"Был установлен диагноз "смерть". В татарском селе родители 16-летней девушки пытаются доказать вину врачей в ее гибели

В декабре 2018 года в больнице села Новошешминск в Татарстане в течение трех часов оперировали 16-летнюю Милену Мухаметзанову. Операцию проводил местный рентгенолог, которого по видеосвязи консультировали врачи казанской больницы. Но в отделении не нашлось нужной крови. Девушка умерла, а ее родители уже 2,5 года выясняют, что произошло в больнице и кто виноват в смерти Милены. Русская служба Би-би-си ознакомилась с материалами дела и побывала на судебном заседании.

Утром 18 декабря 2019 года рентгенолог новошешминской больницы Хусейн Рахимов принимал пациента в кабинете для перевязки. Вдобавок к основной специализации он на полставки работал хирургом в поликлинике, а с сентября параллельно замещал и должность хирурга в стационаре.

У него имелся сертификат на такую работу, но опыт самостоятельных операций был небольшим. Позже в суде выяснится, что Рахимов пытался отказаться от предложения в течение почти четырех месяцев замещать коллегу-хирурга, уехавшего на переобучение. Врач ссылался на недостаточный опыт.

Декабрьским утром Рахимова в перевязочной нашел гинеколог Алексей Трунов. Он сообщил о поступлении в больницу тяжелой пациентки с внутренним кровотечением - Милены Мухаметзановой. В 10:15 утра Рахимов начал операцию в присутствии Трунова, замглавврача Равиля Алукаева и анестезиолога-реаниматолога Максима Конанерова.

Девушка к тому момента потеряла много крови, кровотечение продолжалось. Восстанавливать падающий уровень эритроцитов было нечем: компонентов нужной группы в больнице не оказалось. Пациентке вливали плазму и инфузионные растворы.

Через полчаса после начала операции Алукаев начал звонить в Детскую республиканскую клиническую больницу в Казани. Новошешминские врачи консультировались с отделением хирургии по видео: запись продолжительностью около 30 секунд была сделана в 11 часов утра.

"В селезеночном угле в проекции сальника все имбибировано [пропитано] кровью, большое количество с кровью в основном в проекции вены селезеночной", - говорит на видео Рахимов.

Остановить кровотечение не получалось, врачам пришлось запросить помощь из ДРКБ. Работающий в центре хирург Олег Сучков позже рассказал, что узнал о необходимости лететь около 11 часов и уже в полдень был на аэродроме.

Рахимов уверяет, что нашел источник кровотечения. Согласно записи в медкарте, это произошло в 11:40, что примерно соответствует воспоминаниям родителей, которые утверждают, что около половины двенадцатого узнали от главврача про остановку кровотечения. Но позже оперировавший Рахимов изменил показания: он говорил, что по ошибке указал это время в протоколе операции, а на самом деле источник кровотечения обнаружил часом позже - в 12:40.

Алукаев, остававшийся в операционной до самого конца, через два с лишним года в суде скажет, что источник кровотечения им найти так и не удалось.

Около 13:20 в операционной появился доставленный вертолетом казанский хирург Сучков. Давление у Милены в это время уже не определялось, а кровопотеря была колоссальной.

"Оперирующий хирург констатирует, что не менее двух литров в животе было крови и в процессе операции продолжалась кровопотеря. В отсосе - это обычно пятилитровая банка - чуть ли не полный отсос был крови", - вспоминал потом на суде Сучков.

Казанский хирург видел зажимы в области, где предположительно находилась рана, но само повреждение не осмотрел: в тот момент, когда он подошел к столу, реаниматолог сообщил, что сердце не сокращается.

"Мы сделали дефибрилляцию два раза, потом сделали укол адреналина внутрисердечно, эффекта никакого не было. После этого я настоятельно рекомендовал... велел рассечь диафрагму, начать прямой массаж сердца... Было впечатление, что сердце запустилось. Были сокращения, но потом они остановились. Минут - я сейчас точно не помню - 30-40, как положено по протоколу, мы проводили реанимационные мероприятия. По окончанию реанимационных мероприятий было установлено, что сердце не запускается, был уставлен диагноз "смерть", - рассказал в суде в марте 2021 года Сучков.

Кровь, заказанная на станции переливания в Нижнекамске, до которого примерно полтора часов пути, доехала до новошешминской больницы уже после смерти Милены.

