"У нас проблема ЧВК сейчас стоит". Как живет Московский дом Чешира, где помогают ветеранам локальных конфликтов

В 2022 году исполнится 30 лет, как на окраине Москвы работает Дом Чешира, который изначально создавался для реабилитации ветеранов войны в Афганистане, а сейчас там лечатся и протезируются и участники всех других многочисленных локальных конфликтов, в которых принимала участие Россия за последние десятилетия. Накануне Международного дня инвалидов Русская служба Би-би-си поговорила с директором Московского дома Чешира Михаилом Яшиным о том, как живет в России одно из немногих НКО, связанное своими корнями с Великобританией, и почему даже общественникам, занимающимся помощью ветеранам локальных конфликтов, приходится во всех своих книгах и буклетах подчеркивать, что они - не иностранные агенты, хотя и живут исключительно на гранты.

Строительство в Москве Дома Чешира стало возможным с началом перестройки в СССР и потеплением отношений между Москвой и Лондоном. В 1990 году Советский Союз с деловым визитом посетил ветеран королевских ВВС лорд Леонард Чешир. Вторую мировую войну он прошел в составе 102-й эскадрильи Королевских военно-воздушных сил, в августе 1945 года в качестве наблюдателя от Великобритании участвовал в ядерной бомбардировке японского Нагасаки, а всего за время войны совершил более 600 боевых вылетов.

После войны Чешир ушел в благотворительность, основав фонд, который должен был помогать ветеранам, оставшимся после войны инвалидами. Первые несколько домов Чешира были построены в Англии, первый чеширский дом в другой стране появился в 1956 году в индийском Мумбае, а к 1992 году, когда лорд Леонард Чешир скончался, в 49 странах насчитывалось уже 270 таких домов. Последний дом, построенный при жизни Чешира, появился как раз в Москве.

После успешных переговоров фонду выделили около трех гектаров земли в районе Солнцева - сразу за МКАДом. В 1991 году прилетевшие в Москву англичане построили сам дом, а официально он был открыт в сентябре 1992 года.

Строительством финансовая помощь со стороны Великобритании в общем и ограничилась, сегодня Московский дом Чешира живет за счет грантов правительства Москвы.

В начале 90-х годов, когда афганская война еще была жива в памяти, а Россия еще не втянулась в две чеченские войны, власти оказывали внимание фонду: в холле на первом этаже Московского дома Чешира до сих пор стоит бильярдный стол, подаренный Наиной Ельциной.

Но в последние годы говорить о российских потерях в локальных конфликтах не принято. В 2015 году президент Владимир Путин даже подписал указ, запрещающий писать о потерях личного состава минобороны "в мирное время в период проведения специальных операций".

Не облегчает жизнь НКО и ухудшающиеся в последние годы российско-британские отношения. Но в Московском доме Чешира переписывать свою историю не хотят, в сентябре каждого года отмечают день рождения британского летчика поднятием флага Великобритании, а в 2017 году к юбилею лорда Чешира на стене дома появилась мемориальная табличка: "К 100-летию со дня рождения основателя Московского дома Чешира. Он оставил о себе бессмертную память, посвятив жизнь заботе об инвалидах войн. От благодарных последователей его дела в России".

Первым директором Московского дома Чешира был генерал-майор в отставке Юрий Науман, а после его смерти в 2015 году дом инвалидов возглавил ветеран Афганской войны, в то время - депутат Госдумы Михаил Яшин, с которым поговорил корреспондент Би-би-си.

Би-би-си: Откуда берутся опасения, что вас могут объявить иноагентами, что вы теперь во всех материалах указываете, что вы не они?

Михаил Яшин:Нам начали создавать такой имидж наши оппоненты, когда мода пошла на иноагентов перед выборами. А наши заклятые друзья, недовольные тем, что мы очень хорошо работаем, начали в органах власти распространять, что мы иноагенты, даже не вникнув. Да, дом английский. Я в шутку говорю, что у нас родовая травма английская. Но мы от истории не отказываемся, и я всем наоборот говорю: этот факт надо сохранять и культивировать. Сегодня одна погода, завтра другая. Возникнет момент, что Британия и Россия поймут, что политически надо выдерживать какие-то моменты, начнут искать площадку - что же было у нас хорошего, кроме противостояния? А наш дом - хороший фактор.

