Svoboda | Graniru | BBC Russia | Golosameriki | Facebook

Ссылки для упрощенного доступа

Вспоминая 2021-й


Беседа с Соломоном Волковым об итогах и потерях прошедшего года

Сегодня в новогоднем эпизоде подкаста "Генис: Взгляд из Нью-Йорка" мы с историком культуры Соломоном Волковым с печалью вспоминаем ушедших в этом году и с радостью – триумфы 2021-го.

Нас легко найти в эфире и на сайте Радио Свобода. Подписывайтесь на мой подкаст на Spotify, iTunes, Google podcasts, Yandex music. Включайтесь в беседу: пишите мне в социальных сетях и в аккаунтах "Свободы", а также на всех подкаст-платформах.

Александр Генис: Доживает последние дни год 2021-й, а от истории ковида – второй (перефразируя цитату из “Белой гвардии”). Для привитых вакциной он был легче, чем первый. Томительный карантин сменился ограниченным, но все же доступом к культурной жизни Нью-Йорка. Сжимая в руках драгоценные справки о вакцинации, мы вернулись в музеи, галереи, концертные залы и рестораны. И это внушает надежду на победу над вирусом, но сперва надо пережить трудную пандемическую зиму.

Сегодня мы с Соломоном Волковым, как обычно это делаем в новогодние дни, вспоминаем утраты и победы прошедшего года. Первых, увы, больше, чем вторых. Причем ушли многие близкие нам лично люди. Список потерь так велик, что мы решили разделить его на два и по очереди прощаться с ушедшими коллегами, мастерами третьей волны эмиграции, любимыми музыкантами, героями американской культуры и фигурами, игравшими выдающуюся роль и в общественной жизни.

Соломон, начнем с самых близких – друзей и коллег.

Соломон Волков: Для меня личным ударом стала неожиданная смерть Раи Вайль. Ей был 71 год, я знаком был с ней 30 с лишним лет. Много лет мы с вами и с ней записывали радиопередачи для Радио Свобода, всегда было большим удовольствием с ней работать. У Раи был своеобразный характер, острый, независимый и самое для меня привлекательное – всегда оптимистичный. У меня самого далеко не оптимистичный характер, поэтому меня всегда привлекают такие люди, как Рая. С ней, должен сказать, было не всегда легко общаться, но зато всегда было легко работать, а я предпочитаю, чтобы было именно так, а не наоборот. А вы, Саша?

Александр Генис: Я Раю знал полвека, для меня тоже была совершенно неожиданной ее смерть, потому что Райка казалась бессмертной. Мы все ее называли именно так, потому что я ее знаю, когда мы были совсем-совсем молодыми. Хотя уже тогда, когда ей было еще лет 20, у нее была седая прядь, как у Сьюзен Зонтаг, скажем так. У Раи был характер уникальный, потому что она обладала нечеловеческим обаянием, всем она нравилась. Для репортера, а она много лет работала у нас на радио репортером, это изумительная черта, потому что не было человека, который ей отказывал в интервью. Например, Фрэнсис Фукуяма, который был безумно знаменитым философом в свое время, но Райка через несколько минут его уговорила, и он много раз давал интервью для нашей передачи.

Я следил за ее жизнью, за всеми ее крутыми виражами и думал одно. Я всегда увлекался китайцами, особенно даосами, часто рассуждал о дао. Но однажды я подумал, что к этому самому дао, то есть к Пути, я рою подкоп, а Рая в нем живет. Вот эта черта меня не переставала поражать.

Смерть ее была большой утратой для очень многих поклонников. Сколько же людей на фейсбуке выразили свое горе от потери. Ее замечательный голос был очень дорог для всех. Однажды я получил еще бумажное письмо, где писали, что “Рая Вайль, льдистая блондинка”. Рая была жгучая брюнетка. Но характерно, что у каждого было свое собственное представление о ней.

Другая потеря для нас – и тоже на радио – Марина Ефимова. С Мариной мы работали очень много лет, я – в ее передаче, она – в нашей программе. У Марины было качество, которое я никогда не могу достаточно нахвалить: ей нравились все люди, она обо всех говорила хорошо. Это редкая черта – видеть в людях всегда лучшее. Марина рассказывала, например, про свою подругу, которая вышла замуж за английского аристократа, а он оказался пропойным пьяницей, бывает и такое. Она о нем рассказывала с такой симпатией, что я понял главный принцип ее жизни – это умение превратить порок в экстравагантность. Это то, чем знаменита английская литература, кстати говоря.

