Поделюсь одним итогом прошедшего года, не очень полезным, зато — измеряемым. Я уже писал, что на какое-то время не на шутку увлёкся изучением того, как выглядит московская уличная сцена. Ходил, смотрел, если позволяли обстоятельства и настроение — снимал. То, что наснимал — выкладывал в особом аккаунте, с апреля 2023-го перешёл к каждодневному «вещанию». Задачей-минимум для меня стало провести оставшиеся месяцы 2023-го в режиме «ни дня без ролика». Это достигнуто, после Святок резко сброшу темп, буду выкладывать по сюжетику в неделю. Задачу-максимум себе придумал — собрать 500 видео с номерами уличных артистов (около 300 уже выложил, около 100 в черновиках, думаю, в обозримом будущем справлюсь).

Итак, итоги.

Итог первый. Приступил я к этому занятию с некоторым, слегка потаённым (от себя самого) чаянием найти ключики к сугубо «лирическим» темам, таким как «городская романтика», «гений места» и «музыка города». По мере сбора материала, темы эти для меня не то, что бы обессмыслились, а как-то потерялись из виду. Ну, правда: где я и где «гений места»? Может, кто-то и способен сплести словесное кружево из того, как поёт скрипка в переходе, из шума метро, шёпота старых особняков — но, уффф, не я...

Итог второй. У меня теперь реально большая коллекция московской уличной музыки. Подозреваю, что одна из самых больших. Я несколько раз приступал к коллекционированию разных объектов, и для себя сделал вывод, что важно (причём, лучше на старте) найти внятную концепцию собрания, не скучную и не размытую (скажем, «всё, связанное с авиацией» — плохая идея), и относительно удобную с точки зрения добывания и хранения новых экспонатов. Теперь у меня именно такой «гербарий» есть, и это дарит мне состояние некоторого довольства. Постепенно с этим делом я завяжу, оно всё же довольно много жрёт времени и сил: вроде бы нужно всего-то несколько минут на съёмку, несколько минут на размещение, ну, чуть подконтрастировать картинку, ну, немного срезать лишнего, распознать что играют, найти о композиции справку в Сети (я же коллекцию собираю и к атрибутированию отношусь почти серьёзно) — и вот уже минимум час потерян.

Не удержусь сделаю некоторые «социологические» выводы из собранного, хотя, понимаю, что данная выборка моя, разумеется совершенно нерепрезентативна, так как, скажем, только в метро выделено под выступление около 40 площадок и на них, теоретически, за день может пройти по 5 выступлений, а я снимал там и тогда, где пролегали мои обычные маршруты, и значит большинство из этих «точек», видимо, не посещу до скончания века. А меж тем, некоторые музыканты демонстрируют явную привязанность к определённым локациям, да ещё и выступать предпочитают в то время, когда меня нет поблизости (смайл), то есть значительная часть из артистов осталась вне поля моего зрения. На деле всё ещё сложнее для учёта: площадки сильно разнятся по востребованности, музыканты разнятся по активности, и прочее, и прочее...

Когда-нибудь реально соберу «математику» по всему записанному, пока же — условные цифры и произвольная классификация:

«Классика» — около 20%
«Русский рок» — около 20%
«Попса» — около 10%
«Фольклор» — около 5%
«Запад» — примерно 10-15%
«Советская эстрада» — примерно 10-15%
«Околорэп» — примерно 10-15%
Нечто иное — около 10%

Вот такая диаграммка, примерно получается (позволю себе баловство):

 

«Классика».
С упорядочиванием и сравнительной обеспеченностью площадок с точки зрения удобства и безопасности, в метро спустилось немало классически подготовленных музыкантов, есть несколько реально сильных коллективов; их мотивацию сейчас не разбираю, вряд ли они заинтересованы только в мятых сотнях, пожертвованных прохожими, тут, вероятно, и определённый пиар, и приобретение навыка работы со сложной аудиторией, и что-то ещё; важно, что подземную и уличную сцену они украсили очень сильно. Именно «классики» (при определённых условиях) умеют собирать толпу, да ещё и довольно большую (это вообще мало кто умеет, ибо люди очень редко приостанавливаются, что бы послушать уличного музыканта, те, кто всё же бросают «копеечку», делают это на бегу). Под «классикой» я здесь понимаю и собственно «вечную классику», и современных авторов, пишущих для симфонических оркестров, вроде Дженкинса, и «серьёзную» киномузыку, и «серьёзный» джаз, и старинные романсы.
Тут абсолютный лидер — Вивальди. Ещё конкретнее — его «Времена года», а ещё конкретнее — два фрагмента: концерт «Лето», часть 3 «Летняя гроза» и концерт «Зима» часть 1 «Сильный ветер». Где-то за всем этим виднеется тень Ванессы Мэй с её альбомом 1997-го года «Шторм», хотя сама она подзабыта.
Из других авторов: Свиридов (естественно, «Метель»), Бах («Badinerie» и т.п.), Андрей Петров, Чайковский, Эйнауди, даже Макс Рихтер и т.д.

Тут могла бы быть какая-нибудь прибауточка насчёт того, что вместо доедания оливье под «Служебный роман» можно доедать постные рыжики под «Сослуживцев», но я ничего путного не придумал, поэтому придётся обойтись без искромётных вводных фраз.