Это официальная хронология произошедшего, которой не доверяют родители Милены Ильдар и Антонина Мухаметзановы. Они убеждены, что из-за отсутствия квалифицированной помощи и обязательных запасов крови их дочь фактически умерла раньше объявленного.

"Они ее держали на аппаратах, создавали видимость, что она живая... Ждали Сучкова", - считает Антонина Мухаметзанова.

Мухаметзановы последние 2,5 года провели в попытках разобраться, почему врачам не удалось спасти их 16-летнюю дочь и кто должен понести ответственность за ее смерть.

Новошешминск, где живет семья Мухаметзановых, - это четыре с половиной тысячи жителей, несколько пересекающихся под прямыми углами улиц сельских домов и невысоких многоквартирных домов, аккуратные здания школы и гимназии, районная больница, соседствующая с частными заборами.

Здесь все знакомы друг с другом: кто-то из соседей поддерживает родителей, а кто-то - врачей.

Антонина вспоминает, что один из жителей даже написал письмо в защиту медиков Владимиру Путину. "Я закрыла и перестала все это читать, потому что поняла, что если буду дальше [это делать], то умру", - говорит она.

"Будете ложиться?"

Милена была третьей из четырех родных детей Мухамедзановых. Незадолго до ее рождения, в 2001 году, в семье произошла трагедия: в аварии погибла старшая дочь.

Спустя несколько лет Мухамедзановы поняли, что, несмотря на трех растущих в доме собственных детей, хотят еще - и стали усыновлять тех, кто остался без родителей. На данный момент у семьи шестеро приемных детей, причем троих из них Антонина и Ильдар взяли уже после смерти Милены.

Во время разговора пары с корреспондентом Би-би-си в окне появляется серая с белым носом морда кота. "Это Гриша, - невозмутимо представляет кота Антонина, затем добавляет - его Милена, когда была маленькая, подобрала".

Вечером 17 декабря 2018 компания подростков ушла в кино. "Какой-то фильм привезли в клуб сельский. Они взяли по сто рублей, все старшие дети у нас, и с подружками пошли", - вспоминает мама Милены.

Вернувшись вечером, дочь немного посидела с родителями. В разговоре, пока пили чай, она между делом упомянула, что чувствует что-то неприятное с левой стороны, но особого беспокойства ни у нее, ни у родителей это не вызвало: совсем недавно у Милены нашли гастрит.

Девушка отправилась в свою комнату спать, но около часа ночи снова спустилась к родителям - на этот раз с сильной болью в животе. Мухаметзановы вызвали скорую и поехали в больницу.

До двух- и трехэтажного здания районной больницы от дома Мухаметзановых на машине - несколько минут. В начале второго ночи Милену привезли в стационар. Спустя 10 минут после звонка медсестры из ординаторской, вспоминает Антонина, спустился доктор.

"Это был [Максим] Конанеров. Он у нас как раз был дежурный ночной врач. Вот он трансфузиолог, анестезиолог-реаниматолог… Но кроме дежурного врача, ни лаборанта, никого, они все дома. Их в случае надобности вызывают. Он посмотрел, спросил: "Будете ложиться?" Я говорю: "В смысле? А делать ничего вообще, что ли, больше не будете? Ну вы хоть анализы возьмите!" - описывает разговор мама Милены.

Послали за лаборанткой. Спустя пару часов появились результаты общего анализа крови и мочи, но ясности они не прибавили, рассказывает Антонина: "[Он] говорит: "Вот, анализы спокойные" - "Ну а что у нее тогда?" - "Откуда я знаю? Может, панкреатит, может гастрит, диету нарушила… все под вопросом. Будете ложиться?"

"Я говорю: "Милена, ты ляжешь?" Она: "Мам, а что делать мне будут?" Я говорю: "Максим Владимирович, что делать будете?" - "Понаблюдаем", - вспоминает Антонина.

В этот момент, рассказывают родители, Милене стало лучше - в больнице ей дали обезболивающее и препарат от тошноты. Врач обещал, что к 8 утра в больницу придет узист, а также можно будет сдать биохимию. Семья написала отказ от госпитализации и к четырем утра вернулась домой, Милена тут же уснула.

