"Евгений Онегин": история британского дипломата, который перевел Пушкина

9 мая 1823 года Александр Сергеевич Пушкин начал писать свой роман в стихах, согласно Владимиру Набокову. Так что можно смело утверждать, что жизнь "Евгения Онегина" началась 200 лет назад. В истории, которую я хочу вам рассказать, война, любовь, долг, дружба, семья и служба переплелись в единое целое - с "Евгением Онегиным".

Перевод пушкинского романа на английский язык, о котором идет речь, считается одним из самых успешных - вы сами увидите, почему. Сделал его британский дипломат сэр Чарльз Джонстон.

Сам Джонстон считал, что перевод "Онегина" был ему предписан свыше: "Кажется, присутствует какая-то любопытная фатальность в том, как шаг за шагом судьба втягивает меня в этот великий поэтический роман Пушкина, в обескураживающую задачу попытки его перевода". [цитируется по рукописи Джонстона, хранящейся в его фонде в специальном архиве Liddel Hart Centre for Military Archives Королевского колледжа Лондона].

Итак, по порядку.

Служба и война

В 1939 году Джонстон был командирован в Японию, где в течение трех лет служил третьим секретарем в посольстве Великобритании в Токио. В эти годы он участвовал в редактировании и подготовке к изданию приложения к недельному обозрению-журналу, выходившему регулярно в британском посольстве в Токио. Назывался он недвусмысленно "Escape" (Побег).

В обязанности третьего секретаря входило изучение японского языка. Когда Япония присоединилась к военным действиям на фронтах Второй мировой войны, Джонстон, сидя взаперти в стенах посольства в ожидании эвакуации на родину, забросил японский язык и начал изучать русский.

Его первой учительницей была жена британского коллеги-консула, которую в своих мемуарах он называет просто Марусей. Эта дама русского происхождения начала давать уроки русского языка скучающим английским дипломатам, чтобы разнообразить монотонность ожидания отправки на родину в связи с закрытием британской дипломатической миссии в Японии.

Любовь и семья

Изучение русского языка резко изменило личную жизнь Джонстона. После службы в Токио он получил назначение в Каир, где встретил княжну Наталью Багратион-Мухранскую (1914-1984), принадлежавшую к грузинской царской фамилии и, через свою мать, являвшуюся близкой родственницей русской царской семьи, да и королевских семей Югославии и Великобритании.

В 1944 году они поженились. Свадьба состоялась 22 апреля: сначала в деревенской церкви в Сидлоу, что рядом с городом Райгит, в графстве Суррей, где жили родители жениха. На этой церемонии присутствовала герцогиня Кентская, кузина невесты. А потом церемонию повторили в Лондоне, в сербской православной церкви в фешенебельном районе Найтсбридж, где под венец невесту вел ее кузен князь Всеволод (1914-1973), последний представитель мужского пола царской семьи Романовых, рожденный в России. Здесь же присутствовали король и королева Югославии. В качестве свадебного подарка жена подарила ему книгу - это был роман Пушкина в стихах "Евгений Онегин".

Джонстон подчеркивает значимость и символизм этого подарка в своих мемуарах: "Дедушка моей жены был русский поэт, друг Тургенева и Чайковского, поклонник Пушкина: он назвал свою дочь, мать моей жены, Татьяной, в честь пушкинской героини, и моя жена росла и воспитывалась в пушкинской атмосфере. Когда мы поженились, она мне подарила томик "Евгения Онегина" на русском языке. С ее помощью и со словарем я смог познакомиться с текстом и подумал, какая это потрясающая поэма, найдется ли кто-то, кто переведет ее на английский язык".

Когда он писал эти строки, Джонстон, похоже, не подозревал о существовании четырех английских переводов пушкинского романа: первый был сделан в 1881 году, следующий в 1936 году, а через год появилось сразу два перевода. Необходимо отметить, что Джонстону пришлось потратить совсем немного времени, чтобы ознакомиться с этими изданиями, но ему потребовалось около 30 лет, чтобы прийти к мысли о том, что можно попробовать перевести этот роман самому.

К тому времени это место было занято еще более знатными авторами: прежде всего Владимиром Набоковым, который в 1964 году произвел на свет своего "Онегина", а также Уолтером Арндтом, который смог победить Набокова в "гонке" и издал свой перевод на год раньше. Более того, за свою работу над "Онегиным" Арндт был удостоен высочайшей награды в области поэтического перевода - Боллингенской премии 1963 года. Набоков не скрывал своей неприязни по этому поводу.

Служба, дружба и неожиданный успех

В 1974 году, будучи уже в отставке и справив 30-летие свадьбы, Джонстон начал задумываться о начале работы над переводом пушкинского романа: одним из его новогодних зароков на 1975 год, становится идея начать работу над переводом "Евгения Онегина".