Меня вообще последние годы как-то влекут советские «застойные» телеспектакли, снятые на такие вот удивительные плёнки, что любой цвет и свет там оказывается приглушённым, но я их больше скачиваю, чем смотрю. А тут прямо зацепило. Нашёл я его не сам, а подсмотрел в журнале Галины Иванкиной (zina_korzina). У неё там можно и сравнительный анализ найти, и с некоторыми соображениями ознакомиться.

Итак: «Сослуживцы» (1971 г.) — пьеса Эмиля Брагинского и Эльдара Рязанова, постановка Московского академического театра имени Вл.Маяковского (1973 г.). Режиссёры И. Герасимова и Б. Кондратьев (постановщик). В главных ролях Галина Анисимова, Борис Левинсон и другие.


Несколько замечаний по теме:

Умели ж авторы писать: на сцене 6 персонажей, но при должном искусстве режиссёра вполне можно создать эффект «улья» и толпы.

Все актрисы говорят с такой изумительной раздумчивой и в тоже время отстранённо-ироничной интонацией, с какой говорила Евгения Уралова в фильме «Июльский дождь» (1966 г.); может быть, есть у этой интонации название («ермоловская», например) — не знаю. На слух, конечно, не очень естественно, но стильно — очень, оччччень.

Весьма чувствуется, что начало 1970-х совсем не то, что вторая половина их же, впрочем, об этом много говорено.

Подбор актёров выглядит чуть странным, особенно Новосельцев—Левинсон; поставить на эту роль артиста с лицом старорежимного комика — это как-то грубовато. Впрочем, не стоит забывать, что полвека назад и театр был другим.






И ещё одно, так сказать, социально-политическое. В спектакле Рыжова успокаивает Новосельцева, который изпереживался по поводу возможных последствий своего причудливого дебоша в гостях у Самохвалова: «Толь, не дрейфь! Ты же хамил в неслужебное время, за это она не имеет права тебя уволить. А если попробует, мы тебя через местком восстановим.» Мимоходом так говорит, как о само собой разумеющейся вещи.

Заглянул в текст пьесы — там ещё роскошней:
Ольга Петровна: Толя, не дрейфь! Ты ей хамил в неслужебное время. И за это она не имеет права тебя уволить. А если попробует, мы тебя через местком восстановим! У нас не капитализм, у нас никого уволить невозможно.

В постановке сократили последнее предложение; впрочем, дело, возможно не столько в «остроте» фразы (или, скорее, её двусмысленности), а в том, что вся реплика получатся перегруженной. Я бы то же сократил, если бы мог. В СССР пьесу ставили в более чем 100 театрах, должно быть, преимущественно в полной версии.

Мне в связи с этим, вот, что подумалось: обычно главными ностальгистами по утраченному «Старому порядку» являются мелкие и средние начальники и приравненные к ним лица. У «исторических деятелей» горизонт другой, им стоицизм приличествует, а не грусть; «простому народу» — в общем случае — есть о чём попечаловаться, но горечи статусных потерь нет. А вот мелкий начальник — первый потерпевший, «раньше уважаемый человек был, а теперь что!? плачу над увядшими цветами!»

А у нашей занятной революции конца 1980-х — начала 1990-х (я пишу это слово без кавычек) в этом смысле всё шиворот-навыворот: фантомные (но не фальшивые!) боли по ампутированному-украденному ранговому положению испытывают те, кто ходил в линейных сотрудниках, а бывший руководящий состав выказывает по отношению к своему прошлому какие-то более затейливые чувства (по моим необъективным наблюдениям). Хотя, это, конечно, всё не так просто описывается: одна оптика у тех, кто более-менее сознательно строил карьеру, другая — у тех, кого в «ответработники» «продвигали», ломая их раздолбайство и диковатость.

Мне вот один из моих первых руководителей (в коммерческом секторе) вспоминается. Он видел во мне подающего надежды молодого человека «с будущим» (а я умел некогда производить такое впечатление) и иногда давал наставления. Одно из них было такое: любой личный выпад со стороны сотрудника — сразу увольняй, не жди и не жалей, если не сделаешь — вот тогда точно пожалеешь. Мне эта мудрость не пригодилась, ну, вот, хоть вам, мои немногочисленные читатели, передам. Я, к слову, моего тогдашнего шефа не осуждаю — вляпаться в ситуацию личного противостояния с подчинённым (да ещё и оказаться объектом глумления) и правда чревато большими потерями не только для самого начальника, но и для дела. Что важно — в этом случае никто не поможет, ни снизу, ни сверху; побрезгуют, ибо это оценивается как такое «личностное банкротство».

Впрочем, это разговор долгий, а лекция перед фильмом должна быть короткой. Итак, 1973 год, спектакль «Сослуживцы».

[окончание, начало — здесь]

Это может, показаться странным, но ворох из цитат, биографических справок, сведений о публикациях, и всего прочего, что я ненароком накопал, читая старую пьесу, довольно долгое время занимал меня. Получилось что-то вроде любительского исследования. Личный сетевой дневник подходящее место для выкладывания таких «поделок».

Итак, писатель Семёнов умер в самом начале 1942-го в госпитале Волховского фронта. С учётом всех обстоятельств, про него можно сказать — погиб на фронте. Вероятно, для него это было бы важно.

Прямых наследников Семёнов не оставил, но он подарил свою фамилию двум людям: жене и пасынку. Некий вариант посюстороннего послесмертия.

