Автор Марат_Валеев,



Вот как, значит, это было. Отмечали юбилей начальника Кривопятского ГОВД подполковника Мерзляева. Много почетных гостей из города и области, а также весь офицерский состав горотдела были званы на фуршет. Подполковник сиял: все у него складывалось в этой жизни как надо. Был он еще молод, здоров, у него была замечательная красивая жена и умные дети, дом полная чаша, уважение со стороны властей и сослуживцев, вот-вот должны были забрать его в УВД, а там – третья, полковничья звезда. А затем и вовсе одна. Но большая.

И вот все это ему высказывали в тостах гости и сослуживцы, вручали дипломы и складывали к ногам подполковника, то есть на стоящий отдельно столик, свертки с подарками. И если подполковник в начале фуршета сиял как медный пятак, то к середине его блистал уже как серебряный полтинник, так его все облизывали.

И всем было так хорошо, так все любили и уважали друг друга, что одно слово - идиллия.
Так нет же, нашелся один, который чуть не поломал весь этот праздник. Это был известный правдолюбец (всегда такой негодяй водится в любом коллективе), участковый инспектор лейтенант Каблуков. Ему уже за сорок, а все – лейтенант. Вот за то самое, за правдоискательство. Его сначала не хотели приглашать на фуршет, но подполковник сказал своему заму Рахимову, что это бросится в глаза. Мол, испугался какого-то зачуханного лейтенантишки. Нет, пусть приходит. Только надо предупредить, что если что, то вместо двух звездочек у него тоже может оказаться одна. Но маленькая.

Так вот, самым последним слово попросил этот самый участковый. Замначальника ГОВД Рахимов, пристально смотря в глаза Каблукову, как бы ненароком смахнул со своего погона пылинку. Каблуков ему кивнул: дескать, «будь спок». И торжественно начал:
- Я тут много чего хорошего слышал про нашего начальника. И со многим, можно сказать, согласен…

Рахимов облегченно вздохнул.
- Но ведь у каждой медали есть оборотная сторона, - продолжает между тем лейтенант, а сам весь распрямляется, становится как бы выше («Все, началось!» - понял Рахимов и зажмурился). – Почему же никто не скажет, на какие шиши наш подполковник построил себе особняк за полтора миллиона баксов, ездит на «Мерседесе», который мы, даже если скинемся всем горотделом, никогда не сможем купить. Разве что за общую годовую зарплату…

В зале повисла мертвая тишина, в которой был слышен даже шорох мурашек, забегавших по спине Рахимова. А подполковник Мерзляев поперхнулся маслиной и начал багроветь.

Автор Марат_Валеев,


Помню, с каким нетерпением мы в детстве ждали, когда же на славной казахстанско-сибирской реке Иртыш, на высоком правом берегу которой и стоит по сию пору мое село Пятерыжск, завершится ледоход, весеннее половодье спадет, уйдет муть и можно будет начать ловить рыбу.

Обычно сезон рыболовства начинался в середине- конце мая (но ловилось еще плохо - весь чебак гулял на залитых водой лугах, и корма ему там хватало). А вот в июне уже совсем другое дело. Половодье завершалось, вся рыба опять сосредоточивалась в береговых границах Иртыша, и начинался настоящий клев!

Я обычно брал с собой на рыбалку одну удочку- донку, которую, впрочем, можно было использовать и как наплавную, закидушку метров так на пятнадцать-двадцать в надежде поймать подальше от берега и на глубине рыбу покрупнее, и трехлитровый бидончик - наша стандартная емкость той поры для улова.

Кстати, это же бидончик мог использоваться уже подальше, в июле-августе, в походах за хмелем, бояркой, черной смородиной и ежевикой - все это богатство также произрастало в пойме Иртыша, на его старых береговых склонах и в прибрежных лесах. Впрочем, это уже другая история. Вернемся же скорее на рыбалку!

На Иртыш мы старались уходить с утра пораньше, пока еще не очень высоко стоящее солнце не накалило все, до чего дотягивались его жаркие лучи. Да и поверхность Иртыша в это время была, как правило, гладкой, как зеркало - пока не поднимался ветер. Но вот наживлены червями все три, а то и четыре крючка на закидушке, и она заброшена моей, уже умелой к тому времени (мне лет десять) рукой градусов на пятнадцать-двадцать наискосок против течения, чтобы грузило снесло не очень далеко и леска легла почти перпендикулярно к берегу.

Автор Марат_Валеев,


Вовка подошел сзади, что-то сунул в карман моих брюк и хлопнул по нему рукой . Я
сначала ничего не понял и стоял, глупо улыбаясь в ответ на глумливую ухмылку своего
одноклассника. Но когда почувствовал, что карман моих брюк промок, а по ноге медленно
потекла какая-то вязкая жидкость, перестал улыбаться.

Еще не веря тому, что случилось, а вернее – что проделал со мной тот, кого я еще недавно
считал своим другом, я медленно опустил руку в карман и, нащупав там что-то хрупкое и
влажное, липкое, с омерзением выдернул ее обратно. Точно, к мокрым моим пальцам
прилипли кусочки искрошившейся пестрой яичной скорлупы!

Я торопливо вывернул карман и стряхнул всю эту мешанину из остатков разбитых
воробьиных яиц (а это были именно они, я хорошо знал окраску их скорлупы) на землю и,
уже не в состоянии сдержать накатившую на меня ярость, схватил Вовку за рукав и
потащил его за школьную мастерскую.

Вовка был выше меня, но растерялся от этого свирепого натиска и покорно поплелся за
мной. За мастерской я толкнул своего бывшего друга к стенке и, уже практически ничего
не видя перед собой от красной пелены, залившей мне глаза, размахнулся и изо всей силы
ударил.
А Вовка просто дернулся в сторону и мой кулак угодил в глиняную штукатурку,
покрывающую камышитовую стену мастерской. Пока я, шипя от боли, тряс кистью со
сбитыми в кровь костяшками пальцев,, Вовка просто взял и ушел.

Я после этого побежал домой, чтобы поменять брюки (хотя, если вы думаете, что у меня
их было много, то ошибаетесь – просто я снял форменные школьные штаны, а взамен
надел еще одни, у меня имеющиеся - обычные, в которых пребывал вне школы), и
вернулся к следующему уроку, хотя немного и опоздал на него.

Злость на Вовку у меня прошла, но не обида. И не из-за того, что он мне, гад, испортил
штаны. А потому, что, дурында такая, продолжал разорять воробьиные гнезда (а иначе где
он мог взять эти яйца?), хотя мы уже учились, если я не ошибаюсь, в четвертом классе.
Ведь уже взрослый почти, а все туда же!

Увы, мы, сельские пацаны, когда совсем были еще маленькими и несознательными,
грешили этим злодейством – разорением птичьих гнезд. Я не знаю, откуда это негуманное
поветрие повелось и сохранилось до описываемых мной дней – может, с тех времен, когда
люди голодали (в гражданскую ,в неудачный период коллективизации, затем в военные
годы), и добываемые из разных птичьих гнезд яйца хоть как-то пополняли их рацион? И
осталось это как атавизм?

Хотя, скорее всего, это было все же простое мальчишеское любопытство, озорство, не
знающее границ. Но ведь в школе-то нас все же учили бережно относиться к природе, к
братьям нашим меньшим. Да, похоже, малодоходчиво, впустую.

Автор Марат_Валеев,

Был прекрасный зимний, а скорее предвесенний день, потому что в середине февраля в Петровске стояла чудесная теплая погода – ну не больше пяти-десяти градусов морозца. И в этот день меня, сварного, и моего помощника, слесаря рядового Петрова (ну вот такое совпадение: Петров попал служить в Петровск!), из-за образовавшегося простоя в монтажных работах на основном нашем объекте временно перевели на другой. На РБУ, то есть растворо-бетонный узел. Здесь изготовлялась бетонная смесь, которая уходила на строительство авиагородка, возводимого нашим доблестным военно-строительным отрядом.

Узел этот стоял почти впритык к ограждению территории части. А ограждение было из колючей проволоки, так что все, находилось за ее пределами, хорошо просматривалось. Сразу после развода мы с Петровым отправились просеивать песок на грохоте. И в какой-то момент я по ту сторону колючей проволоки узрел дивную картину.

По пешеходной асфальтированной дорожке меж двумя рядами голых в это время больших тополей неспешно шествовала грациозной походкой дама. Именно дама, иначе не скажешь, - невысокая, но стройная, в какой-то дымчатой шубке, переливающейся на солнце, такого же цвета меховом берете, с кокетливой сумочкой, висящей на изгибе локтя и сапожках на невысоких каблуках, отчетливо цокающих по расчищенному от снега асфальту. И поскольку от нас до нее было всего метров шесть-семь, хорошо было видно, что и на лицо она ну просто писаная красавица.

На вид лет ей было двадцать пять-двадцать семь, и шла она в сторону Петровска – видимо, из небольшого поселка работников газоперекачивающей станции, расположенной недалеко от нашей части. Может по делам, или просто прогуляться по городу, это нам было неизвестно. Как и то – почему такая прелесть идет пешком, а не едет в карете, как и подобает принцессе или царевне? Ну или почему ее не везут хотя бы на «Волге»? Так божественно выглядела эта незнакомка, что вот это ее обычное земное шествие на своих прелестных двоих (прелестных, прелестных, в этом мы ничуть не сомневалось) никак не вязалось с ее супер-модельным обликом и внешностью. Да и вообще, что она тут делает, в этом захолустном Петровске?

