Опубликовано в журнале Звезда, номер 3, 2004
В первых числах января 1918 года матросы красного Черноморского флота после тяжелых боев разгромили татарскую кавдивизию, и власть в Крыму перешла к большевикам. Крымская республика, просуществовав чуть менее трех месяцев, исчезла с политической карты мира, ее лидеры ушли в подполье.
Один из командиров татарских конников ротмистр Эльвенгрен бежал в Петроград, чтобы там, перейдя границу, тут же включиться в борьбу на другой войне, тоже гражданской, но уже — в родной Финляндии. Через год, весной 1919-го, среди лесов и болот Карельского перешейка возникнет независимая республика Северная Ингерманландия и полковник финской армии Георг Эльвенгрен возглавит ее правительство.
«Таким образом делегация (Временная комиссия Северной Ингерманландии) эта на пути своем из пограничной области в Гельсингфорс остановилась в Выборге, где я тогда постоянно проживал, и явилась ко мне. Должен признаться, что до этого я об ингерманландцах почти понятия не имел, очень туманно и смутно представлял себе, кто они. О восстании знал лишь из газет, не имел до этого никакого к ним ни отношения, ни касательства. В этот период я проживал с семьей в Выборге, где жене делали очень серьезную операцию, а я за компанию, чтобы быть вместе, лечился от головы, затем мы устроились в городской квартире и после сравнительно недавней свадьбы проводили мирно время нашей семейной жизни. Я ни на какой службе не состоял, был не у дел, в довольно тяжком финансовом положении, пользуясь личным кредитом, который мне финские банки оказывали. От нечего делать политиканствовал в финской политике, ведя дружеские отношения с Хакселем (нынешним посланником в СССР), который был тогда губернатором в Выборге, Рантакари (директор банка и политик), Теслевым, который был командиром местной дивизии, и некоторыми другими финнами… Появление ко мне вышеупомянутой делегации ингерманландцев явилось для меня совершенно неожиданным. Выслушав их объяснения и предложения, я заинтересовался ими, но ответил, что, не имея в принципе ничего против их предложения, могу принять его лишь в том случае, если получу на это соответствующее указание у финского правительства…» — так показывал через восемь лет на допросе в ОГПУ Эльвенгрен, арестованный по обвинению в самых тяжких грехах против Советской страны.
Делегация ингерманландцев — финнов Карельского перешейка — разыскивала в 1919 году в Выборге не просто боевого офицера, который смог бы возглавить вооруженные силы будущей республики, она разыскивала именно Эльвенгрена, ибо за неполный год Финской гражданской войны его имя стало известно всей Финляндии.
ГЕРОЙ РАУТУ
Еще в конце 1917-го финляндские социал-демократы, вооруженные и подстрекаемые большевиками и опираясь на отряды Красной гвардии, совершили в Финляндии государственный переворот. Страна раскололась на два враждебных лагеря. В городе Вааса из оставшихся на свободе деятелей свергнутой власти сформировалось Временное правительство. За создание новых вооруженных сил со свойственной ему энергией взялся генерал Маннергейм. Подпольная организация в Петрограде начала переправку из России в Финляндию офицеров-финнов, служивших раньше в русской армии. Среди этих последних оказался и гвардейский офицер ротмистр Георг Эльвенгрен. В том году ему исполнилось 28 лет.
Свою службу Эльвенгрен, закончивший в Петербурге Александровский кадетский корпус, а затем Николаевское кавалерийское училище, начал в 1908 году корнетом Ея Величества лейб-гвардии Кирасирского полка.
«…Очень хороший строевой офицер… к нижним чинам отлично относится, тактичен, дисциплинирован и воспитан. Как полевой командир выдающийся, очень любит разведку и очень способствует успеху разведывательной службы и полевой работы в эскадроне Ея величества. Любит лошадь и спорт. Здоровья крепкого и вынослив. Нравственен и умственных качеств хороших. Отличный товарищ и враг интриг. К вину пристрастия не имеет. Несмотря на недолгую службу в полку, вполне заслуживает звания «отличного» обер-офицера». Так аттестовало Эльвенгрена командование в 1912 году. Однако уже в следующем, 1913-м, Эльвенгрен вынужден был подать прошение об отставке, вероятно, из-за финансовых трудностей. Служба в лейб-гвардейском полку была не по карману беспоместному финскому дворянину, хоть и происходил он из семьи офицера Финляндской гвардии.
Первая мировая вернула Эльвенгрена в строй. Высочайший приказ о военных чинах от 25 мая 1916 года сообщает, что «поручик Г. Е. Эльвенгрен, призванный из запаса гвардейской кавалерии, состоявший адъютантом при командире 3-го армейского корпуса, награжден орденом Св. Георгия 4-й степени за то, что 21 февраля 1915 г. в период февральских боев Ковенского отряда, проник в тыл неприятеля и, ежеминутно рискуя жизнью, вел наблюдение и давал ценные сведения о действиях противника, разрушая при этом неприятельские телеграфные и телефонные провода, чем принес весьма существенную пользу делу и способствовал успешным действиям наших войск».
