"Честные журналисты ходят по краю". Как Елена Сафронова пережила гибель мужа-журналиста и ждет освобождения сына Ивана

Елена Сафронова 15 лет назад пережила гибель мужа - военного обозревателя "Коммерсанта" Ивана Сафронова. Она думала, что самое страшное в ее жизни уже случилось, пока ФСБ не задержала ее сына. Тот тоже работал журналистом. Семья не верит ни в официальную версию о самоубийстве Сафронова-старшего, ни в обвинения о передаче гостайны, выдвинутые против Сафронова-младшего. Для Елены Сафроновой главная тайна - чем и кому помешали ее муж и сын.

"Я пишу ему каждую неделю. Сажусь, беру пачку таблеток, обливаясь слезами, пишу, что у нас все хорошо, что я занимаюсь детьми, что я работаю, что я его люблю, что я ни в чем его не виню. И считаю, что могло быть хуже. "Главное, чтобы ты был жив, здоров, а я всегда рядом, что бы ни случилось", - так Елена, мама журналиста Ивана Сафронова прожила последние два года. С арестованным по обвинению в госизмене сыном она может общаться только письмами, ни звонков, ни свиданий следователи им так и не разрешили.

За это время она видела Ивана один раз: в августе, когда выступала в суде в качестве свидетеля. Боялась посмотреть на сына за решеткой и не сдержаться: "Увидев мои слезы, он расстроится еще больше. Я не могу выбить его из колеи".

Елене Сафроновой 66 лет, она учительница немецкого языка в московской школе. Родилась в столице и почти всю жизнь живет на Таганке, там же, недалеко от дома и работает. У нее двое взрослых детей, после школы она нянчится с внуками.

Эта история кажется похожей на жизнь миллионов таких же семей. Которые могут сказать, что живут благополучно. Елена Сафронова так и говорит, но все время в прошедшем времени: "Хорошо жили, счастливо жили".

Пятнадцать лет назад погиб ее муж. Два года ее сын сидит в тюрьме.

Иван Иванович Сафронов-старший, полковник военно-космических сил в отставке, последние 10 лет своей жизни работал военным обозревателем газеты "Коммерсант". Незадолго до гибели собирался написать текст о секретных поставках российского оружия на Ближний Восток, за который, как сам говорил, мог получить уголовное дело о разглашении гостайны. Текст он в редакцию так и не прислал. 2 марта 2007 года он выпал из окна подъезда своего дома.

Сын Елены Сафроновой, Иван Иванович-младший, тоже 10 лет работал военным обозревателем, в той же газете "Коммерсант". В редакции он сидел за тем же столом, что и его погибший отец. В 2020 году Иван Сафронов решил оставить журналистику и заняться космосом уже как госслужащий. Отец стал журналистом, перейдя в "Коммерсант" из пресс-службы Военно-космических сил. Сына пригласили на работу в Роскосмос, отвечать за информационную политику. Он не проработал там и двух месяцев, 7 июля 2020 года его арестовали по обвинению в госизмене. А 5 сентября 2022 года суд признал его виновным и приговорил к 22 годам колонии строгого режима.

"Перспективная профессия"

На вопрос, как она видит профессию журналиста после всего, что произошло с ее мужем и сыном, Елена Сафронова почти шепотом отвечает: "Никак. Такой профессии не должно быть. В наших условиях такой профессии существовать не имеет смысла. Честные журналисты ходят по краю. Те, кто привык выполнять чужую волю, будут жить и процветать. Все остальные, как неугодные, будут устранены".

Елена Сафронова и ее старшая дочь Ирина повторяют: "Говорят, снаряды не падают в одну и ту же воронку". Затем сразу добавляют: с Иваном Сафроновым-младшим "снаряд упал по-другому, слава богу, он жив и здоров". Елена еще повторяет вопрос: "За что?". Самой себе отвечает так: "Расплачиваюсь за то, что слишком счастлива была. Все ладилось, все получалось".

Елена и Иван Сафронов-старший познакомились в первом классе, но проявлять внимание к Елене Иван начал ближе к выпуску. "Могла открыть портфель, а там лежали цветы или шоколад", - рассказывает она. Елена всерьез эти ухаживания не воспринимала.

В чувствах он ей признался на утро после выпускного. По телефону. Сначала положил под дверь охапку сирени, нажал на звонок и убежал. Открыл отец. Увидев цветы, позвал дочь. "Вышла, думаю: ну, все, точно Иван. Вечером он позвонил и говорит: "Я тебя люблю", - рассказывает Елена.