Пока обрывки этих мыслей мелькали у меня в голове, да, думаю, и у Петрова, потому что он тоже стоял с разинутым ртом, красавица, слегка покачивая бедрами, облитыми серебристым мехом, уже почти прошла мимо нас. И вдруг она поскользнулась на небольшой наледи, видимо, оставшейся после чистки тротуара от снега. И… упала. Да не просто упала, а в сопроводила это форс-мажорное обстоятельство крепким ругательством.

Вы думаете, из-за этого наша прекрасная незнакомка сразу поблекла в наших глазах? Как бы не так! Даже не сговариваясь, мы с Петровым бросились на помощь красавице. Колючая проволока тому помехой не была: между ее редкими рядами свободно мог пролезть взрослый человек. Подбежав к упавшей даме, мы помогли ей подняться, Петров подобрал и осторожно надел ей на голову свалившуюся при падении меховую шапку.

- Спасибо, мальчики! – чудным, мелодичным голосом поблагодарила нас незнакомка. Гневная краснота сошла с ее лица, оно опять было почти мраморным и вблизи оказалось таким же прекрасным, каким мы видели его издалека: аккуратный прямой носик, большие серые глаза, красивые, со слегка капризным изломом губы. От нее к тому же тонко пахло какими-то необычайно ароматными духами. Нам надо было, наверное, что-то сказать ей, но мы молча, как два барана, пялились на прекрасную незнакомку.

Автор Марат_Валеев,


К летней рыбалке меня приобщил отец, так что чебачков на озере Долгом я приноровился таскать на самую примитивную удочку (помните, как у Райкина: палочка, веревочка, крючочек, червячечек) еще даже будучи в самом нежном возрасте. Ну лет так с восьми-девяти. Дальше уже пошли и окуни, и щуки, а с Иртыша даже стерлядок мог принести. Но это летом, когда солнышко вовсю пригревает, и можешь между делом искупаться, отойдя немного подальше от удочек. И летняя рыбалка, понятное дело, кончается с осенью, и может возобновиться только аж через полгода! А если ты страстный рыбак, и тебе очень хочется вновь ощутить поклевку, тяжесть и сопротивление на том конце лески попавшейся рыбехи?

Все это, как оказалось, можно испытать и зимой. Глядя, как некоторые наши мужики, одевшись потеплее и вооружившись просто топором или пешней для пробивания лунок во льду, уходили на рыбалку на то же самое Долгое, где я пропадал целыми летними днями, или на Иртыш, я и сам стал вникать в искусство подледной ловли. Хотя какое там искусство? Снасти были даже проще, чем при летней рыбалке. Удилище сантиметров в тридцать длиной с намотанной на него леской длиной метра в три – на Долгом глубже мест-то и не было. Обычный крючок на чебачка, свинцовый шарик-грузило и небольшой подвижной поплавок, чтобы плавал в лунке и давал знать о поклевке. Наживкой чаще всего было тесто. На червя ловилось лучше, но его надо было накопать с осени и хранить в ящичке с землей до зимы. Этим уже занимались истовые любители зимней ловли. Я таким не был – просто, признаться, не любил долго мерзнуть на льду.

Чтобы удовлетворить неистребимый рыбацкий зуд, на первую рыбалку бежал уже в конце, а то и в середине ноября , когда лед на Долгом промерзал хотя бы на пять-семь сантиметров. Было мне тогда лет двенадцать, наверное. Морозов сильных еще не случалось, ну там градусов десять-пятнадцать, но одеваться потеплее все равно надо было. Поэтому в экипировку зимнего рыбака входили валенки, пара штанов, рубашка потеплее да сверху неизменная телогрейка с шарфом на шее. Ну и шапка, конечно, и варежки, а как без них.

Автор Марат_Валеев,

Сказка-не сказка, байка или нет, но дело со мной и моим семейством однажды случилось
необычайное. Аккурат под самый прошлый Новый год! Ну а когда же еще происходить
таким событиям, что ни в сказке не сказать, ни пером не описать?
Решил я тогда порадовать домочадцев, жену свою Ольгу, да ребятишек Артема и Катюшу,
оба семи и восьми лет, необычным предложением (вот как только в голову такое могло
прийти, а?). Говорю им:
- Женушка моя ненаглядная и вы, чады мои расчудесные! А давайте-ка этот Новый год в
лесу встретим! Погоды вон какие хорошие стоят, ни морозов, ни снегов толком нет. Не
зима, а пародия одна на нее. Так что и не замерзнем мы и в сугробах не застрянем!
- Ура, ура! – захлопали в ладоши и наперебой загомонили ребятишки! – А чудеса там
будут? Ведь Новый год же, да еще в лесу!
- Ну может и будут, - пожал я плечами. Сам же думаю – надо бы действительно что-
нибудь придумать, порадовать своих наследников. Впрочем, там видно будет. А пока надо
собираться.
Ну, как словом, так и делом. Жена на следующий день, то есть 31 декабря, салаты
стругает, бутерброды готовит, дети елочные игрушки выбирают из своих запасов. я же с
утра поехал елочку выбирать на своем джипе марки «Нива». И место хорошее – чтобы и
с дороги нас не было видно всяким там проезжающим. Ну и чтобы все же недалеко от
самой дороги, мало ли что.
И конечно же, елку, пусть и не самую высокую выбрал – а зачем нам дылда, как ее
украшать? – всего метра два с половиной высотой, но зато самую красивую. Снега, все же
малость напавшего за декабрьские дни, к ней немного подгреб, натаскал валежника для
костра да для мангала, с тем и уехал домой.
И в тот же день, ближе к вечеру, загрузил я припасы, свое весело гомонящее семейство в
машинку мою верную, и отправились мы в лес. Благо, от нашего поселка до него всего
километра три.
Ну вот, приехали мы на выбранное мной место, я и елку сразу нашел по своим же следам
от «Нивы» - их даже не запорошило! Вокруг тишина, теплынь, разве только с деревьев не
капает. Лес сразу заполнился криком, смехом, музыкой из радиоприемника, стуком
топора. На этот шум даже птицы стали слетаться, сороки там, сойки, клесты, прочие
пернатые. Сидят на ветвях ближайших деревьев, головками вертят, щебечут -
интересуются, что же это тут происходит?
Я повытаскивал из багажника раскладные стол и стулья, жена начала «дастархан»
накрывать, дети – елку украшать, напевая что-то веселое при этом. Правда, где повыше
надо было подвесить украшения, Ольга или я им на помощь приходили.
Между тем уже начало темнеть. Но на нашей поляне светло – я и костерок запалил, и
мангал раскочегарил, поплыл по лесу аромат поджариваемого маринованного мяса.
Все у нас путем! Таким радостным я еще своей семейство не видел. Пока шашлычок
доходил, уселись мы за стол - до боя курантов еще часа три, не меньше, а мы,
наглотавшись свежего воздуха да натрудившись, уже голодные как волки!
Разлил я детям горячего какао, себе с Оленькой плеснул в походные стаканчики чего
покрепче.

Автор Марат_Валеев,



Они на этом званом вечере у Ее подруги-соседки сидели рядом. Она, давно овдовевшая, но все еще не теряющая надежды, и Он, недавно поселившийся в их доме одинокий отставной майор.

Он нравился ей, высокий, статный, длиннорукий, говорили - с хорошей пенсией. У Него была особенная походка - Он ходил, почти не разгибая коленей.

«Гвардеец!» - восхищалась Она и метала в Него призывные взгляды, когда Он, прямой как гаубичный ствол, медленно и торжественно проходил мимо.

Но Он не замечал этих взглядов, потому что у Него на одном глазу было плюс шесть, на другом минус пять – говорили, последствия многолетнего гляденья в бинокли и оптические прицелы.

Шептать что-то Ему тоже было бесполезно – говорили, Он был контужен то ли лимонкой, то ли мандаринкой при зачистке базара.

А тут такая удача – их посадили рядом. Они выпили раз, другой, и Она, распалившись, начала посылать в Его сторону флюиды своей нерастраченной любви.

А Он, большой и теплый, был вот, совсем рядом, и Она не промахнулась. Потому что скоро почувствовала, как большая горячая пятерня легла на Ее коленку и сначала осторожно, а потом все сильнее и сильнее стала ее гладить и растирать. Ее разобрало, и Она, не сдержавшись, выгнулась и негромко застонала.

- Я вас побеспокоил, да? – пробасил Он, почувствовав неладное. – Извиняюсь, но у меня артрит, и если я долго сижу на одном месте, совсем не чувствую своих коленей.

- А вы попробуйте массировать от колена вверх, - придя в себя, посоветовала Она Ему. И слегка прикрыв глаза, замерла в ожидании продолжения нежданно свалившегося на нее эротического массажа.

- Для этого надо спуститься ниже, - вдруг прогудел Он (как Ему казалось, шепотом) Ей в ушко. – Ко мне. За мной, мадам!

- Есть! – по-военному четко ответила Она. И они, нетерпеливо работая локтями, пошли к выходу.

- Сработало! – удовлетворенно сказала Ее подруга мужу, провожая вновь образовавшуюся парочку ободряющим взглядом.