История началась со встречи Тэтчер с Горбачевым, когда обсуждался вывод советских войск из Афганистана, тогда и возник момент обсуждения со стороны Тэтчер. Сейчас это уже легенда о динозаврах, но так рассказывали те, кто у истоков стоял, когда разговор был, Тэтчер спросила: а вы реабилитацией-то будете заниматься?

Михаил Сергеевич только про политическую реабилитацию знал. В широком смысле в СССР это дело было новое. У нас не было принято кого-то выделять. Считалось, что никто не должен быть в каких-то особых условиях.

"Мы - политическая ошибка"

Военные инвалиды появлялись после каждой крупной войны, но на протяжении долгих лет никакой социальной политикой государство в этом вопросе не занималось, рассказывает Михаил Яшин. После Первой мировой войны их появилось особенно много - и из-за новых средств вооружений, применявшихся противоборствующими странами, и из-за шагнувшей вперед медицины. Помощью инвалидам занялся тогда только что созданный "Красный крест", со временем выросший в большую гуманитарную организацию.

"В России тогда появился Транссиб, и вот все эти деревенские ребята, которые раньше прибивались к монастырям, они по железным дорогам побираться начали", - говорит Яшин.

Не сильно изменилась ситуация и после Второй мировой войны, когда воевала почти вся страна и власти не выделяли какую-то отдельную группу населения, включая тех, кто вернулся с фронта домой без рук или ног.

"Люди возвращались в разрушенные города, им некогда было говорить о душевных переживаниях и болях, - говорит директор Дома Чешира. - И русская реабилитация в чем заключалась? Стакан водки, и завтра опять за кайло, жесткий физический труд".

Всерьез изучать посттравматическое стрессовое расстройство начали в США после Вьетнамской войны, когда с проблемой большого количества вернувшихся домой инвалидов столкнулось американское общество.

"Был американский врач Леви, который заметил, что одни и те же травмы, полученные в мирное время или на войне, казалось бы, одинаковый перелом кости, заживают очень по-разному. И он назвал это болезнью сердца, болезнью солдатского сердца, сержантского", - рассказывает Яшин.

По его словам, в США после этого серьезно начали изучать стрессовые расстройства, а в 1989 году там появилось отдельное министерство по делам ветеранов: "Когда я в был США, в Теннесси и взял школьный учебник истории, там одна треть была - история Вьетнамской войны. А у нас в нашем учебнике об Афганской войне - одна четвертая одной страницы и сразу ссылка на решение второго съезда Верховного Совета СССР о признании политической ошибкой, и всё. Мы - ошибка".

Би-би-си: А сейчас есть какая-то программа государственной помощи инвалидам локальных конфликтов? Россия же воюющая страна. После Афганистана было две Чечни, Донбасс, Сирия.

Михаил Яшин: И будет еще, судя по политической ситуации. Можем предположить, что много еще придется воевать. У нас проблема ЧВК сейчас стоит, они не комбатанты, они частные охранники, воюют, но у них контракты же когда-то заканчиваются, и они несут эти проблемы в страну. А их проблемами тем более никто не занимается.

Или ополченцы-добровольцы. Ладно, если это жители Донбасса или Украины, которые там решили повоевать, но там же много граждан России. А возвращаясь сюда, они попадают в конфликт юридический: они не комбатанты, у них статуса ветеранов боевых действий нет. И они получили тяжелейшие ранения. Например, ампутация обеих конечностей или ранение в позвоночник.