Орден Св. Георгия впоследствии дал возможность ротмистру Эльвенгрену вступить в Союз Георгиевских кавалеров, где он занимал должность заместителя председателя. Этот Союз, как и еще одна подобная организация — Военная лига, возник весной 1917 года и так же, как она, занимался формированием добровольческих «ударных батальонов» и «батальонов смерти». Эти части должны были стабилизировать расшатанную большевистской пропагандой ситуацию на фронтах. Приказ о создании батальонов издал главнокомандующий Лавр Георгиевич Корнилов. Однако после его неудачного выступления против Временного правительства батальоны были расформированы, а создавшие их организации распущены.
В Корниловском мятеже Эльвенгрен не смог принять участия, потому что в самом его начале по требованию Петросовета был выслан под охраной думской милиции из России в довольно странной компании Манасевича-Мануйлова, Бадмаева и Вырубовой. В Рихимяки революционные солдаты, по решению другого Совета — Гельсингфорского, задержали их и отправили назад. На дворе стоял сентябрь 1917-го. Через четыре месяца Эльвенгрен уже сражался в Крыму с большевиками.
Так что петроградские подпольщики переправили в феврале 1918 года в Финляндию не только боевого командира, опытного военного организатора и героя войны, но и вполне известную в те годы личность.
На родине Эльвенгрен получил под свое командование 1-й Карельский полк, сформированный из отрядов шюцкора (местной самообороны белых).
Перед полком была поставлена задача остановить вторгшийся на территорию Финляндии в районе Раасули (Орехово) двухтысячный отряд большевиков и красных финнов и освободить захваченный ими крупный населенный пункт Рауту в восточной части Карельского перешейка. Отряд состоял из полутора тысяч русских солдат и рабочих и трехсот пятидесяти красных финнов, должно быть, работавших на петроградских предприятиях. По железной дороге началась переброска к ним из России подкрепления, в том числе прибыл бронепоезд. Командовал сборным отрядом большевик прапорщик Пригоровский.
Под началом Эльвенгрена было шестьсот тридцать человек. 25 марта он послал небольшой отряд через границу разрушить станцию Лемболово, чтобы лишить красных возможности получить свежие силы. Затем, усилив полк подошедшим егерским батальоном и артиллерийской батареей, Эльвенгрен начал обстрел Рауту (ныне Сосново). После этой артподготовки разгорелся кровопролитный бой, измотавший обе стороны. Ночью красные уничтожили орудия и длинной колонной двинулись по шоссе в сторону границы. Растянувшуюся колонну вблизи границы атаковали минские части. Под пулеметным огнем погибло около восьмисот пятидесяти красных, тысяча двести — сдались в плен и лишь сто шестьдесят человек сумели перейти границу.
После этой победы Эльвенгрена стали называть героем Рауту. Вот что писал в своих мемуарах Маннергейм: «Наиболее сложная обстановка сложилась на плацдарме близ Ладожского озера. Там 1-й Карельский полк шюцкора под командованием ротмистра Эльвенгрена перекрыл дорогу через Вуоксу на Кивиниеми. Ему противостоял отряд численностью до двух тысяч человек, который имел на вооружении большое количество пушек и пулеметов… 5 апреля противник был разгромлен и бежал за границу. Доблестные карелы захватили отличные военные трофеи — 15 орудий, 49 пулеметов, 2000 винтовок и огромное количество боеприпасов. Потери шюцкоровцев в этих боях были велики, и тем не менее победа в Рауту позволила укрепить исходные позиции для предстоящего наступления на Карельском перешейке».
В конце апреля полк подошел к Териокам, но вынужден был отступить, попав под артиллерийский огонь. Однако на следующий день красные сами отступили под угрозой окружения.
Эльвенгрен становится комендантом Териок. Временным полицмейстером он назначает известного поэта и общественного деятеля Микко Уоттинена.
Свидетель тех трагических дней — писатель Леонид Андреев, живший на своей даче в Ваммелсуу (ныне Серово). Всю жизнь ожидавший революцию, он был потрясен февральским хаосом, а после Октября стал эмигрантом, никуда не уезжая. Андреев отказывается печататься у Горького, хотя предложенный гонорар мог бы спасти от голода его семью и его самого, уже смертельно больного. «SОS» — так называется статья Леонида Андреева, обращенная к людям всего мира. В ней — боль за гибнущую Россию, мольба о помощи и проклятие новым тиранам. В марте 1919 года известная русская драматическая актриса Яворская прочтет «SOS» в своем салоне в Хельсинки, где собирались многие финские государственные деятели. Бывал там и маршал Маннергейм. Сам Андреев не сможет приехать из-за обострившейся болезни.
Запись в дневнике писателя от 23 апреля 1918 года: «О взятии Териок слыхали от красногвардейцев, которые бегут целыми толпами».
24 апреля: «Звонили в Териоки, чтобы что-нибудь разведать. Но барышня отвечает: «Говорить нельзя, десь тоит белая гвардия». А прежде отвечала: «Говорить нельзя, десь тоит красная гвардия». Уже 2 или 3 месяца мы без телефона, почти без почты и телеграфа».