Вновь, как и в первые годы его работы в министерстве иностранных дел, пришла на помощь идея эскапизма. В этот раз это был побег из монотонной повседневности в мир перевода, в котором, как он считал, можно будет как бы восстановить и продолжить дипломатическую карьеру.

В этой связи, совсем не случайно, Джонстон посылает черновую версию перевода другому дипломату, сэру Джону Балфору (1894-1989), бывшему старшему коллеге, как по возрасту, так и рангу. Более того, выбор первого читателя и редактора (помимо супруги) объясняется еще и в терминах профессионального знания Балфора: он служил в России и хорошо знал русский язык.

В своих мемуарах Джонстон называет его Джоком Балфором и описывает рукопись, которую тот возвратил ему после прочтения, следующим образом: "Джок Балфор подверг рукопись тщательному рассмотрению; это очень похоже на то, как посол вносит правку в документ, подготовленный консулом".

Скоро настало время подумать, как опубликовать его перевод. Джонстон принимает решение распространить эту работу главным образом среди своих друзей. Возможно, это обстоятельство является еще одним показателем того, что Джонстон был не готов предстать перед миром в качестве переводчика "солнца русской поэзии", но также и не смог смириться с положением отставного дипломата и пенсионера. Он печатает перевод в частном порядке на собственные деньги и дарит его друзьям на Рождество.

Успех был ошеломляющим, и Джонстона сразу же просят напечатать его работу еще раз в большом издательстве. Экземпляры второго издания быстро расходятся, за этим следует публикация перевода в Нью-Йорке в 1979 году.

Питер Леви (1931-2000), профессор Оксфорда, выдающийся исследователь поэтических произведений, эссеист и критик, опубликовал свою рецензию на перевод "Онегина" Джонстона в воскресном выпуске газеты Sunday Times 1 января 1978 года. Она озаглавлена так: "Пушкин пересекает лингвистический барьер" (Pushkin Crosses the Language Barrier). Не требуется большого воображения, чтобы увидеть скрытый в заголовке намек: Пушкин пересекает границу Великобритании.

Джонстон работал над переводом со всей ответственностью дипломата, который готовит государственный визит. В своих мемуарах он даже сравнивал работу над первым вариантом перевода с процессом прокладки железнодорожных путей: рациональный подход, скрупулёзное планирование, подготовка многочисленных вариантов, постоянное шлифование аргументов, проверка и предложение альтернативных решений.

"Кружится вальса вихорь шумный"

Джонстон посвятил свой перевод Высокопреподобной Матери Тамаре, бывшей настоятельнице монастыря на Елеонской горе в Иерусалиме, в миру известной как княжна Татьяна Константиновна (1890-1979), мать супруги Джонстона, тем самым выразив глубокое почтение всей царской семье.

И эмблема на титульном листе издания его перевода, напечатанного в Scolar Press, достаточно символична. Джонстон так оправдывает этот выбор: "Я принял решение использовать эскиз Храма Дружбы, ротонду Камерона с колоннами, из парка в Павловске. Я выбрал это потому, что дружба занимала особое место в жизни Пушкина, и, в то же время, это объясняется более личными причинами: дворец в Павловске принадлежал дедушке моей жены, и там она проживала в раннем детстве, только за несколько лет до революции 1917 года".

Леон [Леонид] Мирский (1918-1983), русско-британский математик, профессор Шеффилдского университета, оказался одним из корреспондентов и внимательных читателей текста Джонстона. В папках архива Джонстона есть письмо Мирского от 4 января 1982 года, где он подробно разбирает его перевод и особенно отмечает простоту и легкость пера Джонстона в описании сцен бала у Лариных, где празднуются именины Татьяны. С его подачи, процитируем одну строфу, сорок первую, из пятой главы романа:

And now, monotonously dashing

Like mindless youth, the waltz goes by

With spinning noise and senseless flashing

As pair by pair the dancers fly.

Revenge's hour is near, and after

Evgeny, full of inward laughter,

Has gone to Olga, swept the girl

Past all the assembly in a whirl,

He takes her to a chair, beginning

To talk of this and that, but then

After two minutes, off again,

They're on the dance-floor, waltzing, spinning.

All are dumbfounded. Lensky shies

Away from trusting his own eyes.

А вот как она звучит на русском - сравните!

Однообразный и безумный,

Как вихорь жизни молодой,

Кружится вальса вихорь шумный;

Чета мелькает за четой.

К минуте мщенья приближаясь,

Онегин, втайне усмехаясь,

Подходит к Ольге. Быстро с ней

Вертится около гостей,

Потом на стул ее сажает,

Заводит речь о том о сем;

Спустя минуты две потом

Вновь с нею вальс он продолжает;

Все в изумленье. Ленский сам

Не верит собственным глазам.