Встретились они в тот же вечер. Елена предложила однокласснику подумать: "Говорю: мы с тобой еще молодые, еще знаешь, сколько будет девушек хороших и всех остальных. А он мне: "Какая ты глупая, неужели ты не знаешь, что я тебя уже давно люблю и, кроме тебя, мне никто не нужен?"

Иван Сафронов-старший в школе был гуманитарием и любил историю. Еще он писал стихи. Но учиться пошел на инженерную специальность "эксплуатация электронно-вычислительной техники" да к тому же в Военную академию имени Ф.Э. Дзержинского (сейчас Военная академия РВСН им. Петра Великого). В 1974-м туда, по эксперименту, принимали еще и выпускников школ, а не только военных училищ.

Планами на жизнь с Еленой он поделился тем же вечером, признаваясь в любви. Она думает, что Иван выбрал специальность под влиянием родителей: "Он мамин сын был всегда. Прислушивался к тому, что родители советуют. А мне он просто открытым текстом сказал: "Понимаешь, это перспективная профессия. Мы с тобой все равно поженимся, у нас будет семья, я должен тебя обеспечивать".

Сафронов-старший, по ее словам, хотел быть военным летчиком и космонавтом. Его друг поступил в Качинское авиационное училище. Иван не проходил по физическим параметрам - рост 1,89, для военного летчика слишком крупный. Тем не менее все, что касалось самолетов и космоса, было и осталось его мечтой.

Больше сорока лет спустя Иван Сафронов-младший скажет маме, что решил пойти работать в "Роскосмос": "чтобы быть ближе к папе".

"Декабристка"

Тот разговор о будущем после выпускного не стал началом отношений Елены и Ивана. Закрытость военной академии парадоксально помогла ее чувствам. "Я первый раз почувствовала, что как-то мне в жизни чего-то не хватает. Я стала, естественно, к нему ходить в казарму, в выходные и так далее. Он сбегал из казармы, сбегал в самоволку, сбегал, чтобы поздравить меня с днем рождения, с восьмым марта, и все остальное", - рассказывает она.

Иван женился на Елене на третьем курсе - в этом возрасте курсантов академии выпускали из казарм и разрешали им жить дома. Расписывались в Таганском ЗАГСе 12 августа, свидетелями были одноклассники, с ними Елена дружит до сих пор.

"Всегда, когда он даже приходил поздно или не поздно с работы, и в молодости, и сейчас - поднимал на руках и на вытянутых руках вот так вот крутил. Во мне было 46 килограммов, когда я вышла за него замуж, а он был почти под два метра ростом и достаточно большой, крупный и сильный мужчина", - рассказывает Елена Сафронова.

Окончив академию, Иван Сафронов получил распределение на Дальний Восток, в военную часть в селе Галенки, в 30 км от Уссурийска. "Значит, так надо родине. Везде люди нужны, - говорит об этом Елена. - Единственное, что он сказал - "Ты со мной сразу не поедешь". Он уехал на полгода раньше, потому что "тебе нужно окончить институт, как я тебя буду срывать?".

Почти год молодожены жили отдельно. Иван звонил раз в неделю, когда приезжал в Уссурийск, в селе телефонов не было. Разговаривали по часу.

В Галенках лейтенант Сафронов стал инженером отделения отдельного командно-измерительного комплекса. Через год Елена окончила Московский институт иностранных языков имени Мориса Тореза (сейчас - МГЛУ) и поехала к мужу.

"Это был 1980-й год, меня еще заставили немножко поработать на Олимпиаде. После этого я взяла билет и полетела, и не жалею ни дня. Я за мужем. Он все время смеялся, говорил: "Ты декабристка". Никакая я не декабристка. Никогда не жалела, что поехала с ним", - говорит она. В части супруга Сафронова помогала учившимся заочно офицерам с иностранными языками, писала за них курсовые и контрольные.

Через год, в апреле 1981, появилась Ирина. "Мы все время смеемся, говорим: "Ты не москвичка, ты родилась в селе Галёнки Уссурийского края", - рассказывает Елена.

Рожала в сельском роддоме. В коридоре было по колено воды. В палате кто-то разбил окно, кровати с детьми оттуда не убрали, и новорожденная Ирина заболела воспалением легких. На пятый день после рождения ее с мамой отправили в детскую клиническую больницу в Уссурийск.

Иван каждый день с утра приезжал в больницу в Уссурийск из военной части, привозил пеленки и молоко, у самой Елены молоко пропало. Мужу она отдавала тюк пеленок, тот возвращался на службу, стирал и гладил пеленки по ночам и утром снова ехал в больницу. Так продолжалось полтора месяца. Ребенку пришлось делать переливание крови, плазму по просьбе отца сдавала рота солдат. Ирина пережила сепсис, но ее выходили. "Родителям я досталась очень тяжело", - говорит она сама.