В записи, датированной 21 апреля — 4 мая 1918 года, приводится приказ Эльвенгрена в переводе самого Андреева:
«1. Объявляю, что временным полицмейстером Териокского района назначаю писателя Микко Уоттинена.
2. Объявляю, что все жители Териокского района должны иметь при себе надлежащие удостоверения личности для проживания в вышеозначенном районе. Удостоверения выдаются в Териокском полицейском управлении, и объявляю, что все, которые после 7 мая окажутся без данного удостоверения, будут расстреляны.
3. В дополнение объявляю, что все русскоподданные, которые желают выехать из страны, должны явиться в Териокское полицейское управление, где можно узнать подробности отъезда. Отъезд назначен на 5 мая.
4. Ввиду того, что прошлой ночью какие-то темные лица произвели несколько выстрелов по нашим патрулям, объявляю, что за каждый выстрел расстреляю 25 человек из числа арестованных.
Командир 1-го полка Карельской армии, комендант Териокского района полковник Эльвенгрен».
Вот как откомментировал этот приказ Леонид Андреев:
«Да, это ужас. Но еще больший yжac в том, что результат оправдывает меры. И там, где людей расстреливают, как собак, воцаряется мир, благоволение и весьма чуткое чувство законности».
Я — КАРЕЛ
После гpaжданской войны Эльвенгрен вошел в состав делегации финляндской Карелии, передавшей председателю парламента Свинхувуду пожелания, касающиеся обустройства Карелии.
Перед нами строки протоколов допросов Эльвенгрена, извлеченных из архивов Госбезопасности ингерманландским историком Михаилом Таргиайненом:
«Финская Карелия с центром в городе Выборге имеет свое особое наречие финского языка и много других отличий, которые делают ее жизнь несколько обособленной от остальной Финляндии. Она всегда более или менее предъявляла тенденцию к этой своей особой от остальной страны жизни. Я, как финляндец, всегда считался и сам себя считаю карелом (финским), так как происхожу из деревни Кармила, недалеко от города Сердоболя, в которой в народной школе и получил свое начальное образование. В связи с этим в Освободительную войну я командовал Карельским фронтом (частью его), был командиром крестьянских частей, из которых по окончании войны при формировании регулярной армии был создан Карельский гвардейский полк. (Приказ о формировании Карельского полка был зачитан К. Г. Маннергеймом во время парада победы 16 мая 1918 года в Хельсинки. Карельская бригада, в которую в дальнейшем был преобразован полк, и сейчас входит в состав вooружeнныx сил Финляндии. — А. П.) По окончании войны был делегатом от карельского народа и карельских частей (кроме карельских там были и другие войска) в делегации Карелии, которая тогдашнему главе правительства Свинхувуду заявила тpeбoвания Карелии, которые шли вразрез с желаниями военных и политических кругов остальной Финляндии. По своему участию в финской внутренней политике меня всегда считали и называли карельским деятелем (по финской Карелии). Я был хорошо известен, и когда я приходил на какое-либо торжественное собрание или в другое место в Гельсингфорсе, где имелся оркестр, то меня всегда встречали Карельским маршем. Я хочу сказать всем этим, что уже с начала самостоятельности Финляндии название Карелия было всегда связано с моим именем. Первое время я оставался в Карелии (финской) и проявлял там ocобyю деятельность в вопросах внутреннего устройства Карелии, что вызывало иногда недовольство главы государства, в то время Маннергейма, который за мной следил и стремился прекратить эту мою деятельность, вызывал даже меня оттуда раз для объяснений и хотел запретить мне въезд в Карелию».
Кармила, Ладожская Карелия… Здесь еще в первой половине ХХ века можно было записать неизвестные калевальские руны, исполнявшиеся под звуки кантеле рунопевцем. Сюда приезжали Ян Сибелиус и Аксели Гален-Калела черпать вдохновение в реве вуоксинских порогов и шуме карельских сосен. Сюда приехал пастор Неовиус, чтобы записать у старой ижорки Ларин Параске, жившей близ Рауту, тысячи дотоле неизвестных ученым песен. Здесь в Приладожье веками жили друг подле друга лютеране и православные, потомки самых древних жителей этого края. Восток и Запад не то чтобы соприкасались здесь, они были неразделимо слиты в каждом здешнем жителе. Один поэт воспевал сияющие на солнце купола Валаама, другой — суровый скандинавский закон, приняв который, они стали частью Европы.
Короткое время Эльвенгрен занимал должность пограничного коменданта и начальника Выборгского шюцкора. Точные даты вступления в должность неизвестны, но, сопоставляя факты, можно утверждать, что он вступил в должность начальника шюцкора после окончания гражданской войны и оставил ее осенью 1918 года. В дневниках Леонида Андреева в записи от 19 ноября упоминается комендант Рантакари — банкир, политик и журналист, хороший знакомый Эльвенгрена. Следовательно, в ноябре 1918-го Эльвенгрен комендантом уже не был.