– Да уж,- согласился муж. - Значит, есть еще порох в пороховницах у Мишки-майора. А то: «Контуженный, контуженный!»…

https://vk.com/id229084479

Автор Марат_Валеев,


У Помазкова заболела теща. Ну, заболела и заболела, не раз уже такое было. Поохает, да встанет, да с новой силой начинает переедать плешь Помазкову. Но тут - не тут-то было. Теща явно собралась к тестю. Туда, откуда никто не возвращается.

Уже неделю не встает, молчит, ничего не ест, даже лекарства. В больницу отказалась переселяться. И Помазкова перестала гнобить, с чего обычно начинала день и заканчивала этим. Помазкову даже скучно стало. А тут еще жена – плачет около матери часами, опухла вся. Все забросила дома, на Помазкова ноль внимания. Все причитает: «Мама, встань, мама, не молчи, мама, как же мы без тебя!»

Главное: «Мы!». «Да уж как-нибудь прожили бы», - бурчал Помазков про себя и болезненно морщился. Всю душу вывернула жена Помазкову. Так причитала, что даже ему жалко стало тещу, мать ее. А что делать, как помочь – не знает.

И вот вчера он сел рядом с ней, решил хотя бы пообщаться.
- Болит? – спрашивает.
Теща молчит, в потолок смотрит. «Чего бы еще такого сказать?» - думает Помазков. И вспомнил.
- А Лизавету Петровну, с которой вы все время ругались, позавчера в больницу увезли. Съела чего-то.

Теща скосила на него глаза, но также молчит.

Автор Марат_Валеев,


Вечером одинокая пенсионерка Марья Ивановна возвращалась из магазина домой. Когда поднималась к себе, подвернула ногу, ойкнула от сильной боли и опустилась на площадку. Попыталась встать на ноги, но без посторонней помощи добраться до своей квартиры нечего было и думать.

— Эй, кто-нибудь! — негромко позвала Марья Ивановна.
Но никто ее не услышал. Или не хотел услышать.
— Лю-ю-ди, помогите! — уже смелее закричала женщина. Подъезд будто вымер.
— Караул, грабят! — истошно завопила Марья Ивановна. А в ответ — тишина.

И тут пенсионерка вспомнила услышанный однажды совет: если хочешь привлечь внимание соседей, кричи о пожаре.

— Горим! — заголосила Марья Ивановна. — Пожа-а-ар!

Этажом выше щелкнул замок, кто-то громко втянул носом воздух и сказал:

— Нигде ничего не горит! Придуряется кто-то, зараза.

Дверь захлопнулась. И Марья Ивановна снова осталась со своей бедой одна. Будь у нее мобильник, можно бы позвонить на скорую, но по рассеянности оставила его дома. Как же попасть к себе в квартиру? И тут Марью Ивановну осенило.

— Караул, насилуют! — завизжала она. Как по команде захлопали, застучали двери.
— Где, кого насилуют? — нетерпеливо загомонили голоса на площадке. — Не мешайте, я хочу снять на мобильник… Да убери ты свой толстый зад, я тоже хочу увидеть!
— А ну, ребята, взяли меня под руки и помогли добраться на третий этаж! — не теряя времени, скомандовала Марья Ивановна.
— Кидалово! — процедил лысый пузатый субъект, пряча приготовленный для съемки навороченный мобильник. — Бомжиха какая-то придуряется.
— Какая я тебе бомжиха? Я же здесь живу, в одиннадцатой квартире, — возмутилась Марья Ивановна. — И даже тебя знаю, ты — коммерсант Парголин из шестой. Еще всегда в обед приезжаешь с какой-то крашеной девицей. Вот немного на ту похожа, которая сейчас рядом с тобой. Только помоложе и покрасивше.
— Так, урод, это ты с кем приезжаешь домой на обед, пока я честно тружусь у себя в офисе? — задохнулась от возмущения жена лысого коммерсанта.
— Да ну, Ляля, не видишь — бабка не в себе, несет что попало, — заюлил Парголин.

Он склонился над Марьей Ивановной и прошипел: «А ну, срочно говори, что это не я! А то останешься здесь до утра». А для всех громко спросил:

— Какая, говоришь, у тебя квартира?

До утра оставаться на площадке Марье Ивановне не хотелось.

— Срочно говорю, что это не он! — торопливо заявила она в спину оскорбленно уходящей Ляли. И тут же оказалась на могучих руках Парголина, который бегом отнес не очень-то худенькую пенсионерку к дверям ее квартиры.
— Смотри, бабка, Ляля теперь от тебя так просто не отстанет, — сказал он, отдуваясь, Марье Ивановне перед ее квартирой. — Будет допытываться, что ты видела, так стой на своем, что видела не меня.
— А кого? — лукаво спросила Марья Ивановна, млея в забытых мужских объятиях.
— Вообще скажи, что это в соседний подъезд кто-то приезжает. Поняла?
— Да поняла, поняла, шалунишка ты этакий, — сказала Марья Ивановна, отпирая свою квартиру прямо на руках блудливого коммерсанта. — Заноси, а там разберемся, чего и за сколько мне надо будет говорить твоей жене!

https://vk.com/id229084479

Автор Марат_Валеев,

По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.
Г. Шпаликов

1.
И вот Егор снова в родной деревне. Уехал он отсюда лет сорок назад и навещал родные
пенаты изредка, ну раз в пять-шесть лет, может быть. И с болью в сердце замечал, что
сельцо его все дряхлеет, рушится. Населения от прежнего осталась половина, не больше.
Из одноклассников здесь не было уже никого. Пацаны большей частью, увы, уже
поумирали, а девчонки, естественно, давно превратились в семейных матрон и даже стали
бабушками. И тоже жили кто где, но только не в родной деревне.

Егор неспешно шел по знакомым улицам, по которым когда-то бегал босиком, степенно
здоровался с теми односельчанами, кого узнавал и доброжелательно кивал на приветствия
тех, кто узнавал его.

А вот и старый, бревенчатый дом с резными, полинявшими, но все еще голубыми
наличниками, при виде которого вновь так знакомо всколыхнулось уже немолодое сердце
Егора. Когда был пацаном, обычно старался с независимым видом пройтись или
проехаться на велосипеде мимо этого дома. Но глаза его при этом всегда предательски
скашивались на чисто вымытые окна, за которым виднелись цветы в горшках, а сердце
екало: а вдруг Она смотрит?..

Она – это его одноклассница Верочка Лапина, первая красавица в их сельской
восьмилетке. Ее Егор любил с первого класса. Он-то любил, но она и не догадывалась или
делала вид, что не догадывалась, о чувствах Егора. Да и мудрено ли – за ней приударяли
все мальчишки не только из его, но и из соседних классов, такой она была хорошенькой: с
волнистыми каштановыми волосами, большими карими глазами, опушенными длинными
ресницами, с матовыми щечками и алыми, капризными губками. И еще с маленькими,
аккуратными ножками, которые с каждым годом становились все длиннее и стройнее.

Верочка понимала, что красива и имеет власть над мальчишками, и потому ее
хорошенькое личико всегда имело слегка надменный вид, который, впрочем, нисколько
не портил ее, а наоборот – еще больше притягивал к себе взоры пацанов.

Многие из них всяческим образом пытались добиться внимания Верочки, но безуспешно
– ее интересовали только учеба (Верочка, как и полагается красавице, была еще и
отличницей) и подруги.

И даже когда уже закончили восьмилетку, на выпускном вечере, накануне расставания,
Верочка никого из воздыхавших по ней и заметно повзрослевших мальчишек отдельно
своим вниманием так и не наделила. Она с равнодушным видом станцевала с каждым, кто
ее приглашал, в том числе и с Егором.

Даже рассвет встречать на берег реки не пошла, а отправилась спать домой пораньше,
отказавшись от услуг всех провожатых. Да и был он у неё – мама, которая, в отличие от
многих других родителей, оставалась до самого конца выпускного вечера рядом с
дочерью-красавицей.

Егор тогда уже дома обнаружил, что его правая ладонь, в которой он во время танца
трепетно держал хрупкую кисть Верочки и боялся встретиться с ней глазами, тонко и
нежно пахнет духами. И он не мыл эту руку еще два дня после выпускного, время от
времени принюхиваясь к ней и с закрытыми глазами представляя невозможное – как он в
облаке аромата этих взрослых женских духов прижимает Верочку за тонкую талию к себе
и страстно целует ее в капризно изломанные губы…

Автор Марат_Валеев,

С автовокзала областного центра Егор сразу поспешил в среднюю школу №7, в которой
доучивался после своей деревенской восьмилетки. Тем более что идти-то до нее нужно
было всего пару кварталов. Рядом со школой, всего в сотне метров, жила и его тетка
Варвара Петровна, у которой Егорквартировал эти два года, что учился здесь. И вот
прошло уже десять лет после того как их дружный одиннадцатый «б» после шумного
выпускного вечера разбрелся кто куда.

Егор окончил зооветеринарный техникум и вернулся ветврачом в свою родную Быковку.
Работа ему нашлась тут же – бывший директор совхоза Петр Иванович Махонький на
руинах хозяйства умудрился каким-то образом создать свиноводческий кооператив, куда
и пригласил Егора в качестве ветврача. Егор хорошо справлялся со своей работой: лечил и
прививал от всяческих скотских хворей свиноматок и получаемый от них приплод,
проводил всякие другие плановые ветеринарные мероприятия. Он женился на соседской
дочери Ирине, работавшей секретарем в конторе, поухаживав за ней пару месяцев, и ему
дали квартиру от сельхозкооператива в доме на двух хозяев. Егор обзавелся детьми и
собственным хозяйством, без которого жизнь на селе просто немыслима. И жизнь потекла
своим чередом, в которой практически все время было занято работой на кооператив,
хлопотами на собственном подворье, воспитанием двоих сыновей.