С Мариной было наслаждение и работать, и отдыхать. Я обожал ее устные рассказы: они были настолько живыми и интересными, что кино, скажем, мне больше нравилось в ее пересказе, чем на экране.

Без Марины радио осиротело, потому что она работала до последнего дня, уже после ее смерти вышел последний из написанных ею материалов – глава из замечательных мемуаров, которые она писала на протяжении последних лет и которые, я очень надеюсь, скоро появятся в печати. Как только я прочитал начало ее воспоминаний, я пришел в полный восторг и написал своим издателям в Москве, что у нас на глазах появляется книга, которую им обязательно следует напечатать. Издатели заинтересовались, по-моему, сейчас идут переговоры с дочерьми-наследницами. А эпизод, который меня так поразил, выглядел так. Марина описывает прощание со своими друзьями в ленинградским аэропорту перед эмиграцией. Вдруг она встречает глазами человека, который с поникшей головой смотрит себе под ноги. Она ему говорит: "Не огорчайтесь, нас ждет приключение". Он говорит: "Я не огорчаюсь, я зубы золотые вставил, чтобы за границу увезти, не могу поднять голову". Вот так и осталось у меня связанное Мариной ощущение того радостного, веселого чувства, с которым она относилась к литературе и жизни.

Соломон, а теперь давайте вспомним людей, которые ушли в этом году, из мастеров нашей эмиграции.

Соломон Волков: Ушел Евгений Нестеренко. Это был замечательный бас, отмеченный высшими наградами, он был и Народным артистом СССР, и Героем социалистического труда, и лауреатом Ленинской премии. Умер он от ковида в Вене, где с 1993 по 2003 год преподавал в консерватории. Я с ним знаком был еще с 1969 года, когда мы с Юрой Кочневым, моим приятелем, основали в Консерватории экспериментальную студию камерной оперы и решили поставить "Моцарта и Сальери", оперу Римского-Корсакова, пригласили на роль Сальери уже тогда знаменитого Женю Нестеренко, солиста Кировского театра. Он легко, без всякого “выпендрежа” согласился. Я стоял за кулисами во время каждого спектакля (я был худруком этой "Камерной оперы”), и восторгался, как замечательно проводит Нестеренко эту свою роль. Он был также лучшим Борисом Годуновым своего времени и совершенно потрясающим Русланом в революционной постановке Бориса Покровского, это был 1972 год. Этот спектакль – это была новаторская трактовка Руслана, как молодого, неопытного, наивного героя. И это был во многом автобиографический образ. Этот спектакль я никогда не забуду.

Олег Целков
Олег Целков

Александр Генис: Олег Целков, один из любимых художников эмиграции, ушел в этом году. Я помню, как в Нью-Йорке он гремел, когда была выставка в галерее Нахамкина: Шемякин, Целков, Неизвестный. Вот эта троица представляла тогда нашу художественную жизнь. Я навестил Целкова и познакомился с ним в Париже. Образ его жизни был замечателен: этакая русская дача в центре Парижа. У них были какие-то соленья, варенье, грибы маринованные, царил уютный русский быт. А на стенах висели его картины – загадочные, непонятные и, как многие считают, великие образы. Мы хорошо помним этих монстров по его знаменитой картине "Едоки арбуза". Целков стоял между ними, я его спросил: "Как вы с ними живете?" И он неожиданно ответил: "Вообще-то страшно. Недавно один из них открыл рот". И я понял, что у Целкова очень своеобразная мифология. Целков всю жизнь рисовал мир, который он придумал, и в этом мире он себя чувствовал своим, а мы чужими. Именно поэтому каждый раз, когда я смотрю на картины Целкова, мне кажется, что я погружаюсь в инобытие. Для меня нет ничего более важного в любом художнике, писателе или режиссере, чем способность его выбить нас из колеи обыденности, так, как это делают картины Целкова.

Ну что же, теперь вспомним героев американской культуры, ушедших в этом году.