"Я подходила ее смотрела. Она спала где-то до 8 часов. Дети остальные ушли в школу. И в девятом часу мы ее разбудили. Она выпила полстакана воды и она ушла на второй этаж одеваться... И вот слышу грохот, падение, такой "бух" только... Дети все время у нас там гремят, но вот здесь у меня сразу какая-то паника внутри. Забегаю в комнату, она сидит на полу, говорит: "Мам, мне плохо". Смотрю, у нее глаза закатываются, закатываются, она начала падать-падать-падать, у нее начались типа судороги…" - вспоминает Антонина.

Со скорой девушку тут же отправили в кабинет УЗИ. Родителей врач Александр Шишкин попросил выйти: они нервничали и, как потом скажет следователю медик, "шумели". Там же собрались коллеги Шишкина по больнице: гинеколог Трунов и замглавврача по лечебной работе Алукаев.

Милена оставалась в сознании вплоть до того момента, когда ее увезли на операционный стол. Ее мама говорит, что пока врачи готовились, девушка пересказала услышанное в кабинете УЗИ.

- Мам, а дядя Саша знаешь, что сказал?

- Что?

- Что у меня в животе не жидкость, а кровь.

- Ну, Милен, это же может быть просто жидкость, он не может через аппарат УЗИ так точно сказать. Милен, а он не сказал сколько?

- Он сказал "около литра".

Пока Милену готовили к операции, родители поймали замглавврача по лечебной части Алукаева и просили его вызвать врача из Казани. Даже готовы были заплатить за транспорт. Алукаев, по словам Мухатмезановой, заверил, что в этом нет необходимости.

Примерно час после начала операции никаких новостей не было. Затем близкие Милены узнали, что в больницу приехал главврач Рафис Вафин и они попросили его узнать, что происходит с их дочерью. Около половины двенадцатого Вафин, по словам Антонины, сообщил, что его коллеги обнаружили источник кровотечения в области селезенки и остановили его.

Время шло, а операция не заканчивалась. "Муж опять позвонил главврачу. Он пришел, сказал, что вызвали санавиацию. Опять зашел в операционную, побыл там какое-то время и вышел. Мы спрашиваем: "Ну что там?". Он: "Что я могу вам сказать… Богу надо молиться".

Около 13:20 к новошешминским врачам присоединился хирург из Казани Олег Сучков. А уже в 14.00 казанский хирург вышел вместе с замглавы больницы Алукаевым и сообщил о смерти Милены.

"У нас крик, у нас все... Все остальные врачи убежали через запасную дверь. Они не вышли в дверь, где мы были" - говорит мама Милены.

Как дело дошло до суда

Экспертиза, проведенная в Чистополе - ближайшему к Новошешминску городу в 60 километрах - пришла к выводу, что смерть наступила из-за ангиопатии, то есть поражения сосудов. Но установить и осмотреть источник кровотечения не удалось: по мнению эксперта, он находился в области гематомы, которую врачи удалили во время операции.

Родители попытались выяснить, не могла ли дочь получить какую-то травму, которой не придала значения. Но ее подруги единодушно настаивали: никаких падений или неосторожных толчков не было. Не видели синяков и врачи, которые осмотрели Милену в кабинете УЗИ и на операционном столе.

После возбуждения уголовного дела Мухаметзановы раз за разом звонили следователям и сотрудникам Росздравнадзора, но долгое время, говорят они, никаких активных действий происходило.

В сентябре 2019 года главврач Вафин через общую знакомую попросил родителей о встрече. По словам матери Милены, медик долго рассказывал о проблемах больницы и потенциальных финансовых трудностях из-за конфликта между ними. "Если мы сейчас не закруглимся на этом, то у него с минздравом отношения нарушатся, ему денег не дадут на ремонт пищевого блока", - пересказывает женщина этот разговор.

По словам Антонины, Вафин не предлагал деньги впрямую, но она уверена, что весь разговор был завуалированной попыткой договориться. После того, как Мухаметзановы рассказали об этом следователю, против Вафина завели дело по двум статьям - о воспрепятствовании предварительному расследованию и побуждении потерпевших к даче ложных показаний.

Вафина отстранили от должности главврача и поместили под домашний арест. Во время обжалования меры пресечения медик настаивал, что "никогда не совершал незаконных действий", а дело о воспрепятствовании расследованию назвал "сфабрикованным", писало издание "Реальное время".

Тогда же, в сентябре 2019 года, спустя несколько дней после разговора с главврачом, Мухаметзановы приехали на прием к главе Следственного комитета Александру Бастрыкину с жалобой на некачественное расследование. Обстановка, вспоминает Антонина, была напряженной: Бастрыкин выгнал из кабинета подчиненного из СК по Татарстану.

