Почему Виктор Суворов был так популярен?

Развернувшаяся в последние годы борьба с ревизионистами на поле истории Великой Отечественной войны стала давать ощутимые результаты. 70-летие Победы в этом году проходит относительно спокойно, без обычных для прошлых юбилеев «вбросов» разного рода «открытий», да и наиболее известные авторы ревизионистского направления тоже не проявляли активности. Все же усилия многих авторов, выступивших против клеветнических наветов, не оказались бесполезными, и это их бесспорное достижение.

Однако не следует забывать, что книги ревизионистов, например, Виктора Суворова, действительно были длительное время очень популярными, многократно переиздавались большими тиражами. У того же Виктора Суворова было множество почитателей и поклонников, которые вполне искренне следовали его идеям, находили их логичными и хорошо объясняющими исторические события. Писались многочисленные работы в духе этого самого ревизионизма.

Почему все это было так востребовано? Ведь с самого начала было очевидно, что эти идеи весьма дурно пахнут и имеют явный политический контекст. На мой взгляд, столь значительная популярность ревизионизма в 1990-е и в начале 2000-х годов в России, невзирая на то, что ревизионисты, по существу, обвиняли Советский Союз в преступном развязывании войны и в сотрудничестве с гитлеровскими захватчиками, были свои объективные причины. В противном случае, Виктор Суворов не смог бы рассчитывать на шумную популярность, и был бы, скорее всего, известен только узкому кругу профессиональных историков.

Главный тезис Виктора Суворова о подготовке Сталиным нападения на Германию в 1941 году, изложенный в его самых известных книгах «Ледокол» и «День М», был самым теснейшим образом связан с причинами поражения в 1941-м.

Это поражение нанесло настолько тяжелый урон государству, обществу, народному хозяйству, настолько серьезно изменило весь облик страны, что есть определенные основания считать, что война была одной из фундаментальных причин последующего крушения СССР.

Во всяком случае, материальный ущерб и человеческие жертвы были огромны.

Собственно, при подобных последствиях войны, даже в условиях блестящей военной победы, флага над рейхстагом и торжества над поверженным врагом, самым сильным и опасным, чем когда-либо, неизбежно встает вопрос: что же не смогли защитить социалистическое Отечество тогда, летом 1941 года? Почему отступили до Москвы и Волги, оставили врагу Прибалтику, Белоруссию и Украину? Это был жгучий вопрос, который всегда тревожил и волновал советских людей, а теперь волнует и россиян, по крайней мере, значительную их часть.

Один из первых вариантов ответа, предложенный еще Сталиным, состоял в том, что всему виной – вероломное нападение Германии, нарушившей договор о ненападении. Хрущев в своем знаменитом докладе ХХ съезду КПСС оспорил эту сталинскую точку зрения и выдвинул свою версию ответа на самый жгучий вопрос советской истории. Во-первых, нападение не было неожиданным, потому что Гитлер всегда хотел сокрушить коммунизм, да и был целый ряд предупреждений разведки и лидеров иностранных государств. Во-вторых, не были приняты меры к мобилизации и обороне: «Если бы наша промышленность была вовремя и по-настоящему мобилизована для обеспечения армии вооружением и необходимым снаряжением, то мы понесли бы неизмеримо меньше жертв в этой тяжелой войне. Однако такой мобилизации своевременно проведено не было. И с первых же дней войны обнаружилось, что наша армия вооружена плохо, что мы не имели достаточного количества артиллерии, танков и самолетов для отпора врагу». В-третьих, были репрессированы командные кадры. И во всем этот виноват лично Сталин, подводил итог Хрущев, сказав и о том, что якобы Сталин отстранился от руководства, не понимал обстановки, создавал нервозность в руководстве, а всю победу обеспечила героическая партия и не менее героический советский народ.

Иногда бывает полезно вновь обращаться к таким документам, поскольку, перечитав доклад Хрущева ХХ съезду КПСС, становится ясно, что вся историческая концепция Великой Отечественной войны до сих пор, в значительной степени, стоит на тех тезисах, которые были провозглашены Хрущевым. Они являются предметом дискуссий и дебатов даже в современной полемической литературе, как, например, тезис о неготовности армии, об отсутствии или наличии в Красной армии современных танков и самолетов, тезис о репрессиях командных кадров. Многочисленные «танковеды», споря о миллиметрах калибра пушек и танковой брони, похоже, и не подозревают, что выполняют заветы незабвенного Никиты Сергеевича.