 

Сергей Семёнов, автолитография Георгия Верейского (1930 г.) Наталья Семёнова (Волотова), послевоенное фото.


Сначала о супруге писателя: Семёнова Наталия Георгиевна (1896-1982 гг.), сценический псевдоним «Наталия Волотова», в девичестве Наталья Бруггер, по первому мужу Наталья Деген.

О таких людях принято писать, что-то вроде «Наталья Георгиевна была замечательным человеком». Я не стану этого делать, мои дилетантские штудии просто не дали мне достаточно оснований для таких выводов. Но что действительно впечатляет, так это то, по каким занимательным местам проходил жизненный маршрут Бруггер-Семёновой. Речь не о географии (она, кажется, не часто покидала Петербург-Петроград-Ленинград), а о «социальных пространствах».

О семье её информации нашёл немного, пишут, что обрусевшие немцы. Среднее образование она получает в очень примечательном заведении — женской гимназии Стоюниной. Основательница гимназии Мария Николаевна Стоюнина сама по себе очень интересна: одноклассница второй жены Достоевского, жена публициста и педагога-новатора Владимира Стоюнина (1826-1888 гг.) и сама новатор-педагог и т.д. Не имею возможности судить о том, была ли эта частная гимназия лучшей женской гимназией Империи (в воспоминаниях преобладают малосодержательные похвалы либеральным нравам, творческой атмосфере и счастливой возможности девочкам облачаться в мужской костюм), но это определённо нечто выдающееся.

 

Стоюнина М.Н., Стоюнин В.Я., Лесгафт П.Ф., Лосский Н.О.


Интересный состав преподавателей: философию и психологию вёл Н.О. Лосский (!); физкультуру — Пётр Лесгафт (!) (он же был по факту одним из руководителей школы); словесность преподавал Василий Гиппиус (родственник поэтессы); а юриспруденцию — проф. М. А. Дьяконов (серьёзный учёный того времени). Помните (хотя бы по школьным хрестоматиям) картину Николая Ярошенко «Курсистка» (1883 г.)? На ней изображена Анна Черткова (Дитерихс), так же некоторое время работавшая у Стоюниной. Философ Лосский, к слову, приходился своей работодательнице зятем.

Началось всё со случайно увиденной подборки карикатур, интересно вдруг стало, что за книжка такая – «Наталья Тарпова». Судя по картинке – что-то нелишённое пикантности, да ещё каким-то образом конкурирующее в издательских планах с высокой классикой. Обычно интерес такого рода сохраняется несколько секунд, не более, ибо занятных артефактов в мире множество, а времени и сил мало; но за эти несколько секунд я узнал, что «Тарпова» существует в двух воплощениях — объёмного романа и относительно короткой пьесы, текст последней выложен в интернете, и это обстоятельство меня подкупило. В общем, как писали когда-то, «письмо позвало в дорогу», применительно к сегодняшним реалиям — картинка позвала в Сеть.

 

Художник Б.Ефимов, журнал «Крокодил», №32, 1938 год


Вещица оказалась нескучной. Автор – Сергей Александрович Семёнов (1893-1942 гг.); сначала им был написан роман (и неоднократно редактировался), пьеса же результат переработки автором текста книги. Время действия 1927 год, идёт очередной перелом переломной эпохи, происходит «термидорианская реакция в области семейного вопроса» (определение Л.Д. Троцкого), несколько упрощая и чуть-чуть иронизируя, можно сказать, что «теория стакана воды» теряет актуальность и комсомолка уже может «отказывать комсомольцу» (и где-то даже должна). Цитата из Льва Давидовича: «Торжественная реабилитация семьи, происходящая одновременно – какое провиденциальное совпадение! – с реабилитацией рубля, порождена материальной и культурной несостоятельностью государства. Вместо того, чтобы открыто сказать: мы оказались еще слишком нищи и невежественны для создания социалистических отношений между людьми, эту задачу осуществят наши дети и внуки, – вожди заставляют не только склеивать заново черепки разбитой семьи, но и считать ее, под страхом лишения огня и воды, священной ячейкой победоносного социализма. Трудно измерить глазом размах отступления!»

 

«Термидорианские» плакаты конца 1920-х – начала 1930-х годов. Одно из первых изданий романа «Наталья Тарпова»


В обществе (возможно, скорее исподволь, чем по плану) идёт выстраивание сложной, «диалектически» устроенной модели советской морали применительно к семейным узам. Своего рода консервативно-романтический дуализм долга и чувства, в рамках которого, например, с одной стороны, утверждается ценность «семьи-ячейки общества», порицается легкомысленность, «случайные связи», а с другой, серьёзная-глубокая-выстраданная привязанность серьёзного-глубокого человека, человека, готового к страданию и способного вызвать сочувствие (о, тут масса тонких моментов!) – оказывается выше «формальных обязательств». Каким бы не было сталинское «пуританство» (не говоря о позднейших эпохах), но позиция типа «я тебя больше не люблю, я люблю другого/другую высокой, чистой и жертвенной любовью, и поэтому мы должны расстаться, а не жить во лжи» – всегда была «легитимной».