Соломон Волков: Для меня трагическим эпизодом в истории новой американской культуры был уход Джеймса Ливайна в 77 лет. Он проработал в Метрополитен-Опера, главном оперном театре Америки, одном из трех главных мировых оперных театров (еще есть Вена и Ла Скала в Милане), почти 50 лет в Метрополитен, из них 32 года он был музыкальным руководителем Метрополитен-Опера. Он ее превратил из театра, руководимого менеджером, в музыкальный театр, а оркестр из оперного… знаете, есть такое традиционное представление о месте оркестранта в опере: музыканты сидят в оркестровой яме, а сверху на них сыплется пыль, так вот, Ливайн сделал из оперного оркестра один из лучших оркестров Соединенных Штатов, а значит, и всего мира. Он руководил и другими оркестрами, но присутствие Ливайна именно в Мет было определяющим. Я помню один из циклов показа "Кольца Нибелунгов" Рихарда Вагнера в Метрополитен. Ливайн должен был по каким-то обстоятельствам, связанным со здоровьем, в середине покинуть этот цикл. Это был такой перепад: после Ливайна слушать эти оперы в какой-то другой интерпретации было просто невозможно – совершенно другой уровень.

В 2017 году разразился скандал: ему предъявили обвинение в сексуальных домогательствах. И его постепенно вытеснил Питер Гелб, новый менеджер, который претендовал на руководящую должность в театре. В итоге Метрополитен и Ливайн заключили мировую, финансовые детали которой так и остались засекреченными. Это была какая-то победа Ливайна, но он умер, к сожалению величайшему, сломленным.

Александр Генис: А я хочу вспомнить человека, которого уже изрядно забыли, но я-то его помню, он был очень знаменит одно время – это Джеки Мейсон. Как вы как-то сказали, Джеки Мейсон – это Жванецкий американской культуры.

Я слушал Джеки Мейсона и на Бродвее, и в записи. Джеки Мейсон был еврейским комиком из кабаре, которые процветали в свое время в Катскилльских горах, когда там было много еврейских курортов. Джеки Мейсон, который по образованию, между прочим, раввин, вся семья его из раввинов, стал очень популярным артистом разговорного жанра, как говорили в России, в этих катскилльских домах отдыха, которые тогда называли "борщ белт", то есть "борщевой пояс". Потом там появились вместо евреев буддисты, и сейчас это "буддистский пояс".

Мейсон уже в очень зрелые годы умудрился стать национальной знаменитостью. Он нашел себе новую тему: политическую корректность. Джеки Мейсон был политически некорректным, именно это и превратило его в любимца Америки. Он потешался над извивами и перегибами политической корректности, рассказывал о разных этнических стереотипах, делал это чрезвычайно смешно, но сейчас бы это не прошло. А тогда это был вполне правильный, я бы сказал, баланс сил. Джеки Мейсон, например, вел церемонию "Оскар". Когда приехал Горбачев в Америку, то он был на встрече с ним и потешал Михаила Сергеевича, который, честно говоря, мало понимал специфику такого американского юмора. Джеки Мейсона мне очень жалко, потому что его сейчас не хватает, такого смелого человека, который мог бы идти наперекор движению, которое, на взгляд многих, захватило Америку и принесло ей немало бед, в том числе потребовало голову Ливайна.

(Музыка)

Мариэтта и Александр Чудаковы в молодости
Мариэтта и Александр Чудаковы в молодости

Александр Генис: А теперь поговорим о самых важных утратах года. Есть и такая категория в нашем жанре "Подводя итоги".

Я думаю, что для многих русских читателей – это Мариэтта Чудакова. Она была чрезвычайно популярной во всех отношениях. Для меня лично Мариэтта Чудакова означала очень много в студенческие годы. Дело в том, что мы с женой учились на одном курсе, она занималась Юрием Олешей, а я – Михаилом Булгаковым. И тот, и другой были предметами исследования Мариэтты Чудаковой. Конечно, мы ее не знали тогда, но ее тонкие книжечки о Зощенко, и особенно книжечка об Олеше оказали огромное влияние на изучение советской литературы, потому что именно в этой области наше литературоведение было в чудовищном состоянии. Представьте себе мой восторг, когда я познакомился с ней лично. Она была маленького роста, но при этом очень боевитая. А муж ее Александр Павлович Чудаков был как раз огромного роста. Мы встретились на Франкфуртской книжной ярмарке, Чудаков только что напечатал свою восхитительную книгу, одну из лучших русских книг XXI века "Ложится мгла на пыльные ступени", он был страшно знаменит. Мариэтта Чудакова с ревностью и любовью следила за тем, как все подходили к Чудакову и без конца задавали ему вопросы. В том числе и я спросил: "А правда, что вы можете вырыть любую канаву?" Он гордо ответил: "Я лучший землекоп Москвы". Очень интересная была пара, они замечательно подходили друг другу.