"Сказал: "Выйди отсюда вообще!" Мне и жалко его стало: была такая картина не очень приглядная, когда он их там гонял. Оказывается, они слабые, и краснеть, и потеть умеют..." - вспоминает она.

Уголовное дело о смерти Милены забрали в центральный аппарат СК и назначили эксгумацию и повторную экспертизу за пределами региона - в Санкт-Петербурге. Летом 2020 года эксперты пришли к выводу, что причиной смерти стал разрыв стенки кисты селезенки. Из-за этого разрыва началось массивное внутрибрюшное кровотечение, которое привело к геморрагическому шоку.

Комиссия экспертов посчитала, что "в прямой причинно-следственной связи" со смертью Милены Мухаметзановой состоят несколько обстоятельств: проведение экстренной операции хирургом с недостаточным опытом, отсутствие в больнице эритроцитсодержащих компонентов крови и запоздавшая заявка на получение донорского материала.

Обвинение в халатности предъявили главврачу больницы Вафину и анестезиологу-реаниматологу Конанерову, который также занимал должность трансфузиолога и, по мнению следствия, должен был контролировать запасы крови. Первоначально в качестве подозреваемого следователи рассматривали и заместителя главврача Алукаева, но затем его перевели в статус свидетеля.

Возбужденное дело о воспрепятствовании расследованию до суда не дошло. Но к обвинениям против отстраненного от должности главврача Вафина добавилась другая статья - о служебном подлоге. По версии следствия, он сфальсифицировал письмо в республиканский минздрав с просьбой направить на время отсутствия штатного хирурга аналогичного специалиста из Казани. И задним числом подделал приказ о возложении обязанностей уехавшего на обучение хирурга на Рахимова.

Начальник отдела кадров больницы Валентина Янова признала в суде: приказ был оформлен задним числом после начавшейся следственной проверки по факту смерти. Нестыковку она попыталась замаскировать, присвоив номер существующего августовского приказа. В архиве хранились две бумаги №375: один - о назначении Рахимова ответственным за хирургическую службу больницы, а другой - о премировании сотрудников.

"Сколько лет вы хирургом?"

В последний день августа 2019 года, за три с половиной месяца до смерти девушки, Рафис Вафин вызвал в свой кабинет врача Хусейна Рахимова.

Рахимов был трудоустроен рентгенологом, именно в этом качестве он до сих пор указан на портале здравоохранения Татарстана. Но, имея на руках дополнительно полученный сертификат хирурга, он одновременно на полставки работал на этой должности в поликлинике.

Постоянным оперирующим хирургом в стационаре был Ильгиз Фазлиев. Но в начале сентября он уезжал на переподготовку. До его возвращения - 24 декабря - кто-то должен был замещать хирурга.

Разговор с начальником вызванный Рахимов решил записать.

Вафин: Сейчас поработаете и в стационаре, и в поликлинике, пока у нас на замену врач не появится.

Рахимов: На какой срок

Вафин: Так-то четыре месяца, пока он учится.

Рахимов: А другой врач когда придет?

Вафин: Пока не знаем, пока ведем переговоры.

Рахимов: Я не хирург стационара, это во-первых. Во-вторых, я врач-рентгенолог и хирургия мне идет как замещение.

В какой-то момент главврачу Вафину удалось убедить подчиненного проводить регулярные осмотры пациентов в хирургическом отделении и взять на себя заполнение бумаг.

Рахимов: Ну хорошо, в течение одного месяца. Если хотите, я буду на 0,5 ставки хирургом, но вести рентгенологию. Больше одного месяца я этим заниматься не буду, это первое. Второе, оперировать я точно не буду, потому что у меня нет такой квалификации, чтобы оперировать здесь.

Вафин: В смысле? А что, какая-то квалификация нужна для того, чтобы оперировать?

Рахимов: Для этого нужен опыт, большой опыт работы с больными.

Вафин: Сколько лет вы хирургом?

Рахимов: Если в два-три месяца я одну операцию делаю, вы думаете, я запомню все, что надо делать?

Вафин: Но вы же говорили, что Фазлиев ваш учитель, который научил делать всю работу?

Рахимов: Я не говорил, что научил. Слова "учитель" и "он научил меня делать всю работу" - не одно и то же. Я согласен, пусть месяц под моим именем будут подписываться документы, но больше месяца я не буду это делать.

Вафин: Все, договорились.

Разговор с начальником, говорит Рахимов, он решил записать на телефон, поскольку Вафин "иногда не сдерживал свои слова". "Приходилось так [поступать] - если откажется от своих слов, [потом можно будет] сказать: вот ваши слова", - объясняет он. Запись разговоров между Вафиным и Рахимов позже попала в материалы уголовного дела.

"Надо было помочь этому ребенку"

Со многими из тех, кто теперь дает показания в суде, Мухаметзановы знакомы полжизни. Семью замглавврача Алукаева, рассказывает Антонина, она знает 30 лет. Его жена - педиатр, который с рождения вела погибшую девушку. Реаниматолог-анестезиолог Конанеров - одноклассник старшей дочери, "с его родителями тесно общались", говорит мама Милены.

"Мы все друг друга знаем. Вот Иванова - старшая медсестра... Мы тоже знакомы давно и близко... Я же ее [в суде] спросила: "Тань, ну тебе трудно было сказать, когда мы готовили Милену к операции? Сказала бы - крови нет, хирурга нет. Мы бы не дали Милену в операционную... Мы-то были в трясучке…"

Медсестра Новошешминской райбольницы Татьяна Иванова участвовала в операции. Во время судебного заседания, куда ее пригласили в качестве свидетеля, она на вопрос Мухаметзановой, почему она не сказала, что в больнице в этот момент не было хирурга, после паузы глухо ответила: "Потому что он был".

Это основная линия защиты отстраненного от должности главврача Вафина и анестезиолога-реаниматолога Конанерова: у Рахимова были сертификаты не только врача-рентгенолога, но и хирурга, а значит обвинения в том, что больница на момент поступления тяжелой пациентки осталась без высококвалифицированного специалиста безосновательны.

"Сейчас они хотят выставить Рахимова, что он… Спрашивают у всех, есть ли официально понятие "высококвалифицированный специалист..." Да мы все понимаем, что это обыденная фраза! Она не подразумевает, что он прямо светило медицины... Но по их выступлению [в суде], по высказываниям [выходит], что давайте Рахимова и [Леонида] Рошаля поставим вместе, да? Два одинаковых врача…" - негодует отец Милены Ильдар Мухаметзанов.

"У обоих есть аттестат…" - добавляет его жена Антонина.

"То есть они взаимозаменяемы? Давайте тогда Рошаля сюда, а Рахимова - туда [в Москву] поставим?" - предлагает отец девушки.

Сам Рахимов - невысокий молодой человек с тихим голосом - на вопрос защитника Вафина, считает ли он себя высококвалифицированным врачом, ответил: "В области рентгенологии я считаю да, в области хирурга поликлиники, я считаю - да, но не в области хирурга стационара".

Во время допроса в качестве свидетеля в суде Рахимов рассказал, что с момента получения сертификата хирурга в 2012 году он провел всего около 10-12 полостных операций: несколько удалений аппендикса, также экстренная помощь человеку с проникающими ранами живота и груди.

По словам Рахимова, на сложные операции он решался, когда не оставалось другого выхода: "не было хирурга, приходилось оказывать помощь. Когда больной пришел и у него там ножевое ранение живота, я же не могу сказать: все, ребят, не могу этого делать!"

Такая же безальтернативная ситуация, объяснял врач, произошла и утром 18 декабря 2018 года. "Больная была в очень тяжелом состоянии. Мне надо было помочь этому ребенку. И если бы я не помог, последствия были бы еще хуже", - сказал он в суде, добавив, что по уставу не имел права отказаться от операции.

Тем не менее, несмотря на небольшой опыт самостоятельных полостных операций, Рахимов к моменту поступления Милены уже несколько раз замещал таким образом хирурга Фазлиева. Когда отец девушки спросил у молодого врача, как вышло, что в операционном журнале за ним значится гораздо больше таких вмешательств, медик признался, что иногда его имя в документах было формальностью.

"Это происходило в периоды, когда [Фазлиев официально] был на учебе, на больничном или [отсутствовал] по различным ситуациям, а при этом он был дома. По факту не имели права вписывать [его] в историю болезни, в операцию включать, а проводил ее он. И писали мою фамилию в связи с этим", - объяснил невозмутимо Рахимов в суде.