Наталья Тарпова – именно такой персонаж, которому, и в силу её глубокой «положительности», и в силу «честности», нерасчётливости её страсти – «можно». Можно любить и отстаивать свою любовь, можно ставить под сомнение «борьбу с буржуазными предрассудками». Она такая сильная, что перед ней тушуется её новый предмет обожания инженер Габрух, растеряно юлит несостоявшийся сожитель функционер Рябьев, а прочий партхозактив от её «сольных номеров» просто разбегается («За что ж кроет-то она всех? А чёрт ее поймет! Стыд и срам! Пойдем-ка от греха подальше!»). Потом таких образов «сильных женщин» в советском искусстве будет много, этот образ не из самых первых, но, тем не менее – перед нами модель раннего образца. И отстаивает Тарпова не право «полюбить другого», а право «любить одного», а не жить в свальном грехе прогрессивного сознательного меньшинства. В немолодом «спеце» с манерами декадента она увидела своего «единственного», «суженного» и готова за него сражаться хоть с «трудовым коллективом», хоть самим инженером («Ты переменишься? Не правда ли?»).

Когда-то, в конце 1980-х, обсуждал я с одним тогдашним приятелем книги. Беседа велась в такой вычурной манере, которая именовалась «стёбом» и долженствовала свидетельствовать, что говорящий умён, ироничен и ко всему относится с отстранённостью легко переходящей в презрительность. В общем, мы были умнячающими подростками-выпендрёжниками, и к тому же гордецами (а, значит, ранимыми балбесами).

Я поделился своим удовольствием от прочтения некоего французского переводного романа о страданиях парижских богемо-бомжей в конце 1920-х годов (названия и автора за давностью лет не помню, но не Ремарк, а кто-то около).Товарищ мой, у которого из-под криво надетой модной маски ирониста хорошо так проглядывали челюсти упрямого начётчика, высказался в том духе, что я трачу время впустую, что на свете есть некоторое количество (примерно 100) Главных Книг, по прочтению которых, человек превращается в некую развитую личность, и идти к этому состоянию правильнее прямой дорогой, а не блуждая по закоулкам. Я от такой бесстрашной неироничности слегка прифигел. Мне-то как раз нравилось в литературе находить диковинки и в закоулках встречать неведомых зверушек и беседовать с ними.

Теперь-то я полагаю, что мой собеседник был куда правее, чем юный я. Хотя, это были не его мысли, а установки его отца, тот был кем-то вроде «писателя из народа» и кое-что в таких вещах понимал.

Впрочем, это признание чужой правоты запоздалое и ни к чему меня не мотивирующее. Всех Главных Книг, я видимо, так и не прочту, до Платона я добрался (сильно после того разговора), а до Аристотеля — нет, превращение не задалось. И привычка фланировать по закоулкам осталас при мне. Во-первых, неведомые зверушки и впрямь нескучные собеседники; а во-вторых, по заслугам забытые и по заслугам непрочитанные людьми книги, не будучи чем-то художественно или интеллектуально драгоценным, оказываются отличными гидами по своим эпохам (что, понятно, даёт кое-что к пониманию современности), в том числе и на ту самую кухню проводят, где варились великие тексты и великие мысли.

Итак, заведу тэг «#неочевидные_книги», в планах (которые, быть может, не сбудутся) публично полистать следующее: кондовую советскую производственную прозу, английскую политметодичку 1891 года, «Отцы и дети — 1981», сценарий скучного фильма «по мотивам» и что-то ещё.

А начну с эффектной драмы про сексуальную контрреволюцию 1927 года и про соответствующую контрреволюционерку.

Картинка как раз из конца тогдашних 20-х, может, и подпись к ней из тех же времён.

Виктор Аксючиц (viktor_aksuchic) выложил в VK свою переписку с Ольгой Седаковой, датированную январём 1984 года. 1984-й год, в данном случае это очень важно.

Тема разговора, поднятая Аксючицем, пренебрежительное, даже презрительное отношение со стороны интеллигенции к национальной философской традиции (отдельный вопрос о том, что тогда автор полагал таковой традицией). В этом можно углядеть негромкую сенсацию: январь 1984-го, ещё месяц будет жив Андропов, потом наступит короткое правление Черненко, условный «Застой» на исходе; до фейерверка нововведений и послаблений второй половины 1980-х совсем недолго, но вообще-то вроде бы «ничто не предвещает». При этом, адресаты обмениваются мнениями о роли и месте русской идеалистической философии в духовной жизни интеллигенции, так будто эту философию можно просто снять с полки, будто она не является terra incognita для образованного сословия, о которой толком ничего неизвестно, кроме нескольких имён, представленных в карикатурном виде в советских учебниках.

Собственно из легальной литературы, напечатанной госиздательствами, было всего несколько книг «по теме», в том числе обсуждаемая корреспондентами работа А.Ф. Лосева «Владимир Соловьёв и его время», которая в 1983-м вышла в серии «Мыслители прошлого» тиражом 60 000 экз. «...Нина Брагинская, человек проницательного трезвого ума и глубоких знаний, вдруг говорит мне: стоит ли эта книга того, чтобы её искать и покупать, а о самом же авторе отозвалась как об экзальтированном русофиле, чуть ли не выжившим на старости лет из ума». Но при этом Асючиц сетует в 1984-м не на недоступность соответствующего корпуса литературы, а на пренебрежение им. Интересно...

Я спросил в комментариях у В.В. Аксючица о том, что давало возможность так ставить вопрос в то время, получил ответ от одного из его читателей (и, как я понимаю, личных знакомых), мне посоветовали обратится к мемуарам автора. Что ж — и правда, это хорошее дело.