Перевод на службе дипломатии

Выбор Джонстоном именно "Онегина" служит примером, который, как нельзя лучше, иллюстрирует значимость фигуры переводчика и важность создания такого перевода, где читатель получает возможность узнать больше о культуре народа, на чьем языке написан оригинал.

Для того времени это был достаточно экстравагантный выбор. Он был несовместим с политическим климатом того времени, когда в отношениях Великобритании и Советского Союза существовали враждебность и недоверие. Джонстон, переведя на английский классическое произведение русской литературы, стал уникальной политической и культурной фигурой 1970-х.

Леонид Ржевский (1905-1986), один из редакторов нью-йоркского "Нового журнала", в своем критическом анализе нового перевода "Евгения Онегина" (см кн.161, стр.300) подчеркивал самоотверженность поэта-переводчика Джонстона. По мнению этого прозаика и литературоведа, удачный перевод - тот, где есть уважительный и творческий диалог переводчика и автора: именно благодаря готовности Джонстона служить своим поэтическим талантом другому поэту объясняется успех его "Онегина".

Перевод Джонстона был замечен и отмечен в Советском Союзе. В то время совершенно беспрецедентным было то, что Борис Стрельников, корреспондент "Правды" в Лондоне, встретился с Джонстоном и взял у него интервью в апреле 1979 года ("Правда" от 6 апреля 1979 года, №96 (22161).

За пределами текста: большая жизнь перевода

Выходом в свет двух изданий перевода "Онегина" Джонстона, в 1977 и 1979 году, литературная и переводческая карьера Джонстона не закончилась. В 1980-х годах перевод был явлением культурной жизни Лондона и занимал почетное место в жизни британской столицы.

Архивные документы свидетельствуют о том, что генеральный директор "Ковент-гардена" сэр Джон Тули просил разрешения у Джонстона на использование его перевода в новой постановке оперы Чайковского на сцене этого театра Королевской оперы в Лондоне.

Два письма из переписки сэра Джон и сэра Чарльза хранятся в файле архива Джонстона при библиотеке Королевского колледжа Лондона. В одном из них, датированном 23 марта 1986 года, Тули пишет: "Мне известно, что Исайя Берлин несколько раз с Вами разговаривал по поводу того, чтобы адаптировать и использовать Ваш потрясающий перевод "Евгения Онегина" в новой постановке оперы Чайковского. Я буду очень доволен, если это можно будет сделать".

В том же самом файле хранятся документы, связанные и с другой возможностью использования перевода, не только в опере. Речь идет об адаптации и использовании перевода Джонстона для подготовки и проведения мировой премьеры музыкально-драматической композиции "Евгений Онегин" Сергея Прокофьева (соч. 71).

Что интересно, так это то, что за всю свою почти 40-летнюю карьеру в Министерстве иностранных дел Джонстон никогда не работал ни в одной дипломатической миссии в СССР. Перевод "Онегина" свидетельствует о глубоком знании России и, возможно, говорит о том, что Россия какое-то место в его службе все же занимала.

Уход Джонстона из жизни в 1986 году совпал с 50-летием его службы в двух ипостасях, как дипломата и как автора-переводчика. Эти полвека были также временем, которое он посвятил служению русской культуре, в особенности это относится к его работе над "Онегиным". В этом контексте заголовок неопубликованных мемуаров, которые так часто цитируются в нашей статье, - "Официальная встреча с Онегиным" - не случаен: Джонстон, переводя этот шедевр русской литературы на английский язык, все еще видел себя дипломатом.

В мировой истории были и другие примеры переводчиков-дипломатов; в этом смысле Джонстон - далеко не единственный случай. Между тем, он уникален, так как в его личности, как ни в какой другой, наблюдалось исключительно гармоничное существование ее двух частей и их взаимное обогащение.

Глубокое знание культуры, языка и истории, взращенное на благодатной почве семейных связей, было значимым для Джонстона-дипломата. В то же самое время, опыт работы за рубежом в различных дипломатических миссиях, с присущими им уникальными условиями и требованиями, позволил сделать перевод высочайшего класса с сохранением "онегинской строфы".

Немного перефразировав описание пишущей ручки переводчика, предложенное Чжа Лянчжэнем [известным под писательским псевдонимом Му Дань] (1918-1977), поэтом и переводчиком "Онегина" на китайский язык, можно представить, что перо Джонстона, очевидно, было больше маленькой деревяной лодочки, держащейся на плаву в штормящем море. Джонстон, как "бывалый моряк", смог предусмотреть все, чтобы предотвратить стихийное бедствие и довести "Онегина" до гавани признания.

Анна Пономарёва, доктор философских наук, преподаватель русского языка, теории и практики переводов и сравнительного литературоведения в Университетском колледже Лондона и Имперском колледже Лондона.