Ладно, если случаи, когда ребята до этого воевали на Северном Кавказе и за прошлую войну у них есть льготы. Они себя в мирной жизни не нашли и поехали дальше, есть такие люди войны. У них есть статус. А те, кто гражданские или после армии, решившие приключений на войне испытать, они возвращаются, и всё: пусть травма будет военная, огнестрельная или тяжелейшая рана, но он не имеет статуса.

Би-би-си: Вот этот нюанс я не до конца понимаю. То есть если есть статус, то государство хоть как-то будет помогать, а без статуса - нет?

Михаил Яшин: Конечно, как ветерану [не будет]. Он получит общую инвалидность, но это будут такие незначительные суммы. Вы вот сказали, Афган был давно, и уже не интересно об этом говорить. А война в Афганистане, которую Запад вел, блок НАТО. И англичане же там были. И что самое интересное, они были в тех провинциях, где мы с моим заместителем Алексеем воевали.

В Гильменде англичане стояли. Американцы были в центральной, кабульской части, у них там был Панджшер, Кабул. Германия была в основном на севере Афганистана: Мазари-Шариф, Кундуз и все остальные. А англичане как раз были на юге. Кандагарская зона и Гильменд.

Там населенный пункт Махаджир, где мы с Алексеем Валентиновичем как раз тоже проводили боевые операции. Там самая большая зона, где орудуют наркопроизводители. Там плантации.

Наш батальон в 1984 году взял самую большую партию в Афганистане опиума - 6 тонн. Ее везли в сторону Пакистана, и наш батальон как раз их взял. Мы там уничтожали маковые плантации, и поэтому мне интересно было смотреть, как англичане с этим борются. Они ребята - молодцы, англичане, я сравнивал по ведению боевых действий по сравнению с американцами, у них же хорошие традиции колониальные, опыт очень богатый со всего мира.

Так что и нас со счетов рано списали. Конечно, сейчас у нас самому молодому афганцу уже за 50, но проблемы до сих пор многие все равно не решены. Государство какие-то свои минимальные обязательства выполняет. Но если жены и семья не поддержали, и профессионально ветеран себя реализовать не смог, заканчивают они плохо.

Про две кавказские войны сейчас вообще стараются не говорить. Там другие сложные политические моменты. Сейчас Сирия, ну там мы показали себя доблестно. С Донбассом тоже непонятно. Так что вопросов много, но государство ведет политику страуса, голову в песок прячет и говорит: "Я этой проблемы не вижу". Наша задача как раз эту голову вытащить и в ухо донести, что мы еще живы, у нас есть проблемы и надо помощь оказывать.

Я с 19 лет оказался без ноги, Алексей 2,5 года лежал в госпиталях, но ему повезло с врачами, ему сохранили ноги. Хотя вся вероятность была ампутации. Просто вот Господь Бог ему сподобил, послал нужного врача.

Он когда подорвался, и мы его отправляли, эвакуировали, у него в одном валенке только 23 дырки было от осколков. Я сидел, пока ждали вертолет, вещи все его собрал, и как раз насчитал. Ему повезло, что в тот момент не было большой армейской операции, если бы была, никто бы не возился, просто бы ампутировали и эвакуировали, а врач военный попался, который поставил себе профессиональную задачу спасти ему ноги. И спас, но он 2,5 года лежал.

Когда мы встретились в госпитале случайно, он удивился: не знал, что я тоже подорвался. А я обрадовался, что его увидел. Это конец сентября 1985 года. И эти проблемы - они никуда не исчезают, пока мы живы. Если в 19 лет я первый раз протезировался, то сейчас мне 55 и каждые два года надо протезироваться.

Би-би-си: Сейчас ваши пациенты…

Михаил Яшин: Мы их пациентами не называем. Это жители нашего дома.

Би-би-си: Ваши жители - в основном ветераны Афгана или уже новых конфликтов?

Михаил Яшин: У нас все. Есть и афганцы. Даже ветераны ВОВ еще были. Мы приглашаем в гости тех, кто еще жив. Ребята с Даманского у нас тут были, хоть их и немного. Северный Кавказ - обе войны, и Южная Осетия. Дима Павлов, 1987 года парень, подорвался на мине в 2008-м. У нас есть и Донбасс уже ребята, которым мы помогаем.