Я бы такой постановке вопроса больше удивился, если бы не встречал уже несколько свидетельств того, что к 1984-му году существовала какая-то среда или система (вроде как неформальная, но вроде как легальная) дискуссионных клубов, выставочных площадок, самиздатовских изданий, семинаров. Не подполье, но какие-то «эксперименты в закрытом режиме». Не подполье, хотя бы потому, что там (в ряду прочих) действовали люди, которые ни в какую антигосударственную деятельность не полезли бы (да им бы и не открыли изнутри). При этом, там присутствовало некое количество диссидентов, из числа готовых к компромиссу с властью на условии легализации определённой интеллектуальной, творческой, преподавательской активности. Самый простой, но не самый информативный пример — Ленинградский рок-клуб. Понятно, что самое логичное предположить, что такие «опытные делянки» создавали спецслужбы, ну, а кто ещё? Вероятно и профильные отделы ЦК там что-то курировали и академические круги руку приложили, но это всё фантазии, как говорят в интервью бывалые царедворцы — «всей правды мы никогда не узнаем».

Насколько могу судить, главным побудительным мотивом создания такой экспериментальной среды (гипотетической, я о ней не столько знаю, сколько нахожу следы, которые истолковываю как свидетельства существования) было осознание кризиса в гуманитарной сфере, даже не кризиса в собственном смысле, а такого «блистательного отсутствия» хотя бы описывающего и объясняющего знания о происходящих в социуме процессах. «Мы не знаем общества в котором живём», и с этом нужно срочно что-то делать, примерно так.

В общем, переписка интересна для тех, кому интересна эпоха.

Виктор Аксючиц, Ольга Седакова

Справка (на всякий случай):
Виктор Владимирович Аксючиц (род. 1949) — публицист, философ, богослов, в 1990-1993 годах народный депутат РСФСР, основатель и руководитель Российского Христианского Демократического Движения. Обычно его относят к «умеренным консерваторам» или «нерадикальным патриотам».
Ольга Александровна Седакова (род. 26 декабря 1949) — поэтесса, прозаик, переводчица, филолог, этнограф, богослов. Одна из самых заметных фигур среди православной интеллигенции «антиимперского», «антинационалистического» толка.

 

Виктор Аксючиц:
Из переписки с Ольгой Седаковой
10 января 1984 г. Москва

Милая Оля,
Мне захотелось поделиться с Вами одной проблемой, которая болезненно отзывается в моей душе, а именно о чуть ли ни всеобщем пренебрежении к традиции русской религиозной философии. Особенно непонятно мне распространение этого среди литераторов. Можно ли представить себе, чтобы Гёте не был знаком с произведениями классиков немецкой философии? Или Рильке слышал только имя Шопенгауэра, Гуссерля? И в России, пока в ней не было изничтожена историческая память, трудно себе представить, чтобы Блок, Вяч. Иванов, Андрей Белый не читали Вл. Соловьева. Теперь же это сплошь и рядом. Достойнейшие и почтеннейшие люди, специалисты гуманитарных профессий, поэты, прозаики не только не знают о существовании великой русской религиозной философии, но и вменяют это незнание себе в заслугу. Говоря и творя на русском языке, никто из них не устыдится того, что им неведома русскоязычная философия.

Когда видишь это, кажется: просто-то как всё, и естественно даже.
А ведь далеко не каждый додумается.
В дополнение к «Бессмертному полку» такую бы ниточку в прошлое протянуть — «Вечная деревня» или как-то так...
Но это я размечтался. К тому же есть естественные ограничения, скажем, что делать если хозяева менялись? может ли такой опыт быть адекватно перенесён в поселение крупнее деревни? и т.д.
Но выглядит всё очень сильно.

 

P.S.: А с другой стороны: нет ли такой грани, где эдакая мемориализация станет не просто избыточной, но начнёт пожирать саму себя? Тоже ведь вопрос....


Паблик «Архитектурные излишества»:
(фото: Мария Максимова)

В селе Учма Ярославской области нашли очень простой, но действенный приём рассказать о людях и домах: рядом со зданиями висят старинные фотографии их владельцев.

 

[источник фото и информации: здесь]

У кого-то из урбанистов (в широком смысле этого слова), чуть ли не у Ричарда Флориды, встречал одну историю, перескажу, как запомнилось, ибо по какой-то причине она не идёт у меня из головы.

В 1950-х годах (даты условны) во всём мире старые здания сносились кварталами. Мы по своему опыту много чего можем вспомнить, но вообще тенденция была широкая: «брюсселизация», «реконструкция Норрмальма», и т.д.

Да что я вам рассказываю:
«У Корбюзье то общее с Люфтваффе,
что оба потрудились от души
над переменой облика Европы.
Что позабудут в ярости циклопы,
то трезво завершат карандаши.»
 

А теперь собственно история: в Штатах реконструировались города очень бойко (как пишут, бульдозер, сносящий «старьё», там вообще — что-то вроде важного символа национального духа и даже консервативная ценность). Мрачные стильные здания из закопчённого кирпича сменялись «новым, прогрессивным» стеклом и бетоном с такими гнутыми хромированными железками в качестве украшений.

