- Назначена дата слушаний по делу о пытках заключенного надзирателями колонии в Ярославле.
- В России обыски стали инструментом запугивания и давления на "неугодных".
- Владельцы апартаментов в России рискуют лишиться собственности.
Это не случайность, а пыточный конвейер, обычная практика наших колоний
На этот раз на скамье подсудимых девять человек, все – бывшие сотрудники исправительной колонии №1 Ярославля. Их будут судить за пытки бывшего заключенного Абубакара Цагалаева. С момента преступления прошло более пяти лет, но Следственный комитет заинтересовался эпизодами "Ярославского дела" только после публикации журналистами видеосвидетельств.
"Ярославским делом" называют серию уголовных дел, возбужденных в последние годы против сотрудников системы исполнения наказаний за избиение заключенных в Ярославле. Все случаи насилия выявил и предал огласке правозащитный фонд "Общественный вердикт" (внесен в реестр иноагентов).
На видеосвязи с нами – адвокат "Общественного вердикта" Ирина Бирюкова, которая и раздобыла видеодоказательства избиений и пыток заключенных в Ярославле. Теперь она представляет интересы большинства потерпевших по этому делу.
Ирина Бирюкова: Среди девяти бывших сотрудников колонии есть четверо, которые уже фигурировали ранее в уголовных делах. А один из них, Максим Яблоков, получил даже два приговора, это будет его третье дело. В первом большом деле, где потерпевшим был Женя Макаров, основной тезис сотрудников был, что это случайность, они устали, переработали, поэтому не оценили обстановку – и вот так получилось. Но следующие уголовные дела говорят о том, что это не случайность, а пыточный конвейер, обычная практика наших колоний.
Сотрудники колоний понимали, что все сходит с рук, ведь много лет сходило
Марьяна Торочешникова: В конце прошлого года мы стали свидетелями чудовищных пыток в некоторых российских колониях, в том числе в тюремной больнице, когда одни заключенные пытают других по указанию сотрудников. Почему же ярославские до этого не додумались и сами подставлялись под статьи? Или они были уверены, что им все сойдет с рук? Ведь избиения и пытки они снимали на видеорегистраторы, было видно всех, кто участвует, и включалась "круговая порука": ты же не будешь ни на кого доносить, если тут же снят ты сам и делаешь то же самое.
Ирина Бирюкова: Об этом даже сами сотрудники говорили на допросах. Были сотрудники, которые отработали буквально месяц-два, один говорил: "Мне дали палку и сказали, что я хоть один раз, но должен ударить". Кто-то из сотрудников даже выходил из этого кабинета, но его вернули назад. Это делалось специально, чтобы никто не мог донести. Конечно, они понимали, что все сходит с рук, ведь много лет сходило, и если бы не то первое видео, которое попало ко мне, они были бы уверены, что и все остальное сойдет.
Я уверена, что эти видео – капля в море, на самом деле пыток было гораздо больше. Я работаю со многими осужденными в Ярославле, и они рассказывают, что их пытали, но нет доказательств. Они обращались, и после публикации видео пыток Жени Макарова в Ярославле было возбуждено более 150 дел, но все заглохло просто потому, что следствие говорит: нет видео – нет доказательств.
Марьяна Торочешникова: Это какая-то уникальная колония №1 в Ярославле или из других колоний области вам тоже приходили жалобы?
Ирина Бирюкова: Жалобы приходили из всех колоний, по двум были возбуждены дела. И сейчас есть обращения, но уже не по поводу избиений, там новые, более изощренные пытки, незаконная посадка в ШИЗО, ограничение свиданий, звонков, передач. Перестали бить, но не пытать.
Жалобы приходили из всех колоний, по двум возбуждены уголовные дела
Марьяна Торочешникова: Несмотря на постоянные скандалы вокруг системы исполнения наказаний и смену начальства, эта система все равно не меняется к лучшему. Наоборот, мы с каждым годом получаем все более шокирующие свидетельства того, как выживают люди в российских местах лишения свободы.
Ирина Бирюкова: Потому что перемен-то хочет общество, осужденные и их родственники, а система не хочет, ее все устраивает. Для нее эта система – рабочая. С помощью пыток можно добиться признательных показаний. Колония – это же своего рода бизнес для ее руководства, возможность получать с осужденных деньги за телефоны, дополнительные свидания и передачи, за улучшение условий содержания. Они могут один и тот же телефон продавать три раза: забирать на обысках, а потом возвращать за деньги.
Можно повышать показатели, помогать следствию раскрывать какие-то дела, используя пытки и другие способы. И система всячески противится переменам, особенно в последнее время, когда зашла речь о введении отдельной статьи по пыткам и о том, чтобы общественники или хотя бы надзирающие органы контролировали ситуацию. Система не заинтересована в исправлении.