О том, что в Москве умер отец Елены, пока она была на девятом месяце беременности, Елена не знала: "Звонила домой и говорила "Мама, а чего папа-то не берет трубку? - А он на работе, а он ушел, если б мы знали, что ты сегодня позвонишь. Он бы, конечно, дома остался". Елена поехала в Москву через два месяца после рождения дочери, показать ее столичным врачам после перенесенного воспаления легких.

"Когда мы прилетели, меня встретили мама и свекровь, Ванина мама. А папы нет. Я не ожидала, что мой отец не придет меня встречать, с внучкой на руках. Это было невыносимо. Мама сказала: "Поедем домой, я тебе там все расскажу". Мы приехали, свекровь забрала ребенка. А у мамы зеркало занавешено черным. Я просто упала в обморок", - рассказывает Елена. Перед смертью отец просил не сообщать ничего дочери - "чтоб родился здоровый ребенок".

Через 20 с лишним лет то же самое пережила Ирина. От нее пытались скрыть то, что ее папа погиб, выпав из окна. Она в тот момент была беременна первой дочерью. На похоронах отца она, как и мама, не была.

"Никогда в жизни"

В Галенках семья прожила в общей сложности четыре года. В 1983-м минобороны дало Ивану Сафронову-старшему перевод в Московскую область - в столице у него к тому моменту осталась одна пожилая мама. Она писала письма в министерство, просила перевести сына поближе.

Сафронова отправили в подмосковный Краснознаменск на должность инженера отдела Главного испытательного центра испытаний и управления космическими средствами имени Г. С. Титова. Семья вернулась в Москву. В 1990 году родился сын - Иван.

"Наследник, это вообще был просто фейерверк, безмерное счастье, - рассказывает Елена. - Человек спешил домой по любому поводу: чтобы искупать ребенка, чтобы посмотреть, как он первые шаги делает. Радовался, когда что-то Ваня ему говорил - ни мама, ни папа, непонятно что - а он: "Видишь, говорит "папа", меня первым назвали".

Зарплату отцу задерживали, Елена работала в школе и занималась переводами. "Мама работала день и ночь, только и слышно было, как эта машинка пишущая - тых-тых. Бабушка сидит, вяжет на машинке - джих-джих. Квартира небольшая, выживали как могли", - вспоминает Ирина.

Иван Сафронов-старший при этом не отступал от принципа "дети всегда должны жить лучше родителей". Ире врезалось в память, как им, детям, родители в 1990-е годы покупали по банану, которые тогда стоили безумных денег.

С января 1993 года Иван Сафронов-старший служил в пресс-службе Военно-космических сил России - с 1992 по 1997-й они были самостоятельным родом войск. Уже в то время он писал статьи в газеты и журналы под псевдонимами. "Дома он всем их показывал. Ему казалось, что это его настоящее, он хотел, чтобы это приняли", - рассказывает Ирина. Но и военную службу Иван Сафронов любил. С гордостью надевал форму. Любимый фильм - "Офицеры".

В отставку он ушел, когда космические войска начали объединять с ракетными. Сафронов выступил против - считал, что у космических сил свои возможности, и их нужно развивать, а объединение не пойдет на пользу. В октябре 1997 года он уволился в запас в звании подполковника.

В "Коммерсантъ" его пригласил Илья Булавинов, возглавлявший тогда в газете отдел политики. Булавинов знал Сафронова по некоторым его текстам, обращался к нему за консультациями как к специалисту.

Зарплата по сравнению с военным жалованием была сильно больше. Сафронову в тот момент было 39, журналистом он раньше никогда не работал, но нырнул в новую профессию и в итоге оказался на своем месте.

На первую зарплату в "Коммерсанте" он пошел с женой покупать ей дубленку.

К середине 2000-х Иван Сафронов-старший уже несколько раз брал сына в командировки на выставки. Тот говорил, что ему очень интересно, но кем быть, пока не решил. Вместе они ездили на МАКС в Жуковский - дочь Ирина работала там как сотрудница EADS (будущая Airbus Group). "Я тоже с самолетами, рев моторов - это прямо до дрожи", - рассказывает она.

Одной из самых ярких историй о своих отношениях с Иваном Сафроновым-старшим Елена называет сюрприз, который он устроил ей на юбилей.