Во многих финских источниках утверждается, что Эльвенгрен возглавлял пограничный округ шюцкора. Однако в книге Калле Вяннянена, представляющей подробную историю Выборгского шюцкора, Эльвенгрен не упоминается. Очевидно, будучи пограничным комендантом, он отвечал за подготовку шюцкора, на который ложилась вся ответственность за охрану границы, и фактически возглавлял его, но формально в структуру шюцкора не входил. Так или иначе, но послевоенная служба в финской армии была недолгой.
Историк Пекка Невалайнен характеризует период пребывания Эльвенгрена на этом посту как «короткий и скандальный». По его мнению, Эльвенгрен не смог работать по правилам мирного времени из-за привычки к партизанскому стилю руководства. На допросах в ОГПУ Эльвенгрен кратко говорил о своем участии в общественной жизни финской Карелии и связанном с этим конфликтом с Маннергеймом. Причины неизвестны, но в протоколах допросов отражено, как Эльвенгрен неоднократно говорил о своих недоброжелателях среди финских политиков. Рассматривая следующий «ингерманландский» период его жизни, мы действительно встречаем большое их количество. Руководитель разведки Бертель Озолинь не раз предупреждал финское военное руководство о «прорусской ориентации» Эльвенгрена и его тесных связях с русской Белой гвардией. Пекка Невалайнен в книге, посвященной ингерманландским повстанцам, также приводит обвинения в адрес Эльвенгрена.
Русское Белое движение отнюдь не было противником Финляндии. Иx объединял в той или иной мере общий враг — большевики. В Хельсинки находился официальный представитель Северо-Западной армии генерал Гулевич. Были разработаны планы масштабного совместного наступления финской армии и русских белогвардейцев на Петроград, которое должно было начаться осенью 1919 года. Горячим сторонником такого наступления был Маннергейм, занимавший до 24 июля 1919 года пост регента. Он считал, что коммунисты не оставят попыток большевизации Финляндии. Условием финской стороны в этом предприятии было признание независимости Финляндии и определенные гарантии автономии для российских карелов и ингерманландских финнов.
Под давлением адмирала Колчака Юденич отказался от совместных действий с финнами.
Так Белое движение потеряло сильного союзника на Северо-Западе. Правда, какие-то основания для опасений у Колчака и Юденича были — среди части финских военных бродили идеи присоединения всей Карелии и Ингерманландии к Финляндии. С чем никто из лидеров Белого движения не согласился бы. С другой стороны, с точки зрения финских националистов, белые воспринимались как потенциальный враг, который, укрепившись у власти, лишит Финляндию независимости. Либералы во главе с Петром Столбергом, будущим первым президентом Финляндии, также не хотели союза с белыми, они готовы были пойти на мирные переговоры с большевиками, лишь бы поскорее наступил мир. В этой обстановке финский офицер, симпатизирующий Белому движению и неравнодушный к судьбе России, вызывал понятное недоверие.
Но только не на Карельском перешейке, где авторитет героя Рауту был, как прежде, высок. Вот почему местные энтузиасты идеи независимости Ингерманландии, отправляясь в Хельсинки, разыскали в Выборге полковника Эльвенгрена.
СЕВЕРНАЯ ИНГЕРМАНЛАНДИЯ
«В результате этой поездки и переговоров я был вызван в Хельсинки к военному министру и получил от него указание правительства принять на себя организацию и руководство ингерманландским отрядом, так как правительством было решено помочь ему оружием и другими видами снабжения» (из протоколов допросов).
Вскоре вопрос будет окончательно согласован и Эльвенгрен отправится в глушь ингерманландских лесов в надежде разжечь оттуда пламя крестьянской войны.
На первых порах в его распоряжении находилось пятьсот восемьдесят человек, у которых самым тяжелым вооружением было несколько пулеметов.
Так начался новый период в жизни Георга Эльвенгрена, пожалуй, самый удивительный. К сожалению, а может быть, к счастью, перья советских романистов не коснулись эпопеи Кирьясало — истории нескольких сотен ингерманландских финнов, бросивших вызов всемогущей ЧК и продотрядам и создавшим вблизи Петрограда подобие независимого государства с территорией в пятнадцать квадратных километров с пятью небольшими деревнями. Было и свое правительство — Временная комиссия Северной Ингерманландии.
Сейчас на месте деревень Кирьясало (долина реки Смородинки близ п. Орехова) лишь опытный глаз может различить следы фундаментов и кое-где — одичавшие фруктовые деревья. Зарастают дороги, и лишь сосны Карельского перешейка хранят память о былом. Где-то в лесах затеряна братская могила повстанцев. Эти события почти неизвестны российскому читателю. Знакомясь с ними, мы будем обращаться к разным источникам: книге финского историка Пекки Невалайнена «Рауту. Граница Ингерманландии», автобиографическому роману Юхани Конкка «Огни Петербурга», сборнику «Inkerin suomalaisten historia».
Приняв командование, Эльвенгрен почти сразу отдает приказ о наступлении, и на несколько дней в руках повстанцев оказывается чуть ли не вся пограничная полоса. Но красные перебросили подкрепление, и повстанцы отступили, сохранив, однако, за собой Кирьясальский выступ.