В суде он продолжал настаивать на своем: еще до отъезда штатного оперирующего хирурга он предупреждал главврача, что не готов выполнять эту работу. По словам медика, в августе 2018 года он согласился взять на себя формальные обязанности уехавшего на переподготовку коллеги - но лишь на месяц и при условии, что дело ограничится только осмотрами и подписями на бумагах.

Пропавшая кровь

Отстраненный от должности главврача Вафин, реаниматолог и трансфузиолог Канонеров отрицают вину в халатности.

Во время расследования Вафин сначала говорил, что Рахимов не отказывался от замещения должности уехавшего хирурга. Затем - когда ему предъявили аудиозапись разговора с подчиненным - отстраненный главврач признал, что тот говорил о недостаточном опыте в хирургии. Но вместе с тем "он не поверил словам Рахимова, потому так как ранее тот проводил операции", говорится в материалах дела. Об отсутствии донорской крови Вафин якобы не знал, "в противном случае немедленно бы организовал доставку необходимых компонентов".

Трансфузиолог и реаниматолог Конанеров, как следует из его показаний в материалах дела, во время расследования объяснял, что постоянно хранить компоненты крови нецелесообразно, "поскольку срок годности составляет один месяц, после чего они подлежат утилизации".

"До начала операции содержание гемоглобина в крови у Мухаметзановой Милены было в норме и введение в кровеносную систему эритроцитсодержащих компонентов крови не требовалось. По этой причине указанные компоненты сразу заказаны не были. Кроме того он надеялся, что врач-хирург Рахимов быстро купирует источник кровотечения и введение компонентов крови не потребуется", - пересказывало следствие показания трасфузиолога.

"Есть ли вероятность, что если бы раньше обратились, раньше бы началось оперативное вмешательство, когда рана кровоточащая еще давала больше пульсации… Была ли возможность спасти ребенка - если бы привезли раньше и было бы более раннее обращение?" - интересовался Вафин в суде у проводившего операцию Рахимова.

Рахимов, осторожно подбирая слова, согласился: "Конечно, если бы больную пораньше…"

"Мне непонятно… - не выдержала в зале суда мама Милены. - Получается, что мы виноваты... Мы привозили ночью ребенка в больницу, нас пнули оттуда…"

В суде медики настаивают, что к утру, когда скорая привезла Милену в больницу, у нее в животе было уже около 2-2,5 литров свободной крови.

Начать переливать эритроцитарную массу необходимо было сразу, как только были получены первые подтверждения внутрибрюшного кровотечения - результаты анализов и УЗИ, сказал в суде казанский хирург Сучков. Но даже в этом случае, считает он, при кровопотере двух литров на момент поступления у врачей не было шансов спасти девушку.

"Переливать эритроцитарную массу надо было, но вопрос спасения при переливании очень-очень сомнительный. Кровопотеря два литра [значит, что] ребенок был в состоянии геморрагического шока. Переливание в таком случае… Ну не знаю… Думаю, что не спасло бы жизнь пациенту", - объяснял Сучков.

Когда мама Милены спросила, могла ли девушка в таком состоянии разговаривать, выполнять какие-либо действия и отвечать на вопросы, Сучков отрицательно покачал головой: "Спутанное сознание, холодный пот, отсутствие реакции на вопросы окружающих, то есть сопорозное [состояние], ну, кома, можно сказать".

Вопрос о масштабах кровопотери на момент поступления в больницу для родителей Милены остается открытым: они считают, что в реальности их дочь еще не успела войти в состояние шока и при наличии компонентов крови ее можно было бы спасти.

На очной ставке с врачом УЗИ Александром Шишкиным мама Милены вспомнила слова дочери, которая перед операцией пересказала разговор в кабинете диагностики: тогда, по словам девушки, речь шла об объеме в один литр. Шишкин уверяет, что разница между оценками может быть результатом погрешности аппарата.

Во время очной ставки на этапе расследования он допустил, что жизнь девушки можно было спасти, если бы ей перелили кровь напрямую от подходящего донора. Кроме того, отложить операцию до приезда другого специалиста было возможно, если бы врачам удалось сохранить на необходимом уровне объем циркулирующей крови, следует из материалов дела.

Присутствовавший на операции бывший замглавврача и еще один анестезиолог Алукаев во время допроса в суде настаивал: врачи адекватно возмещали кровопотерю с помощью плазмы и инфузионных растворов, например, полиглюкина, а искусственная вентиляция легких продолжала снабжать организм пациентки кислородом.