Настроения отмечать не было. "В 50 лет, как любая женщина, я страшно переживала. У меня была жуткая депрессия абсолютно. Говорила: все, я старая. Он пришел домой и говорит: "Ну, хорошо, я понимаю, что ты не хочешь праздновать день рождения. Не хочешь - не надо. Пойдем с тобой спокойненько вдвоем посидим в ресторанчике, поужинаем". Пришли в ресторан. Со мной официанты здороваются. Я говорю: "Ваня, это что такое?" Он: "Понятия не имею. Ну, наверное, так хорошо выглядишь". Входим в зал - он выкупил весь зал. А там все наши друзья, вся семья, все с шариками, с фейерверком, с фонтаном. Сил никаких нет, особых денег нет. Говорю: "Ваня, ты сошел с ума". Он: "Ну и что! Да, я сошел с ума". Все, как рукой сняло, понимаете?"

Они с мужем мечтали, что их сын скоро поступит в институт, а они смогут устроить себе медовый месяц, отправиться в путешествие. "У меня всегда была такая мысль: "Ваня, какое счастье, как нам с тобой повезло", - говорит Елена.

Сейчас она не может смотреть на пары пожилых людей, которые идут по улице вместе. "Я завидую белой завистью. Думаю, господи, за что, почему? Почему я опять одна? Почему его нет рядом? Почему он так ушел? Кому он помешал?»

Елена уверяет, что никаких причин беспокоиться у нее не было - на работе Ивана Сафронова-старшего любили, ни о каких проблемах он не рассказывал. В то, что он мог покончить с собой, его семья не верит. "Мне говорят, что это, скорее всего, самоубийство. Я говорю: вы в своем уме? Человек в здравом рассудке, в любящей семье, при 17-летнем сыне, при беременной дочери, при любимой жене и больной матери. Он пошел на самоубийство, чтобы это все оставить без своей поддержки и своих сил? Это надо было быть я не знаю кем. Никогда в жизни. Никогда в жизни".

"Головой к подъезду, ногами к дороге"

2 марта 2007 года Ивана Сафронова нашли у подъезда его пятиэтажки на Нижегородской, 9 в Москве. Следователи пришли к выводу, что он выпал из окна лестничного пролета между четвертым и пятым этажом.

Сафронов-старший вернулся с выставки IDEX-2007 в Абу-Даби в ОАЭ 24 февраля, где почувствовал себя плохо - мучали боли в животе. "У него были очень сильные гастритные приступы. Прилетел он никакой. Мы настояли, чтобы он взял больничный", - рассказывает Елена.

На больничном он пробыл неделю и пошел на поправку. Ирина последней из всей семьи видела отца в день его смерти, перед тем, как он поехал к врачу. Она была на восьмом месяце беременности.

"Я ехала на работу, я уже оформлялась там в декрет, и мне нужны были какие-то документы. А поскольку мы еще с мужем Максимом жили на съемной квартире, не было компьютера там, ничего. У родителей как раз стоял стационарный компьютер. Я заезжала, что-то по работе доделывала. Я ему говорю: "Пап, я уже не успеваю подняться, скинь мне с третьего". Подъехала, запарковалась и прошла буквально пару шагов, он выглянул, скинул мне диск и говорит: "Давай, все, говорит, дочь, аккуратно, пожалуйста, до вечера, я сегодня к врачу".

Иван Сафронов-старший съездил к врачу, оттуда позвонил жене и сказал, что его готовят к выписке. Язву у него не обнаружили, боли в животе были обострением хронического гастрита. "Говорит: "Я зайду к маме, отвезу ей фрукты, а ты, если тебе несложно, после работы зайди на Рогожский рынок, купи творог, мне так творога хочется". Я говорю - хорошо. Это был последний разговор", - рассказывает Елена.

Сына Ивана Сафронова гложет вина за две ситуации с отцом - накануне его гибели и в день смерти. "Первая произошла вечером 1 марта - папа хотел мне что-то сказать, а я ничего не слышал, потому что отвлекался на телевизор. Обидно, - рассказывает он в письме. - Вторая - уже 2 марта. У меня в школе было 7 уроков в этот день, я должен был быть дома где-то к 15:30. Но я остался в школе - предложили поиграть в волейбол в спортзале. Я согласился, отправив отцу смс, что приду сразу после тренировки. Если бы я не остался в школе, то к 16:00 уже был бы дома. Судмедэксперты установили, что отец погиб в 16:15. И вопрос: а что было бы, если бы я поехал сразу домой, не давал мне покоя годы".

Дом, где они жили, Елена описывает так: кирпичная пятиэтажка, маленький дворик, где все друг друга знают, во дворе все время играют дети. В тот день двор был пуст.

