Ptisa_Lucy (Чортова_Дюжина) все записи автора
Автор Алексей_Груненков,
Продолжение Главы 1. Тараканьи бега
В дороге я много читал. Читал Чехова и Достоевского, читал Толстого и Гончарова.
Куприна. Набокова. Братьев Стругацких и братьев Вайнеров. Ремарка, Эрнеста Хемингуэя и Джека Лондона. Всё что находил в родительской и бабушкиной библиотеках. Именно тогда во мне и начало вызревать желание стать писателем. Правда, ни одной стоящей темы в голове на тот момент не вертелось, но мне что-то подсказывало что рано или поздно она непременно отыщется. И она отыскалась! Спустя полтора года впечатление от этих поездок ляжет в основу моей первой серьёзной повести. Ну а в ту пору я сочинял нечто несуразное про таракана, ползающего по палатам сумасшедшего дома. Каждая номерная глава этого сумбурного сочинения одновременно становилась и номером палаты, где происходило действие. Вещь называлась “Транзитом через дурдом”.
Но в творческом плане метро сильней на меня повлияло. Куда больше нежели тараканы
чьи образы часто встречались в юношеских стихах. Оно таило в своих линиях и персонажах что-то магическое, достойное бумаги. День за днём я разгадывал его тайну и первое открытие, которое сделал методично объездив, все 11 линий привело меня в сильное замешательство. Мне даже стало немного обидно за самого себя, что я в своей слепоте раньше не замечал этого. Я с удивлением обнаружил, что каждая линия нашего Московского Метрополитена имеет свой запах. Индивидуальный, неповторимый, особый, свойственный только какой-то одной конкретной линии аромат. Или зловоние.
Взять хотя бы мою Серпуховско-Тимирязевскую. Знаете, как она пахнет? По утрам она источает слабый аромат не шибко дорогого парфюма, джина с тоником, растворимого кофе, а по вечерам накапливает в атмосфере неприятный пивной душок, сигаретный запах, а также раздражение, усталость, разочарование в прожитом дне и отрыжку. И всё это под тихое перелистывание страниц очередного бестселлера от Александры Марининой или Дарьи Донцовой. Ну чем не метафизика?
А если сойти на Чеховской и, внедрившись в густую, пахучую толпу, перейти на
Пушкинскую и прокатиться, скажем, до Выхино по Таганско-Краснопресненской линии?
Особо приятных ощущений я не обещаю, зато шансов испортить себе настроение на весь
оставшийся день у вас точно прибавится.
Начнём с того, что от Пушкинской до Выхино вся “Таганско-Краснопресненская”
пропахла потом, водочным перегаром и папиросами Беломорканал. А также машинным
маслом, бензином и ещё чем-то промышленным и до крайности неприятным. Там, к слову,
не редкость грубая, нецензурная брань, а уж ноги-то вам отдавят в лёгкую. Наступят
грязным, нечищеным башмаком и промолчат, отвернувшись. И всё это под новые
приключения Бешеного, Слепого или какие-то ну очень замороченные учебники и
конспекты, также с примесью чего-то технического.
А когда я оказался на Филёвской? Помнится, я долго и старательно водил из стороны в
сторону своим носом, но не чувствовал никакого запаха. Дело, наверное, было в том, что из-за своей, так сказать, “открытости”, голубой линии не удавалось, по примеру остальных линий, накопить в атмосфере никаких обонятельных особенностей, достаточного количества запахов, чтобы их засекло обоняние. Какой-то нехитрый набор их, даже если присутствовал, то был фактически неуловим и быстро выветривался через открытые перегоны между станциями. Я склонен думать, что голубой цвет, в который она окрашена, символизирует небо как бы напоминая этим об “эксбиционистских” наклонностях линии.
Быть может, я мыслю несколько ассоциативно, и любой работник Метрополитена
запросто упрекнёт меня в том, что я где-то преувеличиваю или, напротив, преуменьшаю то
единственное, что творится на всех этих линиях, но картина моя в целом объективна и он не сможет с этим не согласиться.
Зато знает ли этот придирчивый работник как, например, по утрам пахнет
Сокольническая? Я сильно бы удивился, если в один из дней, она вдруг перестала источать
Клинское пиво, дорогие духи, не менее дорогой лосьон после бритья, под мерное гудение
зубрежки и перелистывание страниц учебников. Под вечер, правда, содержание духов и
лосьона, в атмосфере этой линии, постепенно уменьшаются, а после чего и вовсе сходит на
нет, содержание Клинского возрастает, зато зубрежка и перелистывание страниц стихают
полностью уже где-то к часам пяти вечера, заменяясь на хриплый и веселый гомон,
добирающихся домой, студентов.
А Замоскворецкая? А Калужско-Рижская? А Арбатско-Покровская? Или, наконец, эта
феерическая Кольцевая?
Я мог бы часами говорить про линии Метрополитена и про то, смесь чего с чем они
источают в определенное время суток! Но как тут пропустить Кольцевую?!! И чем только не
несёт от этой невероятной линии! Наверное, неспроста у неё такой характерный цвет. Она
представляется мне своеобразным фильтром, где оседают неперспективные элементы,
исходящие от остальных линий. Основной контингент ездящих по ней людей – это, конечно,
люмпены и созерцатели, между тем, являющие собой удивительно сходный продукт. Ни те,
ни другие не ставят перед собой конкретной задачи куда-то приехать.
Я часами разъезжал по этой линии и всегда находил, что основной костяк едущих
вместе со мной в вагоне круг от круга остаётся неизменным. Довольно редко, когда в нём
появлялись новенькие, которые, проезжая несколько станций, исчезали бесследно, не
оставляя после себя ни пустых бутылок, мигрирующих по всему вагону, ни обертки от
гамбургеров на сиденьях, ни тяжелого запаха мочи в воздухе. Как я уже говорил, люди,
составляющие постоянную величину на Кольцевой делились на две категории; если первые,
почти всегда пребывающие в объятьях Морфея и безжалостно изгоняемые из вагонов
резиновыми дубинками, только и занимались тем, что портили, своим присутствием воздух
а, заодно, и настроение окружающим, то вторые – прямая противоположность первым –
пребывали скорее в плену собственных мыслей и никого не стесняли, даже если вы их об
этом попросили бы. Я относился к разряду вторых, зато всякий раз, совершая очередной
круг, внутренне поражался тому единству духа и понятиях о бесконечности, кои, без
сомнения, сплачивали нас, созерцателей и люмпенов. Люмпенов и созерцателей.
Именно там, на “Кольцевой” поджидало второе открытие. Я убивал свободное время
мчась по кругу под несмолкающий стук колес и вялое перешептывание пассажиров.
Завершая второй или третий круг, я вдруг поглядел на схему на стене вагона. Не то чтобы я
обладаю особо пылким воображением, но, скажите, она вам никогда не напоминала
стилизованного осьминога, с коричневым туловищем-кольцом и разноцветными лапками-
линиями?
Читать далее...