Бывших своих одноклассников он практически не видел, потому как почти безвылазно
жил у себя в Быковке. Правда, когда бывал в городе по делам, пару раз заходил в школу,
где и оставил бессменной директрисе Варваре Васильевне свои координаты (да они у него
и не менялись, если не считать трех лет учебы в техникуме). По ним-то она и нашла Егора
и известила о затевающейся встрече их выпуска, на организацию которой он оставил
пару-тройку тысяч рублей, а теперь вот и сам пожаловал. К тетке Егор решил зайти уже
после вечера – заночевать-то все равно где-то придется. Он и так уже опаздывал – на
часах было за шесть вечера, когда он подошел к знакомому двухэтажному зданию,
обсаженному по периметру кудрявыми липами и разлапистыми тополями. И, похоже,
опоздал он не один – к воротам школы подкатила крутая черная иномарка в
сопровождении другой, поскромнее, но тоже черной.

Во двор школы машины заезжать не стали. Из первой вылез высокий и знакомо
сутулящийся мужчина. Так втягивал голову в плечи только Вовка Боковиков,
стесняющийся своего роста. За прошедшие десять лет он, конечно, изменился, но не так
кардинально, чтобы его было не узнать. Ну и одет был… как бы это сказать, изысканно,
что ли. Да и сутулился он уже куда меньше обычного. И ладно сидящий на нем костюм, и
благородно отсвечивающие туфли были неброские, но чувствовалось, что стоили немалых
денег. Да и дорогая машина подтверждала статус Вовки как явно небедного человека.
- Вован, привет! – кинулся к нему в искреннем порыве с объятиями Егор. И не успел
опомниться, как оказался с вывернутыми назад руками лицом на капоте машине.

Автор Марат_Валеев,


А в прежние времена – ну, лет так с сорок-пятьдесят назад, - в эту пору у меня дома в Пятерыжске завершались последние приготовления к началу сенокоса на лугах. Большая вода к тому времени уже уходила, напоенная Иртышом пойма подсыхала и буквально вся покрывалась ярко- зеленым ковром – так бурно шло в рост луговое разнотравье.

Травозаготовителям надо было за несколько летних недель обкосить всю эту обширную площадь – от угодья Чипишки до Рощи, - собрать скошенные травы в валки, дать немного подсохнуть, потом уже закопнить и оставить досыхать до «кондиции», когда все еще остро пахнущее разными травами и луговыми цветами сено уже можно будет вывозить с лугов к месту зимнего хранения. То есть на сеновал, где травяной урожай выкладывается с помощью стогометателей и опытных раскладчиков в гигантские скирды.

Сено тогда скашивали прицепными сенокосилками, на каждой было, по-моему, по одному двухметровому полотну, а прицепляли к трактору штуки три-четыре косилки, и получался, таким образом, широкозахватный агрегат, сразу выкашивающий метров шесть-восемь луговины. За рычагами трактора был обычный механизатор, а вот сенокосилками управляли пацаны! Начиная где-то с шестого или даже пятого класса, нам разрешали работать, под строгим присмотром взрослых наставников, в кормозаготовительной бригаде. И мы, мальчишки, всей душой стремились попасть на эту работу.

А ведь к тому времени начинались каникулы и, казалось бы, чего уж лучше, чем предаваться активному отдыху на живописной природе: на рыбалке, на водных процедурах на озере или на Иртыше. Но нет, нам хотелось поработать! И, скорее всего, по двум важнейшим причинам. Работа эта была уже фактически взрослая, и мы расценивали наш допуск в сенокосную бригаду как некое начало взрослой уже, самостоятельной жизни.

И второе – всем хотелось заработать. Понятно, что зарплату нашу в конторе за нас получали наши родители. Но они уже не могли отказать нам в выделении определенных, честно заработанных нами, сумм на приобретение каких-то заранее спланированных покупок. Может, это были коньки. Может, велосипеды, спиннинги. Неважно, что – важно, что на заработанные тобой деньги!

И те мальчишки, кому свезло работать на сенокосилках, сами их ремонтировали и готовили к покосу у территории склада. Помню, какие важные были Генка Шаламов, Колька Кутышев, Сашка Карпенко, звякающие гаечными ключами у своих косилок. На них, кстати, не каждому разрешали садиться: там нужна была определенная сноровка и сила, чтобы вовремя ручным рычагом поднять и опустить брус с полотном косы, не слететь с жесткого железного сиденья во время косьбы.

Мне сначала доверили работу… помощника повара. Я ездил на телеге в Рощу за хворостом для кухни, рубил этот хворост, подносил воду из Иртыша (стан обычно располагался на берегу реки). Из поварих помню тетю Нину Коробову, тетю Олю Таскаеву, очень добрых и веселых женщин.

А какая была красота вокруг полевого стана! Везде кудрявые заросли тальника, по зеленому ковру луга то там, тот тут ползает техника – пыхающие дымком из выхлопных труб трактора с сенокосилками в прицепе и перекликающимися на них мальчишками, с граблями, пресс-подборщиками, «кораблями» копнителей.

А рядом плещется уже хорошо прогревшийся Иртыш, иногда по нему с гулом пролетает «Ракета» или проползает буксир с баржей в прицепе, и пассажиры и речники с любопытством смотрят на оживленнейшую работу на лугу. А какой запах скошенных и начинающих подвяливаться под жарким солнцем луговых трав стоял все это время в воздухе! Эти ароматы трав доплывали даже до села, и были они лучше всяких одеколонов и духов!

На следующий год и мне тоже доверили сесть на грабли. Работали мы в паре с трактористом Петей Ледовским (сыном Героя Советского Союза). Грабли были с захватом, если я не забыл, метров в шесть. И тут главное было приноровиться выкладывать валок ровной ниточкой, а не ломаной линией, иначе потом проблемы будут у пресс-подборщика – не вилять же ему по твоему кривому валку! Ничего, научился справляться, даже когда трактор шел почти по берегу озера или курьи.

Автор Марат_Валеев,


- Тебе сиамка не нужна?
Меня остановил по дороге на работу Серега, мужичок лет тридцати пяти. Можно сказать, сосед, живущий в доме напротив. Дома в нашем поселке большей частью деревянные, двухэтажные, в которых живут всего по несколько десятков человек, и потому практически все жильцы знают друг друга.
- Да нет, Серега, у нас уже есть кот, куда нам еще кошку, - отмахнулся было я. Но Серега настойчиво продолжал:
- Ты знаешь, какая она? Мыши дохнут от одного ее взгляда!
Он выжидательно смотрел на меня.
- Извини, Серега, но - нет, - сказал я. - Предложи кому-нибудь другому.
- Да уже предлагал, никому не нужно, - сказал потускневшим голосом Серега. - У, зараза! Убил бы, да ведь жалко...
- А чего это ты на нее так взъелся? На сиамку свою? - полюбопытствовал я, мельком взглянув на часы - у меня еще было в запасе минут с пять. - Не ужились, что ли?
- Да нет, - вздохнул Серега. - Говорю же - хорошая. Но она всех друзей от меня отвадила, тварь!
И он поведал такую историю. Серега был выпивохой. Ну такой, еще не конченый, даже водителем грузовика работал. Но жена от него все же ушла, и жил он один. А одиночество скрашивала вот та сиамская кошка по имени Фрося, да время от времени наведывающиеся к нему собутыльники.
Фрося чужих не любила, и когда тесная полуторка его хозяина заполнялась гомоном поддатых мужиков, забивалась в какой-нибудь угол и посверкивала оттуда на забулдыг уничтожающим взглядом своих голубых глазищ и иногда негромко ворчала.
Но скоро ей надоело прятаться в собственном доме, и Фрося решила не пускать в него чужаков. А делала она это весьма своеобразно. У Сереги дверь была разбита вдоль и поперек: он нередко терял ключи от квартиры и попадал домой самым доступным ему образом: просто сокрушительным пинком выбивал дверь! А потом врезал новый замок. И так неоднократно.
В результате от одного из врезных замков в дверном полотне осталась внушительная сквозная дырка размером со спичечную коробку. Сереге все недосуг было чем-то заколотить это отверстие. Сиамка это дело «просекла». И вот когда кто-то из его приятелей приходил и стучался, кошка тут же подбегала к двери и, подпрыгнув, повисала на дверной ручке и начинала утробно завывать в дырку от замка.
Звучало это настолько устрашающе, что оторопевшие гости шарахались от двери и предпочитали поспешно удалиться.
- Эта гадина столько раз сорвала мне опохмелку! – жаловался Серега. – Я мужикам потом объяснял, что это всего лишь кошка, а не зверь какой и не надо бояться. Но нет, перестали таки ко мне ходить мои корефаны. Лучше, говорят, ты к нам.
- Ты гляди! – удивился я. – Ну, а если мужики с тобой приходят?
- Сидит Фрося в своем углу, сидит. А потом вдруг, ни с того ни с сего, как бросится к столу и начинает с рычанием кусать чью-нибудь ногу, и опять ломается моя компания, - обиженно поведал Серега. – Совсем озверела Фрося. Прямо не знаю, что с ней делать. Выгнать не улицу не могу, привык к этой чертяке. Да и она меня любит. Спит со мной! Правда, только когда я трезвый.
- Одно тебе остается, дружище…
- Что? – с надеждой уставился на меня Сергей.
- Бросить пить, - проникновенно сказал я. - Тогда и дружки к тебе перестанут ходить, и Фрося твоя успокоится. А там, глядишь, и жена вернется.
- Ну разве что, - нехотя согласился Серега. – Хотя… Петрович, постой! Стой, что тебе скажу, говорят!
И он бросился к вышедшему из соседнего подъезда Валерию Петровичу, работнику районного управления культуры. «Дохлый номер! – подумал я. – Петрович, насколько я знаю, терпеть не может кошек. Придется таки Сереге бросать пить. Ай да Фрося!».

Автор Марат_Валеев,


Группа захвата действовала быстро и слаженно. Двое омоновцев, с автоматами наизготовку, поднимались на цыпочках к указанному в поступившем телефонном сообщении четвертому этажу.

Еще двое, также на цыпочках, спускались им навстречу с чердака. Все делалось для того, чтобы застать преступника врасплох и по возможности с уликами.

Да, так и есть: на площадке четвертого этажа двевятиэтажного дома по улице героя гражданской войны Лазо кто-то, приглушенно чертыхаясь, возился у крышки люка мусоропровода.

Милиционеры ворвались в этот тесный закуток одновременно и сверху, и снизу с диким воплем: «Руки вверх! Лежать!». На них оторопело смотрел перепуганный очкастый парень лет девятнадцати, с окровавленными руками.

Выполняя первую команду милиционеров, он поднял их кверху, но вот лечь с поднятыми руками у него не получалось. А из раззявленной крышки мусороприемника торчала согнутая в колене нога в телесного цвета чулке, также выпачканная кровью. Рядом на полу валялся кухонный топорик.

- Так, ботаник, расчлененкой, значит, занимаемся? – обрадовался дюжий капитан, стаскивая с головы маску с прорезями для различных лицевых отверстий. – Все уже спустил в мусоропровод? Одна нога, говоришь, осталась?
- Ах! – сказал кто-то слабым голосом за широкой капитанской стеной и с глухим стуком упал на бетонный пол. Капитан мельком оглянулся. В обмороке лежала старушка с пятком бигудей на голове.
- Это кто? – строго спросил капитан.

- Моя соседка, Марья Семеновна, - печально сказал ботаник, опустил правую руку и провел указательным пальцем под носом, оставив на верхней губе окровавленный след.

- Сознательная у тебя соседка, - похвалил капитан. – Ну, ты, убивец, ручки-то поднял! Вот так! А теперь давай признавайся, чьи останки пытаешься схоронить столь варварским способом?
– Это отцова нога, - честно сказал убивец и шмыгнул носом.
- Мужики, так он отца своего грохнул! Это что же за зверь такой, а?
- Да не убивал я никого! – рассерженно сказал «зверь», непослушно опуская руки.
- Руки в гору, тебе говорят! Мы что, все тут слепые, да ? Вон же нога торчит! А кровь у тебя на руках чья?
- Да эта нога не та нога, о какой вы думаете. Это протез! А кровь… Это я руку поранил, когда пытался пропихнуть ногу в мусоропровод.
- Какой протез? – недоуменно спросил капитан.
- Обыкновенный. Да вы потрогайте, потрогайте его, не бойтесь!
- Как же, испугался я! – фыркнул капитан. – Диденко, а ну потрогай ногу.

Автор Марат_Валеев,


На днях ездил в клинику травматологии и ортопедии - по весне обострилась болезнь суставов. Привез с собой рентген-снимки прошлых лет, чтобы врач отсмотрел мою хворь в динамике. Супруга собрала их небольшую такую кипу.

Вот врач сидит, прикладывает снимок за снимком к подсвечиваемому экранчику, чтобы было хорошо видно, что там у меня и как, глубокомысленно изрекает при этом:
- Угу-угу... Гм... Так-так...

Внезапно он замолкает и начинает вертеть очередной симок и так, и эдак. Посмотрит на меня, почешет в затылке, и снова начинает разглядывать черно-белый скелеточный портрет. Потом говорит:
- А зачем вам сделали снимок в позе лягушки? И вообще, фигура по очертаниям какая-то не ваша.

- Какой еще лягушки? - изумился я.
- Да вы сами посмотрите!
И тычет пальцем в подсвеченный снимок.
Я глянул - батюшки, это кто же тут так раскорячился?
- Нет, доктор, - говоря я. - Это не я.

Автор Марат_Валеев,

Жена моя, Светлана, несколько дней носила нашего заболевшего кота Тёмку на лечение в ветклинику. Насмотрелась много чего, и забавного, и грустного, пока сидела и успокаивала кота, чтобы не дергался под капельницей.

Пожилая Маруся

Приносит немолодая уже женщина прихворнувшую кошку. Та лежит у нее на руках, глаза — печальные, страдающие. Ветврач заполняет карточку на пушистую пациентку.

— Сколько ей лет?
— Не скажу, — кокетливо говорит хозяйка кошки.- Маруся все же женщина, зачем всем знать ее возраст. Вот на сколько выглядит, столько ей и лет!
— Мне надо знать, сколько ей лет, от этого зависит эффективность лечения, — терпеливо втолковывает ей «айболитша» по имени Юлия Николаевна.
— Двадцать шесть, — немного поколебавшись, признается женщина, продолжая нежно поглаживать Марусю. — Я боялась, что если вы узнаете ее истинный возраст, откажетесь ее лечить. Старенькие мы уже.

«Старенькие» — не то слово. Марусе, по человеческим меркам, уже далеко за сто! Мало кто из кошек доживают до столь почтенного возраста.

— Ну и зря, мы лечим всех, — укоризненно, но говорит Юлия Николаевна. — Давайте сюда вашу красавицу, посмотрим, что с ней. Глядишь, еще и рекорд поставим по продолжительности жизни!

Автор Марат_Валеев,

Сижу дома. А на улице – настоящий шторм. Хлещет по окнам дождем со снегом вперемешку, грохочет карнизами. Скукота. От нечего делать взял ручку, стал подсчитывать, кому сколько должен – скоро получка. Считал-считал, запутался.

И вдруг – наверное, от напряжения мысли, что-то щелкнуло в голове. Не успел напугаться – ручка чего-то стала выписывать. Смотрю – мама родная:

Разгулялась стихия.
Напишу-ка стихи я,
Как хлобыщет ветрюга
И с востока и с юга.

Стихи! Вот это да! Ничего такого за мной отродясь не наблюдалось. Интересно, а как дальше пойдет? Перехватил ручку поудобней, жду. Этого, как его, вдохновения. И опять в голове – щелк-щелк:

Автор Марат_Валеев,


До определенной поры мне как-то было всё равно, что я ношу на голове. Кепок никогда не таскал, шляп, за редким исключением, тоже, так что до самых первых морозов голова моя была непокрыта. Ну, а с наступлением зимы нахлобучивал какую-то купленную мамой в магазине сельпо дешёвую тряпичную шапку. И она периодически менялась по мере увеличения моей головы – всё же рос.

К восьмому классу папа решил, что мне пора уже обзавестись приличным головным убором, и задарил мне свою чёрную кожаную шапку с каракулевой опушкой (она вообще-то предназначалась ему на выход, но куда ему в деревне было ходить?). И эта шапка мне очень нравилась, так как блестела, как хороша надраенный ботинок, и опушка её была вся в мелких таких чёрных кудряшках.

На Урале, куда уехал от родителей после окончания девятого класса и устроился работать бетонщиком на завод ЖБИ, в первую зиму я надел отцову шапку. Но стал замечать, что молодёжь здесь таких не носит, а предпочитает всё же меховые. И я купил в комиссионке пушистую шапку из какого-то рыжего меха, не то лиса, не то, прости господи, собака. Проходил я в ней всего одну зиму и ушёл в армию. Куда девалась та шапка, уже не упомню.

В армии, понятное дело, две зимы проходил в уставной армейской суконной шапке, отороченной искусственным мехом. На гражданке она мне сгодилась как рабочий головной убор сварщика тракторной бригады. На выход же носил шапку-ушанку понаряднее, но тоже из искусственного меха – тогда многие в СССР носили такие, особо не заморачиваясь их низкой стоимостью и презентабельностью. Тепло, и ладно!

Эту же шапку забрал с собой в райцентр, когда меня осенью 1972 года пригласили работать в редакцию районной газеты (понравился им как селькор, а поскольку с кадрами у них было туго, редактор решил сделать из меня штатного журналиста).

Несколько лет я, ничтоже сумняшеся, зимней порой ходил в этой мятой шапчонке, пока однажды не пришёл к неоднозначному выводу. Всё же я занял определённое место в районной иерархии, особенно когда меня назначили заведующим отделом сельского хозяйства. И в райцентре на мой плебейский головной убор в чиновничьих коридорах (ну, приходилось по служебным делам бывать) иногда посматривали, скажем так, с пренебрежением.

Ну, смотрят и смотрят. Ничего же не говорят при этом. Однако и я поневоле стал присматриваться. И замечал, что в райцентре многие ходят в шапках куда представительнее моей. Даже кроличьи смотрелись лучше, чем мой искусственный мех, я уже не говорю там об ондатровых или, паче чаяния, норковых.