Соломон Волков: Вы знаете, что Мариэтта была табасаранка – это один из дагестанских народов. Фамилия отца была Хан-Магомедов. У нее было два брата, один из них Селим Хан-Магомедов стал очень видным историком архитектуры. У меня стоят два тома его очерков о гигантах советской архитектуры, бесценные, я считаю. Я с ней познакомился в начале 1970-х годов в Риге еще. По мере выхода ее книг мое восхищение Чудаковой только возрастало. Потому что читаю до сих пор упомянутые вами книги об Олеше и о Зощенко, они образцовые. И это чудо, что они вышли при советской власти, потому что в них нет ни одного нечестного слова. Эти книги можно перепечатывать, в них ничего не нужно добавлять. Она обладала этим удивительным даром сказать все честно, при этом сказать таким образом, что эти книги, скажем, книга об Олеше вышла тиражом 20 тысяч экземпляров – это бестселлер, считай, мгновенно разошелся. Но, конечно же, главное достижение Мариэтты Омаровны – это ее жизнеописание Булгакова, которое вышло в 1988 году первый раз, для меня она главный булгаковед. Ее мнение о Булгакове, ее восстановление, это чудо – она восстановила первую рукописную редакцию "Мастера и Маргариты", это был просто подвиг научный, она на это потратила год, сопоставляя все эти буковки. Булгаков вырывал пачками, рукопись уничтожал, она все это восстановила.

У нее был необычный характер, она любила вспоминать про знаменитый закрытый доклад Хрущева о Сталине на ХХ съезде, этот доклад зачитывали для партийного и комсомольского актива. Она вспоминала, что пришла на читку этого доклада Хрущева комсомолкой, а вышла оттуда антисоветчицей. Ей тогда было 19 лет, такой антисоветчицей она навсегда и осталась.

Стивен Сондхайм
Стивен Сондхайм

Александр Генис: Сондхайм, наверное, это самая главная утрата этого года, для Америки уж точно, потому что его оплакивают, как никого другого.

Соломон Волков: При том, что Сондхайм автор 20 мюзиклов и действительно о нем вспоминают как о композиторе, поэте, драматурге, новаторе, титане жанра, все слова высокие, которые только можно сказать о человеке, о Сондхайме, после его ухода, ему был 91 год, настоящий патриарх, конечно, о Сондхайме сказали. Но для меня все-таки высшее достижение Сондхайма – и, признаю, это суждение может быть оспорено – это участие Сондхайма в создании мюзикла "Вестсайдская история". Это был сценарий Артура Лорентса, музыка Леонарда Бернстайна на слова Сондхайма и хореография Джерома Роббинса. Я его отношу к трем главным образцам этого жанра, переходящим в оперное искусство: это "Трехгрошовая опера" Брехта – Вайля и "Иисус Христос суперзвезда", между ними располагается "Вестсайдская история".

Кадр из фильма "Вестсайдская история" Спилберга
Кадр из фильма "Вестсайдская история" Спилберга

Александр Генис: Я думаю, что сама эта история стала одним из высших достижений американского искусства, и не зря она такая долгоиграющая: от Шекспира до Спилберга. Только что вышла его новая киноверсия "Вестсайдской истории”. Эта постановка уже наделала шума, она вошла в список номинаций на награду "Золотой глобус", о ней много пишут, говорят и сравнивают как раз с той версией, о которой вы говорите. Один из таких то ли упреков, то ли комплиментов Спилбергу заключается в том, что он умудрился соединить условность театрального искусства, условность мюзикла с суровым уличным реализмом. Это довольно странное сочетание, и Спилбергу многое из этого удается, а многое – не совсем. Это рискованная игра.

Соломон Волков: Я предлагаю послушать один из хитов этого гениального произведения "Вестсайдская история", которое мы оба относим к вершинам музыкального театра ХХ века: Tonight.

(Музыка)

Александр Генис: Есть старая и верная примета, которой меня научил когда-то Андрей Битов. “Нельзя, – уверял он, – ругать уходящий год, иначе он наябедничает и попросит Новый год отомстить за поношения Старого”. Прислушиваясь к этому здравому совету, я, Соломон, предлагаю, завершить нашу беседу благодарностью 2021 году.

Соломон Волков: Хорошо, так за что вы, Саша, больше всего благодарны 2021 году?