Восстание ингерманландцев вызвало недовольство правящих кругов Финляндии. Министр иностранных дел Холсти предложил арестовать Эльвенгрена и «выяснить, на кого он работает». По мнению Холсти, Эльвенгрен пытался спровоцировать конфликт и втянуть Финляндию в войну на стороне Юденича. На короткое время Эльвенгрена отстранили от командования и заменили финским офицером лейтенантом Рихтниеми. Но уже в начале октября по многочисленным просьбам ингерманландцев Эльвенгрен возвращается на свой пост.
В течение лета 1919 года Эльвенгрен устанавливает контакт с представителем Юденича в Финляндии генералом Гулевичем и главой Северо-Западного правительства Лианозовым. Серьезная финансовая помощь со стороны белых помогла создать cвoй госпиталь, ввести собственную форму, улучшить довольствие. Батальон был преобразован в полк и к осени 1919 года насчитывал более полутора тысяч человек. Новое наступление, начавшееся 21 октября, планировалось уже совместно с Юденичем. В одно время с ним на Петроград должны были выступить четыре дивизии финской армии. Учитывая малое расстояние от тогдашней границы до города и фактическое отсутствие там регулярных войск, переброшенных против Юденича, можно полагать, что сдача большевиками Петрограда становилась неизбежной. По договору Юденича с правительством Финляндии финские войска, если бы они первыми вошли в город, должны были выполнять в нем функции военной полиции до политической стабилизации в России, после чего обязывались вернуть Петроград российским властям.
Планы совместного выступления, как уже говорилось, похоронил Юденич. Начав наступление на несколько дней раньше согласованного срока и добившись первых успехов, он отказался от помощи финнов, когда в Финляндии уже была объявлена мобилизация.
«С получением сего поручаю Вам немедленно сообщить правительству Финляндии, что наступление финской армии на Петроград будущим правительством России будет рассматриваться как акт, враждебный России», — гласила телеграмма Юденича в МИД Финляндии. Президент Столберг немедленно отменил мобилизацию. Уже через несколько дней глава Северо-Западного правительства Лианозов будет посылать отчаянные телеграммы в Финляндию с просьбой помочь терпящей поражение армии, но получит категорический отказ.
На планах Эльвенгрена выход Финляндии из игры никак не отразился: 21 октября в полном соответствии с прежними договоренностями ингерманландцы начали наступление. Кульминацией его должно было стать овладение Токсовым и выход к северным окраинам Петрограда. При штабе Эльвенгрена в качестве наблюдателей находились четыре офицера Северо-Западной армии. На несколько дней приграничная полоса снова оказалась в руках повстанцев. Бойцы Т. Маркк и А. Саволайнен водрузили на Понтусовой горе флаг Ингерманландии. Гора эта называется так потому, что в конце ХVI века здесь, по преданию, находился лагерь шведского военачальника Понтуса Делагарди; она возвышается над Токсовым — духовным и культурным центром Северной Ингерманландии.
Планам Эльвенгрена не суждено было сбыться. Красные перебросили на Карельский перешеек новые части, бронепоезд и артиллерию. Эшелон с четырьмя пушками для ингерманландцев был задержан финскими властями в результате интриг противников Эльвенгрена, которым удалось убедить правительство в том, что ингерманландцами командуют русские белые офицеры. Прибывшая прямо на фронт комиссия депутатов сейма опровергла эти домыслы, но время было упущено. После жестоких боев у станции Куйвози (ныне Грузино) повстанцы вновь отступили.
«На южном склоне холма Кoйвумяки, где стоял наш дом, росли три старые березы с шероховатой, сморщенной от времени корой. Начиная, наверное, с четырех лет я любил забираться на них. Днем, при свете солнца, это было не так увлекательно, как вечером. Днем я видел на краю горизонта, куда устремлялся мой взгляд, позолоченные купола-луковки церквей. Вечером их место занимали ряды огней, совсем как свечи, поставленные на доску. Это были огни города, огни Петербурга. Они овладели моим воображением, пробуждая мечты и надежды. Все слышанные мною сказки о королях и принцессах оживали, когда я глядел на них…»
Так начинается автобиографический роман Юхани Конкка «Pietarin valot» («Огни Петербурга»), одно из самых лиричных произведений о былой Ингерманландии. Перед читателем проходят картины дореволюционного Токсова, в котором отец писателя, зажиточный крестьянин, в течение многих лет избирался мирoвым судьей. Вpeмя надежд — период Временного правительства — сменяется диктатурой большевиков. Местным тираном становится комиссар Симо Хайгонен, бывший пьяница и конокрад, манеры и стиль общения которого напоминают булгаковского Шарикова. Семья писателя вынуждена уйти в Финляндию. Это был удел многих тысяч ингерманландских семей. Оставив родных в Рауту, пятнадцатилетний Юхани добровольцем вступает в Северо-Ингерманландский полк. В коротком, но ярком эпизоде романа появляется и командир североингерманландских повстанцев:
«Мнe велели представиться командующему. И вот, сняв шапку, я с дрожью в ногах вхожу в раскрытую дверь. Полковник сидел за столом, постукивая трубкой о край чайного блюдца. Этo был худой мужчина с впалыми щеками. Он строго посмотрел на меня, но уже в следующую минуту черные глаза улыбнулись мне.