Автор Марат_Валеев,

— Так это ты, значит, наш новый сосед?
— Выходит, так.
— Держи пять! Я значит, Колян. Тебя как дразнют?
— Антон Иванович я.
— Ишь ты! А будешь Антошкой! Пошли копать картошку?
— Извините, вы о чем?
— Это я так. Шутю. Ну что, сосед елку раздобыл?
— Всенепременно.
— Где? На базаре или сам в лесок смотался, хе-хе?
— Знаете ли, я противник непродуктивной вырубки зеленых насаждений. Особенно хвойных.
— Ишь ты! А что же тогда вместо елки у тебя? Пальма в кадке? Шутю, хе-хе!
— Ну зачем же? Уже лет десять пользуюсь искусственной елкой. Все как новенькая. Рекомендую.
— Не, я люблю все натуральное! Чтобы и хвоей пахло, и иголки чтоб кололись. Ну ладно, с елкой понятно. А что у тебя, к примеру, на столе будет?
— А вам это зачем, Нико… Колян, то есть?
— Ну, вдруг я решу после курантов заглянуть к тебе в гости.
— Это как? Я ведь вас пока не приглашал.
— И не надо. У нас, Антошка, обычай такой: как по одной-второй- пятой выпили, или сам идешь к соседу поздравляться, или он к тебе. И ты нам этот обычай не ломай, понял?
— Понял, хотя странно как-то… Ну хорошо. На столе у нас будет семь видов салатов…
— Ишь ты! Дальше!
— На горячее будут баклажаны печеные, кабачки тушеные, пельмени соевые, котлеты картофельные…
— Стой, стой! Это же все из травы. А что у тебя будет настоящего? Чтобы укусить, угрызть, хрящиками похрустеть?
— Вы имеете в виду мясное? Нет, этого ничего не будет. Видите ли, мы вегетарианцы.
— Ну подвезло мне с соседом! А выпить что у тебя будет, ты, травоядное!
— Шампанское, пиво. Но все безалкагольное.
— Тьфу ты! А покрепче что-нибудь? Чтобы по жилам заструилось, петь-плясать захотелось, соседку там под столом за коленку помацать, потом по морде кому-нибудь, чтоб от души!
— Извините, но мы трезвенники.
— Та-а-ак! Слушай, Антошка, в рот тебе горошку! А как ты в наш-то дом попал?
— Да вот из-за таких же соседей, как вы, господин Колян, поменялся. Теперь вижу, что ошибся. Про вас мне почему-то никто не говорил.
— Ну да, я же сидел. Откинулся вот перед самым Новым годом.
— А за что вас посадили?
— Да так, морду одному набил… Знаешь что, Антошка, нос лукошком, если тебе сегодня будут звонить в дверь после двенадцати, стучать там сильно, орать, что из милиции или налоговой инспекции, или что пожар начался, ни за что не открывай, понял?

Автор Марат_Валеев,

- Так, это кто кинул?
- Извините, это я.
- Ты что, ботаник, предъяву мне делаешь?
- Простите, не понял?
- Ну, в смысле, стрелку мне забить хочешь?
- Как это?
- Ты что, русского языка не понимаешь?
- Почему же? Я, в некотором роде, филолог.
- Так вот, философ, ты что, рамсы попутал.
- Чего я, извините, напутал?
- Нет, ты только погляди на него! Шлангом прикинулся!
- Боюсь повторно вызвать ваше раздражение, но я не…
- Так, заткнись, профессор! В последний раз спрашиваю! Возможно, на понятном тебе языке. С какой целью ты кинул в меня этот слепленный тобой комок снега, а?
- Ну, просто настроение у меня хорошее! Первый снег же выпал!!! Смотрю, идет молодой интеллигентный человек с хорошим, открытым лицом…
- Ага, понятно! Расслабуху я, говоришь, допустил, открылся. Ну, дальше трактуй свой безрассудный поступок.
- Ну, я слепил снежок и кинул в вас. Просто так. Извините, если вам не понравилось.
- Значит, ты ничего ко мне не имеешь?
- Ничего, кроме первоначальной симпатии. Хотя от нее, кажется, уже ничего…
- И никто тебя ко мне не подсылал?
- Да нет. Я сам. Смотрю, идет молодой симпатичный человек…
- А, так ты голубой?
- Простите? А, вы в этом смысле… Нет, что вы, я женщин люблю.
- Хм! Что-то я тогда никак не врублюсь… Впрочем, некогда мне тут с тобой.
- Ну, тогда я пошел?
- Куда это ты пошел? Ты понимаешь, что на твое действие я просто обязан ответить противодействием? Иначе это будет не по-пацански!
- Понимаю… Наверное. Хотя не совсем.
- Щас поймешь, ботаник несчастный! Становись вот к этой стенке.
- Вот сюда? Хорошо. Можно, я очки сниму?
- Ладно, снимай. И не шевелись, пока я не прицелюсь! Во, сходу попал! Не больно?
- Да нет! Снежок вы слепили не очень твердый.
- Ну, тогда мы с тобой, значит, разошлись краями. Бывай, ботаник!

Автор Марат_Валеев,



Погода в этот вечер была замечательная, и Сергей Иванович после работы отпустил водителя и решил пройтись домой пешочком. Снег мягко падал крупными хлопьями и покрывал все вокруг пушистой белой пелериной. Особенно завораживающе смотрелись снежинки, ведущие свой неспешный хоровод в ярком свете фонарей. Жаль, что горели они не все, а где-то через один. «Я же еще на прошлой неделе издал приказ о замене всех перегоревших ламп. И где они? Надо завтра провести совещание по этому вопросу», - еще успел подумать Сергей Иванович, и стремительно провалился в какую-то пропасть.
Очнулся он от боли в боку, в полной темноте. Хотя нет – над головой, примерно на двухметровой высоте светилось круглое отверстие, и через него на Сергея Ивановича также грациозно и безмятежно продолжали падать снежинки. «Я в колодце теплотрассы, - сообразил Сергей Иванович.

Его догадку подтвердило обволакивающее удушливое тепло, идущее откуда-то из глубины подземелья, и убегающий над головой по стене вверх ряд влажно посверкивающих металлических скоб-ступеней.– Упал же я в него потому, что люк не был накрыт крышкой. А ведь только два дня назад мне поступил сводный отчет по городу, что крышки есть везде. Так, чей это район?».
Сергей Иванович, кряхтя от боли, достал из кармана пальто мобильник, стал нажимать на светящиеся кнопки.
- Слушаю вас, Сергей Иванович! – спустя минуту ответил ему густой баритон.
- Скажи-ка мне, Григорян, ты давно был на улице Зеленодольской? – недовольным голосом спросил Сергей Иванович.
- Ну, вчера, пожалуй…- неуверенно сказал Григорян. – Хотя нет, позавчера. А что такое, Сергей Иванович?
- Ты подписывал отчет о стопроцентном наличии крышек на люках сантехнических колодцев?

- Ну, подписывал, - почему-то тут же стушевался невидимый Григорян.
- Так вот, дорогой мой Армен Суренович, я со всей ответственностью заявляю, что рядом с остановкой «Аптека» крышки на колодце нет.
- Мамой клянусь, не может быть такого! – с жаром сказал Григорян. – Мне Петрученко докладывал, а ему Ибрагимов справку писал, что везде все крышками накрыто.
- Да? – вкрадчиво спросил Сергей Иванович. – А как ты думаешь, я откуда тебе звоню?
- Вы еще на работе? - предположил Григорян. – Ну и я еще до дому не доехал. Давайте я вызвоню Петрученко с Ибрагимовым, и мы быстренько соберемся у вас на совещании по поводу этой крышки. А завтра…

Автор Марат_Валеев,


Собираясь в тот теплый июньский день на рыбалку, тринадцатилетний паренек Федор Камушкин вряд ли мог предполагать, что с ним случится нечто такое, что перевернет всю его недолгую пока жизнь.

Он, как обычно, размотал удочку, насадил червяка и закинул снасть подальше от камышей. Поплавок, булькнув и испустив круги по воде, вскоре застыл на месте. Но спустя уже минуту-другую мелко закивал и поехал в сторону. Федор торопливо дернул удочку на себя. Из воды, сверкнув серебристым телом, выскочила красноперая сорожка и заплясала на крючке.
Федор солидно поздравил себя: «Ну, с почином!», опустил рыбу в бидончик с водой и снова закинул удочку. Сегодня он пришел рано на рыбалку, и пока никто рядом не мешал ему удить рыбу. Но что-то она перестала клевать. Поплавок уже минут десять скучно торчал на месте.
И тут Федор вспомнил, что еще с вечера он, по совету отца, замесил немного теста с примесью анисового масла. «Вот так будет клевать! – убеждал его отец. – Мне мой папа рассказывал, а ему – его батя, твой прадед, значит».
- А что ж ты мне раньше не сказал? – спросил Федор, принюхиваясь к пряному запаху, шедшему из пузырька с отвернутой пробкой, который нашелся в их домашней аптечке.
- Да как-то так, не припоминалось раньше, - пожал плечами отец. – Ну ладно, пошел я спать, мне с утра в поле.

И Федор сам с вечера замесил пахучее тесто и завернул его в полиэтиленовый мешочек. Сейчас, вспомнив про него, он достал из кармана куртки мешочек, отщипнул кусочек теста, скатал его в шарик и, нацепив на крючок, закинул в воду. И не успели разойтись по воде круги от поплавка, как он резко ушел в глубину.
Федор сделал подсечку и потащил леску на себя. В толще воды стало видно все увеличивающее золотистое пятно.

