Сейчас я расскажу тебе сказку. Не такую сказку, что дед посадил репку, выросла репка большая-пребольшая. А настоящую сказочную историю, которая была на самом деле.

Была в мире большая-пребольшая страна, больше других. Она раздражала этим окружающих, как медведь какой неуклюжий - чуть повернётся, обязательно на чью-нибудь больную мозоль наступит. Все её побаивались и не любили, Совсем не любили!

Хочу рассказать вам сказку. Только свою. Хотя все её знают, но там почему-то про лягушек. Ума не приложу, при чём тут лягушки? Во-первых, лягушки по кухне не бегают в поисках съестного. Во-вторых, лягушки не могут забраться на стол. В-третьих, они умеют плавать. В общем, сказка эта - моя и совершенно не про лягушек! Хотя к лягушкам я отношусь очень нежно)))

Шла тяжелейшая война. Все мужчины ушли на фронт, даже дедушка был на фронте врачом. А бабушка тоже была врачом, но в тылу, в госпитале - ведь у неё было двое детей. Только тогда она была совсем не бабушка, а молодая, очень красивая женщина. И детей у неё было уже не двое тогда, а в живых осталась только дочка-первоклассница. Маленький трёхлетний сын умер у неё на руках от пневмонии, потому что лекарств для него не было. Бабушка ещё не знала, что у неё родится ещё одна дочка, попозже. Да и от мужа она почему-то перестала получать письма и очень тревожилась за него. Она не знала, что он был контужен, попал в госпиталь, а писать не мог.
А дочка её ходила в школу, ведь даже во время войны дети учились и ходили в школу. И, несмотря на войну, они делали домашнее задание - писали упражнения, решали примеры. Только тетрадей у них не было, а были старые газеты, на которых они и писали между газетных строчек карандашом. А ещё дочка, как и все дети, росла и всё время хотела есть.

Вот я её спросила вчера: Мам, ну почему ты съела эту ветчину, если тебе показалось, что она несвежая?! А она ответила: Да вот, со времён войны не могу выбрасывать еду!

Но я отвлеклась. Девочка после школы приходила в госпиталь где работала её мама врачом, потому что там давали обед: заваренную в кипятке ржаную муку, иногда с каким-то растительным маслом. Почти с несъедобным названием. А ещё там было тепло. Девочка садилась в сторонке на скамеечку и делала уроки.
А сторонка эта представляла собой кровать, на которой лежал обожжённый танкист. Поэтому на него не могли даже класть простыню, а ему сделали что-то наподобие палатки или навеса, чтобы одеяло не прикасалась к телу. Он, конечно, выжил чудом. Он как-то ухитрился выбраться из горящего танка. Может быть, его вытащили товарищи. В общем, его мазали лекарством каждый день, и он уже шёл на поправку, но лежать ему было в палатке очень скучно - как же ты будешь с кем-то разговаривать, если ты его даже не видишь или видишь в маленькую щёлочку. Поэтому он и подружился с маленькой девочкой, которая каждый день приходила после школы и сидела около него. Они беседовали, и он рассказал ей одну сказку. То есть, может быть, он рассказывал ей разные сказки, но я знаю только про одну.

А потом война закончилась, все вернулись в Москву, только у дедушки, а он был тогда и не дедушкой вовсе, тряслась голова. И ещё родилась маленькая девочка, которую все звали Кроха.

И когда был ДЕНЬ ПОБЕДЫ, все взрослые побежали вечером на Красную площадь смотреть салют. А старенькую прабабушку, которая тогда была просто бабушкой (это я своим появлением на свет сделала её прабабушкой, а Кроху - тётушкой) и ту девочку-школьницу оставили сидеть с Крохой. Девочка так горько плакала, что её соседка по коммунальной квартире, а других квартир тогда и не было, Марфуша, согласилась посидеть с Крохой и отпустила бабушку и девочку на салют. Марфуша была монахиней из разорённого монастыря. Она жила в комнате с другой монахиней, постарше. Им дали одну комнату на двоих, решив, что они сёстры, потому что они обращались друг к другу так: сестра!
А когда девочка выросла, она вышла замуж, родила дочку и рассказала ей эту сказку танкиста.
А теперь уже я, эта дочка, расскажу вам эту сказку :-)

Так вот, сказка танкиста:
Бегали две мыши по кухне в поисках съедобного. Уже забрались на стол и бегали там, пытаясь заглянуть во все банки-склянки, как вдруг неожиданно свалились в большой кувшин с молоком, который стоял на столе. Одна мышь сразу вспомнила, что она плавать не умеет, горло кувшина очень скользкое, выбраться она не сможет, поэтому она сложила лапки и, не рыпаясь, тихо пошла ко дну. Другая же мышь продолжала бить лапками и пыталась удержаться на плаву. Уже совершенно изнемогая от усталости, она вдруг почувствовала, что ногами стоит на чём-то твёрдом. Опираясь на вдруг возникшую опору, она выпрыгнула из кувшина и убежала. На что же она смогла опереться задними лапками? Ответ все уже все знают: она сбила масло!

