Все соцсети народные, но "ВКонтакте" – народнее других. И радости в ней народные, и горести тоже. Недавно попался мне ролик любительский, снятый на телефон парнем из Ленобласти, участвующим в "специальной военной операции". Специальный такой ролик – парень моется, бреется, с удовольствием смотрит на себя, такого свежего, в зеркало. Потом обозревает пейзаж – вот тут деревня украинская, вот наша техника, а вот сюда вчера "прилетело": стоит искореженный танк со свернутым дулом, невдалеке в какой-то страшной позе, на карачках – сгоревший человек, видимо, из этого танка. "Вот, – говорит свежевымытый автор ролика, похохатывая, – просто мясо". И повторяет, как бы смакуя: "Просто мясо!" Не могу забыть этот хохоток, не могу представить, что о своем боевом товарище можно вот так…
А вообще, ползаешь по бесконечным сетевым ниточкам, цепляешься за узелки и все чаще обжигаешься о пламя свечки в ракушке ладоней: "Настоящий герой!", "Такой молодой!", "Мог бы жить и жить!" Это паблики, посвященные погибшим – не когда-нибудь, а сегодня, сейчас – под Херсоном, под Донецком, на Луганщине.
"Помолитесь за убиенного воина Александра, Дениса, Сергея, Михаила…", "Со святыми упокой" – кажется, в хоре комментаторов ведут профессиональные плакальщицы – кстати, одни и те же, от поста к посту, но между их елейными восклицаниями встревают и трезвые голоса: "Конечно, герой, но я не понимаю, как могут таких мальчишек на смерть отправлять…"; "Неужели у нас взрослые воины кончились, и без этих сосунков на передовой никак?"; "Сил родным вынести это горе!"; "Сил родным…"; "Сил родным…" В том, что погибший – герой, не сомневается никто. А если встревает Фома неверующий, лазутчик из другого стана, со словами – что, мол, погибшего на чужую землю никто не звал, на него набрасываются скопом и от чужака летят клочки по заулочкам, так что общего тона торжественно-траурного радения редкая драчка не меняет.
Но бывают вторжения иного рода. "Герой?! Потому что на двух моих маленьких племянниц бомбу сбросил?" – это в паблик пришла украинка. Так и слышу, как повисает тягостная пауза – но ненадолго. Пару минут – и ряды смыкаются: "Да ты что городишь?", "У тебя с головой все в порядке?", "Да убирайся к себе домой!" – "А мне некуда убираться, у меня больше нет дома, – парирует гостья, – потому что ваши герои его разрушили". Еще пару перелетов мяча туда-обратно, и до героического комьюнити начинает доходить, что за словами о двух погибших девочках стоит такая страшная реальность, от которой надо немедленно избавиться, чтобы не раскололась голова. Потому что голова, в которой уместится правда о том, что наши мальчики там гибнут как герои, и о том, что наши мальчики-герои разбомбили чей-то дом и убили чьих-то детей, – такая голова неминуемо расколется.
И, чтобы этого не случилось, надо кричать как можно громче: "Да вы что, не понимаете, бомбами по жилым домам – это же только фашисты могут!" – "Вот именно!" – спасительная фраза с готовностью подхватывается и раскладывается на разные голоса, как в классической партитуре. Праведный хор крепнет, украинке еще раз даются энергичные советы идти очень далеко по добру по здорову – понятно же, что она городит ерунду, ведь только фашисты могут бомбить мирные дома и убивать детей, а в нашей армии же нет фашистов, стало быть…
Заметим – никто не одобряет разрушение мирных городов. И все рассуждение построено по железным законам логики: бомбить мирные города могут только фашисты, в российской армии фашистов нет, следовательно, российская армия мирные города не бомбит. Рассуждение, по-своему безупречное – построенное на умозрительной посылке, выученной в школе, усвоенной от бабушки с дедушкой, от папы с мамой и закрепленной упражнениями и практическими занятиями с парадами, бессмертными полками, пошивом венной формы младенцам и бравыми надписями на машинах – "Можем повторить!" и "На Берлин, за немками!".
Правда, столь же логически безупречное рассуждение можно построить и отталкиваясь от другой аксиомы. Для этого нужно в общем небольшое усилие – взять в качестве отправной точки не традиционные, укорененные в культуре представления, а факты. И тогда получится следующее: бомбить мирные города могут только фашисты, российская армия бомбит мирные города, следовательно… Но это следовательно произнести невозможно. Это невозможно признать. С этим невозможно жить.
Что есть единственное утешение вот этой мамы, потерявшей сына, или вот этого несчастного отца, давящегося рыданиями у гроба, накрытого полосатым знаменем, или вот этой бабушки, где-нибудь в глухой деревне растившей на свою копеечную пенсию внука-сироту и теперь лишившейся единственной отрады и опоры? – Что их сыночек, их внучек, их свет в окошке, их надежда – герой, "защищавший всех нас от фашистов", а не убийца женщин и детей.
И поэтому мы, бегущие к ним сломя голову со страшной правдой о так называемой "специальной военной операции", о снесенных с лица земли городах и убитых детях, будем для них врагами, а соловьевы-симоньян, льющие им в уши сладкий яд про защиту украинцев от мифических "бендеровцев" и про то, что если бы мы не перешли границу Украины, то завтра Украина напала бы на нас, – они будут их друзьями и утешителями.
И солдаты, которых пригнали под Белгород "на учения", – совершенно точно не все мародеры и насильники. Да, таких, видимо, много, от одних перехваченных телефонных разговоров, где "воины-освободители" хвастаются награбленным женам и матерям, а те одобряют их действия, волосы встают дыбом. Но будем честны – все не могут быть негодяями, во-первых, потому что так не бывает, а во-вторых, потому что многие просто ничего такого не успели – их убили до того, как они получили возможность испытать себя "на вшивость".
А вот то, что мозги промывали абсолютно всем, это факт.
У нас тут со старшим сыном недавно был разговор – как раз когда в новостях в очередной раз говорили о потерях. Вот, говорю, представляешь, если бы ты рос не в нашей семье с ежедневным "Эхом Москвы" на кухне, не в Петербурге, а хотя бы в Ленинградской области, в Псковской, где-нибудь в деревне под Великим Новгородом или в Карелии. И твои родители головы бы не поднимали от огорода или от станка, и в доме бы Первый канал не выключался. И отец с матерью бы тебе говорили, что "мужик должен служить", и соседи бы вторили, и в армии бы тебе популярно объяснили, что вон там, в Киеве – "бендеровцы" засели, и отправили бы тебя как миленького на "учения", ты бы и не пикнул. – Да, кивал мой сын, – об этом просто подумать страшно, какие же мрази – те, кто так обрабатывает этих парней. Не вытащишь счастливый билет, никто не вправит тебе мозги вовремя – и пропадешь.
А главное, никогда не поймешь нерушимой связи между ложью и кровью, между державным фекальным шествием с чемоданчиком в туалет и факельным шествием, до которого теперь, кажется, – один шаг. Только родители погибших так никогда этой связи и не увидят, иначе их сердце и мозг разорвутся – ведь с гибелью во имя еще можно смириться, а напрасная гибель – невыносима.
И, честно говоря, я даже боюсь падения нынешней власти и момента истины: примут ли его те, кто сегодня постят свечку в ладонях и повторяют бесконечное: "Такой молодой!", "Такой герой!", "Жить бы и жить…"
Софья Рогачева – журналист, поэт
Высказанные в рубрике "Мнения" точки зрения могут не совпадать с позицией редакции