При отсутствии эритроцитов и других заменяющих компонентов возможно обеспечение тканей кислородом? - поинтересовался во время допроса в суде Алукаева представитель семьи погибшей адвокат Андрей Сучков, сотрудничающих с организацией "Зона права".

Равиль Алукаев: Я еще раз говорю: она находилась на искусственной вентиляции легких, с подачей кислорода.

Андрей Сучков: Ну хорошо, ответьте на вопрос.

Равиль Алукаев:Ну... до тканей кислород доставлялся путем искусственной вентиляции легких…

Андрей Сучков: Скажите тогда, пожалуйста, каким образом из легких кислород поставляется в ткани?

Равиль Алукаев: Через кровь.

Андрей Сучков: Через что именно? Через какой компонент крови?

Равиль Алукаев: Через артериальную кровь.

Андрей Сучков: Да, я понимаю, что бывает артериальная кровь, бывает венозная. В крови что должно быть, чтобы кислород поставлялся?

Равиль Алукаев: Эритроциты.

Андрей Сучков: Все, понятно, то есть наконец-то мы этот вопрос раскрыли.

Позже, во время допроса в суде своего однофамильца, хирурга республиканской детской больницы Сучкова, адвокат попросил уточнить, действительно ли эритроцитарную массу можно заменить другими препаратами.

"Нет, пока не придумали. Есть у нас такие "Свидетели Иеговы" [признаны в России экстремистской организацией], они считают, что есть препарат, который может заменить функцию [крови], но пока еще его не придумали", - сказал хирург Сучков.

Защита отстраненного от должности главврача Вафина и реаниматолога Канонерова отказалась говорить с Русской службой Би-би-си до окончания судебного следствия. В суде их еще не допрашивали.

Обязанности главврача сейчас перешли к одной из коллег Вафина. Максим Конанеров занял должность начмеда, на которой ранее находился Равиль Алукаев - то есть замглаввного врача по лечебной части. Про обоих во время пандемии писала местная газета "Шешминская новь" - как о врачах, работающих с тяжелыми коронавирусными пациентами в чистопольской больнице. В 2019 году Алукаев получил награду "За доблестный труд в системе здравоохранения".

По данным властей Татарстана на начало 2019 года, средний показатель укомплектованности штата стационаров в республике не превышал 61%. Но даже на этом фоне статистика по сельским больницам выглядела еще печальнее: в Новошешминском районе штат медиков был заполнен лишь на 44%.

Проблема кадрового голода, о котором в судебном процессе говорили новошешминские врачи, не разрешилась. В марте больницу покинул новый хирург приехавший в Новошешминск уже после смерти Милены. Сейчас хирургическое отделение возглавляет Хусейн Рахимов.

В том же 2019 году в Новошешминской больнице погибла еще одна пациентка - 10-месячная девочка. Первоначально следователи возбудили уголовное дело по факту ее смерти и проверяли работу Вафина и Алукаева, но ничего преступного в их действиях не нашли. Дело было прекращено.

Родители Милены в августе 2020 года усыновили троих детей - двух сестер и их брата. Им от двух с половиной до восьми лет. "Мы детей привезли и немного ожили. Мы заняты 24 часа в сутки. Понимаете, чтобы лишний раз не думать... Вот эти дети у нас спасение. Детей вот этих надо благодарить, что они у нас живут и что все время поглощают все, что у нас голова не взрывается. Они нам выжить помогают эти дети, понимаете?" - говорит Антонина.

У детей спальни наверху, на втором этаже дома Мухаметзановых. Тут и там стоят игрушки, дети учатся музыке: на первом этаже - фортепьяно, на втором - стоит аккордеон, на котором играет младший брат Милены - Богдан.

Антонина вспоминает, что он около года не хотел говорить о смерти Милены и до сих пор старается не заходить в комнату сестры. В ней никто не живет и она выглядит стерильной, там нет случайных вещей, на полках фотографии, свечи и иконки. Уже на выходе из комнаты Антонина приоткрывает дверцу шкафа: там аккуратно висят на вешалках подростковые вещи. "Вот… Я не могу, - мама Миланы единственный раз за время разговора срывается, плачет и закрывает лицо рукой. - Не могу ничего с ними сделать".