Сирии у нас нету, с ними министерство обороны пока справляется. То есть министерство в этом плане научилось работать, старается людей, даже имеющих тяжелые ранения, оставлять в своих структурах. И через них происходит социализация и адаптация.

Потому что для офицера всегда очень больно: человек всю жизнь готовил себя к службе, а потом что-то случалось, и вся карьера рушилась, он не находил себя вообще на гражданке.

Теперь есть несколько случаев, когда мы тут протезировали действующих офицеров, слушателей Военной академии имени Фрунзе. У них есть ресурсы, они оставляют людей в структуре. У нас хороший парень был, майор инженерно-саперной разведки, БТР подорвался на фугасе, он чудом один выжил, но у него левая сторона - отрыв и руки, и ноги.

Он остался в военном институте. Он специалист хороший, ему не дали выпасть. Мы его протезировали, но институт его оставил. Фонд памяти поколений помог руку сделать дорогую и ногу с внешним источником питания. Он теперь продолжает работу в этом НИИ МО, получает пенсию.

Вот на таких примерах могу сказать, что сейчас идут навстречу. Эту работу Шойгу ведет хорошо, дают людям дослужить, и есть возможность карьерного роста, и они социально защищены.

С солдатско-сержантским составом проблем побольше.

Помощь по-британски

​​В Британии целая сеть общественных организаций, занимающихся помощью и адаптацией ветеранов вооруженных сил. Причем некоторые из этих организаций имеют общенациональную известность и поддерживаются звездами, политиками и членами королевской семьи.

Самая знаменитая британская "ветеранская" НКО - это "Королевский британский легион". Этот фонд оказывает ветеранам материальную поддержку, помогает в обучении, поиске работы и получении льготных кредитов. Эмблема фонда и символ памяти о делах всех военнослужащих в Британии - красный мак.

Вот уже много лет "Британский легион" продает миллионы пластиковых значков в виде цветка мака. В ноябре, когда в Британии отмечают День памяти павших военных, такие бутоньерки можно увидеть на лацкане многих жителей Британии - от простых работяг до политиков и звезд шоу-бизнеса.

Пластиковый цветок сегодня стоит один-два фунта (около 200 рублей), и каждый фунт направляется в фонд помощи ветеранам "Королевского британского легиона". Так, например, красный мак на решетке радиатора лондонского такси обычно означает, что получить кредит на приобретение машины водителю помог "Британский легион".

Каждый год только благодаря продаже значков-маков фонд собирает около 50 миллионов фунтов. На что тратятся собранные деньги, может узнать любой.

В 2014 году принц Гарри, который и сам был военнослужащим и принимал участие в боевых действия в Афганистане, учредил "Игры непобежденных" - международные соревнования среди тех, кто был ранен или стал инвалидом во время военной службы. В поддержку "Игр" выступали актеры Дэниел Крейг, Том Харди, певец Род Стюарт, Стивен Фрай, звезды британских телешоу и члены олимпийской сборной. Послом "Игр" является многократный чемпион Формулы-1 Льюис Хэмилтон.

Всего в Британии работают десятки фондов и НКО, специализирующихся на психологической, финансовой, медицинской и других видах помощи ветеранам вооруженных сил и полиции.

Би-би-си: Почему в России вообще не принято об этом говорить? Когда происходит какой-то конфликт, все пишут и считают погибших, но почти не поднимается тема раненых, хотя их бывает куда больше?

Михаил Яшин: Две трети потерь - это раненые. Но вот советское общество строилось как счастливое. Когда появлялись люди с дефектами, их старались прятать. Когда на Западе уже поняли, что такое инклюзия. Что необходимо людей адаптировать. У нас это стали сильно позже понимать, и общество пока не готово к этому.