И это было (до поры, до времени) весьма выгодно: новые «с иголочки» городские кварталы как-то притягивали платёжеспособный спрос и т.д. Но времена изменились, и весь этот «нимейер» стал не моден, а модны старые цеха, историческая кладка и декор из кривых досок «с прошлым». В каком-то американском городе (название запамятовал, потому и источник найти не могу) запоздали со своей «реновацией», исторические кварталы снесли, «стекло и бетон» наставили, а «так уже не носят». И они решились на разорительные траты — пока не поздно, убрать всё это «новое-светлое» и восстановить старую застройку (нет, это не про «Прюитт-Игоу»).

И вот этот рискованный кульбит себя оправдал: состоятельная продвинутая публика оценила, бизнес ожил, пресса и активисты отметили, что «прежний дух уютных кварталов вернулся» (примерно в этом роде). В общем, новодел всем понравился и был оценен как удача....

Я почему-то эту историю забыть не могу. У меня она два вопроса вызывает. Один вопросик маленький и не слишком интересный (для меня): это ж какое там на местном уровне налогообложение «физлиц», что бы одним только привлечением состоятельных жителей можно было оправдать такие эстетические экзерсисы? Причём, оправдать с финансовой точки зрения, а не с позиций сохранения бесценного исторического наследия...

А второй вопрос: они там что, вообще не заморочены нашим вечным надрывным «новодел-неноводел»? Как так можно, без вот этого: «ах, всё не то», «не чувствую подлинности», «всё фальшь, немедленно унесите!» (Если что — я страдания по подлинности понимаю, и даже их испытываю, но и то, сколько в них бывает манипуляции, кокетливого политиканства, спекуляции — тоже не могу не видеть.) Р. Флорида, кстати, пишет, что да, не заморочены: аутентичностью креативный класс одержим, но в их головах это не синоним подлинности-древности, а антоним к типовому, штампованному, массовому. Любопытная разница в ментальностях: одни отказывают в подлинности индустриальному, превознося «крафтовое», другие («мы») – отказывают в этом и даже, в принципе, рукотворному (подлинностью — в нашей оптике — наделяют «века» и, вероятно, Бог, но не люди).

Кстати, Константин Анатольевич Крылов этот вот англосаксонский подход понимал, и где-то даже разделял: он как-то заметил, что Сухарева башня неплохо сохранилась, и пояснил, мол, фрагменты фундамента есть в земле. К слову, если покопаться в биографии некоторых «намоленных» исторических достопримечательностей, там нередко примерно такая же ситуация с «бережным сохранением через века». Блок же не зря писал об Италии «Уж не прекрасна больше ты!», он видел не ту Италию, что нынешние туристы, а страну, бросившуюся в догоняющую индустриализацию.

Сначала я думал: насколько же все эти условные «англосаксы» иначе устроены — превратили лицемерие в цивилизационное супероружие («fake it till you make it», «ври, пока это не станет правдой»), так ещё и любят когда фальшь добротная, качественная, мастерская (и в этом смысле подлинная, даже «правдивая», ибо всякое мастерство в чём-то правдиво). Вот что такое «английский сад»? «Все преимущества природы без её недостатков». Просвещённые зрители глядели на все эти «лорреновские пейзажи» и понимали, что за несколько лет до того на этом месте был регулярный парк или вообще поле, и никакую таинственную древность сень дерев не хранит, даже «вековой» мох — новодел. Но именно мастерству и вкусу «декораторов» предназначались комплименты, мол, «всё здесь дышит историей». Просто словечко «как бы» опускали, ибо зачем оно тем, кто и так всё понимает.

Потом подумалось, что вот это-то и есть проявление «homo ludens» (который «человек играющий»), т.е. люди готовы подыгрывать хорошо задуманной и реализованной игре. Отсюда и удовлетворённое похваливание якобы «сохранённой атмосферы» какой-нибудь (псевдо)исторической достопримечательности; дело не в том, что доверчивых лохов надули (хотя и это присутствует), а в том, что потребитель хочет получить определённые эмоции, и аплодирует и платит мастерам, которые ему оные эмоции доставляют (всё по честному, кроме возраста артефактов).

 

Но эти мысли мне не нравились, а потом появилась та, которая позабавила (дальше можно не читать, потраченное на этот текст время автором возмещено не будет).

А что если всё так и было: «прежний дух вернулся в восстановленные кварталы». Вот прямо так, буквально. Был квартальчик с «особой атмосферой», её обеспечивал genius loci (дух места), дома снесли, дух пошёл скитаться (а если не пошёл, а если его в пробирке заперли?), а потом случилась «реставрация» и для полноты успеха дух отловили (извлекли?) и вернули.

Я давно убедился в том, что принцип «верьте не словам, а делам» — односторонен и, в целом, проеден молью. Слова людей нужно слушать и понимать, желательно буквально, не обряжая их в свои представления об иносказаниях и контекстах. Сложность только в том, что бы определить на каком именно языке сказано слово.

Не было задора писать на эту тему — хохмачей без меня много, и лиц, озабоченных психическим здоровьем посетителей тренингов, тоже хватает — но тут как-то попались сразу 4 текста так чудно иллюстрирующие друг друга, что, пожалуй поделюсь.


Текст № 1:

Пишет Виктор Мараховский:

Минутка версий.

У меня, ув. друзья, есть одна дерзкая гипотеза по поводу популярности инфоцыганства. Она короткая, но очень обидная.