Автор Марат_Валеев,

Случилось это, когда я уже работал в районной газете. Практически сразу после армии начал пописывать туда, редактору понравилось, и он пригласил меня в штат. Сначала корреспондентом, а через год назначил даже заведующим сельхозотделом.
Я без конца мотался по району, поскольку в подчинении у меня зачастую был только один корреспондент — я сам, и собирал материал на всякие сельскохозяйственные темы.
В очередную командировку поехал с водителем Ермеком на редакционном «москвиче» накануне своего дня рождения — мне через три дня должно было стукнуть целых двадцать пять лет!
После интервью с директором об успехах и проблемах хозяйства он накрыл у себя дома дастархан, и вот там-то, после пары стопочек, я и проговорился о своём грядущем дне рождения.
Директор, уже тоже подвыпивший, тут же возжелал мне что-нибудь презентовать к грядущему событию. И отдал распоряжение продать мне барана по себестоимости, что было равносильно подарку, поскольку эта тучная «бяшка» (на самом деле — овца, а не баран), весом около сорока килограммов, обошлась мне всего что-то около двадцати рублей. Которых у меня с собой не было и которые я обещал потом переслать с оказией. Ну, вот такие у нас были доверительные отношения: директор знал, что я не обману.
Мы с шофёром затолкали робко сопротивляющуюся овечку в багажник, предварительно устлав днище куском кошмы — позаимствовали у работников кошары, в которой и был выбран этот крупный представитель мелкого рогатого скота. И, распрощавшись с гостеприимными хозяевами совхоза, поехали обратно в райцентр.

Автор Марат_Валеев,

В то лето 1991 года мы получили наш первый северный отпуск, и сразу за два года! И весь этот длительный отдых мы решили провести на юге Казахстана, в Кзыл-Орде, где постоянно проживали родители Светланы. Да, летом там обычно стоит чудовищная жара. Но это в городе. А мы, заперев городскую квартиру в раскаленной от беспощадного солнца панельной пятиэтажке, уехали на все лето вместе с родителями на их дачу. Она расположилась в замечательном месте, на живописном берегу притока Сыр-Дарьи – Калган-Дарье. Этот водоем дает живительную влагу сотням дач по разветвленной системе арыков. И потому, несмотря на испепеляющую жару, здесь все «цветет и пахнет»! И виноград, и черешня, и вишня, груши, яблони, и сливы, заросли малины, клубника.
Конечно же, мы вволю наслаждались этими дарами дачи. А еще я пристрастился к рыбалке на Калган-Дарье: в ней водятся белые амуры и толстолобики, караси, сазаны, змееголовы, плотва.

Вот так однажды я рано утром встал, чтобы, быстренько позавтракав, отправиться на реку. Выпив чаю с бутербродами, я прихватил с веранды приготовленные еще с вечера снасти и вышел из-под увитого виноградными плетями навеса к калитке.
Свежее июльское утро еще только занималось, чистое небо на востоке зарозовело от неспешно встающего солнца. И тут мой взгляд зацепился за нечто: в небесной выси зависло что-то непонятное, огромное и конусообразное, отливающее одновременно и голубым, и зеленоватым, и розовым цветами. Это не было ни облаком, ни каким-либо известным мне воздушным судном. И это что-то медленно плыло по небу и буквально сияло! Черт, неужели… Неужели НЛО? Я еще никогда не видел инопланетных кораблей, но вместе с тем немало читал свидетельств очевидцев (ваша воля – забрать ли это слово в кавычки). И они рассказывали, что НЛО необязательно должно иметь форму классической летающей тарелки. Объекты пришельцев описывались как веретенообразные, сигарообразные и иных форм. Тот, который я сейчас наблюдал, тоже был не тарелкой, а имел форму вытянутого эллипса, да еще такого красочного!

Автор Марат_Валеев,

– Да ты закусывай, закусывай! Огурчики отменные, отвечаю…
Борис подвинул к Сергею тарелку с маленькими, пупырчатыми малосольными огурцами, дразняще пахнущими укропом и чесноком.
Сергей как будто не слышал своего приятеля и не видел его жеста. Он наколол на вилку кусок ветчины и стал вяло её пережевывать.
– Ну вот, – обиженно сказал Борис. – А я старался. У жены так не получаются, как у меня. Наверное, потому что я солю от души, потому как знаю, что нет лучше закуски к холодной водочке, чем хрустящий малосольный огурчик!
Борис жизнерадостно захохотал и потянулся к запотевшей бутылке «Диксона», опорожнённой пока что меньше чем на треть.
Жена Бориса Светлана, накрыв на стол и посидев с приятелями для приличия пяток минут, ушла в гостиную, к телевизору. Так что никто не мешал Борису и Сергею расслабиться и посидеть за дружеским разговорами.
Хоть они и были друзьями детства, но встречались редко, потому что судьба развела их из родной деревни по разным городам.
В этот раз Сергей приехал из своего Новосибирска в Красноярск в командировку. Остановился в гостинице, как ни уговаривал его Борис провести эту неделю у него дома. Но в гости зашёл, как и обещал.
Борис от выпитого слегка покраснел и был весел и оживлён. А Сергей, напротив, был бледен и почти угрюм. Это расстраивало Бориса: может, чем обидел приятеля?
Он так прямо об этом и спросил Сергея
– Да, ну что ты! – через силу улыбнулся Серёга. – Всё путем. И дом у тебя замечательный, и жена что надо, и поляну ты накрыл – будь здоров!
– Ну, тогда за отсутствующих здесь женщин! – оживился Борис, протягивая свою стопку навстречу Сергею.
– За них! – согласился Сергей.
Друзья выпили. Борис, ещё больше покрасневший, подхватил малосольный огурчик с тарелки прямо рукой, поощрительно кивнул и Сергею: «бери и ты!», и, откусив от огурчика сразу половину, аппетитно захрупал им.
Но Сергей не последовал его примеру, а взял вилкой с другой тарелки ломтик копчёного сала. Прожевав и проглотив его, он неожиданно сказал:
– Знаешь, почему я терпеть не могу малосольных огурцов?
– Терпеть не можешь малосольных огурцов? – с удивлением переспросил Борис. – Впервые такое слышу. Ну, расскажи, за что это ты их не любишь…
– Ты же хорошо помнишь моего отца? – помолчав с минуту, как бы решаясь и наконец решившись, спросил Сергей, закуривая.
– Дядю Витю? Чего же не помню. Нормальный был мужик. Тебя вон как правильно воспитал. Героем из Чечни вернулся!
Борис потянулся с места, распахнул настежь кухонное окно, выпуская табачный дым – сам он не курил, – и штору сквозняком сразу же вытянуло на улицу.
Про чеченский период Сергея Борис помнил всегда и даже немного завидовал – оттуда десантник Сергей Кананыхин вернулся с медалью «За отвагу», был ранен, а Бориса с его плоскостопием даже в стройбат не взяли.
– «Нормальный был мужик», – как эхо повторил Сергей. Потом тряхнул головой и жёстко выдал:
– Да зверь он был, мой папашка!
Борис молча и непонимающе смотрел на Сергея.
– Ну, чё ты уставился? – неприязненно спросил Сергей. – Да, зверюга, каких ещё поискать!
– Дядя Витя? Не может быть! – недоверчиво пробормотал Борис.
– А вот может, – немного успокаиваясь, заявил Сергей и сам потянулся за бутылкой, плеснул водки себе и Борису и выпил, не дожидаясь, пока приятель возьмёт стопку. Не закусывая, он прикурил погасшую сигарету.
– Спроси меня, почему я не могу смотреть на малосольные огурцы?
– Почему? – спросил Борис, выпив свою стопку и привычно захрустев огурцом.
– Он меня однажды чуть не убил из-за них…
– Да ну! – не поверил Борис, и даже перестал жевать. – Как, из-за чего?
И Сергей рассказал.

Автор Марат_Валеев,

Брательник мой ушёл из жизни, когда ему не было ещё и полтинника. Вот та вот взял однажды и не проснулся. И это был его последний фортель, которые он время от времени выкидывал, подвергая испытаниям нервные системы родных и близких.

Любили мы этого охламона, Ринатку нашего, потому и боялись за него. Характером он пошёл в батю — тот принадлежал к породе безбашенных людей. Вот таким же оторвой был и мой брательник.
Когда был ещё совсем мальцом, его за всякие шкоды окрестили Котовским (всегда наголо остриженный, шустрый). А когда подрос и мамка наконец перестала его стричь налысо, Ринат неожиданно обзавёлся роскошной кудрявой шевелюрой. Тогда во всех советских газетах писали об американке Анжеле Дэвис, преследуемой властями, которая за что-то там или против чего-то там с ними боролась. У братца моего причёска была точно такая же. А с учётом приплюснутого носа — был он вылитая Анжела Дэвис. Так его и называли какое-то время.

А когда Ринат из шкодливого пацана перерос ещё и в записного драчуна, который любил супротивников «брать на калган», его стали называть Бараном. Ну, баран — не овца, и братан со временем привык к своей кликухе и никого уже не «брал на калган», когда его так называли. Ему и шапка-то была не нужна, и он до самых крепких морозов ходил с непокрытой, часто заснеженной головой, которой тряс по-собачьи, когда заходил куда-либо с улицы.