"Я подхожу к подъезду, а он лежит, головой к подъезду, ногами к дороге. Холодный. И никого рядом нет. Шла коллега моя с работы, увидела меня, подбежала. Вызвала милицию, скорую, отвела меня домой, со мной была, пока ждали, как они все приедут. Лежит, не спиной, как он прыгал, головой туда [к дороге], а головой к подъезду. Что? Как? Ничего не понятно".

Ни следователи, ни пытавшиеся провести свое расследование корреспонденты "Коммерсанта" не нашли ни свидетелей того, что кто-то зашел в дом вслед за журналистом, ни вообще чего-либо подозрительного. "Никто ничего не видел, ничего не слышал. В доме собаки, ни одна собака не залаяла. Он грузный мужчина, даже если бы он один шел по лестнице, было слышно, как он идет. Никто ничего не слышал, никто ничего не видел", - Елене Сафроновой такое коллективное молчание кажется странным.

"Звоним по поводу обнаружения трупа"

Следователи предложили ей сообщить о случившемся дочери. "Я нашла в себе силы. Дочери ни в коем случае, она беременная, звонить нельзя". Она позвонила зятю Максиму Ковязину: "Сказала: "Максим, у нас беда, погиб отец. Сначала займись Ирой, а потом, если можешь, приезжай ко мне".

Максим уговорил жену лечь на сохранение в больницу. Про отца сказал, что у того инфаркт, и он в больнице: "Мама собрала всю волю в кулак, сказала: "Ты давай, не волнуйся, там все нормально".

Из палаты Ирины убрали телевизор, чтобы она случайно не узнала, что произошло. "Все получилось более чем трагикомично, на четвертый день мне позвонил мой начальник. "Ир, я только узнал, прилетел, прими мои искренние соболезнования". Тут у меня, значит, забрало падает. И в этот момент, как в сериале, открывается дверь палаты, и заходит Ваня с огромным букетом цветов и Максим за ним. И я так на них глаза поворачиваю и говорю: "А теперь сели и рассказали, что случилось".

Они признались, что отца больше нет, и уговорили не ходить на похороны. Как именно он погиб, Ирина узнала от мужа только после похорон.

С похоронами помог "Коммерсант". У мамы Ивана Сафронова-старшего была деменция. Она не поняла, что ее сын мертв. "На похоронах она думала, что это какой-то юбилей. Говорит: "Куда ты меня уводишь? Давай еще потанцуем". Я еле сдерживалась. Максим рядом со мной, с другой стороны Ваня", - вспоминает Елена.

Она осталась одна с тяжело больной свекровью на руках. "Мама. Она все это выдержала, до сих пор не понимаю, как. Она сказала, что самое важное - выдержать в первое время. И мы выдержали: она создала все условия для того, чтобы я был сконцентрирован на учебе", - написал в письме из СИЗО Иван Сафронов-младший.

Свекровь болела мучительно, сознание у нее было спутано - но перед своей смертью она все-таки поняла, что ее сын погиб: "Перед смертью ночью подошла ко мне и сказала: "Лен, а где Ваня? Я говорю: "Мам, пойдем спать. Я тебе потом расскажу, он в командировке". Посмотрела на меня и говорит: "Значит, это правда, что его нет?"

"Я все время говорила: "Ваня, ты знаешь, что папа ни в чем не виноват. Что с папой произошло - мы, к сожалению, не знаем. Могло быть все что угодно. Но так случилось, понимаешь? Поэтому давай к этому не будем возвращаться", - так Елена Сафронова говорила с сыном о гибели отца. Тот соглашался, что главное - помнить папу и понимать, что никакое это не самоубийство.

Коллеги Ивана Сафронова-старшего писали, что тот готовил материал о секретных поставках оружия из России в Сирию и Иран. Он говорил, что на него могут возбудить дело о разглашении гостайны за этот текст. Материал в газете так и не вышел. Некоторые уверены, что его убили именно из-за этой темы.

В подробности работы ни отец, ни сын Сафроновы семью почти не посвящали. Следователи, как рассказывает семья, интересовались только стандартными вопросами: какой Иван Сафронов был, есть ли у него враги, были ли семейные конфликты.

Всех допрашивали по одному разу, причем Ирине позвонили только пять лет спустя смерти отца. "Я эти слова запомнила на всю жизнь: "Мы вам звоним по поводу обнаружения трупа Сафронова Ивана Ивановича". И все. Мне даже не пришло в голову, что это отец, что это про отца. У меня побелело все. Я просто села, у меня в голове одно - как я скажу маме, что теперь делать? Какой кошмар, какой ужас. А потом они, видимо, слышат, что я замолчала. Говорят: "Это дело 2007 года".

На тот допрос Ирина поехала вместе с братом. Тогда же им показали съемку с камер наружного наблюдения у дома. "Камеры наружного наблюдения через несколько минут после гибели отца зафиксировали двух мужчин, выходящих из подъезда. Их лица зафиксированы", - написал об этом в письме Иван Сафронов-младший. Семья до сих пор не знает о состоянии уголовного дела о смерти отца.

Елена Сафронова рассказывает, что один из военных, который служил с ее мужем, обиделся на семью. Сослуживец считал, что Сафроновы должны были добиваться расследования гибели Ивана: "Перестал со мной общаться. "Ты почему не инициировала?" Меня вызвал следователь один раз в жизни и общался три минуты. Но раз ты там переживаешь, ну инициируй ты? На этом все кончилось, ушел, с тех пор не звонил, не писал".

"Чтобы не повторилась история с папой"

Ивана-младшего после смерти отца пригласил в "Коммерсант" тот же Илья Булавинов. По словам сестры Ирины, Булавинов до сих постоянно говорит: "Это я, я чувствую свою вину, я его туда привел". В семье отвечают, что так было суждено и что он в тяжелый момент протянул руку.

17-летнего выпускника школы сначала взяли на работу курьером. На место отца он пришел после второго курса университета. "Илья Булавинов позвал пройти производственную практику. Я уже тогда понимал, что хочу работать в "Коммерсанте", но одного желания мало. Илья успокоил: "В журналистику всегда приводят за руку", - пишет об этом в письме Иван Сафронов.

Студента взяли в отдел политики, его тогда возглавлял Глеб Черкасов. Он сказал Ивану: "Мне кажется, было бы правильно, если бы ты попробовал писать про космос". "В космосе я ничего не понимал. Но согласился. Мама, кстати, всегда противилась: лучше бы, мол, я занялся спортивной журналистикой", - рассказывает Иван.

Елена утверждает, что не была против, и в их семье детей ломать не принято. К желаниям сына прислушивались. Но она очень переживала.

"Я ему говорю: "Ваня, я очень боюсь, чтобы не повторилась история с папой. Мы ведь до конца так и не знаем, что с папой случилось. Но очень сильное подозрение, что что-то пошло не так именно из-за добытой им информации, - вспоминает разговор с сыном Елена. - Когда Ваня начал работать, начал писать, и тоже на военную тематику, я ему говорю: "Вань, я не против того, что пошел в журналистику, но есть еще масса тем. Искусство. Ты в нем разбираешься, из театров ты не вылазишь. Спорт, который ты обожаешь. Может быть, мы будем там писать?"

Иван на это отвечал: "Мам, а мне интересно то, чем я сейчас занимаюсь". На что мама предупредила его: "Если с тобой что-то случится, я не переживу". "Тебе никогда не будет за меня стыдно, и ты никогда не будешь переживать", - пообещал ей Иван.

Стать "сыном полка" в "Коммерсанте" Ивану Сафронову удалось - так считают и его коллеги, и он сам. "Меня, молодого и зеленого, окружили заботой и терпением. Видит бог - и я отплатил "Коммерсанту" сполна: все годы, что там проработал, я отдавал себя целиком и полностью. Просто для меня это было больше, чем работой: это было личным делом", - рассказывает Иван Сафронов в письме из СИЗО.

Каждый раз, когда писал текст, он думал, что бы на его месте делал отец, на что обратил бы внимание и как бы повернул тему. Иван и сидел за тем же столом, что его папа, над монитором висели отцовские фотографии.

Он быстро вырос из небольших текстов до материалов на первых полосах, вспоминает его сестра. "Знал, что мою работу постоянно будут сравнивать с работой отца. Это давало стимул: отец дал мне стартовый капитал, но преумножать его я должен был сам", - объясняет Иван в письме.

Папа не учил его писать заметки, но сын сам взял на вооружение несколько отцовских качеств. "Если кто слышал, как я общаюсь с людьми по телефону, то я всегда начинаю разговор со слова "Дорогой". Так и отец начинал. Это получилось как-то бессознательно, но стало неотъемлемой частью меня", - рассказывает Иван. Он никогда не видел отца, повышающего голос на кого бы то ни было - старался вести себя так же. У папы научился ко всем трудностям относиться с улыбкой.

"В профессии трудностей хватало: палок в колеса вставляли предостаточно. Например, предложения "посотрудничать на коммерческой основе" от представителей военной промышленности, - здесь Иван пишет об отце, но с теми же трудностями в работе пришлось столкнуться и ему. - Или тот факт, что его периодически дергали на допросы по факту разглашения каких-то данных. У меня на рабочем столе всегда была копия его повестки вызова на допрос, как напоминание о том, что нужно быть осторожным".

Ивана Сафронова-младшего уже в 2011-м, через два года работы в "Коммерсанте", вызывали в Генштаб минобороны из-за его серии материалов о потере военного спутника "Гео-ИК-2". Он тогда еще был студентом.

Елена говорит, что жуткий страх за сына, который пошел в журналистику, сидел в ней все годы его работы журналистом: "Я его гнала от себя, говорила: "Так не может быть, ничего не может случиться, мы живем все-таки в нормальной стране".

Как вспоминает мама, единственный раз Иван пришел домой с работы расстроенным и рассказал о проблемах весной 2019 года. Он посадил ее перед собой и объяснил: "Мама, давай я тебе скажу, чтобы ты не от кого-то узнала, что происходит. Меня обвиняют в публикации недостоверной информации, хотя информация была достоверной абсолютно точно".

Дело было в материале о возможной отставке главы Совета федерации Валентины Матвиенко. От Сафронова требовали выдать имена его источников. Маме он сказал, что делать этого никогда не будет. "Ничего страшного не произошло. Я ухожу по договоренности. Без работы я не останусь. У тебя нет причин нервничать. Я 10 лет отдал "Коммерсанту", мне немножко неприятно", - так пересказывает Елена слова сына.

Из газеты его вместе с другом и коллегой Максимом Ивановым уволили по решению акционера. Вслед за ними ушел весь отдел политики. Иван нашел новую работу через несколько месяцев - Илья Булавинов, работавший в тот момент уже главредом "Ведомостей", позвал его к себе. Снова.

"Плакать перед вами я не буду"

Елена говорит, что после увольнения из "Коммерсанта" сын все же немного потух, и работать ему было уже не так интересно. Он стал задумываться о смене профессии, потому что не видел перспектив работать журналистом дальше. Меньше года спустя он ушел из "Ведомостей", когда там сменился главред. Затем получил предложение о работе от возглавлявшего "Роскосмос" Дмитрия Рогозина.

"Знаешь, мне немножко страшновато. Во-первых, неплохие условия мне предложили. А во-вторых, ты знаешь, ну ты же знаешь, всю жизнь была папина мечта быть ближе к космосу. Я, может быть, осуществлю ее, ему там полегче будет", - так сын объяснял свой выбор, вспоминает Елена. Ивана и его семью три месяца проверяли, прежде чем он смог выйти на новую работу.

Сделать там он ничего не успел: на новую работу Иван вышел в середине мая, в свое тридцатилетие. 7 июля его задержали оперативники ФСБ по подозрению в госизмене.

Семья считает обвинение абсурдным. "Он гордился всю жизнь бабушкой, которая на своих плечах таскала раненых на войне, он все время гордился дедом-ветераном. Он патриот точно так же, как и его отец, до мозга костей. Если он что-то критиковал или что-то делал, то чтобы было лучше! Ничего секретного он никогда никому не выдавал. Ваня-то что такого секретного мог узнать? Кому он перешел дорогу?" - не может понять его мама.

Два года Иван провел в СИЗО "Лефортово", общаясь с родными только письмами - ни звонков, ни свиданий ему так и не дали. Следователь ФСБ Александр Чабан предлагал Ивану сдать имена источников его материалов в обмен на звонок маме. Формально спецслужба утверждала, что дело не связано с журналистской деятельностью. Суть обвинений официально ФСБ так и не раскрыла. Доказательств виновности журналиста - тоже. Дело секретное.

В день ареста Ивана его мама с сестрой были на даче. Обыск прошел и в их доме, следователи пришли на глазах у детей Ирины. Младший Саша после случившегося не хотел выходить из дома. Говорил родителям и бабушке: "Если я уйду, придут чужие дяди и заберут или меня, или кого-нибудь из вас".

Старшая Стася боялась идти в школу в сентябре 2020-го - не хотела расспросов от одноклассников. Те в итоге сказали ей: "Стася, мы знаем, что это твой дядя, он был в школе, на всех праздниках. Мы в это все не верим, и родители не верят тоже. Ты даже не переживай, все будет хорошо", - рассказывает Елена Сафронова.

Она в день ареста сына поехала с оперативниками ФСБ на обыск в ее квартиру, где был зарегистрирован Иван. Елена утверждает, что силовики были деликатны, предлагали ей вызвать врача.

Ее удивила встреча со следователем Чабаном на допросе. "Он был ошарашен, когда я пришла к нему вместе с адвокатом. Вытаращил на меня глаза и говорит: это вы мать Сафронова? Я говорю: а кого вы ожидали увидеть? Мне просто интересно, что вам рассказали о нашей семье? Что вас так поразило? Что я не в леопардовых шубах и без бриллиантов?" - рассказывает она.