1) Подавляющее большинство инфоцыган продают упакованное в разные слова магическое пространство (ну там Ресурсное Состояние или Благожелательную Вселенную, под которую надо подстроиться) — которое готово исполнять желания и давать ништяки.

2) Это магическое пространство — реально самые ранние сумерки человечества, древнючее суеверие, известное как Мана, Оренда, Маниту, Удах и Ваканда. Неопределённая, бесформенная космическая сила, полная внезапных подарков и столь же внезапных ужасов.

3) Причина, по которой эта неолитическая хрень вернулась в XXI веке и расселась в мягких мозгах как в креслах, банальна:

- XXI век уникален тем, что в нём принято быть абсолютно религиозно безграмотным. В смысле вообще, совсем ничего не знать о религии (потому ли, что «там антинаучная фигня», потому ли, что «мне не нужны посредники для общения с Богом») - не просто допустимо, но и даже почтенно.

Я провёл этой весной ряд занудных допросов вполне образованных и интеллигентных ув. современников — и выяснил, что средний ув. современник, образованный и интеллигентный, не знаком даже с букварями тех религий, которые исповедовали его предки веками.

Но чувствует себя при этом норм.

Современник атеистический твёрдо выучил, что религии фигня. Современник «самостоятельно верующий» твёрдо выучил, что человеку не нужны всякие попы, муллы, раввины и ламы и прочие охмуряющие ксендзы, а также их архаические книжки. Следовательно, углубляться в азбуки религий в лучшем случае бессмысленная трата времени, а в худшем признак неинтеллектуальности и непрестижности.

Итог: когда к этим ув. современникам являются шаманы с верованиями, с которыми на самом деле буквально скакали дикари в пещерах — ув. современники в силу безграмотности массово не опознают в них тёмное колдунство. Тем более что тотемы, монстры и мелкие божки этого колдунства теперь зовут себя квазипсихологическими, псевдотехническими и ложнофинансовыми именами.

- Василий, зачем вы прыгаете и колотите в бубен?
- Это я вхожу в аудиоментальный резонанс.
- А что это вы на стене охрой понарисовали женщин и автомобилей?
- Это визуализация моих целей. Это продвинутая практика.
- А-а, тогда понятно. Попробуйте ещё продеть в нос вот это.
- Это что, куриная кость?
- Нет, это психофокусировка ваших намерений.
- Ааа! Конечно, дайте две.

[источник]

 

Текст № 2:

Пишет Алексей Чадаев:

К тексту Мараховского.

Я давно про это думаю. Как ни странно, это касается не только религии, но и философии. Именно классический философский фундамент — основное средство «страховки» от Всё Объясняющих Учений. Есть некий пороговый, минимальный уровень гуманитарной культуры, начиная с которого ты понимаешь, что любой аффтар, предлагающий «универсальную теорию всего» — это либо сознательный мошенник, либо, что чаще, сам первая жертва своего невежества.

Кстати, о методологах. Давно заметил, что на щедровитянство куда охотнее клюют люди с техническим или естественнонаучным образованием, нежели с гуманитарным, и этот дисбаланс в среде ММК довольно сильно чувствуется. Собственно, моя единственная сущностная и глубинная претензия к ним всегда была в том, что это такая попытка отделить мышление от культуры, объявив его чем-то вроде набора абстрактных алгоритмов. Отсюда и обзывалка про «искусственный интеллект».

Но согласитесь, насколько же это заманчиво — оказывается, не надо штудировать всех этих античных греков и средневековых схоластов, продираться сквозь трактаты Нового времени или зубодробительных немецких философских классиков; достаточно «поймать схему» — и всё, ты уже можешь мыслить!

…Однако, как говорил Василий Иванович в известном анекдоте, «есть нюансы»…

[источник]

 

Вот думаю, молодцы авторы, хорошую сатиру пишут, смешную. Ну, у тьюторов-то, которые коучи личностного роста, конечно, всё сложнее, но это ж шарж, гротеск, гипербола, другие умные слова...

Какой там шарж... Через 15 минут по прочтении включаю одну бизнес-радиостанцию и в эфире корреспондентка с почтительным придыханием опрашивает некоего титулованного и многократно премированного радиоведущего и, по совместительству, тамаду и гуру личностного роста, которого зовут Константин Михайлов. И всю эту «сатиру» он выдаёт на голубом глазу: Вселенной для вас ничего не жалко, ни денег, ни роскошных автомобилей, ни начальственных должностей; но люди не хотят мечтать, они боятся потерять свой кусок хлеба; я вот мечтал, без посредников попросил Вселенную дать мне возможность реализоваться, кое-что пообещал взамен, и многое получил (почти дословно воспроизвожу).

Я даже немного изумился, ибо мне казалось, что инфоцыгане всё же толкают свой разбодяженный товар где-то в подворотнях и тёмных парадных бескрайней Сети, а от света немножко прячутся (о Блиновской не было слышно «обычным людям», пока она не вывела на стадион армию своих почитательниц). Стал искать тексты этого Михайлова (глубоко, впрочем, не копал). Совсем лютую дичь, типа «попросите Вселенную» — не нашёл (всё же интервью это особый жанр, «устно» люди говорят иногда неосторожно много), но обнаружил кое-что получше, текст № 3:

«― Со стороны можно подумать, что Вы всего добились. Остались ли профессиональные мечты и где Вы себя видите через пять лет?

