнакска приходили ко мне за лекарствами", - рассказывает он.

Гарумов смотрел на рецепт, звонил врачу, который его выписал и спрашивал - давать или нет. "Я необразованный человек, два класса всего лишь закончил. Но теперь могу даже почерк врачей разобрать, сами понимаете, у врача почерк какой бывает".

"Еще возил в Губденскую больницу заболевших, у которых брата нет, мужа нет. Они звонили, плакали. Купил два измерителя кислорода в крови. Один главврачу отдал, другой вожу с собой, измеряю сатурацию людям. Если густая кровь, тяжело дышать, аппарат это показывает. Это значит, что надо поставить кислород. Кому надо поставить, я забираю в больницу".

В селе уже лет 30 как есть группа под названием "сороковка" - сорок "братьев", объясняет Гарумов. С рацией и напарником они по очереди каждую ночь патрулируют село, проверяют, кто чем занимается, кому какая помощь нужна. "И согласно с имамом, и с участковым работаем", - добавляет Гарумов.

"Сороковка" же установила шлагбаум на въезд в село и платит по 8-10 тысяч из своих денег охраннику. Каждую проезжающую машину проверяют. Незнакомых внутрь пускают только после звонка тем, к кому он едет. Каждую пятницу - собрание, где обсуждают, "что было, почему было, что надо делать и кто мешает".

"Наши старики рассказывали, что раньше тоже была эпидемия, как коронавирус, что не успевали людей хоронить, и никто не хотел их хоронить, - объясняет Гарумов. - И появилась группа из 40 человек, они сказали: хоть мы умрем, мы это будем делать, будем хоронить, будем всё делать. Поэтому наша группа называется "сороковка". Мы - как они".