Когда с ним в своей деревне перестали драться, он стал ездить за приключениями на своём «Иж-Юпитере» в соседнюю деревню Моисеевку, за девять километров. Обитателей этой деревни называли «союзниками», потому что здесь жило много немцев. У них был хороший завклубом, и танцы здесь проходили почти ежедневно. Вот там-то брательник и отводил свою драчливую душу.
Я, как ни приеду из райцентра, где к тому времени жил и работал, к родителям на выходные, обязательно находил братца дома или с расцарапанной физиономией, или с новым фингалом.
Однажды в него даже стреляли в той же самой Моисеевке. Видимо, навсегда хотели напугать и отвадить этого незваного лохматого татарина от своей деревни и от своих девок. Правда, патрон был холостой. Но Ринатка-то этого не знал — и всё равно буром пёр на местного моисеевского «авторитета», целившегося в него из двустволки.

Автор Марат_Валеев,



А хочу я вам, ребята, на самом деле рассказать маленькую историю со счастливым концом, которая приключилась с одним сельским жителем в период недоразвитого социализма. Это передовой механизатор Иван Булыгин, с большим стажем пахотных и посевных работ и с сознанием, ясным и незамутненным, как слеза младенца.

Случилось так, что он рано овдовел. Многие труженицы сельского хозяйства, в том числе незамужние и разведенные доярки и птичницы, телятницы и свинарки и даже одна ветеринарная санитарка, не прочь были вновь изменить семейное положение трезвого и домовитого Ивана и взять его хозяйство в свои руки, включая доращивание и откорм несчастного осиротевшего ребенка, не то сына, не то дочери.

Но все они, после его супруги, незабвенной учительницы младших классов Екатерины Семеновны, женщины строгих нравов и чистюли, каких еще поискать, казались Ивану существами грубыми и несовершенными. Особенно не нравились ему их натруженные руки, шершавые и красные, а также то, как они ужасно ругаются.

Самого Ивана его покойная ныне супруга, первая интеллигентка на селе, хотя и не отучила от особенностей местного говора, и ей страшно резали слух его оканье и упорное выговаривание слова «пельмени» как «пилимени» и «исть» вместо «есть», ну и еще чего-то там глубоко деревенское, вековое. Но зато она его отучила от сквернословия. А все подкатывающиеся к Ивану деревенские застоявшиеся красавицы матюкались так, что оскорбленные коровы и прочие общественные животные, за которыми они ухаживали, отвечали на это снижением продуктивности.

В общем, так Иван Булыгин и продолжал пахать и сеять и в одиночку растить чадо от любимой покойной жены. А как же здоровый мужик обходился без женской ласки, спросите вы? Конечно же, Иван тосковал по тесному общению с противоположным полом. Но он оставался однолюбом и всю свою нерастраченную сексуальную энергию сжигал на тяжелых полевых работах.

Автор Марат_Валеев,

Житель Крайнего Севера Петр Тимофеевич купил двухнедельную путевку в один из хакасских санаториев. И хотя он заранее забронировал путевку, проживание ему досталось не в основном корпусе, а в особняке на четыре номера. Несколько таких особняков выстроились в ряд метрах в 50-75 от основного корпуса и несколько ниже. То есть это каждый раз надо было топать пешком в горку или вниз - на процедуры, в столовую там, в клуб - на танцы или какой концерт, и обратно, по несколько раз в день, в любую погоду. А погода в августе здесь задалась неважная, все время шли дожди, тропинка была мокрая и скользкая. Петр Тимофеевич в первый же день поскользнулся и так шарахнулся коленкой с больным суставом об эту самую тропинку, что у него полетели искры из глаз.

Петр Тимофеевич прихромал в отдел реализации и проникновенно спросил у давешнего менеджера, что вчера втюхал ему этот чертов особняк: можно ли что-то сделать для него в порядке исключения, как для жителя Крайнего Севера. Менеджер близоруко сунул свой мясистый пористый нос в монитор компьютера, пощелкал клавиатурой и с сожалением ответил, что нет, все номера в основном корпусе заняты. Правда, есть вот один свободный, но люксовый, и за него надо доплатить.

- Пойдет! – обрадованно сказал Петр Тимофеевич (деньжата у него были – отпуск-то у него был северный, трехмесячный, соответственно, и отпускные немалые), отслюнил требуемую сумму, забрал ключ и пошел обживать свои апартаменты. Открыл дверь и офигел. Это действительно были апартаменты. Во всяком случае, не меньше однокомнатной квартиры: с прихожей, ванно-туалетной комнатой, гостиной, спальней с шикарной двуспальной кроватью, с балконом! А еще в номере были холодильник, телевизор, телефон, мягкие диван и два кресла, буфет, весь заставленный посудой. Петр Тимофеевич снял туфли и по мягкому ковру прошел в спальню, присел на кровать, попрыгал. Кровать была упругая, и будила в нем смутные желания. Он подумал: вот бы сейчас сюда его жену Лизавету Григорьевну, уж они бы тряхнули стариной на этой пружинистой и совершенно не скрипучей кровати! Но где Лизавета Григорьевна, и где он?

Автор Марат_Валеев,


— Муж ты мне или не муж? — спросила Василина Петровна Симкина своего супруга, плюхнув на стол пакеты с покупками. Прямо перед самым его носом, поскольку Николай Львович мирно попивал в это время чаек на кухне, уткнувшись в газету.- Скажем иначе: любишь ты меня или нет
— Ну, муж, — недовольно ответил муж, отпихивая пакеты подальше. –И люблю, а то как же иначе?
— А если муж и любишь, иди, наконец, и поговори по-мужски с этим козлом Балябиным.
— А чего мне с ним говорить? — искренне удивился Николай Львович. — Утром виделись, разговаривали уже.
— Да меня его собака постоянно облаивает! — заявила Василина Петровна. — Вот и сейчас иду из магазина, а Балябин выгуливает своего кабыздоха. Я ему сделала замечание, почему он ходит без совка и пакета, чтобы подбирать за своим шелудивым псом его «добро». А они меня облаяли.
— Оба? — снова удивился Николай Львович. — Выходит, крепко ты их обидела, раз даже Балябин залаял.
— Да ничего я такого им не говорила, а просто высказала законное требование о соблюдении гигиены во дворе, — возмущенно сказала Василина Петровна. — А они… А он… И уже не в первый раз. В общем, иди и разберись с ними. Или ты мне не муж?
Николай Петрович вздохнул и отложил газету.
— А что я ему скажу? — неуверенно спросил он, втыкая ноги в шлепанцы.
. — Что он ему скажет?! А то и скажи, что у вас, мужиков, принято. Ну, там, типа: «Еще раз гавкнешь на мою жену, зубов не досчитаешься!» И пусть мне больше во дворе со своим поганым барбосом не попадается! Ну, иди уже, иди! Мужик ты или не мужик? Постой. На-ка вот, возьми на всякий случай скалку.
— Да я его голыми руками!.. — пообещал Николай Львович и отправился во двор, на разборки со своим соседом Балябиным и его болонкой. Нашел их, прогуливающихся у соседнего подъезда.

Автор Марат_Валеев,


(Моей бывшей соседке в Туре (Эвенкия) Анне Семеновне Саливончик посвящаю)

У меня соседка, баба Таня, самая что ни на есть Мать-Моржиха (так ее в нашем доме и называют): начинает купаться в реке, когда только льдины сойдут. Или посреди льдин. А как река замерзает, она обливается во дворе водой на снегу. Прямо под нашими окнами, босиком.

И все, кто смотрит из окон на этот здоровый энтузиазм, мерзнут в своих квартирах. И сразу бегут на кухню греться – кто крепким горячим чаем, а кто чем покрепче. Благодаря бабе Тане уже пять мужиков из нашего подъезда спились. А ей хоть бы хны. Семьдесят пять уже, нашей Матери-Моржихе. Но ей никто столько не дает. Только семьдесят четыре. Такой вот молодухой она после обливания выглядит.

И тут я в нашей местной газете прочитал, что если прислать на фотоконкурс «Чудак-человек» снимок гражданина или гражданки, занимающихся чем-то необычным, можно неплохо заработать. Гонорар за снимок – это раз. А еще денежный приз в случае победы – два. Ну и с героя или героини снимка потом слупить чего-нибудь можно – три (это я уже сам додумался).

И еще я догадался, что как раз на нашей бабе Тане и можно заработать. Она самая что ни на есть чудачка. Ну, какой еще нормальный человек по доброй воле на морозе, босиком будет поливать себя холодной же водой (холодная, холодная – сам как-то потрогал)? Ввел бабу Таню в курс дела, она и говорит: ну а что, можно! Сроду, говорит, про меня в газетах не писали. А тут фотография будет! И в Пензу своей сестре можно послать, и в Бобруйск племянникам. И замуж, говорит, может, еще раз выйду. В пятый. Или шестой – не помню точно, говорит.

Ну, сказано, сделано. Договорились о фотосессии на завтра. Утром я глянул на градусник за окном - минус тридцать. Во, в самый раз – это ж как красиво баба Таня будет куриться паром на морозе! Оделся потеплее, отыскал фотоаппарат и вышел во двор. А Мать-Моржиха уже ждет меня, полуголая, на свидание. Только не с цветами, а с ведром воды. И на нем уже корочка льда.