Следователь с ответом не нашелся. Елена Сафронова предупредила его, что давать показания не собирается. "Я ни слова не скажу, потому что я не знаю, как мои слова могут быть истолкованы. Мне находиться в вашем здании тяжело, не говоря уже о том, чтобы говорить про сына. А плакать перед вами я не буду", - сказала она. На этом следственные действия закончились.

Вагон белых свитеров

Что предъявили Сафронову, смогли выяснить только его коллеги-журналисты. Бывшему спецкору "Коммерсанта" и "Ведомостей" вменили передачу секретных данных гражданину Чехии Мартину Ларышу и немецкому политологу Демури Воронину. Обоих ФСБ считает сотрудниками разведки.

Лариш в интервью Би-би-си связь с разведкой отрицал, в Москве он работал журналистом, так с Сафроновым и познакомился. Воронина задержала ФСБ в феврале 2021 года, на следствии он признался в работе на немецкую разведку, но в суде от показаний отказался.

Издание "Проект", которое в 2021 году было объявлено в России нежелательной организацией, выяснило, что в обвинительном заключении Сафронова речь идет о передаче семи файлов с секретной информацией о военно-техническом сотрудничестве России с несколькими странами. При этом практически вся информация, которую Сафронов передал Ларышу и Воронину и которую следователи квалифицируют как гостайну, есть в открытом доступе (в СМИ и интернете), утверждает "Проект".

Иван вину не признал. "Отец говорил, что нужно быть честным с самим собой. Пожалуй, именно этот его совет-"завет" позволил мне сделать единственно возможный выбор, когда меня посадили в СИЗО и предложили подумать о будущем. Я никого не оговорил и не оговорил себя", - пишет он в письме. - Советы и опыт отца, который он в меня вложил, в конце концов, и сформировали меня тем, кто я есть. Верю, что если бы он был жив, то однозначно мной бы гордился: за то, что не сломался и повел себя по-мужски, правильно. Не зассал".

Связь уголовного дела с журналистикой фактически доказала сама ФСБ. К делу Ивана подшиты два письма египетских генералов в российскую ФСВТС (служба по военно-техническому сотрудничеству с иностранными государствами). В письмах военные выражают недовольство тем, что в "Коммерсанте" появился текст о поставках Су-35 Египту. Этот материал спровоцировал в 2019 году международный скандал. Текст писал Иван в соавторстве с Александрой Джорджевич. Нескольким свидетелям по делу Сафронова следователи ФСБ задавали вопросы именно об этой его заметке.

Семья и близкие ставят маме Ивана цель - дожить до освобождения сына. Она сама часто говорит о том, что должна быть в здравом уме, спокойной и здоровой, когда вернется ее ребенок.

Елена Сафронова обещает дождаться. "Я уйду только тогда, когда буду знать, что у него все в порядке. Хотя это тяжело, мне 66 лет - всякое может случиться. Но он тогда себе не простит. Поэтому я буду стараться выдержать все это".

Сестра Ивана рассказывает, что ее свекровь уже много лет на каждый Новый год дарит Ване белые свитера. Он пропустил уже два Новых года, находясь в СИЗО. Два новых свитера лежат дома и ждут его. "Она сказала: Я буду дарить столько, чтобы он вышел - а у него там их вагон, - говорит Ирина. - Никто не знает, что он будет делать и через сколько это закончится. Мы не знаем. На самом деле, пережить можно абсолютно все, главное не сломаться и остаться человеком".

Маме Ивана сейчас особенно не хватает ещё и мужа - боль спустя 15 лет не утихла, она практически не может говорить о нем без слез.

"Кто говорит, что время лечит, - не верьте. Осознание того, что случилось, приходит только сейчас. Когда нужна его поддержка. Если бы он был жив, может быть, с Ваней этого и не было бы. Осознание того, что я одна, с каждым годом становится сильнее и тяжелее. Тогда, когда он ушел, у меня не было сил. Я запретила себе думать, что произошло самое страшное, потому что у меня были другие насущные дела, с которыми я, в принципе справилась. Он бы мог мной гордиться, если бы знал. Я не хвастаюсь сейчас, я серьезно говорю", - тихо произносит она.

"Я каждый раз смотрю на фотографию и говорю: Ваня, если бы ты знал, как мне тяжело без тебя. Если б ты только знал, мне было бы легче. Наверное, тебе было бы тяжелее, ты не видишь этого ужаса. А мне было бы легче. А у тебя хватило бы и мудрости, и сил защитить сына и меня, и всех. Хотя, может быть, он это и сделал".

При участии Татьяны Преображенской

Редактор: Анастасия Лотарева