Перемен хочет общество, а систему все устраивает
Властям тоже удобно, чтобы был минимальный интерес к этой теме, все это пытаются спустить на тормозах, потому что иначе надо будет что-то с этим делать, а делать не хочется.
ОБЫСКАТЬ И ЗАПУГАТЬ
С 2018 года суды в России ежегодно санкционировали более 220 тысяч обысков, осмотров и обследований. Обследования и осмотры – это, по сути, те же обыски, но поведение следственных органов на них регулируется менее детально. С точки зрения ограничения конституционных прав обыск – самое жесткое следственное действие из предусмотренных Уголовно-процессуальным кодексом, и прибегать к нему нужно только в непростой следственной ситуации. Однако в современной России обыскивают не только подозреваемых, но и членов их семей, и свидетелей, и чаще всего не с тем, чтобы помочь следствию в обнаружении улик или поиске чего-то противозаконного. Обыски стали инструментом запугивания и давления на "неугодных".
С нами адвокат Анна Ставицкая.
Анна Ставицкая: В последнее время обыски стали часто использовать в отношении журналистов. Я участвовала в двух обысках – в отношении журналиста Зои Световой и журналиста Романа Анина. Зоя Светова как будто бы проходила в качестве свидетеля по одному из дел, связанных с Михаилом Ходорковским, она работала в медиа, которое считают аффилированным с Ходорковским, и следствие почему-то пришло к ней. Обыск проводили на протяжении шести или восьми часов и, как водится, забрали все гаджеты, в том числе и те, которые принадлежали не Зое, а ее детям.
Марьяна Торочешникова: Обыск у свидетеля – это нормальная практика в России?
Забрали гаджеты, чтобы подыскать еще что-то на журналиста, который проводит серьезные расследования
Анна Ставицкая: К сожалению, с точки зрения закона это возможно. Но понятно, что этот обыск был совершенно не нужен для расследования дела. Следствие длится уже более десяти лет, и искать у Световой какие-то документы, которые подтверждали бы те или иные действия Ходорковского, по меньшей мере странно.
К Роману Анину пришли в рамках уголовного дела, которое расследовалось по факту написания им нашумевшей статьи (она касалась лодки, принадлежавшей Сечину, на ней путешествовала его жена). И вот через несколько лет следствие вдруг думает: "Мы все-таки должны обыскать Анина". Пришли следователь, несколько оперативников ФСБ, тоже забрали все гаджеты, все описали и унесли в закрома Следственного комитета. Прошел уже год, но ничего не отдают. Для расследования этого дела совершенно не нужно через два года обыскивать журналиста. Понятно, что какие-то сведения он уже не хранит, а все имеющиеся сведения опубликованы. Это тоже был акт устрашения. Более того, они забрали гаджеты, чтобы подыскать еще что-то новенькое на журналиста, который проводит серьезные расследования.
К сожалению, в таких случаях следствие проводит обыски не потому, что хочет раскрыть уголовные дела, а для того, чтобы получить информацию и запугать. В последнее время еще проводится много обысков у адвокатов. В апреле 2017 года в УПК были приняты нововведения в отношении обысков у адвокатов и прописано, когда они могут проводиться: либо если в отношении адвоката возбуждено уголовное дело, либо если оно возбуждено в отношении других людей, а адвокату предъявлено обвинение. Но ни в коем случае нельзя изымать то, что составляет адвокатскую тайну.
Тем не менее, сразу после того, как были приняты эти нововведения, к адвокату олигарха Константина Пономарева пришли в его частный кабинет и изъяли все документы, которые являлись адвокатской тайной. И мы уже несколько лет не можем доказать, что это незаконно. Суды пишут какую-то мутотень: на двери не было таблички, что это адвокат, ЖЭК не знал, что здесь адвокатский кабинет, зато есть справка ФСБ, где написано, что этот кабинет олигарх Пономарев использовал в своих целях. Но адвокат не должен везде развешивать таблички. Он имеет свидетельство о том, что на какой-то территории он организовал адвокатский кабинет – все! Ты предъявляешь этот документ, и никакой следователь не имеет права изымать твои документы. Но не в России.
Главная проблема в том, что у нас нет независимого суда
Марьяна Торочешникова: А что это за мода приходить к людям с обысками ранним утром – разбудить людей, не давать одеться, сообразить, что происходит, вызвать адвоката?
Анна Ставицкая: Видимо, такая психотравмирующая ситуация приятна для следственных органов. К Роману Анину пришли, наоборот, вечером, и мы там сидели до часа ночи, что тоже не очень приятно.
Главная проблема в том, что у нас нет независимого суда. Если бы он был, то и следствие не могло бы делать то, что оно делает: суд быстренько бы дал им по рукам. А так как суды говорят "все нормалек", почему бы не прийти к человеку под предлогом того, что у него есть какие-то листовки?
ЖИЛЬЕ ИЛИ ФИКЦИЯ?
Владельцы апартаментов в России рискуют лишиться своей собственности. В Москве уже проверяют законность строительства 600 объектов – часть из них могут признать самостроем и снести без каких-либо компенсаций. Собственники могут оказаться заложниками ситуации. Но приобретать для жилья нежилые помещения их никто не заставлял, а само помещение можно и продать, считают в Госдуме. Сенаторы тем временем предлагают приравнять апартаменты к жилью.
Марьяна Торочешникова: У нас на связи адвокат Артем Сидоров. Что не так с апартаментами, почему в последнее время вокруг них так много возни?
Владельцы апартаментов в России рискуют лишиться своей собственности
Артем Сидоров: Проблема с апартаментами очень серьезна, особенно в Москве и области. Многие застройщики и лица, у которых в собственности находятся какие-то объекты (бывшие заводы, здания в промзонах), начали массово переделывать их или строить новые под видом нежилых объектов, делая их пригодными для жилья. Возводится здание, по документам оно идет как нежилое, а фактически продаются помещения с жилыми комнатами, санузлом, местом для кухни. У многих станций метро и в промзонах стоят 40–50-этажные дома (их называют "человейники").
Это не жилой дом, а какие-то "апартаменты", а такого термина вообще нет в законодательстве. Его придумали не очень добросовестные застройщики, которые предлагают людям купить нежилое помещение, более дешевое, чем квартира, ведь комплекс апартаментов строится без учета социальной нагрузки и обязательных отчислений, там могут применяться стройматериалы худшего качества.
Марьяна Торочешникова: Зарегистрироваться в апартаментах нельзя?
Артем Сидоров: Нет. Лишь в очень небольшой части таких комплексов, которые проходят как гостиницы, возможна временная регистрация.
Марьяна Торочешникова: Но это же довольно распространенная практика: производство выводят за территории больших городов и на месте промзон организуют культурные и жилые пространства. Чем это плохо?
Артем Сидоров: Может быть, это и не плохо при соблюдении всех нормативов, если часть земли перевести под жилую застройку, согласовать проект, учесть места в школах, детсадах и поликлиниках. Но у нас это переводится в так называемое "фактическое жилье", туда заселяется множество людей, и инфраструктура района просто не справляется. Вот на Дмитровской построили четыре огромные башни апартаментов. По статистике там никто не живет, а на деле – несколько тысяч человек, а им надо лечиться, ходить в школу, и это создает огромную нагрузку на прилегающие районы.
По статистике в здании никто не живет, а на деле – несколько тысяч человек, а им надо лечиться, ходить в школу
Строительное лобби пролоббировало внесение в Госдуму законопроекта, который легализовал бы эти апартаменты. Конечно, есть комплексы, которые построены более-менее качественно, это жилье бизнес-класса, просто другое назначение земли. Там, по идее, ничьи права не нарушаются. А есть построенные на территории бывших заводов под видом реконструкции или просто перепланировки, а сейчас еще стало модно строить апартаменты под видом транспортно-пересадочных узлов. А все потому, что застройщики делают, что хотят.
Марьяна Торочешникова: Этот законопроект еще в прошлом году появился в Думе, потом немного затормозился, а теперь о нем опять заговорили. Удастся ли сейчас его протолкнуть?
Артем Сидоров: Если и принимать этот законопроект, то его нужно доработать. В исключительных случаях можно построить многофункциональное здание, но там должны приниматься во внимание все нормативы для жилых помещений, все нормативы по социальной обеспеченности, по обеспеченности инсоляцией и прочие. Мое мнение совпадает с мнением Минстроя, который давно говорил, что раз уж все построено, надо это как-то легализовать. Ну, не сносить же их? Может быть, частично снести, если построили там, где совсем нельзя, а строительство новых запретить.
У нас было такое дело: человек (правда, не крупный застройщик, а мелкий – возможно, это его погубило) получил разрешение на строительство спортивного клуба, стал его строить и тоже нарезал там апартаментов. У него сразу отозвали разрешение на строительство, и сейчас это сооружение так и стоит. В итоге пострадали дольщики: не получили ни денег, ни апартаментов.
Марьяна Торочешникова: Так сейчас же говорят: "Они сами дураки!"
Можно частично снести, если построили там, где совсем нельзя, а строительство новых запретить
Артем Сидоров: И сами, конечно, виноваты. Но, с другой стороны, как они могли предполагать?.. Они же не юристы. На всех площадках, в том числе и правительства Москвы, официально объявлялось, что выдано разрешение на строительство комплекса апартаментов. Я думаю, проблемы будут не у всех апартаментов, а у построенных без разрешения и согласований.
Если вы решили приобрести апартаменты, нужно смотреть, чтобы было разрешение на строительство конкретно этого комплекса, а не просто на ремонт в заводском цеху, а также проверять, разрешено ли в этом месте строить жилые дома.