В общем, я понимаю это так: надо биться до последнего. И тогда вы выберетесь из горящего танка и ваши товарищи дотащат вас до госпиталя, где вам сделают простынную палатку над кроватью и вылечат.

Будем бить лапками, господа!


Вот первые послевоенные годы. Слева направо: моя мама-школьница, дедушка-военврач, совсем мелкая тётушка и бабушка

Мне думать некогда! У меня котлеты, борщ, постирать-погладить. Ну на работе приходится - там это даже приветствуется. Только не вслух. Я раз сказала, что думаю - так меня чуть не порвали на много маленьких пипеток.
Но иногда бежишь себе по делам, под ноги смотришь, чтоб не споткнуться, и вдруг - бац! - прямо с размаху впиливаешься в Нововведение. Налицо травма в виде шишки на лбу. А раз травма, значит в этом месте блокировку пробило. И вдруг начинают в голову лезть всякие посторонние мысли. Например, откуда есть пошёл сбой в системе. Понимаешь, что не в прошлом веке - всё раньше началось. Не в восемнадцатом, при петровских реформах, не во время Раскола и никонианства, и не при опричнине. Всё это следствия. Ну и монголы тоже не на пусто место пришли. Начинаешь всматриваться - и получается вот что:

ЗАКОЛДОВАННАЯ СТРАНА

Давно это было. Совсем в седую старину. Даже разглядеть сквозь толщу времени ничего почти и невозможно.
Приплыли новые люди в эти края, гонимые со своих родных мест силой, против которой не могли они выстоять. Приплыли они на плотах, с семьями, детьми, собаками, живностью всякой, со струментом, какой был. Вышли на берег и увидели, что страна ничего так. Жить можно. И стали жить - поля распахивать, хлеб да репу сеять. А тех, кто раньше здесь жил, стали потихоньку оттеснять. На север, на камни да болота. Или ассимилировать. Ну те ничего, терпят. Договорились с этими, что вот они будут там жить, за холмом, да на холм ходить своим богам молиться. А эти тут будут землю пахать. Хорошо. Только через некоторое время новые за холм полезли, стали там тоже землю пахать. Те и говорят: «Вы что? Мы же договорились!» А пришлые: «А у нас теперь всё по-новому. У нас рихормы!» А старые им отвечают: «Вы и так почти все леса распахали, нам всех зверей пораспугали, охотиться уже не на кого почти! Всю рыбу повылавливали! Ассимилируете нас, прости Господи, без стыда и совести, а теперь у них, видите ли, рихормы! Не можем мы вас больше терпеть, уйдём все от вас. В озеро. Только перед уходом заколдуем вас. Теперь у вас как станет кто царём или начальником каким по его примеру, так будет его сразу на рихормы тянуть. Прям распирать его будет. Подавай ему рихормы – и всё!» Детей малых на руки взяли и пошли. Прямо в воду. А эти им кричат вслед: «Идитя-идитя, нам же больше достанется! Меньше народу - больше кислороду! Испугали ежа голыми рихормами!». Ну те, чудные-то, на дураков только посмотрели своими светлыми глазами и ушли все.
Прошло время, и стала Заколдованная страна вся утопать в "рихормах": то креститься надо по-новому, то вообще не креститься, то бороды надо брить и табак курить, то не курить нигде и никому, ну и образование реформируют, куда ж без него! То военные поселения объявят, то волю крестьянам дадут, то обратно их в колхозы загонят, то «ять» отменят, то кофе усреднят, ну с ним и реформу образования конечно же проводят. То Новый год две недели праздновать велят, то реки на юг поворачивают, то памятник переставят, то обратно хотят, то закопают, то откопают, а на закоп ещё реформы не пришли - так и лежит посреди города. Ну пока реформу образования проводят, чтоб не простаивать. То вместо Прекрасной эпохи ларёк привокзальный нагромоздят - любуйтеся, это такой же самый, как и был! То время одно с Уралом назначат, то надо доносить, то не надо, то опять надо – люди уже запутались, доносить или не доносить, и опять же реформу образования, Господи помилуй, проводят, да как - с размахом! Сейчас вот пенсию хотят реформировать.
Словом, не живут, а только реформируются.
Расколдовал бы их кто!