― В качестве цели вижу впереди некий Культурный Центр, который объединил бы под своей гостеприимной крышей курсы и классы самого широкого спектра творческих дисциплин [...] Надеюсь, что Вселенная что-то придумает с окупаемостью такого центра: государство, спонсоры, часть платных мест – я не знаю. Я просто верю, что это каким-то образом будет возможно.»

Не правда ли это прекрасно? В этом столько непосредственности, это так свежо!

Я затею проект, который будет работать на мою известность и репутацию, и, пусть так, будет немножко благотворительным, я ж Вселенной пообещал быть добрым (о ставке директора-президента-основателя говорить не станем, её может и не быть, «image is money»).

А содержать эту богадельню будет Вселенная. «Вселенная даёт». Вот государство — это хорошая Вселенная. Спонсоры — тоже неплохая. Чувствуете, как запахло просветлением?

Кстати, Константин Михайлов — это сын народного артиста РСФСР Александра Михайлова, который много раз воплощал на экране образ простого русского мужика. Но это так, «эрудитам на заметку», к делу это не относится.

 

И напоследок, реальный текст типа «Вселенная любит вас и хочет дать вам денег, но вы боитесь мечтать и заплатить за тренинг» — я всё же нашёл. «Они, эти, которые — существуют».

Текст № 4:

«Представь, как выглядела, звучала и ощущалась бы жизнь твоей мечты? Каков был бы твой идеальный день?
Надеюсь, тебе удалось представить эту желанную жизнь во всех красках, звуках и великолепных ощущениях внутри и снаружи твоего тела.
И раз тебе удалось это представить, ты можешь это получить. Видимо, это один из законов Вселенной. Невозможно достичь того, чего не можешь вообразить.
И как только ты это представляешь себе во всех ярких звуках, красках и ощущениях — мозг начинает пытаться приблизить тебя к этому. Потому что Вселенной не жалко. У неё есть больше, чем ты можешь взять.»

 

4 мая 2023, вечер.
Поэты — страшные люди.
Ватутина пугает степенью самобезпощадности при ответах на невинные вопросы, приглашающие к формальным, сглаженным ответам. Странным образом, эта без-пощадность не ломает ход «встречи с читателями», а структурирует его, словно кто-то расставляет на сцене светильники, и вот графичными становятся контуры персонажей, вот тени на заднике, и это уже действо, а не посиделки, «начинается рассказ».

 

Мария Ватутина и её собеседник Вадим Авва

Некоторые моменты интервью (как я их понял, и как я их запомнил, ответственность интервьюируемой поэтессы минимальна, смайл):

Размежевание с «либералами». Не 2014 год, раньше — 2013-й. Точка отчёта — встреча писателей с президентом (вероятно, имеется ввиду «Российское литературное собрание» 21 ноября 2013 г.). Сложившаяся тогда в РФ система предполагала, что литераторы сами денег заработать не могут, но есть «источники поддержки» (зарубежные и/или связанные с отечественным капиталом) и есть патентованные диспетчеры-распределители этой «помощи». «Диспетчеры», преимущественно, из числа эмигрантов с ярко выраженной русофобией в качестве непременной черты (упоминались, кажется, Бахыт Кенжеев, Алексей Цветков, Станислав Львовский). Возвращение государства в сферу актуальной культуры разрушало монополию этих милых людей, и вызвало у них приступ гнева: своих оппонентов они обвиняли в желании «припасть к государственной кормушке» и торжественно отлучали от русской литературы.

Ватутина в прошлом юрист, с опытом, с карьерой. Требования к тому, как должна быть выстроена культурная политика в наше время, она формулирует точнее и практичнее многих коллег.

1990-е годы у Ватутиной свои. Она была востребованным профессионалом, и, скажем, «как выжить, если в НИИ 3 года заплату не платят» не совсем её тема, зато она видела степень деградации госинститутов и разложение судопроизводства («адвокаты были людьми, которые просто заносят деньги» и прочее). Как человек со специфическим, тогдашним опытом наблюдений, она точна в определениях: не станет «крышевателя» поэтично называть «покровителем».

О поэтах.
Внутренне родство Бродского и Кублановского. Схожее совершенство формы при совершенно разной темпоритмике.
Поэт-патриот должен быть прежде всего хорошим поэтом. Что же касается поэтов «либерального лагеря», то они, конечно, похвалят друг у друга всё, что угодно, но в их мире желательно писать непонятно и верлибром.

Про МХАТ Боякова (Ватутина была завлитом театра при этом худруке). Основная причина — от Боякова требовали начать капитальный ремонт театра, большой высокобюджетный проект, «вкусные» подряды, много заинтересованных «экономических субъектов». Бояков полагал, что театр в таком ремонте не нуждается и хотел выдавать премьеры. С появлением Кехмана в кресле директора, Боякову было указано, что с ним не смогут сработаться, и в тот же день охрана вывела режиссёра из здания.

[это всё, как я понял и запомнил, могу ошибаться]

Интеллигентная московская публика слушает патриотическую поэзию, внимает, принимает. Люди, милые, где же вы прятались? Я большую часть жизни думал, что вас — таких — не существует. И это мне жизнь несколько отравляло. Впрочем, это неуместная лирика («объяснить я и сам могу»).

Телефон мой в сумраке зала снимал плохо, но несколько фотографий всё же выложу и дам ссылки на записанные мною в тот вечер видео, на которых поэтесса читает свои стихи.