Живые и мертвые: три истории о войне в Украине. Наша рассылка «Контекст»

В сегодняшней рассылке «Контекст» корреспондент Би-би-си Ольга Ившина рассказывает три истории о том, чем на самом деле иногда оборачивается популярный слоган российской пропаганды «Своих не бросаем».

Я хочу рассказать вам три истории о том, чем на самом деле иногда оборачивается популярный слоган российской пропаганды «Своих не бросаем».

Сегодня я опубликовала очередной текст, рассказывающий о том, сколько российских военных погибло в ходе вторжения в Украину. Вместе с коллегами из «Медиазоны» (власти России назвали их «иноагентами») нам удалось подтвердить имена 29 217 погибших, но реальное число военных потерь российской стороны, скорее всего, в два раза больше (подробнее об этом можно почитать здесь, все ссылки откроются и без VPN).

С украинской стороны погибают не только военные, но и гражданские. По данным ООН, в ходе вторжения было убито по меньшей мере 9369 мирных жителей, в том числе более 500 детей (реальные цифры погибших значительно выше, поскольку получение информации из некоторых мест, где велись интенсивные боевые действия, задерживается, а многие сообщения все еще ожидают подтверждения).

За большими цифрами главное не потерять из вида простую, но важную мысль. Развязанная руководством России война наносит гигантский урон Украине, а еще — попутно разрушает и Россию, причем разрушает изнутри.

Подпишитесь на нашу имейл-рассылку, и каждый вечер с понедельника по пятницу вы будете получать самые основные новости за день, а также контекст, который поможет вам разобраться в происходящем.

История первая

О том, как военные получили врачей, а гражданские — их потеряли

В прошлом году из российских регионов забрали целый ряд редких специалистов. Во Владимире мобилизовали одного из лучших врачей-неврологов города, специалиста с 23-летним стажем Андрея Сафронова.

Сафронова мобилизовали, несмотря на наличие троих детей, один из которых — с особенностями развития. Его супруга неоднократно пыталась оспорить решение военкомата, писала жалобы, но результата это не принесло.

Сафронова отправили сперва в военный госпиталь Беларуси, затем — в Луганск, а потом на время вернули в Россию. 5 марта этого года жене Алексея сообщили, что он умер. Обстоятельства его смерти до сих пор до конца не ясны (подробнее об этом можно почитать в материале наших коллег из «Холода»).

«Как специалисту нет ему равных, эта потеря трудновосполнима», — сказал на похоронах врача его руководитель.

В Ростове-на-Дону прямо во время приема повестку вручили врачу редкой специальности — торакальному хирургу (специалисту по органам грудной клетки) Сергею Картавенко. Для консультации и проведения операции к Сергею приезжали люди со всей области и из соседних регионов. Таких специалистов на миллионный город было всего 10.

В итоге в октябре прошлого года Картавенко был отправлен на военный полигон, а в палатах остались лежать 25 его пациентов, еще несколько десятков человек остались в очереди на операции. Позднее новостей о нем не публиковали, скорее всего, он до сих пор служит военным врачом, а у больных в Ростове-на-Дону все так же на одного торакального хирурга меньше.

В Украине тем временем продолжаются ежедневные обстрелы с российской стороны. В ходе одного из них на этой неделе погиб 25-летний врач из Херсона Дмитрий Белый. Это был его первый рабочий день после окончания интернатуры.

История вторая

О маме, которая взяла в банке кредит, чтобы вернуть тело сына

С тех пор как мы стали регулярно публиковать статьи о военных потерях России, на нашу почту обратной связи стали писать десятки людей, которые не могут найти своих родных. В основном это сестры и матери заключенных, отправившихся на войну из колоний в составе подразделений ЧВК «Вагнер» или Минобороны России.

Валентина потеряла связь с сыном Антоном в сентябре прошлого года — после того, как он позвонил ей из госпиталя в Луганске, хотя должен был отбывать срок в колонии за кражу.

«Парень сидел, сидел, и из этого омута он не мог вырваться» — эти слова матери кратко описывают сценарий тысяч россиян. Попав в колонию первый раз из-за мелких краж, они не исправляются (хотя система ФСИН якобы существует именно для этого), а лишь глубже погружаются в мир криминала. Работающей системы реабилитации отсидевших в России нет, а брать на работу вчерашних заключенных большинство работодателей не спешат. Вышедшие из колоний люди часто остаются и без работы, и без поддержки общества. Итог — новые преступления и новый срок.