Вот я на своем примере скажу. Летом на озере в Хакасии отдыхал с семьей, у меня купальный протез, я снял, залез в воду, протез лежит на берегу. Я выполз, мне жена протез подала. Дети, молодежь уже не обращают на это внимания. Ну, мужик без ноги и мужик без ноги.

Моего возраста идиот сидит и орет на весь пляж своему сыну: "Эй, Вася, смотри, мужик без ноги!". Я ему говорю: "Слышь, а тебе чего? Что у тебя такой интерес вызвало?"

Вот это люди, выросшие в советской системе. Все инвалиды были спрятаны в дома инвалидов. Было разделение на здоровых и счастливых - и тех, кому не повезло. Но люди не понимают, что никто не застрахован: сегодня ты на обеих ножках ходишь, а завтра какая-нибудь авария или еще что-то - и ты окажешься в таком положении.

Дома Чешира - это же была его частная инициатива. Он был прославленный летчик и, я думаю, он работал со спецслужбами. Потому что когда американцы бомбили Хиросиму и Нагасаки, то как раз второй английский бомбардировщик, который фиксировал результат бомбардировки, там командиром экипажа был Леонард Чешир.

Не каждого летчика отправят на такую сверхсекретную операцию.Война и привела его к пониманию, что это очень не хорошо. И когда он был уже гражданским человеком, он начал искать своих боевых товарищей.

А у летчиков травмы всегда очень тяжелые. Почему они считаются элитой. Они либо погибают, когда самолет сбивают. Либо, когда они стреляют друг по другу из пулеметов, там всегда орудия крупнокалиберные. Калибр там всегда шел 12,7, а пушки до 30 мм. Если человек после такого попадания выживал, травмы у него были очень тяжелые. При десантировании тоже бывали жесткие приземления.

И когда он находил своих сослуживцев, то видел, что все они в тяжелом положении. Он начал с того, что они с женой брали таких людей к себе домой на восстановление. А потом создал фонд свой и всю свою военную пенсию туда отправлял.

Его начали поддерживать граждане, бизнесмены в Великобритании, и он начал строить дома. В основном это были колонии Британии. Кто отправлял своих граждан на Вторую мировую. Почти во всех бывших британских колониях есть свои Дома Чешира. 264 дома он построил при жизни. А наш - 265-й, последний его прижизненный.

Би-би-си: Сейчас есть какие-то связи с такими домами в других странах?

Михаил Яшин: Раньше очень активная была связь и дружба, но потом она прервалась. Идея была в том, что это будет филиал фонда. Но когда СССР рухнул, не сложилось с филиалом, и мы стали общественной организацией.

Би-би-си: При этом английскими связями все равно попрекают.

Михаил Яшин: Вот почему мы беседой с вами заинтересовались. Мы начали восстанавливать связь с фондом Леонарда Чешира. Англичане далеко дальше пошли, они не замыкались только на проблемах военных инвалидов. Они создали глобальный альянс и объединили более 400 благотворительных организаций. В Африке борются с противопехотными минами, у них очень широкая сеть. И мы с 2015-го года им пишем, сначала просто не отвечали. Возможно, из-за каких-то репутационных потерь. Репутация - вещь серьезная для англичан. Восстановить отношения было очень тяжело.

Мы уже разочаровались, контакта не будет, но отправляли им на почту сообщения обо всех наших мероприятиях. На столетие Чешира в 2017 году провели мероприятие. Очень по-английски дождь пошел. Люди приехали, семьи погибших, дети.

Мы новость об этом им отправили. На это они отреагировали. Они были очень удивлены, что в России еще есть люди, которые помнят Леонарда Чешира, что кто-то с благодарностью о нем говорит. Это была первая прорывная вещь. В своих ежегодных бюллетенях они впервые начали отмечать и наши события.

Ни на какое финансирование мы не претендуем, но они сильно дальше нас ушли в развитии всех этих программ, в понимании, как работать с инклюзивностью, нам было бы интересно перенимать этот опыт, быть включенными в какие-то глобальные процессы образовательные.

--

При участии Ольги Ившиной, Би-би-си