— Откуда прибыл? — спросил он по-фински с сильным акцентом.
— Из Рауту.
— Ингерманландец?
— Да.
— Давно в Финляндии?
— Два дня.
— По-русски умеешь говорить? — неожиданно спросил он по-русски, на этот раз акцента не было никакого.
— Умею.
— И писать умеешь?
— Умею, — повторил я.
Полковник подумал и снова набил трубку.
— Это хорошо, — сказал он, — что по-русски говоришь. Можешь оставаться при штабе, будешь помогать писарю.
— Я на фронт хочу, господин генерал, — произнес я.
В знаках различия я тогда не разбирался, но был уверен, что командир освободительной армии непременно должен бытъ генералом.
Полковник ухмыльнулся и произнес:
— Ты сейчас на фронте, разве не слышишь?
Еще в дороге я слышал непрерывную канонаду. Но теперь снаряды падали где-то совсем неподалеку. Из окна я увидел, как один взорвался в каких-нибудь двухстах шагах от штаба, срезав верхушку сосны.
— На передовую хочу, господин генерал, — упрямо повторил я.
Полковник посмотрел на сидевшего в углу офицера, и оба улыбнулись.
— В тебе, наверное, течет кровь героя, — произнес полковник. — Хорошо, лейтенант, возьмите парня к себе.
Лейтенант, светловолосый молодой человек, был начальником военной школы. Он записал мое имя и дату рождения в записную книжку и увел с собой в деревню, где располагалась школа. Навстречу нам на трех телегах везли раненых. На передней лежали два бородатых солдата, на второй сидели четверо с забинтованными головами. Лошадь, запряженная в третью повозку, сама остановилась около нас. Под мешковиной кто-то лежал. Рядом сидел солдат с рукой на перевязи.
— Ваше благородие, не найдется табачку? — спросил он.
Лейтенант ответил, что махорки нет, есть трубочный табак, и протянул кисет. Солдат свернул из газетного листа цигарку и вдруг хмуро произнес:
— А Матти Мякеляйнен взял и умер… Вместе на германскую попали, три раза в штыковую ходили. И вот теперь на этой игрушечной войне… Жена и четверо детей остались в Рауту. Навылет в грудь две пули…
— Под Куйвози? — спросил лейтенант.
— Там». (Перевод А. Пюккенeна.)
В 1920-1930-е годы коммунистическая власть выпускала пропагандистскую литературу на финском языке, предназначенную для ингерманландских финнов. Немало страниц было посвящено событиям 1919 года. Повстанцы и их командир демонизировались в лучших традициях советской пропаганды. Так, в вышедшем в 1930 году в Петрозаводске сборнике «На фронтах гражданской» (под редакцией Тойво Антикайнена) опубликованы две статьи, описывающие данные события, с точки зрения большевиков. В статье «Воспоминания об Эльвенгреновском фронте» красный финн Лемпинен утверждает: «Вce войско Эльвенгрена состояло из 250-300 человек. Это вполне соответствовало его грабительским рейдам. После этого он организовал вылазки небольшими группами в приграничные местности, грабя и сжигая все, что было доступно ему».
На caмoм деле наступление ингерманландцев изрядно напугало большевиков. В разведданных фигурировали сведения о 3 тысячах ингерманландских белогвардейцев, сосредоточенных в Рауту. В действительности численность отряда никогда не превышала 1700-1800 человек.
Признав свое поражение, Эльвенгрен стал готовиться к новому наступлению. Из Финляндии прибыли четыре пушки, сформировалась артиллерийская батарея. Полк все больше становился похожим на регулярную армию. Время от времени совершались партизанские рейды в приграничные местности, разведывательные группы доходили до Токсова.
В этот период еще больше упрочились связи Эльвенгрена с Северо-Западным правительством. Это в очередной раз вызвало недовольство правящих кругов Финляндии, готовившихся к подписанию мирного договора с Советской Россией. Объединение с русским Белым движением осознавалось большинством ингерманландских лидеров как единственная возможность продолжить борьбу с большевиками. Финансовая помощь Северо-Западного правительства позволила начать энергичную реорганизацию управления маленькой республики. На прошедшем в Рауту coбрaнии Эльвенгрен утверждается в должности председателя Временной комиссии (то есть становится главой правительства) и получает фактически неограниченные полномочия. Paдикальныe националисты, выступавшие против сотрдничества с русским Белым движением, были на том собрании выведены из состава комиссии.
Временная комиссия Северной Ингерманландии учреждает собственную награду — Крест Белой Стены, вводит в обращение свои почтовые марки, налаживает выпуск газеты. Над Кирьясало развевается национальный флаг ингерманландских финнов. Действуют собственные суды, в состав которых входят как представители местных жителей, так и военные. Эльвенгрен обладает всей полнотой власти — гражданской и военной. Впоследствии на допросе в ОГПУ он с юмором говорил об «опереточном» государстве с территорией 15 квадратных километров, но имевшем флаг, герб, гимн, почтовые марки, флот (перешедшая на сторону повстанцев небольшая флотилия из одного парохода, шхуны и двух ладей, базировавшихся в Финляндии неподалеку от южного устья Вуоксы в Метсяпиртти).
