Жанр открытых писем знаком нам с недавних брежневских времен, а подрастающему поколению – из древней ельцинской эпохи. Раскаленные призывы к власти соблюдать собственные законы, требовательные вопросы к Михаилу Сергеевичу насчет того, с кем он, строгие выговоры Борису Николаевичу... По этим письмам потомки будут реконструировать эпоху, определять глубину ледниковых периодов и скорость оттепельных потоков. Эти письма – наши главные достижения перед ликом Родины. Мы оправданы тем, что писали письма.

С началом путинского периода в истории страны жанр открытых писем не то чтобы совсем угас, но обнаружил свою поразительную неэффективность. Нет, мы писали – и про войну, и про свободу слова, и про Пасько, и даже про Лимонова. Однако постепенно, с годами, у подписантов стало складываться чувство, что они разговаривают не с людьми, а со стеной. Прочной и непроницаемой для свежих читательских впечатлений. Это чувство хорошо сформулировала тележурналистка Светлана Сорокина в своем известном послании писателю Виктору Шендеровичу во время знаменитой встречи представителей творческих работников НТВ в Кремле с президентом. "Все бесполезно", - написала Светлана Иннокентьевна Виктору Анатольевичу. Как в воду глядела.

Власть эпохи зрелого застоя читала все наши письма и откликалась с конвойным азартом сторожевого пса: вгрызалась в горло, отправляла в лагеря, в ссылку, в эмиграцию, исключала из творческих союзов, иных вызывала в КГБ – для профилактических бесед с дальнейшими выводами: в лагеря, ссылку, эмиграцию. Впоследствии, как выяснилось, наши письма складывались в архив и тщательно изучались, что привело к перестройке с дальнейшим развалом страны.

Президент Горбачев злился, но под влиянием открытых писем порой менял свой курс на более прогрессивный. Президент Ельцин сперва сам подписывал такие послания, а потом, придя к власти, иногда и почитывал с пользой для себя, если не отвлекала работа с документами. Президент Путин, как сказано выше, погубил жанр. Никого за гражданское мужество в форме открытых писем не сажает, ни на кого явно не раздражается и ни с кем, за редким исключением, в диалог не вступает. Хотя может, как тов. Сталин Пастернаку, позвонить той же Светлане Сорокиной, чтобы поговорить о жизни и смерти. Причем скорее о смерти, нежели о чем другом.

Столь прискорбные обстоятельства породили в обществе некий ступор и ощущение полнейшей безнадеги в полемике с теми, кто на протяжении десятилетий были нашими драгоценными собеседниками. И некие особые страхи, которые представители интеллигенции начали испытывать в эпоху погрома на НТВ. Многие вполне достойные люди, ранее не заподозренные в гражданском малодушии, стали отказываться ставить подпись, мотивируя это тем, что без поддержки Кремля их театры, благотворительные фонды, даже помощь больным детям могут оказаться под угрозой. Да и без толку все: подписывай, не подписывай. Прочтут и подотрутся.

Оттого "Обращение" с призывом остановить чеченскую бойню, которое сегодня презентовали в Институте развития прессы известные и уважаемые наши писатели, артисты, барды и общественные деятели, вызывает смешанные чувства. Размышляя о времени, в котором стоим, как выражаются чегемцы у одного из подписантов, трудно надеяться хоть на какой-нибудь отклик из-за той зубчатой стены, о которую разбились уже десятки наших призывов. С другой стороны, очень достойный и достаточно жесткий тон письма, подписанного весьма славными именами, да и повод, с которым связано это послание, внушает осторожную надежду, что резонанс будет довольно громкий. Ибо в обращении сказаны непривычные по нынешним временам и очень точные слова о том, что "трагедия на Дубровке – ответ на насилие, свидетельство поражения имперской политики России на Кавказе", а причина письма – чеченский референдум под дулами наших будановых при их активном участии в голосовании – даже в сонном обществе российском вызывает скорее горький смех, нежели надежду на мир. И чем увлекательнее Ястржембский рассказывает электорату чечено-ингушские сказки, а президент с хмурым видом обещает Ичкерии особый статус, лишь бы пришла голосовать, тем яснее становится кромешная абсурдность всей этой затеи. А самое важное заключается в том, что авторы обращаются не к власти и даже не лично к Путину, а к соотечественникам. Призывая их отказывать в доверии тем, кто навязал нам всю эту чуму и, упорствуя, довоевался сегодня до референдума.

В год выборов такое письмо, помимо прочего, выглядит политически уместным. Люди, для кого имена Искандера, Кима, Гандлевского, Юрского, Войновича, о. Георгия Чистякова – не звук пустой, могут ведь и последовать призыву "голосовать за политиков, принадлежащих к 'партии мира'" и отказать "в поддержке лидерам 'партии войны'". Другое дело, что первую из этих партий днем с огнем... И все же власть, нечувствительная ко всему, кроме мнения замороченных избирателей, должна бы отреагировать на письмо - с непривычной горячностью или хоть, кривясь, призадуматься над текстом. Вряд ли, конечно. Но письмо уже обнародовано, прочитано в центре Москвы, оно обрастает подписями, и отмахнуться от него становится все труднее.