Версия Хрущева не была верной, и это многим участникам событий было прекрасно известно, но зато она была удобной тем, что полностью освобождала от личной ответственности за это поражение.

Дескать, все ошибки совершил Сталин, который умер и ничего опровергнуть не может, победу же обеспечила «героическая армия, ее талантливые полководцы и доблестные воины». Многим генералам она пришлась по душе. У военачальников появилась уникальная возможность все собственные ошибки и упущения, сделанные перед войной, свалить на Сталина и на «неготовность» или «доверчивость». В качестве примера можно привести мемуары А.И. Еременко «В начале войны», написанные вскоре после доклада ХХ съезду, где он во всех совершенных ошибках прямо обвиняет Сталина.

Те же командиры, которые не пожелали пойти на эту сделку, вроде Л.М. Сандалова, могли излить душу в секретных сочинениях по военной истории, или же просто отмолчаться.

Однако, хрущевская версия причин поражения в 1941 году не только успокоила совесть военачальников, да и других участников войны тоже, но и во время перестройки стала основой для идеологического сокрушения Советского Союза. Все тезисы из его доклада были отработаны перестроечными «ниспровергателями», в том числе и те, которые касались войны, для целей разрушения советской идеологии, строя и государства. Если мы сравним содержание перестроечной антисталинской пропаганды с докладом Хрущева, то мы не найдем существенных отличий, разве что «глашатаи перестройки» были погорластее и преувеличивали «неготовность» и «доверчивость» с большим размахом.

Перестроечными агитаторами все было перевернуто с ног на голову, и все примеры неготовности толковались сугубо односторонним образом: СССР был ни на что не годной страной, к войне не подготовился, победил только при помощи союзников. Из этого выводились самые прямые политические последствия: надо, мол, развалить Советский Союз побыстрее, ликвидировать Советскую власть и Коммунистическую партию, реставрировать капитализм и зажить «как все цивилизованные люди».

Там уже подоспели фальсификаторы из-за рубежа, в первую очередь Виктор Суворов со своими книгами «Ледокол» и «День М», в которых уже была сформулирована концепция, что Сталин сам готовил нападение на Германию, но Гитлер его опередил. Как теоретическую концепцию тезис о советской подготовке нападения на Германию высказал сотрудник Военно-исторического научно-исследовательского института во Фрейбурге (ФРГ) Йоахим Гоффман еще в 1982 году. Он в последующем стал вождем этой группы историков-ревизионистов. В 1985 году философ из Граца Эрнст Топич написал книгу «Война Сталина», в которой развивал мысль о том, что у СССР имелась долгосрочная стратегия по завоеванию Европы.

Как раз в это же время Виктор Суворов впервые выступил со своими публикациями на данную тему, и с ходу попал в теплую компанию западногерманских историков-ревизионистов. «Ледокол» был впервые напечатан в ФРГ на немецком языке, и, в общем, был ориентирован на немецкого читателя.

Концепция немецких историков-ревизионистов, которую развивал в своих книгах Виктор Суворов, была направлена на максимальную демонизацию коммунистов ради достижения простой политической цели — объяснения образования ГДР как следствия «советской оккупации» и даже «советской агрессии», и обоснования поглощения восточногерманского государства со стороны ФРГ, что и состоялось в 1990 году. В те годы шла интенсивная политическая борьба против ГДР, и в ней все средства были хороши. На фоне западногерманских исторических инсинуаций в адрес ГДР, эти ревизионисты были еще сравнительно более объективны.

Труды немецких ревизионистов, развивавших тезис о готовящемся сталинском нападении, в России практически не переводились, если не считать перевода одного из трудов Йоахима Гоффмана. Поэтому продукт этой группы историков в России стал известен исключительно по книгам Виктора Суворова, в первую очередь, конечно, по знаменитому «Ледоколу». Надо сказать, Виктор Суворов — весьма талантливый автор и полемист, сумевший сделать суховатую немецкую концепцию живой и наглядной. Если бы в 1992 году просто перевели бы что-нибудь из трудов Гоффмана, то вряд ли эта идея снискала бы такую большую известность — настолько вождь историков-ревизионистов пишет сухо и без огонька. Однако труды Гоффмана даром не пропали, многие российские ревизионисты, например, Марк Солонин, ссылались на него и пересказывали его основные аргументы.

Почему же эти, дурно пахнущие идеи ревизионистов получили такое широкое распространение в России? Надо сказать, что в хрущевской версии причин поражения в 1941 году был один существенный недостаток. Все разговоры о неготовности страны к обороне, о нехватке вооружения и о том, как Сталин лепил ошибку за ошибкой, и вообще, оказался слишком доверчивым, находились в явном противоречии с тем, что те же самые пропагандисты говорили о преимуществе социалистического строя, об экономических успехах, о силе и мощи Советской армии, ну, и о мудрейшей КПСС во главе всего этого. Причем в таком же духе говорилось о предвоенном и военном времени. Возникало неразрешимое противоречие: каким же это образом в стране с самым передовым социальным строем, с выдающимися достижениями в народном хозяйстве, с гениальным партийным руководством и героическим в труде и обороне народом могла возникнуть такая неготовность к обороне, что немцы сумели дойти до Сталинграда?

Это острейшее противоречие не разрешалось ни в пропаганде, ни в научном изучении советской истории, и читательские массы делали выбор между двумя лагерями: либо советский строй был не столь передовым и успешным, как о нем говорили (отсюда вышли все наиболее ярые антикоммунисты, приравнивающие коммунизм к нацизму), либо товарищ Сталин не так уж чтобы сильно ошибался перед войной и во время нее. Это противоречие вызревало все десятилетия после доклада Хрущева, и стало прорываться на поверхность в перестроечные годы, когда эти лагеря стали оформляться явно и открыто.

Парадокс книг Виктора Суворова, изначально нацеленных на сокрушение коммунистической идеологии (о чем он и пишет в начале «Ледокола»), состоял в том, что он сразу угодил обоим лагерям.

Каждый прочитал в его книгах свое. Те, которые уже утвердились в антисоветском мировоззрении, подкрепились его аргументами о заморенных голодом, ради оружия, детях и о планах установления «коммунистического рабства» в Европе. Те же, кто стоял на советской позиции, в его трудах нашли разрешение мучительного противоречия между самым передовым строем и поражением в начале войны.

Виктор Суворов в своих книгах не только утверждал, что Сталин готовил нападение на Германию, но, в отличие от своих немецких коллег по ревизии итогов Второй мировой войны, прибег к довольно обширному набору аргументов, поданных с самой выгодной стороны. Суть их сводилась к тому, что СССР перед войной был чуть ли не самой вооруженной страной в мире, имел огромное количество танков, самолетов, пушек, накопил горы снарядов и кожаных сапог на границе, целое море топлива для «автострадных танков» и «самолетов-агрессоров», и был готов вот-вот ударить, но Гитлер своим «превентивным» (неполиткорректное слово можно было и не употреблять, смысл и так был очевиден) все сорвал, и именно эта небольшая историческая случайность и есть причина поражения огромного и отлично вооруженного «красного гиганта». Не успел, всего лишь; опоздал на пару дней.

Люди, которые возмущались хрущевскими утверждениями о неготовности к войне и глупости Сталина, нашли у Виктора Суворова разрешение этого противоречия и приняли его. Оказывается, как они и думали, СССР был отлично вооружен и даже собирался сокрушить Гитлера (это вполне соответствовало общим представлениям, что капитализм будет сокрушен Красной армией), и этот план был выработан гением Сталина, но всего лишь чуть-чуть опоздали с его реализацией. Смириться со случайностью было гораздо легче, чем с ответственностью за поражение или с тезисом о неготовности страны к обороне и глупости вождя. Именно на этой почве, на мой взгляд, взросло всеобщее убеждение, что «Виктор Суворов прав», и в этом кроется причина столь большой популярности его книг.

Однако, парадоксальным образом, многолетняя работа Виктора Суворова по вождению «Ледокола» привела вовсе не к тем результатам, на которые он рассчитывал. Из его «посева» выросло совсем не то, что изначально предполагалось — «сталинский ренессанс» середины 2000-х годов. Вместо планируемого осуждения «коммунистического рабства», ликвидации Советской власти и выезда на работу в Германию, очень многие люди стали его изучать и скоро нашли, что и не рабство это было, да и вообще, сталинский опыт весьма своевременный, особенно после «лихих 90-х», очевидной деградации страны и после экономического кризиса 1998 года. Скажем, мои работы по истории сталинской индустриализации также нашли отправную точку в книгах Виктора Суворова. Если СССР и впрямь произвел 30 тысяч танков перед войной, то стало интересно, как это удалось сделать. Эта мысль стала началом моей работы.

Виктор Суворов многих взбудоражил своими книгами и заставил копаться в давней истории сталинского Советского Союза, которая, казалось бы, была уже надежно похоронена в архивах и библиотеках. С каждым годом эта эпоха изучалась все лучше, в ней многое становилось все яснее и понятнее. Огромные сдвиги произошли и в военной истории, которая стала, как сейчас можно увидеть, несравненно более тщательно и детально исследована, чем в советские годы. Ревизионисты тут также сыграли парадоксальную роль. С одной стороны, они сокрушили многие догмы хрущевской версии истории, стали интенсивно раскручивать, в том числе и в политических целях, такие ранее тотально замалчиваемые стороны истории Великой Отечественной войны, как коллаборационизм. С другой – напористый стиль ревизии и не стихающая дискуссия заставляла и оппонентов Виктора Суворова искать новые аргументы, что вело к новым исследованиям.

Высокий общественный интерес к военной истории сделал издание литературы весьма выгодным, и на полках магазинов появились десятки и сотни изданий по истории войны. Столько и в СССР не издавалось.

Бурное развитие военной историографии также в известной степени работало на «сталинский ренессанс».

Вряд ли это входило в планы Виктора Суворова, и его последующие книги отражают отчаянные попытки исправить ситуацию, не мытьем так катаньем насадить свою изначальную, антисоветскую, точку зрения. В ход пошло много чего: книга о ничтожестве Гитлера и его ближайшего окружения «Самоубийство», серия книг о Г.К. Жукове с подробными и многословными разоблачениями его воспоминаний и размышлений, – но все это было безуспешно. Своими новыми рассуждениями, например, о том, что Жуков вовсе не был гениальным полководцем, да и личные его качества были не на высоте, он подрывал собственные же позиции и аргументы, высказанные ранее. Хуже того, Виктор Суворов новыми книгами вносил противоречия в свои доводы и постепенно переставал «быть правым». Когда он соскочил со своей обычной темы и написал книгу о Хрущеве, стало понятно: все, спекся «капитан Ледокола».

Его знамя постарались подхватить единомышленники. Дмитрий Хмельницкий, к примеру, пытается углубить тезис Виктора Суворова о «голоде ради оружия» (даже написал отдельную статью о закупке танков за хлеб), и пытается доказать, что жить в сталинских городах было совершенно невозможно, и соцгорода с бараками специально проектировали так, чтобы рабочие больше и дольше мучились. Одновременно он собрал целую гвардию сторонников Виктора Суворова и издал целое собрание сборников на тему: «Правда Виктора Суворова», «Новая правда Виктора Суворова», «Сверхновая правда Виктора Суворова». Вся эта публицистическая активность приходится как раз на период «сталинского ренессанса», начиная с 2005 года. В этой бурной деятельности просматривалось стремление «закидать оппонентов шапками», то есть взять числом, а не убедительностью аргументов, чтобы показать, что теперь-то сторонников Виктора Суворова «большинство», и его теория стала чуть ли не «общепризнанной».

Только достичь этого так и не удалось, а потом пошла у них череда поражений, когда появились труды с детальным исследованием предвоенного периода и начала войны, с привлечением широкого круга источников, с подробной разработкой вопросов, которые пункт за пунктом сокрушали аргументы ревизионистов.

В это дело я также внес свой посильный вклад, сосредоточившись на сокрушении главных аргументах Виктора Суворова и Марка Солонина в двух своих книгах: «Виктор Суворов врет! Потопить «Ледокол»!» и «Фиаско 1941: трусость или измена?». Аргументы первого были сломлены напором фактов, а главное доказательство теории второго оказалось основанным на фальсифицированных цитатах из генеральских мемуаров.

При этом, насколько можно судить, с критикой и разгромом ревизионизма, не произошло возврата на прежние позиции. Тезис о «доверчивости» или панике Сталина давно опровергнут, а то, что десятилетиями считалось ошибками, оказалось просто следствиями неизвестных ранее обстоятельств.

Детальное изучение объективных условий предвоенного периода и начала войны показало, что, к сожалению, у врага изначально было серьезное преимущество. Оно резко перевешивало все то, что могло идти от чьей-то личной вины или неготовности.

В изучении истории войны в результате этой длительной дискуссии с ревизионистами произошел значительный, хорошо заметный всякому, знакомому с литературой, прогресс. Мы теперь знаем, ценим и уважаем историю Великой Отечественной войны несравненно больше, чем это было даже в советские годы.