Для организации штабной работы и службы в полку на должность начальника штаба был приглашен брат Георга Евгений Эльвенгрен — майор, командир батальона инженерных войск в Миккели. Евгений Эльвенгрен слыл большим знатоком в области современной военной науки, владел несколькими иностранными языками. Оставив через некоторое время службу, он перебрался в Америку, где, начав простым рабочим, спустя несколько лет стал директором пароходной линии, воплотив тем самым финско-американскую мечту.
Из протокола допроса Георга Эльвенгрена:
«Перед Рождественскими праздниками ко мне на позиции приехала погостить моя жена и привезла с собой целый транспорт разных полезных подарков ингерманландцам и их детям, которые она за долгое время скопила, собирая их всюду, частью сама сработала. Здесь были ящики с разным теплым и другим бельем, теплые перчатки, валенки, разная одежда, башмаки и сапоги, табачницы, детские книжки и игры и т. д. Нa праздники она ездила по деревням и избам и все это раздавала. Сама туркестанка, она 10 последних лет прожила в Финляндии и, общаясь постоянно с беднотой, научилась говорить по-фински, что имело значение при общении с ингерманландцами. Будучи рyccкoй, она очень беспокоилась, чтобы русские красноармейцы и вообще пленные, находясь у ингерманландцев, не страдали от своего положения. Мне пришлось свести ее к ним, чтобы она могла увидеть и поговорить с ними и успокоиться на этот счет…
С женой подчас было очень трудно, так как она, до фанатизма любя рабочий народ и бедноту, постоянно была в общении с ними и не считалась совершенно с возможностями, все, что имела в доме, раздавала нуждающимся, ставя меня в безвыходное иногда финансовое положение… Называла и считала себя социалисткой-индивидуалисткой».
Эльвенгрен заслужил безграничное доверие местных жителей — ингерманландских финнов — и уже мечтал о том, что в будущем будет отстаивать их интересы в Народном представительстве Свободной России, когда 2 февраля 1920 года Эстония подписала мирный договор с большевиками. Находившееся на ее территории Северо-Западное правительство прекратило свою деятельность. Ингерманландские повстанцы оказались в политическом вакууме и без финансовой поддержки. Финское правительство решило включить ингерманландский полк в состав пограничной стражи, предварительно сократив его до батальона. Министр внутренних дел Ритавуори выступил против того, чтобы Эльвенгрен оставался на своем посту, не без оснований полагая, что полковник не ограничится одной только охраной границы. После этого Эльвенгрен 12 февраля оставляет службу в Рауту и вскоре становится представителем Врангеля и Савинкова в Финляндии.
Впрочем, сам Эльвенгрен утверждал, что решение об уходе было принято им после того, как он пришел к выводу о невозможности изменитъ положение в Ингерманландии без изменений во всей Рoccии. На прощание Комиссия Северной Ингерманландии торжественно вручила свoeму командующему Крест Белой Стены. «Из других финляндцев Крест был дан президенту республики, министру иностранных дел и военному министру» (из протокола допроса Эльвенгрена).
12 апреля 1920 года на станции Раяйоки начались мирные переговоры между Финляндией и Советской Россией. Одним из предложений финляндской стороны была демилитаризация приграничной полосы по обе стороны границы. Это означало разоружение ингерманландцев или, по крайней мере, вывод их из Кирьясало. Уже оставивший свой пост Эльвенгрен отправляется в Раяйоки, чтобы убедить членов финской делегации отказаться от планов разоружения повстанцев. Вскоре после этого — 23 апреля ингерманландские стрелки атаковали группу красноармейцев в районе Ласисаво (Стеклянный), 15 красноармейцев были убиты или ранены. 24 апреля переговоры прервались более чем на полгода.
БЕЛАЯ ЭМИГРАЦИЯ
В начале 1921 года Эльвенгрен меняет поле деятельности. В это время через него осуществляется связь лидеров Белого движения с действовавшей в Петрограде подпольной организацией профессора Таганцева. Известен доклад Эльвенгрена Борису Савинкову о подполье в Петрограде и о Кронштадтском мятеже.
«В Петрограде давно уже работала организация для подготовки переворота изнутри… Организация объединяла в себе (или, вернее, координировала) действия многочисленных (мне известны девять) совершенно отдельных, самостоятельных групп, которые каждая сама по себе готовились к перевороту. Группы эти в большинстве случаев представляют собой чисто военную (боевую) организацию с участием командного состава и солдатского состава красноармейских частей, причем большинство их в политическом отношении стоит определенно на точке зрения беспартийности».
В докладе Эльвенгрен пишет о существовавшей в Кронштадте подпольной группе, связанной с общей организацией.
«Начало Кронштадтского восстания явилось, благодаря отсутствию достаточно хорошей связи, результатом печального недоразумения и потому оказалось хотя и сильным, но оторванным от общего плана, недостаточно подготовленным и преждевременным».