Александр Генис: За Нобелевскую премию Дмитрию Муратову. Это огромная радость для всех, кто следит за положением дел в России, для всех, кто читает русскую прессу и работает в ней. И это большая победа свободы слова. То, что Нобелевский комитет обратил внимание на двух журналистов, чрезвычайно важно. Говорят о том, что до этого дали Нобелевскую премию миру за журналистику немцу Карлу фон Осецкому, который получил ее аж в 1936 году – за обличение нацизма. Сегодня, когда идут разговоры об опасности очередной агрессии России против Украины, эта антифашистская нота, эта борьба за свободу слова, как сказал в своей речи Муратов, равноценна борьбе за мир. Потому что свобода слова и демократия – это условия мира.

Признаюсь, Соломон, что когда я рано утром прочел на фейсбуке, что мой друг, коллега и в общем-то начальник, потому что я 18 лет печатаюсь в "Новой газете", получил Нобелевскую премию мира, то упал с кровати от радости и от удивления.

А для вас каким было самое праздничное событие 2021 года?

"Борис Годунов" в опере "Метрополитен"
"Борис Годунов" в опере "Метрополитен"

Соломон Волков: На фоне всего безумного и несуразного, что происходило в 2021 году, обнадеживающим мне представляется постепенное возвращение культурной жизни Нью-Йорка. Казалось бы, она совсем ушла в цифровое пространство, но теперь она возвращается в реальную жизнь. И выделить здесь я хотел бы Метрополитен-Опера. Я скажу немного о двух интересных спектаклях, показанных недавно в связи с возобновлением сезона в Метрополитен. Первый – "Борис Годунов" Мусоргского. Для меня он особенно любопытным показался тем, что это был "Борис Годунов" практически без исполнителей из России. Дирижер был немец, солисты были американцы в основных ролях. Спектакль шел в оригинальной редакции Мусоргского – это тоже, кстати, нечастое явление, и шел он без перерыва два часа двадцать минут. Как заметил мой друг Джей Нордлингер, музыкальный обозреватель, который с восторгом отозвался об этой постановке, он был готов еще раз два с половина часа просидеть и прослушать эту постановку заново. Меня это очень радует, ибо свидетельствует о том, что "Борис Годунов" не является больше экзотической оперой, для постановки которой нужно обязательно привлекать гастролеров из России. Она стала репертуарной оперой для Америки тоже.

Второй любопытной премьерой была опера первого афроамериканского композитора, которого когда бы то ни было поставили в Мет. Его зовут Теренс Бланшард. Опера называется "Горящий огонь, заключенный в костях моих" – это цитата из Библии, из книги пророка Иеремии, и это одновременно название книги популярного обозревателя газеты "Нью-Йорк таймс" Чарльза Блоу, тоже афроамериканца, по которой эта опера и создана. Выдержана она в джазовом стиле, очень доброжелательно была встречена и аудиторией, и критиками нью-йоркскими. Мне кажется, что это правильная позиция: как можно шире представлять новых авторов на сцене таких престижных заведений, как Метрополитен.

Александр Генис: Соломон, какой музыкой мы завершим последнюю передачу этого года, эту новогоднюю программу?

Соломон Волков: В заключение нашей новогодней передачи я пригласил бы наших слушателей окунуться в чарующую, загадочную и создающую особую атмосферу музыку – фрагмент из самого знаменитого новогоднего спектакля Америки, да и всего мира: это "Щелкунчик" Чайковского, который прозвучит в интерпретации Янника Незе-Сеген, ныне одновременно руководителя Филадельфийского оркестра и, что самое важное в данном случае, нового музыкального руководителя – после Ливайна – Метрополитен-Опера.

Таким образом, Незе-Сеген в наши дни претендует на титул главного дирижера Нью-Йорка. Итак, “Щелкунчик".

С Новым годом, дорогие слушатели!

(Музыка)

Вы слушали подкаст Александра Гениса “Взгляд из Нью-Йорка”. В новогоднем эпизоде мы с культурологом и музыковедом Соломоном Волковым вспоминали утраты и победы 2021 года.

Нас легко найти в эфире и на сайте Радио Свобода. Подписывайтесь на мой подкаст на Spotify, iTunes, Google podcasts, Yandex music. Пишите мне в социальных сетях, оставляйте свои комментарии и вопросы в аккаунтах "Свободы" и на всех подкаст-платформах.

Как всегда, ни одно письмо не останется без ответа. С Новым годом, друзья!

Подписывайтесь на подкаст "Генис: Взгляд из Нью-Йорка" на сайте Радио Свобода
Слушайте наc на APPLE PODCASTS GOOGLE PODCAST YANDEX MUSIC

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG