«Красивый финал жизни». Чем известен диссидент Александр Скобов, арестованный в Петербурге

В 1988 году Александр Скобов стал последним обвиняемым по статье об «антисоветской агитации». В четверг 4 апреля 2024 года Скобова, недавно признанного российскими властями «иноагентом», арестовали по делу об оправдании терроризма в соцсетях. Би-би-си рассказывает, чем известен 66-летний диссидент.

Когда Александра Скобова завели в клетку в зале суда, он отказался вставать перед судьей и отвечать на вопросы. «Я не вижу смысла участвовать в этом балагане, и единственная причина участия в этом суде — плюнуть в лицо суду», — передает его слова «Медиазона» (издание в реестре «иноагентов»).

На заседание в Калининский суд Петербурга пришли друзья Скобова, жена и 90-летняя мать. Адвокат Вероника Карагодина просила не арестовывать диссидента — в том числе потому, что пожилая мать находится у него на иждивении. К тому же она принесла медицинские документы, доказывающие, что подсудимый серьезно болен: у него глаукома, сахарный диабет, гепатит С и астма. Но что было дальше, знают только участники процесса, потому что по настоянию прокуроров заседание закрыли от слушателей и прессы. Спустя час судья Максименко отправила Скобова в СИЗО до 1 июня.

Скобова задержали вечером 2 апреля в Петербурге — в гостях у правозащитника и депутата Госдумы первого созыва Юлия Рыбакова. Тот вечером вышел погулять с собаками, а когда вернулся домой, обнаружил друга и свою жену в окружении силовиков в масках.

«Как мне потом сказала жена, они сразу при входе положили его на пол, а потом надели наручники. Когда я вернулся, они уже все сидели и заполняли протокол», — рассказал Рыбаков «Медиазоне».

Скобова обвиняют в публичном оправдании терроризма. По словам адвоката, поводом стал пост с «оправданием подрыва Крымского моста».

Впрочем, в соцсетях Скобова — фейсбуке и телеграм-канале — можно найти материал не для одного уголовного дела, которые сейчас возбуждают за простое несогласие с войной. Он в крайне резких выражениях осуждал вторжение в Украину, российский режим называл нацистским, а о теракте в «Крокусе» писал, что это либо провокация российских спецслужб, либо их провал. В современной России подобная откровенность чревата известными рисками.

Карательная психиатрия и первый профсоюз

Диссидент и бывший депутат Госдумы Юлий Рыбаков, в квартиру которого пришли силовики, среди прочего известен тем, что в 1976 году у него проводил обыск лейтенант КГБ Владимир Путин. Скобов — тоже диссидент с серьезным послужным списком: дважды суд признавал его невменяемым и отправлял в психиатрическую больницу.

Первый раз Скобова арестовали, когда он был студентом. Он вступил в кружок «ленинградских левых»: при Брежневе стали возникать подпольные молодежные кружки, которые самостоятельно изучали левые идеи и даже придумывали свои, что с точки зрения советской власти было неприемлемо.

В 1978 году Скобов оказался обвиняемым по уголовному делу — за распространение самиздат-журнала «Перспективы». «Успело выйти всего два номера, с третьего нас уже забрали. Товарищам и знакомым — вот и все наше распространение», — рассказывал Скобов о журнале позже, в конце 80-х. Судили их по статье «Антисоветская агитация».

Карательную психиатрию к Скобову применяли дважды. В первый раз он провел в больнице два года, но после выписки сразу принялся делать независимый от власти профсоюз — СМОТ. И попал в больницу еще раз.

Подпишитесь на нашу имейл-рассылку, и каждый вечер с понедельника по пятницу вы будете получать самые основные новости за день, а также контекст, который поможет вам разобраться в происходящем.

«Я знаком со Скобовым с самого раннего детства, но не с рождения, так как он был арестован четырьмя месяцами ранее», — рассказал Би-би-си Владимир Волохонский, муниципальный депутат в Петербурге и сын диссидента Льва Волохонского. Скобов и Волохонский-старший дружили и вместе занимались независимым — и, конечно, нелегальным — профсоюзом.

Когда Владимиру было три года, его отца судили за антисоветскую агитацию. После его ареста Александр Скобов исписал центр Петербурга лозунгами «Свободу Волохонскому! СМОТ». За это его и арестовали снова. На этот раз он провел в психиатрической больнице пять лет и вышел только в 1987 году.

А в 1988 году Скобов еще раз оказался фигурантом дела об антисоветской агитации — за участие в создании партии «Демократический союз». Но до приговора не дошло: дело было закрыто в 1989 году, когда уже полным ходом шла перестройка. А «Демократический союз» стал первой оппозиционной партией в СССР. Ее лидером была Валерия Новодворская.

Как и она, Скобов был в оппозиции всю жизнь. В девяностые он рьяно протестовал против войны в Чечне.

«Он деколонизировал, когда это еще не было модным», — грустно шутит Владимир Волохонский. В 1995 году Скобов написал статью о чеченской войне, где жестко осуждал действия России.

«В конце XX века империи, скрепленные железом и кровью, обречены на гибель. Сегодня многонациональное государство может существовать лишь как добровольный союз входящих в него народов», — пишет он, а как решение конфликта предлагает немедленное прекращение огня и «переговоры о механизме и условиях свободного волеизъявления народа Чеченской республики».

«Его тексты времен [первой] чеченской войны находились в разрезе с политическим мейнстримом страны и тогдашнем представлении об уголовно наказуемом. Его могли арестовать за что-нибудь такое еще в девяностые», — считает Владимир Волохонский.

Для Владимира Волохонского Скобов — друг семьи. Но и личный друг тоже. Когда Владимир вырос и начал интересоваться политикой, они вместе состояли в движении «Солидарность» в конце нулевых и начале 2010-х годов. По его рассказу, Скобов помогал организовывать митинги протестной зимы 2011-2012 годов в Петербурге. Теперь Волохонский оказался в эмиграции: в России он объявлен в розыск. А Скобов, хоть и участвовал в «Форуме свободной России» — площадке для российской оппозиции за рубежом, которая признана в России нежелательной организацией — продолжал жить в Петербурге.

«Риск сесть его никак не останавливал»

Юлий Рыбаков говорит, что Скобов хорошо понимал: своими постами и интервью независимым СМИ он обрекает себя на арест. «Он был к этому готов и, может быть, даже стремился», — сказал он Би-би-си.

Совсем недавно — 22 марта — Минюст признал Александра Скобова иностранным агентом.

Сам Скобов у себя в телеграме рассказывал о визитах полиции: по словам диссидента, с ним хотели поговорить об интервью «Радио Свободе», но он не открыл дверь. В марте 2024 года он писал, что на него возбудили административное дело — за участие в «Форуме свободной России». Об этом ему пришло письмо из прокуратуры.

Рыбаков тоже рассказал Би-би-си, что его друг получил бумагу о вызове на следственные действия: «Ему было назначено время, но они решили за ним прийти раньше. Видимо, подумали, что может скрыться».

Рыбаков же настаивает, что Скобов скрываться наотрез отказывался — как бы ни просили об этом близкие: «Я считал, что он напрасно идет на самопожертвование, но он был непреклонен».

«Для него было важно оставаться в России, иначе его слова были бы менее ценны, — подтверждает Волохонский. — Я затрудняюсь сказать, рвался ли он сесть. Но он делал все, чтобы риск сесть его никак не останавливал».

Во время задержания Скобов отказался брать с собой лекарства от диабета и даже снял очки. Рыбаков объясняет это жестом «последнего протеста»: «Я так понимаю, он решил просто пожертвовать собой и пойти по пути Навального, чтобы еще раз попытаться пробудить общество и человечество, и показать, что происходит в нашей стране».

Волохонский не уверен, что Александр сможет читать в СИЗО письма и писать ответы из-за плохого зрения. «У него глаукома, очки не сильно помогают. Он видит только размытые пятна. Если ему написать текст 32 кеглем, он, возможно, сможет его прочесть». Читает Скобов с помощью программы зачитывания экрана для слабовидящих.

Около 10 лет назад на диссидента напали во дворе с ножом и отняли телефон, с тех пор его здоровье сильно пошатнулось.

Оба друга Скобова разговаривали с Би-би-си до решения об аресте и оба были уверены, что другую меру пресечения суд избрать не может. «Скорее всего, его оставят под стражей, а это будет означать, что срок его жизни исчисляется месяцами, — говорил Рыбаков. — Сейчас зависит от адвоката, сможет ли он убедить его пользоваться в СИЗО лекарствами».

«Естественно, мне страшно за него. Мне представляется, что для него это максимально достойный и красивый финал его жизни. Но я это говорю, и у меня слезы текут из глаз», — говорил Владимир Волохонский.

«Говорят, что жизнь — и человека, и общества — развивается по спирали. Но движение по спирали иногда бывает вверх, а иногда вниз. В данном случае повторение идет с еще худшим знаком, чем это было раньше, — говорит диссидент Рыбаков. — Вчера я увидел этих новых тонтон-макутов, которые пришли его арестовывать в балаклавах, кинули его на пол, надели наручники, грозились пристрелить моих собак. В советское время кэгэбэшники, которые приходили нас арестовывать, вели себя вежливее. А эти — просто опричники, которые знают, что им все позволено».

В последнем интервью, которое Скобов дал на свободе — проекту «Север.Реалии» (в реестре «иноагентов») — он настаивал, что путинский режим стал тоталитарным. Владимир Волохонский заочно поспорил с ним об этом в фейсбуке, но лично не поговорил.

«Мне немножко обидно, что я не позвонил ему, — рассказал он Би-би-си. — Я как раз опубликовал текст с ответом ему на то, является ли российский режим тоталитарным. Я хотел ему позвонить и зачитать свой ответ, но так и не собрался. А потом мне позвонила мама и сообщила, что его задержали. Только в честь его ареста я могу согласиться: ну ладно, Скобов, доказал, тоталитарный!» — сквозь слезы шутит Волохонский.