Выступление в Кронштадте, по мнению Эльвенгрена, было спровоцировано массовыми стихийными выступлениями рабочих в Петрограде.
Одновременно с началом кронштадтских событий руководитель подпольной организации в Петрограде профессор Таганцев передает Эльвенгрену указание вместе с ингерманландскими отрядами начать наступление на Петроград с севера. Таганцев не знал, что никаких отрядов в распоряжении Эльвенгрена давно уже нет.
13-14 июля 1921 года в Варшаве Борис Савинков, полковник Гнилорыбов и полковник Эльвенгрен учреждают Народный Союз Защиты Родины и Свободы. Эльвенгрен возглавил вошедший в структуру новой организации Всероссийский союз офицеров. Осенью 1921 года планировалось совершить рейд в Белоруссию и Западную Россию; в числе руководителей — Эльвенгрен. По разным причинам эта акция не состоялась.
4 июля 1921 года Советское правительство обращается с нотой к руководству Польши. В ноте содержится требование депортироватъ лиц, ведущих подрывную деятельность против Советской России. В списке, приложенном к ноте, назван и Эльвенгрен.
В 1922 году он возглавляет грyппу, подготавливающую теракт против советской делегации на Генуэзской конференции. Прoведение теракта планировалось в Берлине, который должна была посетить делегация. От подкупленного офицера полиции Эльвенгрен знал маршрут движения советских дипломатов и заблаговременно расставил стрелков, но акция сорвалась. Тогда Эльвенгрен решает повторить попытку в Италии, и боевики появляются там вслед за советской делегацией. Однако итальянская полиция успела перехватить их и без особого шума выдворить из страны.
В документах Союза и в протоколах допросов Савинкова Эльвенгрен значится ответственным за организацию борьбы на территориях близ границ с Финляндией, Эстонией и Латвией и на Северо-Западе России. Эльвенгрен утверждал, что в его распоряжении было около двух тысяч человек, готовых выступить. Информация о том, какова была в действительности эта организация,
пока отсутствует. Возможно, в целях конспирации сеть замыкалась на Эльвенгрена. Известно письмо Савинкова к французскому посланнику Ниссе-
лю, в котором он просит снабдить Эльвенгрена дипломатическим листом для доставки в Финляндию большой суммы денег на ведение подпольной работы.
Соратник Савинкова Дикгоф-Деренталь в своих воспоминаниях пишет о том, что впоследствии Эльвенгрен вышел из состава ЦК Союза по причинам личного характера. Дикгоф-Деренталь подчеркивает, что Эльвенгрен занимался только своей организацией в Финляндии, действуя абсолютно автономно от Союза, так что у руководства Союза не было никакой информации о его планах. Было ли это связано с идеологией или со сложным характером Эльвенгрена — точно сказать нельзя. Дикгоф-Деренталь утверждает, что Эльвенгрен совершенно не мог работать в команде.
В 1925 году Георг Эльвенгрен тайно прибывает в Россию для развертывания здесь подпольной работы. Под Тверью он был арестован, а 9 июня 1927 года его судили и приговорили к расстрелу. Арест Эльвенгрена стал продолжением операции «Трест» — крупнейшей провокации ОГПУ против белоэмигрантских организаций, нацеленных на подрывную работу внутри Советской России. Правительство Финляндии через своего посла в Москве Артти заявило протест против казни финляндского подданного. Нарком иностранных дел Литвинов ответил Артти, что Эльвенгрен прибыл в Россию по румынскому паспорту и на финское гражданство не ссылался, называя себя русским эмигрантом.
Литература
1. Возгрин А. Судьбы крымских татар в XX веке. Бахчисарай, 1994.
2. Маннергейм Карл Густав. Мемуары. СПб., 2000.
3. Мусаев Вадим. Политическая история ингерманландцев в конце XIX-XX веке. СПб., 2001.
4. Савинков на Лубянке: Сборник материалов. СПб., 2001.
5. Таргиайнен Михаил. Ингерманландский излом. СПб., 2001.
6. Шитов Дмитрий. Карельский перешеек — земля неизведанная. Сектор Рауту. С.-Петербург, 2000.
7. Backstrom Ake. Krigskommissarier och sekreterare. [Военные комиссары и секретари.] (www.genealogia.fi/genos/66).
8. Haltsonen Sulo. Inkerin suomalaisten historia. [История ингерманландских финнов.] Jyvaskyla, 1968.
9. Inkerin teilla. [На дорогах Инкери.] Helsinki, 1990.
10. Konkka Juhani. Pietarin valot. [Огни Петербурга.] Helsinki, 1958.
11. Laurla Kari. Inkerin Vaakuna ja lippu. [Герб и флаг Ингерманландии.] Vanta, 1989.
12. Luter Georg. Elfengrens slaktor ursprung [Происхождение рода Эльвенгренов.] // Genos. 1975. № 46. S. 46-53 (www.genealogia.fi/genos/46).
13. Nevalainen Pekka. Rautu. Inkerin rajalla. [Рауту. Граница Ингерманландии.] Helsinki, 1996.