- В России начали применять закон о дискредитации действий военнослужащих.
- Ежедневно в городах страны задерживают участников акций, выступающих против войны с Украиной.
- Задержанные на антивоенных акциях в Москве рассказали о насилии в отделении полиции.
- Участники ингушских протестов 2018-2019 годов в ожидании апелляции.
15 ЛЕТ ЗА "НЕТ ВОЙНЕ!"
С недавних пор говорить правду и высказывать собственное мнение о действиях России в связи с вторжением в Украину стало опасно. 5 марта в стране начали действовать новые положения Уголовного кодекса и Кодекса об административных правонарушениях, которые могут коснуться не только авторов постов в соцсетях, комментаторов и участников акций, но и граждан, открыто выражающих свое мнение о войне, если оно не совпадает с официальной позицией властей. Наказания реальные и весьма внушительные – от многотысячных штрафов до 15 лет лишения свободы.
Как это будут применять на практике, и правда ли, что теперь за миролюбивый пост в соцсетях со словами "нет войне" или "миру – мир" в России можно получить срок? Этот вопрос мы задали адвокату Ивану Павлову (внесен в реестр иноагентов).
Иван Павлов: В условиях военного времени право не работает. Наш "бешеный принтер" – Госдума – выдает военный продукт, направленный на запугивание населения. Но слова властей о том, что они проводят "специальную военную операцию", не должны нам мешать называть вещи своими именами. Это война. Просто сейчас власти сочли, что если ты называешь белое – белым, а черное – черным, то это криминал. Но от этого белое не станет черным, а черное – белым.
В условиях военного времени право не работает
Марьяна Торочешникова: Но человек из-за этого может оказаться в тюрьме. За фразу "миру – мир" в России сейчас могут отправить за решетку?
Иван Павлов: Могут сначала наказать в административном порядке, а если он совершит такое же деяние в течение года после привлечения к административной ответственности, то может получить и срок. Такие законы сейчас принимаются. Ничего общего с правом это не имеет.
Многие журналисты выбирают единственно возможный для себя вариант – просто не работать, а сидеть и молчать, потому что в таких условиях заниматься нормальной журналистикой просто невозможно.
Марьяна Торочешникова: А касаются ли все эти положения УК и КоАП "лайков", комментариев, репостов в соцсетях?
Иван Павлов: Репостов – разумеется – это распространение информации. "Лайк" – это нечто другое, реакция на сообщение. "Лайки", кстати, даже по экстремистскому законодательству раньше не были криминализованы.
Марьяна Торочешникова: А будут ли доказывать, о какой войне шла речь? Может быть, человек таким образом высказывается о войне в целом, как о явлении.
Иван Павлов: Никто не будет вникать в детали. Будут смотреть: если человек был против войны, против действий властей в Украине, значит, то его надо наказать. Был бы человек, а статья найдется. Сегодня этих статей стало намного больше.
Марьяна Торочешникова: А зачем российские власти облекают все это в какие-то законы, создают видимость существования права, если фактически права нет, военное положение?
Был бы человек, а статья найдется. Сегодня этих статей стало намного больше
Иван Павлов: Владимир Владимирович очень интересный человек. Несмотря на то, что в последнее время он немножечко "слетел с катушек", он все-таки пытается оставаться юристом. Он помешан не только на войне, но и на некоторых юридических процедурах. Главное, чтобы была какая-то процедурка и подходящая статеечка. И сейчас из этих статей создается мощнейший репрессивный аппарат, чтобы совсем загнать население в свои дома, чтобы никто не нарушал режим тишины, который так важен для проведения "специальной военной операции", которую я называю войной.
13 ТЫСЯЧ – НЕ ПРЕДЕЛ
C начала вторжения России в Украину люди в самых разных городах страны выходят на улицы, чтобы сказать "нет" войне. Их разгоняют и бьют. По всей стране было задержано около 13 тысяч участников антивоенных акций. На большинство из них составляют протоколы о нарушении правил проведения публичных мероприятий. Но некоторых судят уже по новой статье – о дискредитации армии, а студентам грозят отчислениями.
У нас на связи – глава юридического отдела "ОВД-Инфо" Александра Баева.
Кто чаще всего выходил на эти акции?
Александра Баева: Мы ведем подсчет только тех людей, которых задерживают. Понимаем, что это преимущественно молодые люди, лет 20-30. Но портрет задержанного бывает очень разный – это и молодые девушки, и мужчины средних лет, и бабушки, и дедушки, очень разные люди по возрасту, статусу, уровню образования, причастности к каким-то профессиям.
Начиная 24 февраля протесты происходят практически каждый день. Это и шествия, и марши, и пикеты, и все это происходит одновременно. Каждый день задерживают от нескольких сотен до нескольких тысяч человек. Самое массовое задержание было 6 марта: мы насчитали 5,5 тысячи человек.
Портрет задержанного очень разный – это и молодые девушки, и мужчины средних лет, и бабушки, и дедушки
Конечно, лидеры – это Москва и Санкт-Петербург, но в других городах мы тоже фиксируем задержания. Это региональные акции, они начинаются с Хабаровска, Владивостока, а дальше как движется часовой пояс, так к вечеру людей начинают задерживать в самых разных городах. Больше всего задержаний было в Новосибирске, Краснодаре, Красноярске, Казани, Нижнем Новгороде, Перми, Великом Новгороде. За все эти дни мы насчитали порядка 147 городов, в которых было хотя бы одно задержание на антивоенных акциях протеста.
В Санкт-Петербурге всегда наблюдается особая агрессия со стороны сотрудников полиции, там задерживают жестче, нередко – с применением спецсредств, у людей остаются синяки, ссадины, порезы, ушибы, когда их волокут в полицейские автобусы. В Москве самая распространенная статья – это 20.2, а в регионах применяют и другие, например "коронавирусную" статью. Любят 19.3 – неповиновение сотруднику полиции. Или 20.1 – мелкое хулиганство.
Марьяна Торочешникова: И вот сейчас появилась новенькая 20.3.3, которая предусматривает административную ответственность за дискредитацию российской армии и военнослужащих. Насколько широко это распространилось?
Александра Баева: Протоколов уже больше ста, и суды первой инстанции уже рассмотрели ряд этих протоколов, люди получают первые штрафы. Помимо этого людям могут вменять и какую-то часть статьи 20.2, хотя двойное привлечение за одно и то же деяние запрещено российским законодательством.
ПЫТКИ В БРАТЕЕВО
Во время антивоенных протестов 6 марта в Москве полиция задержала более двух с половиной тысяч человек. 29 из них, преимущественно девушки, оказались в ОВД "Братеево", где некоторых из них избивали и пытали. По рассказам задержанных, делал это преимущественно один сотрудник, имя которого пока не установлено. Особенную агрессию у него вызывала попытка задержанных воспользоваться 51-й статьей Конституции, то есть не свидетельствовать против себя.
К нам присоединяется правозащитник, член президентского Совета по правам человека Андрей Бабушкин.
То, что случилось в Братеево, очень тревожный сигнал
Андрей Бабушкин: В разных ОВД с задержанными обращались по-разному. Где-то людей – несовершеннолетних и инвалидов – сотрудники даже довозили до дома где-то за свои деньги покупали еду. Но где-то, к сожалению, имели место и эксцессы, которые потребовали нашего вмешательства. Например, в один из отделов доставили без каких бы то ни было оснований Светлану Ганнушкину, которая в тот день отмечала свое 80-летие. Понятно, что она ни в чем не участвовала, тем не менее, до нашего приезда ее там продержали два часа (потом, правда, довольно быстро все оформили).
Марьяна Торочешникова: Светлана Алексеевна – известная правозащитница, она возглавляет Комитет "Гражданское содействие", который помогает беженцам и мигрантам. Ей повезло – к ней пустили адвоката.
Андрей Бабушкин: Мы выявили восемь случаев, когда адвокатов не допускали или допускали не вовремя. В шести случаях эти нарушения были устранены, в двух случаях адвокаты не смогли дождаться, пока их пустят. Конечно, то, что случилось в Братеево, это очень тревожный сигнал. Я думал, такие эксцессы ушли в прошлое. Сегодня я выезжал в Братеево. Человек, ведущий проверку, произвел впечатление очень добросовестного офицера. Но вот что мне не понравилось – это организация работы участковых. Мы пытались дозвониться сегодня до участковых под видом посетителей, и ни один участковый не взял трубку и нам не перезвонил.
Марьяна Торочешникова: А кто проводит проверку?
Андрей Бабушкин: Параллельно проходит несколько разных проверок. Проверку проводит Следственный комитет, прокуратура, Собственная безопасность округа и города, а также сам отдел.
Марьяна Торочешникова: Сейчас практически каждое отделение внутренних дел (уж в Москве-то точно) оборудовано камерами видеонаблюдения. Запрашивали ли записи с этих камер из Братеевского отделения?
Андрей Бабушкин: Да, изучены все камеры, направлены запросы во все медицинские учреждения, куда могли обращаться пострадавшие. Запрошен список усиленной группы разбора, табель выхода личного состава, журналы прохода на КПП. Принимаются все меры для того, чтобы максимально широко собрать информацию. Но этого мало, нужно, чтобы человек, который будет давать этому оценку, проявил достаточную волю и независимость.
Все согласны с тем, что полиция не должна применять насилие там, где это не предусмотрено законом
Две с лишним тысячи задержанных – это достаточно большая цифра. Понятно, что здесь полиция становится заложником ситуации. Те, кто принимает политическое решение, ставят между собой и своими оппонентами полицию, которая работает в вынужденных обстоятельствах. Здесь полиции надо помнить, что сегодня задержали человека, завтра об этом рассказали журналисты или просто соцсети, а послезавтра сотни тысяч людей, которые готовы помочь полиции, в нужный момент не придут ей на помощь.
Марьяна Торочешникова: А существует ли уже какая-то консолидированная позиция президентского Совета по правам человека по отношению к репрессиям против людей, которые хотят высказать свое мнение об этой спецоперации, выходят с плакатами "Миру – мир", "Нет войне!" и в итоге оказываются в отделениях полиции и в суде?
Андрей Бабушкин: Консолидированной позиции нет, потому что в Совет входят люди очень разных политических взглядов, начиная с тех, кто считает, что Путин действует слишком мягко, надо еще жестче, и заканчивая теми, кто считает, что эти вещи вообще недопустимы и с первой секунды 24 февраля все делалось неправильно. Но все согласны с тем, что полиция не должна применять насилие там, где это не предусмотрено законом, что меры, носящие характер принуждения, должны быть минимизированы, что эти действия не должны привести ни к разрушению гражданского общества, ни к дискредитации полиции перед гражданами.
Марьяна Торочешникова: Александра, на что больше жаловались в "ОВД-Инфо" люди, задержанные в эти дни?
Александра Баева: Самое сложное – это сам факт задержания. Как правило, здесь часто нарушается закон, когда сотрудник полиции не представляется, не объясняет причин задержания. Нередко задержания происходят достаточно агрессивно: подбежали, схватили, волокут в автозак. А в отделах полиции нарушения связаны преимущественно с принудительной дактилоскопией и фотографированием. Это новая практика: массово мы ее зафиксировали только в прошлом году. Есть и нечто совсем новое, и пока не всем понятно, зачем это делается: сбор ДНК, когда у людей берут мазки изо рта, из носа. Часто не допускают адвоката, и это говорит о том, что в отделе полиции будут нарушаться права задержанных.
Марьяна Торочешникова: Год назад, когда в России шли протесты, связанные с арестом и отправкой в колонию Алексея Навального, огромное количество людей (неожиданно для Москвы) оказались в спецприемниках и получали реальные наказания. Известно ли сейчас уже, как часто против людей, вышедших на антивоенную акцию, суды выносят решения о том, чтобы отправить их, например, отбывать несколько суток наказания? Можно ли это сравнивать с тем, что происходило год назад?
Александра Баева: Думаю, можно. Раньше сутки в качестве наказания получали преимущественно известные активисты, политики или депутаты, а все остальные – скорее всего, штрафы. В прошлом году эта практика кардинально поменялась. Человек мог выйти первый раз на акцию протеста или вообще быть случайно задержанным и получить арест до 15 суток. Тогда мы увидели переполненные спецприемники. Это мы наблюдаем и сейчас, но в меньшей степени.
Самое сложное – сам факт задержания: как правило, здесь часто нарушается закон
Марьяна Торочешникова: По состоянию на вечер 9 марта о каком числе задержанных участников протестных антивоенных акций по всей России идет речь?
Александра Баева: Начиная с 24 февраля и до сегодняшнего момента мы зафиксировали больше 13 тысяч задержанных. Но то, что "ОВД-Инфо" вносит в свою статистику, это только нижняя граница. Люди могут нам не позвонить, потому что не знают про нас или им не дают возможности позвонить. Реальные цифры, конечно, больше.
ИНГУШСКОЕ ДЕЛО
На фоне событий в Украине и их последствий для людей меркнут другие правозащитные темы, за которыми мы продолжаем следить: например, за апелляцией по так называемому "ингушскому делу". Лидерам ингушского протеста против изменения административной границы с Чечней в конце прошлого года назначили от семи с половиной до девяти лет колонии. Такие сроки и запрашивала прокуратура. Всех признали виновными в организации насилия в отношении представителей власти и создании экстремистского сообщества. По итогам протеста в 2018-2019 годов на скамье подсудимых оказались десятки активистов из Ингушетии, многие из которых уже отбыли наказание. Но именно к моменту рассмотрения дел лидеров мнений в Ингушетии позиция обвинения заметно ужесточилась.