О том, что он едет воевать, Антон сообщил матери уже задним числом — после отъезда. Вскоре связь с ним прервалась. Валентина писала во все инстанции — сперва требовала вернуть сына в колонию, потом пыталась узнать, что с ним. В итоге спустя четыре месяца она увидела его фамилию на фотографии одной из могил под Луганском.

«Убивает то, что никто не сообщил. И до сих пор тишина. Моего ребенка захоронили там, на чужой земле. Вот это страшно. А я хочу, чтобы мой сын был рядом», — сказала она мне через день после того, как увидела фотографию.

В ЧВК «Вагнер» на вопросы матери сначала не отвечали, а потом — даже после появления фотографий с кладбища — писали, что «в списке погибших не значится». В итоге Валентина пошла в банк и взяла кредит, чтобы самой съездить в Луганск. Пенсии на такую дорогу не хватило бы.

«Знающие люди мне подсказали, что наши банковские карточки там не работают толком. В итоге сняла наличку, зашила — что в трусы, что в бюстгальтер, и поехала» — рассказала мне Валентина.

Представитель ЧВК «Вагнер» в Луганске, по словам Валентины, ухмыльнулся ей в лицо и сказал, что тело можно будет забрать только через год. Но женщина продолжила ходить по кабинетам местных чиновников.

В итоге через неделю ей удалось добиться разрешения на эксгумацию. Убедившись, что в могиле и правда было тело ее сына, Валентина увезла его домой.

«Вот так вот вышло… Обещали им там сперва в колонии, потом нам тут обещали. А в итоге нельзя верить никому. Все сама, сама. И вот только простые люди вокруг помогли», — вздыхает Валентина.

В отличие от нее, родственникам по меньшей мере 30 вагнеровцев, захороненных в станице Бакинской Краснодарского края России, до сих пор не удалось добиться права на перезахоронение тел своих близких. Еще сотни человек вообще не могут найти своих родных.

Минобороны России продолжает набор заключенных в колониях для отправки на войну.

История третья

О поступках и приговорах

В нашем огромном списке погибших в Украине российских военных есть спецназовец Артур Епифанцев. Его история примечательна тем, что в 2019 году он связался с тюменским штабом политика Алексея Навального.

Артур под запись рассказал, что в его часть приезжали «люди из Москвы», чтобы провести опрос о готовности стрелять по протестующим, если поступит такой приказ.

Он также упомянул, что участвовал в боевых действиях в Сирии, назвав их «бессмысленным конфликтом за нефть».

Через четыре дня Артур публично отказался от своих слов об опросе про готовность стрелять по демонстрантам. Как он пояснил позже, его вынудили это сделать.

Никто не знает, что происходило в душе у Артура в тот месяц. Но в итоге из силовых структур он так и не ушел, перейдя из армейского спецназа в отряд спецназначения Росгвардии «Оберег». 13 апреля 2022 года Артур погиб в ходе вторжения в Украину.

Алексей Навальный, с представителями которого общался Артур, сегодня снова в заголовках новостей. Очередной суд приговорил его к 19 годам колонии.

Процесс по «экстремистскому» делу был засекречен. Он начался 19 июня и продолжался всего месяц, все заседания проходили в закрытом режиме.

В последнем слове, которое публиковали соратники Навального, оппозиционер цитировал литературоведа Юрия Лотмана:

«Человек всегда находится в непредвиденной ситуации. И тут у него есть две ноги: совесть и интеллект… Не желая опираться на ногу совести, моя Россия сделала несколько больших прыжков, расталкивая всех вокруг, но потом поскользнулась и с грохотом, разрушая все вокруг, рухнула. И барахтается сейчас в луже то ли грязи, то ли крови, с переломанными костями, с нищим, ограбленным населением, а вокруг лежат десятки тысяч погибших в самой глупой и бессмысленной войне XXI века».

Не стоит отчаиваться. Но если не замечать войну, она и ее разрушительные последствия продлятся лишь дольше.